Выстрел

Марк Агабальянц
     Эти стрельбы отличались от еженедельных тревог «дома», тем, что там, «дома» мы не стреляли – просто выходили по тревоге на заданные позиции и имитировали захват цели. Здесь же всё было по-настоящему: марш-бросок, выезд на «точку», обнаружение цели (настоящего самолёта «противника»), захват цели и выстрел. Этот марш-бросок, в отличие от «домашнего» длится несколько дней, выезд на «точку» – ещё несколько часов. Потом всё быстро и мы даже не поняли, что пока мы отходили на безопасное расстояние, наша установка, которую привели мы сюда, «высмотрела» цель и повела её в воздухе, крутя своей башней, на которой была ракета. Башня долго крутилась вокруг оси, затем, без дополнительных предупреждений, пуск и ракета взмывает в небо. «Пошла родимая», - вспоминаются традиционные слова комментаторов запусков космических кораблей. Мы сидим на броне соседних, уже отстрелявшихся машин и, задрав головы вверх, следим за траекторией полёта.
   
     Поначалу ракета идёт вверх, затем, как бы зависает в воздухе и далее, вмиг сорвавшись с места, несётся в неведомую для нас сторону. Летит уже не по прямой, а петляя за целью. Цель «противника» имитируется беспилотным самолётом, который ничем не отличается от настоящего, кроме отсутствия, собственно, пилота. И вот уже скоро, прямо по направлению движения нашей ракеты мы видим, этот самый серебристый, отсвечивающий лучи солнца, самолёт. Он пытается увильнуть от догоняющего его снаряда и несколько раз в виражах меняет курс. Но преследовательница неумолимо несётся за ним. Расстояние между ней и целью сокращается. Вот-вот, уже сейчас, мы увидим соприкосновение этих двух далёких точек и взрыв – это и есть основной итог нашего месячного путешествия, трясучек в теплушках, рытья каменной земли под палатки, холоднющих степных ночей, бессонных голодных марш-бросков и ещё всякой всячины из походной жизни. Глаза слепит солнце, они слезятся, и мы не сразу понимаем, что наша «родимая», не достигнув уходящего в сторону самолёта, вдруг развернулась и пошла назад. Чётко так, не зигзагами, а просто назад к земле. И не абы куда к земле, а к своей установке, к той самой, от которой оторвалась с минуту назад. Решила вернуться к ней, к родненькой, вот к этой, которая стоит в паре сотен метров от нас.
 
     Соскучилась, мать… Это по дороге туда она вихляла, а обратно-то летит без сомнений. Значит, обратный путь короче и она скоро будет с нами. Вот прямо сейчас, как бы, и всё – ждите гостей, накрывайте на стол! Если успеете, конечно. Не успеем. Ни стол накрыть, ни спрятаться от непрошенной гостьи – конечно, не ядерный взрыв, но на километр хватит всем. Да и не на один, пожалуй. Вот и съездили пострелять…

     Ракета возвращалась быстро. Гораздо быстрее, чем хотелось бы. Но, собственно, мы и не дёргались никуда, и одна-две секунды туда-сюда роли не играли – мы сидели на бесполезной, в данном случае, броне и просто смотрели на приближение нашей посланницы, смотрели, как из далёкой точки она превращается в близкую, потом в большую, потом приобретает, наконец, очертания ракеты, той самой, которой обеспечивали мы беспрепятственный проезд по дорогам с нашего Ен-ского полуострова, от ворот части до воинского эшелона, которую волокли на соседней платформе через полстраны, а потом по невероятным степям К., а потом здесь уже регулировали проезд к позиции выстрела. И которой выстрелили, и она взлетела красиво ввысь, и, причудливо юля, помчалась за серебристым самолётом, а потом вдруг, вот так вот вдруг, без видимых на то причин, передумала и решила вернуться.

     Когда до нашей окончательной, в полном смысле этого слова, встречи оставались мгновения, ракета опять так же вдруг, как секунды назад в нашу сторону, снова круто развернулась, взмыла вверх, и, быстро превратившись в маленькую точку, красиво взорвалась очень далеко от земли.



     Назавтра мы собрали наши шатры, упаковали эшелон, и пустились в обратный путь. Впереди была неделя дороги и год службы Отечеству. 

**************