Как рождаются поэты

Богдан Синягин
               

               

             А зима в том году все никак не хотела начинаться. Уже все календарные сроки вышли, а по-прежнему шли дожди, было тепло и сыро, и запах сопревшей, бурой листвы все еще держался в воздухе.

             Кому-то, может быть, это все и по душе. А что? Вполне себе комфортно, уютно и энергосбережение, опять же. Только многим, если не большинству, хотелось снега. Хотелось снега и санок, льда и коньков.

             Хотелось крепким снежком сбить шапку с головы зазевавшегося одноклассника, тем самым вызывая его на дуэль, и сражаться до последнего. Чувствовать боль в закоченевших пальцах, ведь лучше пусть так, чем получить от мамы нагоняй за мокрые насквозь кожаные, дорогущие перчатки, которые после сушки станут деревянными.

             И упорно продолжать лепить снежки, ковать мечи, отливать пули. Все для фронта, все для победы.

             Но все еще была осень. Хотя в отрывном календаре на стене в прихожей осталось всего-то полтора десятка листов.

             За мокрым стеклом окна мокрый двор с мокрыми липами и с автомобилями, лоснящимися влагой на полированных крышах и капотах.

             Прошел мокрый человек под мокрым зонтиком, ведя на поводке мокрую овчарку, которой дождь не дождь, слякоть не слякоть. Потому что гулять, это святое!

             Из низкого, серого в темно-серых пятнах неба непрерывно лилась вода. Лилась, лилась… будто бы кто-то там уснул, и забыл завернуть вентиль.

             - Ну, почему здесь? – уныло размышлял человек, глядя через мокрое стекло на совершенно мокрое все вокруг, - почему не в Каракумах, Сахаре, есть еще такое место в Америке, называется, кажется, долина Смерти, или пустыня Дьявола, так там вообще никогда не идет дождь. Никогда. Почему этот вот дождь идет не там, где он нужнее, а у нас, где все и так давным-давно уже мокрое?

             На свой вопрос, риторический, как недавно узнал человек, то есть, не требующий ответа, потому что всем все и так понятно, он, как полагается, ответа и не получил.

             Еще и потому, что отвечать было некому. Тех, кто мог бы ответить, рядом не было, а то, что было рядом, ответить никак не могло.

             Вдруг, все начало как-то складываться мозаикой в зримые и осязаемые формы. Пришло в движение, стало меняться местами друг с другом, шурша и постукивая, соприкасаясь и сталкиваясь. И из ничего стали появляться слова, они брались за руки, занимая свое место в строчках, как в рядах и колоннах.

             Человек удивился. Стало интересно, необычно. Он наблюдал, как окружающее, пришедшее в движение, постепенно замедляло свое вращение, приобретая уже свое, настоящее обличье. Иногда какое-нибудь маленькое словечко, растерянно замешкавшись, сновало, суетилось, ища свое место, как ребенок, на минутку потерявший маму из поля зрения. Потом успокаивалось, плавно вплывая в свою нужную ячейку, гордо поглядывая на соседей, довольное своей нужностью именно здесь и именно сейчас.

             Хлопнула входная дверь. Через минуту в комнату заглянула мама.

             - На дворе все льет и льет. А ты все в окно смотришь?

             - А я не просто так смотрю. Я думаю.

             - Вот как? И о чем же? – с хлопком раскрылся мокрый зонтик, - Я у тебя поставлю просушиться, ладно?

             - Ставь, конечно. Я, кажется, стихи сочинил.

             - Ух, ты! Интересно, прочтешь?

             - Ну… не знаю, может быть позже. Нужно еще записать, - человек, почему-то, вдруг, застеснялся, стало неловко, будто бы он признался не весть, в чем. В чем-то нехорошем.

             - Стихи… - мама задумчиво посмотрела на человека, - Очень интересно. Твой отец тоже писал стихи. Только он их никому не показывал, только мне. Но он начал писать, уже, будучи взрослым, а ты вон как. Интересно… Ты мне потом обязательно прочти.

             Человек уже был не рад своему признанию, своему стихотворению. Ему  казалось, что оно, еще даже не оформившееся окончательно, не записанное на бумаге, не исправленное десять раз, не исчерканное замысловатыми каракулями, уже никуда не годится.

             - Да ну его, в самом деле. Баловство это все, - солидно произнес человек, - мам, послезавтра родительское собрание. Классная сказала, обязательно.

             - Обязательно, значит, снова деньги сдавать на что-то, - мама нахмурилась, - Такое вот оно, бесплатное образование.

             Человеку стало стыдно, будто бы это он виноват в том, что родителям в школе приходилось регулярно раскошеливаться. В такие моменты ему хотелось провалиться сквозь пол, и еще три этажа и подвал, прямо в тоннель метрополитена. Ну, или бросить все, и остаться неучем. Лучше уж пусть так, лишь бы мама не расстраивалась.

             - Ма, а почему папа никогда не ходит на собрания?

             - Ты же знаешь, сын, папа живет на другом краю города, у него другая семья. И еще он очень занят на работе. А мы живем рядом со школой, значит, мне и ходить, так? – мама вышла из комнаты, но сразу же вернулась, - А стихотворение ты мне все-таки прочитай, хорошо? После ужина. А ужин у нас… - она посмотрела на часы, - через сорок минут. Прошу вас не опаздывать, юноша!

             Мама задорно подмигнула человеку и вышла. А человек, снова встал коленками в кресло, уперев локти в подоконник и подперев ладонями щеки, стал смотреть в зимний дождь. В уже темнеющее небо. В мокрое сегодня.

             А вокруг него снова засновали, забегали слова, образы, выстраиваясь в ряды, и снова рассыпаясь в веселую неразбериху. Губы человека беззвучно шевелились.



                - А зима в этом году
                Начинается плохо.
                Нет ни озер во льду,
                Ни белого вздоха.
                Нет ни цветов на стекле,
                Ни санного бега.
                И на всей промокшей земле
                Нет спелого снега.
                А может, зима вот-вот
                Рванется? Она на старте.
                Бросит дела и придет
                Когда-нибудь. В марте.