Часть первая.
Каждый живет в своей реальности. Одна и та же река, если смотреть на нее из иллюминатора пролетающего самолета, кому-то покажется тоненькой ниточкой, теряющейся за горизонтом; для тех, кто ненадолго приехал позагорать – это просто текущая вода, где можно искупаться, спасаясь от жары, а для рыбы – это необъятный безмолвный мир, за которым не существует ничего больше. И чье восприятие реальности более верно? И правильно ли вообще оценивать эту самую реальность своими собственными представлениями о ней?
В то время, по окончании училища, мы с моей подружкой в целях вынужденной экономии снимали дешевую полупустую комнату в глухой деревушке далеко за городом. Ездить же на центральную набережную в надежде заработать какие-то деньги, которые заплатят за нарисованный портрет, приходилось каждый день. Рано утром мы нагружали на себя планшет, этюдник, и приезжали на одно и то же место, начинали искать свободную скамейку, еще не занятую отдыхающими или маститыми художниками, которые также работали здесь каждый день, выписывая силуэты всех желающих запечатлеть себя на фоне белых больших кораблей.
Затем, когда нужная скамейка, наконец, была найдена, раскладывали все свое имущество под деревом и терпеливо ждали случайных заказчиков среди тех, кто прогуливался здесь в поисках новых впечатлений. За работу брали совсем недорого, вдохновенно смешивая краски с мечтами о том, что мы купим себе поесть на первые же полученные деньги.
Самое трудное – дождаться первого клиента. Уже потом, когда перед нами усаживается долгожданный заказчик, подруга убегает в ближайший ларек за мороженым и шаурмой, а я продолжаю активную работу, чтобы не растерять мимолетных любопытствующих, которые постепенно собираются за твоей спиной, оценивая, комментируя и передавая друг другу над твоей головой чипсы и пластиковые стаканчики с пивом.
Сидим до упора, дописывая последний портрет уже в свете первых фонарей, затем быстренько собираем весь свой скарб и, счастливые, спешим в магазин, чтобы, отложив в кошелек мелочь на дорогу, на все оставшиеся деньги купить себе продукты для ужина, а потом обязательно постараться успеть на последний рейсовый автобус.
Для того чтобы возвратиться к нашему временному жилью, сначала нужно долго ехать по загородной трассе, и потом, выйдя на кольце, еще шесть километров добираться пешком через огромный пустырь, который использовался для свалки мусора. Но сначала предстояло пробраться через железнодорожные пути, где в обе стороны горизонта растянулись бесконечные вереницы товарных вагонов. Мы не знали, когда какой-то из этих составов тронется в путь, но обходить их не было ни времени, ни сил. Поэтому одна из нас ныряла под вагоны, а другая быстренько перебрасывала под ними планшет, этюдник и сумки с продуктами, а потом уже следом проскальзывала сама, стараясь о возможных последствиях просто не думать.
Дальше, за вагонами, начинался самый короткий путь по извилистой проселочной дорожке среди огромных куч различного хлама, где ночью постоянно бродили и дрались в поисках пищи стаи бездомных собак, а днем с пронзительными криками перелетали с места на место огромные голодные вороны. И всё же этот маршрут для двух 18-летних девчонок казался более безопасным, чем попытка остановить в такое время суток какую-нибудь изредка проезжающую в этих пустынных местах попутку.
Помнишь, ты подарил мне тогда плеер, который мог проигрывать мелодии через небольшой встроенный динамик? Даже не представляешь, как он помогал нам, когда в очередной раз приходилось добираться поздним вечером по этому жутковатому маршруту. Мы всегда включали его погромче, и музыка каким-то образом защищала нас от поселившихся там страхов.
Однажды, когда мы в очередной раз задержались в городе, погода начала портиться. Когда мы доехали на загородном автобусе до того места, где начинался пустырь, небо внезапно почернело, закрыв собой звезды, которые хоть как-то освещали дорогу, и нам пришлось почти вслепую пробираться среди темных силуэтов мусорных куч. Поднялся резкий порывистый ветер, швыряя нам в лицо дорожную пыль, обрывки бумаги, картонных коробок, стружек, опилок и прочего хлама.
Мы медленно, почти на ощупь, брели, прикрывая рукавами лица, и держась друг за друга, опасаясь потеряться и остаться в одиночестве посреди этого хаоса хотя бы на секунду. Но, в довершение всего, разразилась гроза. Откуда-то сверху из холодной темноты обрушился крупный проливной дождь, освещаемый яркими всполохами молний, что на мгновение, как фотовспышка, высвечивали спасительную тропинку, которая уже через несколько минут превратилась в сплошное грязное непролазное месиво. Чтобы спасти нашу единственную ценность, мы замотали плеер в старое полотенце, вместо того чтобы накрыться им, и запрятали под одежду, которая все равно к тому времени промокла до нитки.
Казалось, что само время растворилось в этой бесконечной ночной грозе. Скользя, падая и помогая друг другу подняться, мы, как в замедленном сне, постепенно пробирались через потоки воды. Но, исчерпав весь свой негатив, непогода, которая сначала изваляла нас в грязи, а потом сама же и отмывшая от нее, прекратилась так же неожиданно, как и началась. Мы, наконец, выбрались на освещенную центральную улицу, где уже недалеко было до квартала, где жила моя мама.
Встречные прохожие, пережившие стихию, любуясь ею из окон своих уютных квартир, а теперь вышедшие прогуляться перед сном, с удивлением, а некоторые с насмешкой, разглядывали странную измученную пару, в которой едва можно было узнать жизнерадостных художниц, еще утром спешащих по этой самой улице в ожидании новых, непременно прекрасных впечатлений и перемен.