- Зажим. Сушите. Ещё! Аккуратно вводи иглу. Сосуд видишь? Давай, без самодеятельности. Так, хорошо. Теперь выводи, не спеши только. Молодец, Андрей Сергеич, далеко пойдёшь.
- Спасибо вам, Вадим Борисович! Не знаю, что бы я без вас делал.
- Ну-ну, Андрей Сергеич, справились бы, не сомневаюсь. Всё, шейте.
Зацепин отошёл от операционного стола, и устало улыбнулся молоденькой медсестричке. Та спешно промокнула его лоб белоснежным тампоном и принялась стягивать хирургический халат. Зацепин снова улыбнулся. Надо бы подбодрить девчонку, на ней лица нет, всё боится сделать что-нибудь не так. А как же! Сам Вадим Зацепин – нейрохирург высшей категории, лауреат премии «Человек года», ведущий рейтингового телешоу «Не приговор». Звезда, мать его!
- Спасибо, Валюша, - он кивнул медсестре и повернулся к коллегам. – Всем спасибо, отличная работа.
Поймав восхищённый взгляд молодого ординатора, Зацепин смутился. Он никак не мог привыкнуть к скачущей впереди него славе. А ведь этот мальчишка понятия не имеет, какая у всего этого цена. Вздохнув, Зацепин покинул операционную. Усталость делала воздух ватным, в ногах неприятно покалывало, а перед глазами призрачным маревом рябила большая чашка крепкого кофе. Единственное желание, которое оставалось после многочасовых операций – стакан кипятка, ложка кофе и две, нет, три ложки сахара. Коллеги удивлялись: врач, который так неравнодушен к сладкому – редкость. А Зацепин только улыбался. Одними губами. Он всегда так делал, когда не знал, что сказать или терялся.
Теперь, когда в глазах большинства врачей районной больницы он был кем-то вроде небожителя, стало ещё труднее. Улыбка спасала, но в то же время всё больше походила на барьер – Великую китайскую стену между хирургом Зацепиным и образом, который создали СМИ.
- Идиотское шоу! – зло выдохнул он, остервенело размешивая в стакане светло-коричневые гранулы. – Дёрнул же чёрт!
Настойчиво затрещал мобильник. Нажав на громкую связь, Зацепин неосторожно отхлебнул кофе, обжёг язык и смачно выругался.
- Ого! – в ординаторской весело зазвенел приятный женский голос. – Это мне вместо здравствуй?
- Прости, - буркнул Зацепин, - сложная операция.
- Ты оперировал? – женщина на том конце даже не пыталась скрыть удивление.
- Я всё-таки хирург, Элла. Тебе не кажется, что оперировать для меня так же естественно, как для тебя кричать «свет, камера, мотор»?
- Ну-у, я кричу совсем не так, - засмеялась собеседница и тут же стала серьёзной: - Надеюсь, это последняя операция на сегодня?
- Почему тебя это интересует?
Женщина негодующе взвизгнула.
- Меня интересует всё! – отчеканила она. – Я продюсер твоего чёртового шоу. И только благодаря мне твоя больница регулярно получает тонны бабла на эти ваши… как их там…
Она запнулась.
- Короче, если ты хочешь продолжать в том же духе, я должна знать всё: что ты ешь, с кем спишь, где бываешь, о чём думаешь.
- Хорошо, - Вадим сделал ещё один глоток. – Ем что придётся, бываю только здесь, в больнице, сплю с тобой, а думаю…
- Так, Зацепин, у меня параллельный звонок, я перезвоню, - перебила собеседница и тут же отключилась.
Вадим посмотрел на мобильник и зачем-то перевернул его экраном вниз. Неспешно допив кофе, он взвесил пустой стакан в руке и со всей силы саданул им об стену. Жалобно звякнув, стакан брызнул десятком осколков. Зацепин спокойно наблюдал, как стекло разлетается по всей ординаторской. Затем, открыл новенькую пачку рафинада, закинул в рот один сладкий кубик и, схватив со стола исписанный собственными каракулями черновик, принялся собирать на него остатки некогда любимого стакана.
В дверь поскреблись.
- Я не помешаю, Вадим Борисыч? – в ординаторскую заглянул Просторов.
«У этого пацана удивительная способность говорить и делать такие вещи, что я всё время чувствую себя неловко», - подумал Зацепин, а вслух сказал:
- Конечно, Андрей Сергеич, наша ординаторская не так уж мала, в ней вполне поместится ещё один врач.
Просторов шмыгнул внутрь и присел на край диванчика, благоговейно глядя на кумира.
- А у меня вот, стакан разбился, - предупреждая вопрос молодого коллеги, сообщил Зацепин.
Ординатор кивнул.
- Закончили? Всё в порядке? – спросил Зацепин.
Он старался не обращать внимания на обожание в глазах Просторова, но выходило довольно плохо. Ординатор снова кивнул. Почувствовав, что краснеет, Вадим поднялся и, скомкав лист вместе со стеклом, отвернулся от Андрея, делая вид, что ищет, куда бы выбросить мусор. В ординаторской повисло молчание. Слышно было только, как гудит и порыкивает допотопный кондиционер.
Мерный гул, подмешанный в медицинскую тишину, всё больше погружал усталого хирурга в некоторую прострацию. Разобравшись со стеклом, Зацепин достал с полки бесхозную чашку и принялся готовить себе новый кофе. Мысли барахтались и увязали в монотонных действиях, как мухи в патоке. Элла, шоу, пациенты. Вначале это всё казалось сказкой – благим делом. Те, кто ещё вчера воротил нос от мнущегося с протянутой рукой нейрохирурга, теперь выстраивались в очередь, чтобы оплатить дорогостоящее оборудование, инструменты и лекарства. Засветится в телевизоре в качестве спасителя страждущих считал своим долгом каждый толстосум, даже самый захудалый. Но, как известно, только одна дорога имеет покрытие из благих намерений.
Первый звоночек прозвенел ещё тогда, когда Зацепин решил посмотреть один из выпусков популярного «Не приговора». Мало того, что шоу чуть ли не каждые пять минут прерывалось рекламой, так ещё и реклама эта на восемьдесят процентов состояла из пропаганды дорогостоящих лекарств-пустышек. Ему, опытному хирургу, не нужно было объяснять, к чему приводят подобные чудо-медикаменты. Но если раньше, он просто брезгливо кривился и переключал канал, то сейчас он вдруг понял, что сам лично, пусть и косвенно, но впаривает эту дрянь доверчивым телезрителям. Ведь именно с его отбеленной в фотошопе улыбки начинался каждый рекламный блок. Они знали, что он врач, видели его в деле, а значит, безоговорочно доверяли.
Конечно, возмущённый до предела Зацепин побежал к Элле. Был грандиозный скандал. Но всё чего удалось добиться – это отсутствие крупных планов его, Зацепинской, физиономии, непосредственно перед рекламой. Пойдя на такую мизерную уступку, его просто заткнули, пообещав в следующий выпуск пригласить многодетную мать, которая вот уже два года стояла в очереди на бесплатную операцию. И Зацепин смирился, потому что милой, тихой и очень терпеливой женщине, к которой он уже успел по-своему привязаться, в последнее время стало хуже, и операцию больше нельзя было откладывать.
Второй, гораздо более громкий звоночек прозвенел несколько месяцев назад, когда Зацепин, осматривая очередного шоу-пациента вдруг понял, что тот абсолютно здоров. Поспешно пробормотав что-то о внеплановом перерыве, он вылетел из смотровой и, прижав Эллу к стене, потребовал объяснений.
- Какого чёрта ты притащила его?! – орал он так яростно, что члены съёмочной группы поразливали кофе себе на одежду. – У нас каждая минута на счету. Я стольких должен успеть вытащить, пока твоя чёртова лавочка не прикрылась!
Тогда, осторожно высвободившись из хватки любовника, Элла смерила его презрительным взглядом, и, хмыкнув, сказала:
- Уже прикрылась, Зацепин. Ты не понял? Теперь ты будешь копаться в грязном белье своих пациентов больше, чем в их черепной коробке. Никому не интересны подробности болезни, всем подавай мексиканские страсти.
- Ты с ума сошла? Я нейрохирург, а не психоаналитик и уж тем более не клоун! – шокировано выдохнул он.
- Ты будешь тем, кем мы тебе скажем, - отрезала Элла, - хоть клоуном, хоть пуделем на поводке.
Она щёлкнула пальцами и очкастая девочка, пригибаясь, как побитая собачка, всунула ей в руку бутылку дорогой минералки. Обхватив горлышко идеально накрашенными губами, Элла сделал глоток и безразлично добавила:
- Будешь, если, конечно, хочешь и дальше продолжать получать средства на счёт твоей богадельни.
И он снова смирился. Проводил липовые операции липовым больным, параллельно участвуя в отвратительных скандалах и бесполезных обсуждениях. Лишь бы получить вовремя новый томограф или оплатить реабилитацию ветерану-афганцу. А вечерами, долгими холодными вечерами, проклиная себя, накидывался спиртным в каком-нибудь баре и, почти ничего не соображая, ехал к Элле, чтобы оттрахать её физически так же грубо и унизительно, как она ежедневно трахала его морально. Наутро он снова проклинал себя, понимая, что унижен и раздавлен только он один, а этой стерве, похоже, опять понравилось. И так по кругу – изо дня в день, из месяца в месяц.
- Вадим Борисович.
Зацепин вздрогнул. Он успел забыть, что не один в ординаторской.
- Да, Андрей Сергеич.
- Я вот что хотел спросить: а перед камерой оперировать очень сложно?
Зацепин задумался. Сказать ему правду? Или пусть купается в иллюзии об общемировом добре и справедливости, пока молодой.
- Знаешь что, Андрей, - сказал он, положив ладонь на плечо Просторова, - давай-ка я сделаю тебе кофе по своему фирменному рецепту. Ставит на ноги после любой операции.
Молодой хирург упрямо мотнул головой.
- Не надо кофе, лучше расскажите мне, как там, по ту сторону экрана. Мне безумно интересно. Я однажды пытался прорваться – просто постоять в сторонке, посмотреть, как вы колдуете. Но меня не пустили.
- Колдую?
- Ну да, - глаза Просторова загорелись лихорадочным огнём. - То, что вы делаете – это настоящая магия. Ведь у всех у них безнадёжный случай. Ни один хирург бы не взялся, я точно знаю.
- Никакая это не магия, - вспыхнул Зацепин, - обычный развод лоха! Ты отличный хирург, Андрей, немного практики и будешь ангелу смерти, или кто там у них, кукиши крутить.
Просторов вскочил.
- Что?! – закричал он и от волнения дал петуха. – Что вы сказали?
- Я сказал, немного практики… - удивлённо повторил Зацепин.
- Нет! - лицо и шея Андрея покрылись багровыми пятнами. – Что вы сказали про лоха?
- А-а, - Зацепин тоже встал, быстро сделал ещё одну чашку кофе и, подумав немного, хорошенько сдобрил его коньяком, – ты об этом.
Он насильно всунул чашку Просторову. Тот машинально отпил, скривился и сел обратно, уставившись в пол.
- Ты же не маленький, - осторожно начал Зацепин, - за плечами шесть лет медицинского, два года интернатуры. Да что там, уже больше года ты ординатор, пациенты тебе доверяют, а всё ещё в сказки веришь. Как ребёнок, честное слово. Настоящая магия у нас с тобой сегодня в операционной была, когда ты юной Светлане Лапшиной аневризму удалял. А по ящику – красивая картинка, не больше.
Просторов сник.
- И что, ни одной настоящей операции? – убито спросил он.
- Почему же, поначалу, как раз всё было по-настоящему. Только это, знаешь ли, чересчур дорого для наших денежных мешков оказалось, а затыкать такой отличный источник бабла их жаба задавила, к тому же «пиарасы», то бишь, специалисты по пиару очень отговаривали. Вот и придумали наши башковитые дядьки совместить то что, как говорит Элла, «пипл хавает» с таким идейным идиотом, как я.
- Кто это, Элла?
- Да какая разница! – Зацепин улыбнулся, глядя на растерянного Просторова, на лице которого читалась совершенно мальчишеская обида. – Я просто говорю тебе, что Деда Мороза не существует, а ты прими к сведению и пей кофе, который, кстати сказать, очень даже ничего.
Он допил последний глоток и зажмурился от удовольствия.
- А хочешь, я позвоню Элле, и завтра ведущим шоу будешь ты?
- Я? – Просторов чуть не выронил чашку из рук.
- А что? – Зацепин подмигнул. – У тебя все данные для этого есть. Ты молод, харизматичен, а главное, у тебя всё ещё горят глаза. К тому же, я скажу, что ты мой ученик. Да они с руками такой клад оторвут!
Просторов встал. Его лицо стало жёстким и каким-то слишком уж взрослым.
- Нет, Вадим Борисович, - сказал он. – Я врач, а не марионетка. Простите. И спасибо за кофе.
Он со стуком поставил чашку на стол.
- У меня обход скоро, пойду готовиться. И вам бы поспать, через пару часов саранча налетит.
Не дожидаясь ответа, он вылетел из ординаторской. Стиснув зубы, Зацепин плеснул коньяка в опустевшую чашку и одним махом осушил её.
- Я тоже врач, - сказал он в пустоту, - и, как врач, не имею право бросить пациентов. Я даже гавкать буду, лишь бы не говорить Найдёнову или Аксёновой, что мы не можем их оперировать бесплатно.
- А мы не можем?
Зацепин удивлённо уставился на дверь. На него смотрела Вера Геннадиевна. Да какая, к чёрту Геннадиевна? Просто Вера, Верочка-анестезиолог. Девушка с большими глазами и таким же большим сердцем. Она щебетала с каждым пациентом за день до и непосредственно перед операцией. Рассказывала о себе, о врачах, о том, что предстоит и как будет после. Казалось, её убеждения и усталость – абсолютно несовместимые понятия. Вот и сейчас, она стояла, прислонившись к дверному косяку, и её глаза ясно говорили о том, что она готова слушать.
- Верочка, вы устали, – вдруг сказал Зацепин, удивляясь собственной заботливости. – Насколько я помню, вы сегодня ещё и дежурили.
Улыбка расцвела на её губах, как одинокий подснежник на заснеженном склоне.
- И вовсе я не устала, Вадим Борисович. Отчего бы мне устать? Это вы с Андреем Сергеевичем ювелиры, а я так, на подхвате.
- Да уж, ювелиры, - понуро отозвался Зацепин и жестом пригласил её сесть. – Как вам вчерашний выпуск?
Спросив это, он внезапно осознал, что ему не безразлично, как именно она ответит. В последнее время она часто оказывалась в его поле зрения. И очень часто прикасалась. Легко, мимоходом, незаметно. То в благодарность за открытые перед ней двери, то за совместную удачную операцию, да мало ли за что. Он не придавал этому значения. А сейчас, глядя в её необычные глаза цвета морской волны, вдруг вспомнил каждый жест, каждую улыбку.
- Можно украду у вас немного кофе? – смутившись, спросила она.
- Конечно! – Зацепин вскочил. – Я сам вам сделаю, вы такого ещё не пробовали. Гарантирую чудесный бодрящий эффект.
Возясь с чашками, он продолжал нести чушь, а она молча слушала, завороженно наблюдая за движениями его тонких пальцев. Впрочем, как всегда. Уже очень давно.
- Так что же передача, понравилась? – повторил он, подавая ей чашку.
- Какая? – она растерянно моргнула.
- Ну как же, - он тоже растерялся. – «Не приговор», слышали о такой?
- Ох, это та, которую вы ведёте? – Вера растерялась ещё больше. – Я смотрела несколько выпусков. Давно.
- А почему же перестали? Не понравилось?
- Хорошая, - Вера отвела взгляд.
- Так, Вера Геннадиевна, - Зацепин не заметил, как схватил Верочку за руку. – Давайте начистоту.
- Если начистоту, - совсем тихо проговорила она, - то я вообще телевизор не смотрю. Не люблю. Такое чувство, что заглядываешь в помойную яму. Разве что фильмы, но и они рекламой так напичканы, что всякое желание пропадает.
- А что же вы тогда делаете? – удивился Зацепин. – В Интернете сидите?
- Есть такая отличная штука – книги, - засмеялась Вера. – Никогда не пробовали? Очень советую.
- Ну, хорошо, но один-два выпуска вы же смотрели? – не унимался Зацепин. – И как вам?
Вера осторожно накрыла его руку своей.
- Плохо, Вадим Борисович. Вы там ненастоящий. Да вы и сами знаете.
- Знаю, - он посмотрел ей в глаза, - но по-другому никак.
- Всегда есть варианты, - Вера сжала его руку крепче, - вы выбрали самый лёгкий...
- Лёгкий?! – Зацепин вырвался и вскочил. – Да что ты знаешь? Я в зеркало на себя уже год не смотрю – тошнит. Думаешь, мне всё это нравится, думаешь, я не мечтаю обрезать нитки, за которые дёргает Элла и её жирные дядьки с деньгами? Но каждый раз, когда я набираю номер, чтобы послать всё к чёрту, перед глазами возникают лица, много лиц, ты понимаешь это?
- Я понимаю, Вадим, - Вера поднялась и одним лёгким прикосновением развеяла всю боль и негодование, которое ещё секунду назад безраздельно владело Зацепиным. – Но только так ты быстро сгоришь и уже не сможешь никому помочь.
Она подошла к окну и выглянула во двор.
- Каждый раз, когда на операционном столе умирает пациент, вместе с ним умирает частичка моей души. Профессор, который учил меня, говорил, что это ненадолго, что очень скоро моё сердце очерствеет, и я перестану ощущать эту боль. Сначала я с нетерпением ждала этого дня, а теперь…
Она обернулась.
- Теперь я не хочу, чтобы это случилось. И ты не хочешь, я знаю. Но нужно искать другой выход, Вадим. Иначе у них больше не будет надежды.
Быстрым движением она погладила его плечо и выскользнула за дверь. Зацепин долго смотрел ей вслед, затем схватил мобильник и набрал номер Эллы.
- Я ухожу, - спокойно сказал он.
Трубка разразилась многоэтажным матом. Отодвинув её от уха, Зацепин подождал, пока потоки грязи иссякнут.
- Ты не поняла, - так же спокойно закончил он. – Я ухожу от тебя.