П О Г О Д А
Угадать погоду, всё равно, что угадать судьбу.
С чего бы мы начинали разговор, если б небыло погоды?
Синоптики ошибаются только раз, зато каждый день.
Погода меняется гораздо чаще, чем настроение у избалованной женщины.
Лучше быть готовым к сюрпризам погоды.
Говорят, сердечники реагируют не на плохую погоду, а на изменение хорошей.
Бывает такой год, что на день – семь погод.
Погода – дочь природы.
И на погоду нынче мода.
Взявши косу в руки - погоды не жди.
В погоде, что в народе.
Нет плохой погоды, есть плохая одежда. (Французская п.)
Важна не погода, а сезон.
Весна да осень – на дню погод восемь.
С погодой не поспоришь.
Снег и стужу преодолевая,
- Наконец-то! – говорю, - она
Снизошла, погода нулевая…
Наконец-то – солнце и весна.
Н. Ерёмин
Моросящая погода.
Лето кончилось, увы.
Дым ползёт по огородам
От картофельной ботвы.
Н. Ерёмин
- …А денёк завтра ясный будет! Это ты не гляди, что замолаживает… это снега дышат – тают, а ветерок-то на ясную погоду.
Горкин всегда узнаёт по дощечке: дощечка плотнику всякую погоду скажет. Постукает горбушкой пальца, звонко если – хорошая погода…
И. Шмелёв «Лето Господне»
Полнейшая аналогия с атмосферными явлениями замечается и в тех людях, которых – трудно сказать, благодетельная или жестокая, - природа более щедро одарила умственными способностями. Редкие из этих людей не высказывали сами, что атмосферные явления производят на них громадное влияние. В своих личных сношениях и в письмах они постоянно жалуются на вредное действие на них изменение температуры, с которыми они должны иногда выдерживать ожесточённую борьбу, чтобы уничтожить или смягчить роковое влияние дурной погоды, ослабляющей и задерживающей смелый полёт их фантазии. «Когда я здоров и погода ясная, я чувствую себя порядочным человеком», - писал Монтэнь. «Во время сильных ветров мне кажется, что мозг у меня не в порядке», - говорил Дидро. Джиордани, по словам Мантегацца, за два дня предсказывал грозы. Мэн Биран, философ-спиритуалист по преимуществу, пишет в своём дневнике: «Не понимаю, почему это в дурную погоду и ум, и воля у меня совершенно не те, как в ясные, светлые дни».
«Я уподобляюсь барометру, - писал Альфиери, - и большая или меньшая лёгкость работы всегда соответствует у меня атмосферному давлению – полнейшая тупость нападает на меня во время сильных ветров, ясность мысли у меня бесконечно слабее вечером, нежели утром, а в середине зимы и лета творческие способности мои бывают живее, чем в остальные времена года. Такая зависимость от внешних влияний, против которых я почти не в силах бороться, смиряет меня».
Из этих примеров уже очевидно влияние колебаний барометра на гениальных людей, и большая аналогия в этом отношении между ними и помешанными; но ещё заметнее, ещё резче оказывается влияние температуры.
Наполеон, сказавший, что «человек есть продукт физических и нравственных условий», не мог выносить самого лёгкого ветра и до того любил тепло, что приказывал топить у себя в комнате даже в июле месяце. Кабинеты Вольтера и Бюффона отапливались во всякое время года. Руссо говорил, что солнечные лучи в летнюю пору вызывают в нём творческую деятельность, и он подставляет под них свою голову в самый полдень.
Байрон говорил о себе, что боится холода, точно газель. Гейне уверял, что он более способен писать стихи во Франции, чем в Германии с её суровым климатом. «Гром гремит, идёт снег, - пишет он в одном из своих писем, - в камине у меня мало огня, и письмо моё холодно».
Спалланцани, живя на Эолийских островах, мог заниматься вдвое больше, чем в туманной Павии. Леопарди в своём «Эпистоларио» говорит: «Мой организм не выносит холода, я жду и желаю наступления царства Ормузда»
Джусти писал весной: «Теперь вдохновение перестанет прятаться… если весна поможет мне, как и во всём остальном».
Джиордани не мог сочинять иначе, как при ясном свете солнца и в тёплую погоду.
Фосколо писал в ноябре: «Я постоянно держусь около камина (огня), и друзья мои над этим смеются; я стараюсь придать моим членам теплоту, которую поглощает и перерабатывает внутри себя моё сердце». В декабре он уже писал: «Мой природный недостаток – боязнь холода – заставил меня держаться вблизи огня, который жжёт мне веки».
Мильтон уже в своих латинских элегиях сознаётся, что зимой его муза делается бесплодной. Вообще он мог сочинять только от весеннего до осеннего равноденствия. В одном из своих писем он жалуется на холода в 1798 году и выражает опасение, как бы это не помешало свободному развитию его воображения, если холод будет продолжаться. Джонсону, который рассказывает об этом, можно доверять вполне, потому что сам он, лишённый фантазии и одарённый только спокойным, холодным, критическим умом, никогда не испытывал влияния времени года или погоды на свою способность к труду и в Мильтоне считал подобные особенности результатом его странного характера. Сальватор Роза, по словам леди Морган, смеялся в молодости над тем преувеличенным значением, которое будто бы оказывает погода на творчество гениальных людей, но, состарившись, оживлялся и получал способность мыслить лишь с наступлением весны; в последние годы жизни он мог заниматься живописью исключительно только летом.
Читая письма Шиллера к Гете, изумляешься тому, что этот великий, гуманный и гениальный поэт приписывал погоде какое-то необыкновенное влияние на свои творческие способности. «В эти печальные дни, - писал он в ноябре 1817 года, - под этим свинцовым небом мне необходима вся моя энергия, чтобы поддерживать в себе бодрость; приняться же за какой-нибудь серьёзный труд я совершенно неспособен. Я снова берусь за работу, но погода до того дурна, что нет возможности сохранить ясность мысли». В июле 1818 года он говорит напротив: «Благодаря хорошей погоде я чувствую себя лучше, лирическое вдохновение, которое менее всего другого подчиняется нашей воле, не замедлит явиться». Но в декабре того же года он снова жалуется, что необходимость окончить «Валленштейна» совпал с самым неблагоприятным временем года. «Поэтому, - говорит он, - я должен употреблять всевозможные усилия, чтобы сохранить ясность мысли». В мае Шиллер писал: «Я надеюсь сделать много, если погода не изменится к худшему». Из всех этих примеров можно уже с некоторым основанием сделать тот вывод, что высокая температура, благоприятно действующая на растительность, способствует, за немногими исключениями, и продуктивности гения подобно тому, как она вызывает более сильное возбуждение в помешанных.
Если бы историки, исписавшие столько бумаги и потратившие столько времени на подробнейшее изображение жестоких битв или авантюристских предприятий, осуществлённых королями и героями, если бы эти историки с такой же тщательностью исследовали достопамятную эпоху, когда было сделано то или другое великое открытие или когда было задумано замечательное произведение искусства; то они почти наверное убедились бы, что наиболее знойные месяцы и дни оказываются самыми плодовитыми не только для всей физической природы, но так же и для гениальных умов.
Ч. Ломброзо «Гениальность и помешательство»
…Испортившаяся погода показалась ему подходящим поводом, чтобы затронуть довольно щекотливый вопрос.
- Мой друг, как вам нравится погода? – начал он смиренно, как человек, не склонный давать советы, а готовый скорее их выслушать.
- Как нравится?!
- Да. Знаете, приближается осеннее равноденствие, и приходится опасаться, что наше путешествие не продолжится столь успешно, как началось.
- Ну что же, нам не повезло, вот и всё, - сухо ответил Керабан, - Я не в силах воздействовать на атмосферные явления. Не в моей власти, Ван Миттен, распоряжаться погодой.
- Нет, конечно, - ответил голландец, которого такое начало разговора ничуть не обрадовало. – Я совеем не это имел в виду, друг мой…
- А что же вы имели в виду?
- Грозы, возможно не будет, а если она разразится, то, в конце концов, пройдёт.
- Все грозы проходят, Ван Миттен. Они продолжаются более или менее долго, но, как и споры, кончаются, и потом непременно наступает прекрасная погода…
Жюль Верн «Упрямец Керабан»