Петрович загасил окурок о перила и щелчком указательного пальца отправил его подальше от своего балкона. Проследил траекторию полёта и продолжил наблюдать за жизнью двора. Торопиться ему было некуда. Петрович не пил и друзей у него не было. Семьей обзавестись не получилось. Попытки связать судьбу с женщинами из числа таких же работяг родного ЖКХ оказались неудачными. Дворник Люба была хамовата и создавала вокруг себя слишком много шума. Уборщица Нина оказалась тихой пьяницей и плохой хозяйкой.
На самом деле звали его Андрей Иванович, а прозвище Петрович прилипло, как производное от фамилии Петров. Слесарь-сантехник был непривередлив и вполне довольствовался таким обращением. В отличие от собратьев по хлебному ремеслу, Петрович слыл человеком серьёзным и исполнительным. Успел получить однокомнатную хрущёвку аккурат перед событиями, круто изменившими облик страны, которую в газетах и по телевидению стали называть «тюрьмой народов». Петров политикой не интересовался, но понял: о том, чтобы получить бесплатную квартиру от государства теперь не приходилось и мечтать. Демократия. Поэтому с радостью сидел в своей однокомнатной «тюрьме» по выходным и считал себя счастливчиком.
Андрей случайно прибился к отряду геологов. Ходил на рыбалку и наткнулся на их лагерь. Всё лето рыл шурфы, таскал рюкзаки с пробами. Откликался на любую просьбу. По окончании сезона полевики вывезли старательного паренька с собой на большую землю. Помогли устроиться в профтехучилище, там Петров получил специальность слесаря-сантехника. Он мечтал перевезти к себе свою матушку, но, как говорится: человек предполагает, а Бог располагает.
Всё же довелось побывать Петровичу в родной деревне ещё раз. Сложилось так, что приехал он в день похорон матери. Нищета полуразвалившейся избушки даже на него, человека неизбалованного комфортом, произвела гнетущее впечатление. Глядя на маленькое сухонькое тельце в мятом платьице, лежащее на грязной столешнице, Петрович, едва сдерживая рыдание, громко вздохнул. Получилось надсадно и горестно. Земляки с отекшими лицами в нервном возбуждении ждали похорон и бурного застолья. Петров вспомнил, почему испытывает непреодолимое отвращение к алкоголю. Маленький Андрюша в поисках чего-нибудь съестного шарил по грубо сколоченной столешнице среди окурков, и случайно хватил водки из стакана. Огненная жидкость обожгла гортань и пустой желудок, его долго и тяжело рвало.
Какой-то мужик ткнул Петрова в бок и передал паспорт матери. Он взял документ, на котором красовался старый герб и стояли четыре заветные буквы СССР. Паспорт выглядел как новый. Не пригодился значит. И новый не получила. Зачем!? Андрей перевернул страницу и с удивлением обнаружил, что Петрова Евдокия Ивановна родила его в неполные четырнадцать лет. Подошла какая-то женщина:
- Надо бы помянуть усопшую. Так-то.
Спасаясь от невыносимого перегара, Петрович сунул ей наличность в трясущуюся ладонь, и не глядя по сторонам вышел. От двора практически ничего не осталось, только сохранилась часть сарая. Там он нашёл топор и ржавую двуручную пилу с кривыми зубцами. Досок для гроба взять было негде, пришлось разобрать пол в углу комнаты. Народ отнёсся к этому с пониманием. Они освободили угол и продолжали толпиться в избе дожидаясь, когда гонцы принесут самогон. Петров боялся, что земляки начнут пить раньше, чем успеют предать тело земле. И гроб будет нести некому. Он торопливо вышел, разложил доски на крыльце. Снял куртку и бросил на трухлявый столб. Мужик, который протянул ему паспорт, вышел следом за Андреем и стал придирчиво наблюдать за работой. Затем так же молча повесил на столб свою хламиду и ухватился за другой конец пилы. Петров заметил на его руках наколки. Вдвоём пилить было намного сподручнее. После того как доски были готовы, мужик достал из кармана своей фуфайки гвозди. Работал он споро со знанием дела. Из другого кармана вытянул кусок красной материи, на которой сохранилась надпись «все на выборы». Повернул ткань изнаночной стороной и транспарантом обернул гроб. Закончив работу, помощник одел на себя куртку Петровича со словами: «Нравится». Андрей остолбенел, но возражать не стал. А мужик обшарил карманы достал бумажник и, даже не поинтересовавшись содержимым, отдал ему. Петров взял кошелёк в полной уверенности, что там уже ничего нет. Но он ошибался.
Занесли гроб и переложили в него усопшую. Кто-то наломал еловых веток за огородами. Процессия много времени не заняла. И к обеду всё было кончено. Вернулись с кладбища и сели за стол, на котором с утра лежало тело хозяйки. Но об этом уже не думали. Толпа на перебой хвалила сына за проявленную заботу. Андрей Иванович, так величали его собравшиеся на поминки, совершил достойный уважения поступок:
- Повезло Дусе. Такого сына вырастила.
- Молодец! Сколько лет пропадал, а приехал вовремя и сделал всё по-людски.
- Повезло, конечно. Сидоров зимой кони двинул. Так месяц в сарае валялся.
- Ладно. Чё про это. Кому, стало быть, какая судьба.
За столом распоряжалась тётка, которой Петров сунул деньги. Она положила на его тарелку варёной картошки и солёный огурец. Андрей пригубил самогонки, но пить не стал. Смотрел на людей и не мог найти ни одного знакомого лица. Односельчане гуляли до утра. Петрович провел ночь во дворе на лавке возле соседской бани. Женщина, возомнившая себя хозяйкой, подвалила к нему:
- Ну чё, пошли что ли? – икнула, ухватилась за рукав и потянула в предбанник.
Петров оттолкнул её несильно, чтобы не пришлось поднимать. Женщина рухнула на лавку, ещё раз икнула:
- Ты чё? Не хочешь так и скажи, я не навязываюсь. Ты знаешь сколько вас. Блин. В очередь. А я…
Ему было искренне жаль её, возможно, когда-то она была даже привлекательной. Петрович не стал заходить в дом, а направился в сторону реки. Там надеялся встретить сплавщиков леса. Если повезет. Если не повезёт, то дня через три выйдет к ближайшему населенному пункту. Было тоскливо и пусто кругом. Андрей шёл не оглядываясь, обжигая руки крапивой. «Откуда столько крапивы», - удивлялся он. Лебеда и крапива верный признак отсутствия домашнего скота. Пройдёт несколько лет и последний деревенский двор затянет репьём. Молодая берёзка раскинет тонкие ветки на почерневшей крыше возле печной трубы, из которой уже никогда не поднимется сизый дымок. Не выскочат и не рассыплются по ветру весёлым веером искры. Это происходит тогда, когда хозяйка сгребает угли и задвигает внутрь печи противни с пышными хлебами.
Что это!? Андрей провёл ладонью по щекам и смахнул слёзы. Его трясло как в лихорадке. Какую же беспросветную, никчемную жизнь прожила его родная матушка. И по уму, и по внешнему виду Евдокия так и осталась неприспособленной к жизни маленькой девочкой. Словно блуждала в тяжёлых таёжных сумерках, так и не дождавшись солнечного рассвета. Теперь смерть матери не казалась такой уж трагичной и преждевременной – лучше смерть, чем такая жизнь.
"Что теперь горевать. Как бежит время! Ещё десять лет, как корова языком слизала", - сокрушался Петрович. И вдруг обожгло. Он совсем забыл про свой день рождения. Сорок девять лет, ровно столько стукнуло ему сегодня. Услышав плач ребёнка, Андрей Иванович выглянул с балкона. Молодая женщина прижала к себе малыша. Сердце Петровича сжалось не первый раз приходилось наблюдать подобную картину. Кто-то додумался установить металлическую горку на детской площадке, поленившись зарыть в землю крайние стойки, и дети, спускаясь по крутому жёлобу, больно падали на пятую точку. Терпение Петровича лопнуло. Он взял лопату и пошёл исправлять чужую глупость. Сделал работу и довольный вернулся домой. Но не успел закипеть поставленный на плиту чайник, как раздался душераздирающий вопль. Главная скандалистка двора вышла гулять с внуком. Мальчик скатился с горки и мягко приземлился в заботливо насыпанную Петровичем кучу песка. Взбалмошная особа заблажила во всю ивановскую:
- Петрович! Иди сюда, олух царя небесного. А ну верни всё как было. Кто тебя просил? Мне что после каждой прогулки стирку разводить!? Весь в песке по уши!
Старуха принялась отряхивать одежду внука с таким остервенением, что у мальчика подгибались коленки, но он терпел и не хныкал:
- Петрович, я кому сказала. Выходи сейчас же.
Молодая мама сделал робкую попытку усмирить разъяренную фурию:
- Да ничего страшного. Правильно и сделал, что спустил горку ниже. Ваш мальчик старше других, вот ему и удобно, а наши падают. Больно же.
- Ишь ты, заступница выискалась. Не твоего ума дело. Живёшь здесь без году неделя. Петрович, я кому сказала!
Андрей Иванович понимал, что она не успокоится, взял инструмент и нехотя спустился во двор. Там вся мощь дурного темперамента обрушилась на его голову. Петров заторопился и неловко ухватившись за края горки попытался вернуть стойки на прежнее место. Металлическая конструкция наклонилась и начала заваливаться. Андрей Иванович не успел отскочить в сторону, удар пришёлся по голове и ключице. В шее что-то хрустнуло и в глазах у него потемнело.
Скандалистка поспешила убраться со двора:
- Сёмка, ты где? Быстро домой. Навязался на мою голову.
Мальчик любовно поглаживал ладошкой жёлтые шапочки первых одуванчиков. Услышав призывный клич, вздрогнул и опрометью кинулся к старухе. Бабка с размаху хлопнула его по руке, и цветы высыпались на распластавшееся тело Петрова.
- Сколько раз повторять, чтобы не собирал всякую дрянь!
Старуха заторопилась в сторону подъезда, пресекая попытки внука оглянуться.
Спустя месяц Петрович вышел из больницы. Взбалмошная соседка обходила его стороной, а мальчик украдкой выглядывал у неё из-за спины и улыбался. Сёмка был рад, что дядя жив. Петрович тоже был рад этому. И благодаря этой двойной радости между ними установилась какая-то невидимая связь. Андрей Иванович сдержанно улыбался в ответ, ощущая тепло и лёгкое покалывание в левом плече.