Лорана. Наречённая вампира. Глава 1

               
               

    Большая перемена подходила к концу, и Лариса, не дожидаясь звонка, прошла к своему столу, стоящему у среднего классного окна. Уже опустившись на стул, она вдруг заметила, как Вера, ее давняя подружка, стоя у дверного косяка, подаёт ей какие-то знаки. Лариса недовольно сдвинула брови, пристально глядя на подружку. Но та в ответ только широко развела руками – мол, без тебя никак! Лариса со вздохом поднялась из-за стола и направилась обратно в коридор.
  Перед классной дверью ее нетерпеливо встретила взволнованная Вера.
  - Ну, в чем дело? – хмуро спросила ее Лариса.
  - Ларис, - быстро заговорила подруга, - помоги, а? Галка Жаркова на урок идти отказывается… Вон она, стоит возле окна. Уставилась на улицу – и ни в какую! Уж мы ее уговаривали, упрашивали – будто не слышит! И глаза на мокром месте. Поговори ты с нею, уж тебя-то она послушает! А то мы все для нее как пустое место.
  Лариса сумрачно посмотрела в коридор и сразу увидела группу одноклассниц, собравшихся возле одного из коридорных окон, выходящих на школьный двор. На их лицах читались тревога и растерянность.
  - Не хочет идти, пусть не идет! – жестко сказала Лариса. – Что ее уговаривать – маленькая что ли?
  - Ларочка, да ты что? – Верины глаза округлились от ужаса. – Это же английский, англичанка ее потом вообще на урок без разрешения директора не пустит! Ты же нашу англичанку знаешь! Ужас, какая принципиальная… Со свету сживёт, кого хочешь.
  - Ну, и Галка тоже это знает! – заметила Лариса. – Чего вы-то за нее решаете, пусть думает сама своей головой!
  - Лара… пожалуйста! Ты все-таки староста! Повлияй на нее как-нибудь!
  - Ну староста! – с досадой отвечала Лариса. – И что? Я вам всем нянькой быть должна?
  - Лариса, - сказала Вера, понизив голос. – По-моему, у Галки проблемы с ее этим… ну этим…
  - Кулешовым? – усмехнулась Лариса.
  - Ну да…
 Лариса только вздохнула тяжко. Весь класс знал о безнадежной любви невзрачной и худосочной девушки Гали Жарковой к признанному красавцу Валерию Кулешову. И только одна Галка была убеждена, что это – ее заветная тайна, о которой никто не догадывается.
  Ничего не ответив Вере, Лариса решительно направилась к группе девушек, собравшихся вокруг своей одноклассницы. При ее приближении школьницы невольно расступились. И вовсе не потому, что она была их классным старостой («должность» не больно уж и велика), а потому, что Лариса была выше их всех на целую голову, и в ее присутствии робели и тушевались самые бойкие и дерзкие девчонки.
  - Идите все в класс, - сухо сказала Лариса, даже не взглянув на них.
 Девушки покорно потянулись к двери, благо до звонка оставалось несколько минут. Лариса неслышно приблизилась к Галке со спины и мягко положила обе ладони ей на плечи. Галка чуть заметно вздрогнула, но тут же расслабилась: от крупных красивых рук Ларисы шло приятное обволакивающее тепло, а в длинных гибких пальцах ее ощущалась могучая упругая сила… Невольно хотелось отдаться во власть этих теплых и мощных рук, почувствовать себя под надежной защитой, ощутить себя всю в этих уютных округлых ладонях, как в мягком гнёздышке. Галка ощутила себя совсем маленькой, слабой, почти что ребенком.
  - Галя… - тихо сказала ей Лариса в самое ушко. – Ну что ты, в самом деле? Пойдем-ка на урок.
  - Я не хочу… - прошептала в ответ Галя. – Не вижу смысла…
  - Смысл есть хотя бы в том, чтобы не было неприятностей: скандала с англичанкой, направления к директору, пропуска уроков без уважухи, ну и так далее. Оно тебе надо?
  - Мне все равно, - обреченно отвечала Галя.
  - Но так не бывает! – заметила Лариса. – У тебя проблемы, я понимаю, их надо решать, но зачем же добавлять к ним новые?
  - Я его  ненавижу, ненавижу! – вдруг яростно прошептала Галка, делая слабую попытку освободиться от ладоней старосты, лежавших на ее плечах, как большие белые эполеты. – Я убила бы его, если б только могла!
 - Кого? – Лариса сделала удивлённое лицо, изображая полное непонимание – о ком идет речь.
 - Валерку… Валерия Кулешова! – Галка выдала имя предмета своей страсти так, будто делилась глубоко сокровенной тайной.
  - Чем же он тебе так не угодил? – тихо спросила Лариса невинным тоном.
Галка заглянула в ее красивые темно-карие глаза. Помолчала пару секунд, будто раздумывая.
 - Я любила его, - сказала она без всяких обиняков, - а он оказался негодяем. Понимаешь? Обыкновенным негодяем! Подлым… мерзким…
  Она едва не расплакалась. Лариса же была немало смущена столь неожиданным и резко высказанным признанием подруги, считавшейся в ее классе самой скрытной и стеснительной. Похоже, припёрло ее по-настоящему! Дальше некуда. Ох, уж эта школьная любовь…
  Галка снова отвернулась к окну, глядя сквозь стекло во двор невидящими глазами, полными горьких слез.
  Между тем, времени практически не оставалось: в самом конце гомонящего школьного коридора уже появилась высокая фигура преподавательницы английского. Под дробный перестук высоких каблуков стройная моложавая женщина спешила на свой очередной урок.
Эта дама была известна жёстким и непреклонным характером: к опоздавшим на занятия была беспощадна, не взирая на причины опоздания и не слушая объяснений; непунктуальные тут же выставлялись ею за дверь. А если человек пропускал ее урок, то на следующий он мог попасть лишь имея на руках письменное разрешение директора, получение которого, естественно, было сопряжено с дополнительными трудностями, причем  немалыми.
  - Она идет, - шепнула Лариса, - пошли скорей!
  Но Галка лишь раздраженно засопела в ответ: судя по ее виду, покидать место у коридорного окна она не собиралась.
  Лариса покосилась на быстро приближающуюся «англичанку» и попыталась мягким, но настойчивым усилием отвести одноклассницу от окна.
  - Я не пойду! – упёрлась Жаркова.
  - Послушай, Галя, - терпеливо сказала Лариса. – Давай сделаем так: сейчас мы вместе с тобою пойдем на английский, а сегодня после уроков, когда все разойдутся, я готова выслушать тебя. Ну, если ты, конечно, сама пожелаешь поделиться со мной своими проблемами. Лезть к тебе в душу я, естественно, не стану.
  Галка резко повернулась к ней, посмотрела ей в лицо, словно старалась его получше запомнить.
  - Лара… Лариса! – взволнованно выдохнула она. – А ты вправду меня выслушаешь?
  - Ну я же сказала, - ответила Лариса.
  - Не как классный староста, а как подруга?
  - Да, как подруга… как девушка девушку.
  - И смеяться надо мной не будешь?
  - Галка, я похожа на дуру, что ли? Вряд ли в твоей истории есть что-то смешное!
 - Девочки! Вы идёте? – раздался строгий и требовательный голос. Учительница стояла у двери и выжидающе смотрела на них. – Вы не забыли, что после меня вход в класс автоматом закрывается?
  - Да, мы идём… мы уже идём! – поспешно отозвалась Лариса. – Одну секунду…
  - Ну так поторопитесь! Я пока еще жду.
 Ларисе все же удалось-таки оторвать Галю от окна, и она повела ее к двери, словно заботливая мама растерявшуюся дочку. «Англичанка» смерила девушек слегка удивленным и явно ироничным взглядом.
   - Разрешите… пожалуйста, - попросила Лариса, пропихивая Галку впереди себя.
   - Кам ин, пли-и-з! - с издёвкой пропела в ответ учительница и, пропустив девушек, вошла сама, плотно прикрыв за собой дверь…
      
   На уроке Лариса сидела молча, размышляя то о Галкиной пока еще неведомой ей обиде, то о чем-то своем. Иногда она смотрела на Галку, пытаясь представить себе, о чем она думает, или бросала пытливые взгляды на сидевшего неподалеку от нее Кулешова.
   Валерий был действительно видным парнем: высокий, стройный, с черными кудрями и правильными чертами белого, будто выточенного из мрамора лица, он наверняка мог бы сниматься в каком-нибудь ярком фильме! Над прямым носом почти вплотную смыкались черные брови вразлёт. Иногда Лариса ловила себя на мысли, что ему очень к лицу оказались бы усы и короткая густая борода – вот был бы красавец-мужчина с явным оттенком мужественности! Однако для такого антуража Валерка был еще слишком молод.
   Кулешов прекрасно учился, одинаково хорошо успевая по всем предметам; он являлся также неизменным участником общегородских математических олимпиад, где всегда завоёвывал призовые места, он постоянно выходил победителем в школьных и районных лыжных соревнованиях, а еще недурно играл на гитаре и совсем не плохо пел. И, глядя на его точеный, классический, высокомерный профиль, Лариса невольно задумывалась о том, что Галка явно выбрала себе парня не по плечу: она была маленькой, худенькой и совершенно неприметной серой мышкой; успехами в учебе не блистала тоже, имела слабенькое здоровье, никакими талантами не обладала, сторонилась компаний и вечно ходила с таким видом, словно была обижена на весь мир. Лариса напрягала всё свое воображение, но так и не могла представить себе Валерия и Галю вместе, как ни старалась. Это были совершенно разные люди, у которых в принципе  не могло быть ничего общего. 
  «Ну, и чем же ты насолил нашей маленькой, неприметной Галке? – подумала Лариса, продолжая разглядывать увлеченно что-то записывающего в тетрадь Кулешова. – Такой красивый, видный, самодостаточный и самодовольный? Чем ты так ее расстроил, что она готова тебя убить? Разве ты не знаешь, что маленьких девочек обижать нехорошо?»
  Кулешов заметил чей-то взгляд на себе и как бы невзначай огляделся с лёгким беспокойством. Его черные глаза на мгновение встретились с глубокими темно-карими глазами Ларисы, и в них отразилось некоторое недоумение. Лариса не стала отводить взгляда, даже скупо улыбнулась ему. Валерий замер на мгновение, но тут же снисходительно и самодовольно улыбнулся ей в ответ: мол, нравлюсь, да? Ну смотри, смотри… Потом он отвернулся.
  Лариса подумала о том, что вполне могла бы и сама «замутить» с  красавцем  Кулешовым
(ей, девушке рослой, спортивной и красивой, нетрудно было при желании влюбить его в себя!), но что-то в нем всегда отталкивало ее. Она понимала, что такой парень как Кулешов ей совершенно не нужен. Ну ни капельки! Если ей и нужен парень, обозначаемый модным нынче словечком – бойфренд, то совсем другой. Ничуть не похожий на страдающего ярко выраженным нарциссизмом Валерия Кулешова.
  Вероятно, Галка Жаркова, на свою беду, была другого мнения. И теперь Лариса не представляла, а что собственно она скажет Галке в утешение, когда та расскажет ей о своей безответной любви? Какие слова подберёт? Неужели придется открыть ей глаза на то, что Кулешов – парень не для нее? Но ведь такого Галка не захочет даже слушать! Еще, не дай Бог, глупостей каких-нибудь наделает, а то и… впрочем, вот об этом даже просто подумать страшно! Ох, уж эта Верка, всюду суёт свой нос, а Ларису, свою подружку, вечно затискивает в какую-нибудь скверную историю. Сама бы с ней и разбиралась, так нет же – Ларису позвала. Помоги, мол! И вот Лариса теперь голову себе ломать должна, а Верка – как обычно, в стороне!
  Ну ладно, сказала она себе. Рано еще выводы делать, надо сперва узнать от самой Галки, что там у нее стряслось с этим Кулешовым. Может быть, всё дело-то не стоит и выеденного яйца! Галка взяла с нее слово, что Лариса ее выслушает. Ну, она и выслушает, а дальше видно будет.
   Однако на деле Галкина история оказалась куда более печальной и отталкивающей, чем вообще могла представить себе сердобольная Лариса…
 
   Галя уже несколько лет была безнадежно влюблена в Валерия. Она влюбилась сразу, как только увидела его. Кулешов пришел из другой школы и сразу очаровал почти всех девочек. Однако постоянной подружки у него так и не появилось. Причина была в том, что Валерий был чересчур заносчив, самовлюблён и не в меру нахален. Он считал, что все вокруг ему обязаны, тогда как сам он ничего никому не должен. И ни одна девушка долго в его подружках не задерживалась. Но его, похоже, такое положение вполне устраивало. Поговаривали даже, что ему жутко нравилось узнавать от других про то, как та или иная девушка оставалась в школе после уроков, чтобы без помех нареветься в пустом классе после разрыва с ним.
  Галка Жаркова любила его тихо, молча, преданно и ничего от него не ждала.
  Она прекрасно понимала, что у нее нет никаких шансов. Вокруг Кулешова вертелись куда более симпатичные и видные девочки. А она… ну что она? Невзрачное, вечно испуганное, растерянное маленькое существо, на которое Кулешов, красавец и умница,  понятное дело  – никогда и не взглянет.
  Весной, когда в школе проводился вечер танцев старших классов, и на праздник пригласили один из самых известных в городе ВИА, Галка неожиданно для себя пришла на это торжество. Обычно она старательно избегала подобных мероприятий. Но не в этот раз.
Она пришла, будто ждала чего-то. Может быть, чуда? Она сама не знала. Но чудо и вправду случилось: в самый разгар танцевального вечера, когда Галка привычно подпирала стенку в коридоре, к ней неожиданно подошел Кулешов и пригласил ее на танец!
  Она даже ушам своим не поверила. Пролепетала в ответ нечто несуразное. Но Валерий лучезарно улыбнулся и любезно повторил приглашение. И тогда только она поняла, что это не шутка, не насмешка и не недоразумение. Он приглашал ее танцевать. С ним!
  Он танцевал с нею, говорил любезности, называл очаровательной Дюймовочкой… Галка сходила с ума от счастья. Случилось то, чего она не могла нафантазировать себе даже в самых прекрасных снах! Она запомнила каждую минуту, каждое мгновение этого волшебного вечера. Ночью долго-долго не могла заснуть, а когда все же забылась под утро, то ей приснился ее танец с Валерием. И музыка, дивная, чудесная музыка – без конца…
  А потом всё вернулось на круги своя. Потянулись скучные серые будни, подготовка к концу учебного года, и всё такое. Валерий, как это было и раньше, перестал обращать на нее внимание. Галка пыталась объяснить это самой себе вполне обычными, естественными причинами, но – у нее это плохо получалось. Неужели всё-таки она ему совершенно безразлична? Зачем же тогда он подошел к ней, зачем позвал танцевать? Она ведь не напрашивалась… А какой был танец! Галка запомнит его на всю жизнь. Как он улыбался ей! Какие слова говорил! До сих пор от ощущения счастья у нее голова кружится… И что дальше? Разве всё это не должно иметь продолжения? Быть такого не может! Она не обольщалась мыслью, что вот так, нежданно-негаданно на нее свалилась большая любовь. Это слишком прекрасно, чтобы быть реальностью. Но – развитие их отношений должно иметь место! И оно будет, это развитие,  не имеет права не быть. Надо лишь набраться терпения.
  А вот терпения у Галки как раз и не хватало. Всё так и шло своим чередом – скучно, обыденно. Валерий и не думал как-то проявлять свое к ней отношение, он просто не замечал ее! И тогда Галку осенила мысль: надо написать ему письмо! Тогда он не сможет больше ее не замечать.
  В тот же вечер она начала приводить свой замысел в исполнение. Галка писала весь вечер и большую часть ночи. Это было страстное признание в любви, выражение всех возвышенных чувств, что владели сердцем девушки на протяжении последних нескольких лет.
 Галка доверила бумаге то, что никогда не доверяла ни одной живой душе, изложив всю историю своей яркой и  романтической любви – этакое «письмо незнакомки». Подпись свою она всё же поставила. Не хотела, чтобы ее признание чем-то напоминало анонимное послание.
  На другой день она, улучив момент, вложила свернутое и запечатанное письмо в руку Валерия и стала ждать результата. На душе стало удивительно легко и свободно. У нее возникло ощущение, будто бы она наконец выполнила то, что давно уже следовало сделать.
  Отзыв пришел  через день в виде маленькой плотно свернутой записочки, переданной ей на уроке через третьи или четвертые руки. В записке сообщалось, что страстное Галкино послание прочитано и принято к сведению; Валерий писал, что очень тронут ее откровенным признанием и приглашал ее к себе в гости в ближайшую субботу после уроков. Здесь же он любезно предоставлял ей номер своего домашнего телефона. Прочитав записку, Галка еще раз пережила ощущение безграничного счастья – вот оно, то самое долгожданное продолжение!
У нее не возникло ни малейших колебаний по поводу решения – принимать ли кулешовское приглашение: разумеется, принимать! И она ждала субботы как величайшего праздника в своей небогатой событиями жизни. Приготовила свое лучшее платье. Сделала прическу в парикмахерской. Выпросила у старшей сестры красивую и очень недешевую брошь…
   В субботу уроков не было, кроме сдвоенной физкультуры, а от нее Галка была официально освобождена по слабости здоровья. Поэтому  у нее имелся целый день, чтобы подготовиться к встрече. Она много раз прокручивала в голове – что будет говорить, как станет себя вести, и что будет делать, если Валерий предложит ей остаться… Она останется – хоть на всю ночь! Она согласна на всё, только бы оказаться вдвоем с ним…
  Ничто не имело значения, кроме одного: сегодня она будет с ним!
  Ближе к вечеру Галка сделала звонок, воспользовавшись данным ей телефонным номером. Ответа пришлось ждать долго, но вот трубку всё же сняли, и на том конце прозвучало неопределенное:
  - Да…
  - Валера? Здравствуй… это я, Галя… - произнесла Галка в трубку дрожащим голосом.
  - Галя? Какая еще Галя? – искренне изумилась трубка.
  - Ну Галя… Галя Жаркова! Ты пригласил меня сегодня к себе в гости. Так мне приходить или…
  - Ах, Галя! Галя Жаркова… Помню, помню. Конечно, приходить! Я своего приглашения, кажется, не отменял!
  - Ну так… когда и куда? Я адреса твоего не знаю…
  - Не проблема! Записывай…
 Валерий продиктовал ей свой адрес, назвал время, когда будет ее ждать, и тут же отключился, не дожидаясь ее ответа и не попрощавшись. Галка растерянно продолжала сжимать трубку одеревеневшими пальцами и ошеломлённо слушала короткие гудки.
  Разговор с Валерием ей сильно не понравился. Конечно, он, возможно, был занят важными делами, и она не ждала от него такого, чтобы он сидел возле телефона с замирающим сердцем в ожидании ее звонка. Однако телефонный контакт с ним ясно давал понять, что к их предстоящей встрече Валерий относится совершенно иначе, нежели она. И от осознания этого факта ей стало очень больно. Возникла даже мысль – а стоит ли ей вообще идти на это свидание?  Предмет ее страсти был, кажется, абсолютно не готов к их встрече.
 Но страстное желание свидеться с любимым всё же взяло верх над благоразумием, и к назначенному часу Галка явилась по указанному ей адресу.
  Валерий встретил ее у себя дома, однако квартира его оказалась полным-полна парней, Галке даже совершенно не знакомых. Она была шокирована наповал этим фактом, однако попыталась убедить себя, что с ее появлением эти ребята немедленно уйдут. Но не тут-то было! Радушно встретивший ее Кулешов предложил дружкам небольшое развлечение.
 Галку  поставили посреди комнаты, после чего Валерий достал ее письмо к нему и принялся издевательским тоном громко зачитывать его вслух. Присутствующие, многие из которых были изрядно навеселе, бурно реагировали на эту декламацию хоровым гоготом, дружным ржанием и глумливыми комментариями, посыпавшимися на ошеломлённую Галку со всех сторон, как из рога изобилия.
   Бедная девушка не верила ни глазам, ни ушам. Ей казалось, что она спит и видит дурной сон, но никак не может проснуться, чтобы положить конец этому кошмару.
   Все ее сокровенные переживания, все мечты и грёзы, святое таинство ее любви, которое она имела неосторожность доверить этому бездушному цинику и откровенному негодяю…решительно всё было вывернуто наружу и выброшено на глумление полупьяной толпы. Галке казалось, будто с нее сорвали одежду и выставили голой напоказ где-нибудь в кабаке или в публичном доме. Опомнившись, она попыталась отнять у Кулешова письмо, но тот не отдал: он высоко поднял руку, и малорослая Галя так и не смогла вырвать злосчастные листки из его пальцев, как ни пыталась. Ее неуклюжие прыжки вокруг длинного Кулешова только вызывали у его приятелей новые приступы безудержного и разнузданного веселья. В конце концов обезумевшая от ужаса и неслыханного унижения Галка вся в слезах опрометью бросилась прочь из проклятой квартиры.
  Вот чем обернулось столь желанное для нее свидание. Несколько дней подряд она ходила как во сне. Даже о самоубийстве помышляла. Но кошмар на этом отнюдь не закончился. На прошлой неделе Кулешов вдруг подошёл к ней на большой перемене.
  - Галка, - сказал он ей приглушённо, - разговор к тебе есть…
 Галя неожиданно для себя тут же обратилась в слух, хотя сто раз клялась, что никогда больше на Валерия и не взглянет; в тот момент она вообразила, что его мучает совесть, и он собирается просить у нее прощения. Она готова была простить ему всё, даже недавнее глумление над собой. Однако, то, что она услышала, повергло ее в еще больший шок, нежели отвратительное приключение, произошедшее с нею у Кулешова на квартире.
    Валерий доверительно сообщил ей, что ему нужны деньги. А потому Галке предлагалась сделка: он возвращает ей ее письмо, но не просто так, а за определённую сумму.
  Если такой расклад Галку не устраивает, Кулешов обещал повторить публичное чтение ее откровения уже не у себя дома, а в школе, и тогда все вокруг смогут всесторонне оценить Галкину способность к любовному эпистолярному жанру. И если она не хочет, чтобы он выставил ее на всеобщее посмешище, то пусть собирает денежки.
  От его предложения Галку словно огнем обожгло. Она даже не смогла внятно ответить Валерию. Он ушел, дав ей на раздумья и на сбор суммы выкупа одну неделю, а она осталась наедине со своим горем – раздавленная, растерянная  и снова жестоко униженная.
  В таком состоянии и застала ее Лариса возле коридорного окна, когда Галка не могла найти в себе сил пойти даже на урок. И  вот теперь после уроков она поведала классной старосте свою невесёлую и весьма гадкую историю…
 
   - Ну и влипла ты, подруга, -  мрачно заметила ей Лариса, выслушав до конца горькую Галкину исповедь. – Врагу такого не пожелаешь…
  - Я не знаю, что мне теперь делать, Лара, - сказала Галя, роняя редкие слезы. – Ну где мне взять такие деньги? Как я родителям всё это расскажу? Я могла бы надеяться, что Валерка на понт меня берет, и что он блефует; но если он выставил меня на позорище один раз, он и во второй раз это сделает… Я не знаю, как мне быть… хоть в петлю лезь!
  Лариса подозрительно покосилась на нее.
 - Ты это брось! – строго сказала она. – В петлю она полезет… из-за этого ходячего куска дерьма! Совсем с ума сошла, что ли? И не думай даже…
 - Но где же я деньги-то возьму? – с отчаянием воскликнула Галка. 
 - Про деньги тоже забудь, - мрачно ответила староста. – Даже если ты и наскребёшь требуемую сумму, вовсе не факт, что он вернет тебе письмо. Зато твёрдым фактом окажется  то, что он от тебя не отстанет. Станет вымогать еще и еще. Присосётся, как пиявка, так и будет дальше тянуть из тебя деньги. А потому – никаких ему денег! Ни одного бакса, ни одного рубля! Поняла?
  - И что же, пусть он тогда публично срамит и позорит меня, сколько ему влезет? – спросила Галя упавшим голосом.
 - Ну, я надеюсь, что охоту до таких развлечений мы у него отобьем, - уверенно заявила Лариса.
 - Господи, Лара… но как?
 - Есть способы… - Лариса задумалась. – Ты вот что: скажешь ему, что согласна на его условие. Пусть подождет. Он уверен, что ты у него в руках, и будет спокоен. В пятницу в конце дня скажешь ему, что деньги будут в субботу. Пусть ждет тебя в спортзале после сдвоенного урока. Назначишь ему встречу в подсобке, поняла? Пускай приходит с письмом, а ты якобы придешь с деньгами. После физры у нас все сразу разбегаются, а он останется ждать тебя… Вот тогда мы с ним и потолкуем – с глазу на глаз. И ничего не бойся: тебе надо будет только договориться с ним о встрече и войти в подсобку якобы для передачи денег. Остальное предоставишь мне… всё ясно?
  Галка взирала на Ларису снизу вверх широко распахнутыми глазами. Староста говорила так уверенно, так спокойно, что не довериться ей Галка не могла. И вся она была такая крупная, сильная, суровая… и красивая до умопомрачения! Галка даже растерялась.
  - Лариса, милая… я тебе жизнью буду обязана. Как мне тебя благодарить?
  - Ах, перестань! – нетерпеливо отозвалась Лариса. – Потом разберемся. И я еще ничего не сделала, чтобы благодарить меня. Так ты запомнила? О встрече в спортзале Кулешову говорить только накануне физры! Чем позже, тем лучше.
  - Запомнила, Лара. Спасибо тебе!
  - Господи, да за что?!
  - За то, что выслушала, за то, что помочь мне хочешь.
  - Ну… мы ведь одноклассницы, можно сказать – подруги! Как же не помочь?
 - Лара… - Галка робко подняла на нее глаза.
 - Ну что еще? – улыбнулась ей Лариса.
 - А скажи… я, наверное, полная дура, да?
Лариса серьезно посмотрела ей в глаза. Затем спросила неохотно:
  - А сама-то как думаешь?
  - Не знаю… Наверное, всё-таки дура. Ведь со мной всё это случилось, а не с кем-то другим. Но я хотела… понимаешь, чтобы было, как у Пушкина! Татьяна пишет своё письмо Онегину… «Я вам пишу, чего же боле?..» Это было так красиво! Ведь правда?
  Лариса только невесело усмехнулась в ответ.
 - Эх, Галка! - сказала она со вздохом. – Прежде чем строчить письмо, как Татьяна Ларина Онегину, не помешало бы  убедиться, что у предмета твоей любви столько же благородства, сколько его было у Евгения Онегина! Тогда бы не было всей этой грязной истории. Но носа не вешай! – Лариса бодро подняла руку, согнутую в локте. – И выбрось из головы все дурные мысли. Ладно? Прорвёмся, подруга!..
 

*         *         *
      

  Дверь в подсобку спортзала с легким скрипом приоткрылась, и на пороге показалась Галя.
- Ну наконец-то! – облегченно вздохнул Кулешов. – Припёрлась! Я тебя что, до утра должен ждать?
- Ах, извини, Валера… - пролепетала она смущённо. – Я задержалась.
- Это я уже понял. Деньги принесла?
- Сейчас… - Галка повернулась к дверному проему, и в комнату вошла Лариса, а за нею Вера и еще две девушки. Все были в спортивных одеждах – коротких темных шортах и белых футболках.
    Кулешов ошалелыми глазами смотрел на вошедших. На лице его промелькнула скрытая тревога.
 - Привет, Кулешов! – бодро сказала Лариса.
 - Это еще что такое? – подозрительно спросил Валерий. – Вас кто сюда звал?
 - Никто не звал, - невинным тоном ответила Лариса. – Мы сами пришли. А что, разве нельзя?
 - Вообще-то у меня тут деловая встреча, - ухмыльнулся Валерий. – Так что лишним предлагаю выйти вон. Пока по-хорошему.
 - Скажите пожалуйста! – отозвалась староста. – Такой деловой, прямо тошнит от твоей деловитости! И кто же твой партнёр – а, бизнесмен?
 - А это не твое дело!
 - Ошибаешься! – возразила Лариса. – Это наше дело. Встреча у него деловая… постеснялся бы! Ты обыкновенный грязный вымогатель, а еще и редкостный подлец к тому же. Понял?
 - Послушайте, какого черта вам от меня надо? – Кулешов сорвался на крик, и можно было легко заметить, что он нервничает, а спесь постепенно сползает с него.
 - Нам от тебя не надо ничего, - сухо ответила Лариса. – Отдавай письмо, а сам можешь быть свободен. На том и разойдёмся.
 - Какое еще письмо? – криво ухмыльнулся Кулешов. – Нет у меня никакого письма…
   При этом он метнул злобный взгляд на Галку, и та быстро потупила взор, как будто была виновата перед ним. Лариса перехватила этот обмен взглядами, и в груди ее закипел настоящий гнев.
  - Кулешов, - сказала она холодно, - не включай перед нами дурака: мы ведь не глупее тебя! Повторяю в последний раз – отдай письмо!
  - А если не отдам? – задорно откликнулся Кулешов. – Что ты мне можешь сделать? Директору жаловаться пойдешь?
 - Не пойду, - угрюмо сказала Лариса, и глаза ее потемнели. – А вот ты сраму точно не оберёшься! Так что смотри, Кулешов.
  - Угрожаешь? А не пойти ли тебе на…
  Кулешов выкрикнул оскорбление нарочито громко, словно надеялся привлечь чье-то внимание со стороны. Видимо, он не знал, что в спортзале уже никого нет.
  Девушки испуганно и беспомощно подняли глаза на Ларису. В их взглядах словно читался вопрос: «Ну вот… и что теперь?» Однако их предводительница ничуть не смутилась.
  - А вот это ты зря сказал… Кулешов.
 
   Никто и глазом моргнуть не успел, как Лариса стремительно и цепко схватила Валерия за руку. Она рванула его к себе, и в этот самый момент Кулешов со всей дури ударил ее кулаком в живот, ударил так, будто перед ним была не девушка-одноклассница, а противник, встреченный в уличной драке. Лариса громко ойкнула и согнулась пополам.
 - Получила? – торжествующе вскричал Кулешов. – Не лезь впредь в чужие дела! А то еще и в морду схватишь…
 Девушки испуганно ахнули и невольно попятились к двери. У Галки задрожали губы, и она опрометью выбежала из помещения.
 Внезапно для всех и прежде всего для самого Кулешова Лариса резко выпрямилась и, схватив Валерия за плечи, с невероятной силой ударила его об угол стены, выступающий в пространство комнаты. Удар пришелся между лопаток, и Кулешов невольно взвыл от тупой, раздирающей спину боли. Потом Лариса схватила его за волосы, резко пригнула книзу его голову и нанесла молниеносный удар ногой в корпус.
  Ноги у нее были стройные и очень сильные – это было очевидно любому, кто хотя бы раз наблюдал, как Лариса, первая среди всех по росту, выводила девушек на занятия физкультурой после учительского свистка и вела их стройной колонной вдоль края спортзала.
  Кулешов рассвирепел. Нахальная девчонка так рванула его за волосы, что из глаз брызнули слёзы, а удар ногой не только причинил серьезную боль, но и сам по себе был до крайности унизителен.
  Глухо замычав, Валерий бросился вперед, ударив противницу головой в грудь, и оба свалились на расстеленные по полу маты. Кулешов оказался сверху, но только лишь на короткое мгновение: Лариса была крупнее его, и он не удержался в этом выгодном для себя положении. Через пару секунд они уже оба лежали на боку, обращенные лицом друг к другу, а еще через мгновение Лариса обхватила его туловище обеими ногами и стала быстро приподниматься над ним. При этом Кулешов беспорядочно наносил ей удары руками по бокам и спине, и махал ими до тех пор, пока противница не перехватила его запястья своими сильными длинными пальцами. А еще через несколько секунд она сдавила его грудную клетку своими твердыми и мощными коленями с такой силой, что Валерий невольно заорал от боли.
  Лицо девушки исказилось – она была разъярена по-настоящему. Ослабив захват ногами, Лариса забросила одну ногу ему на плечо и резко согнула ее. При этом она окончательно взобралась на поверженного Кулешова и плотно уселась сверху, снова схватив его за волосы. Одно ее колено прижало вывернутую руку Валерия к полу, причинив новую сильнейшую боль. Кулешов отчаянно задёргался под нею, а из его сдавленной груди вырвался только хриплый слабый стон. Лариса сдавила голову Валерия своими мощными бёдрами, как в стальных тисках: исказившееся под давлением ее мускулов лицо парня прямо на глазах стало принимать багровый цвет с синеватым отливом. Он жадно пытался поймать ртом воздух. Лариса, восседая на нем, плотно накрыла пунцовое лицо Кулешова своей крупной округлой ладонью. Теперь лица было не видно вообще – из-под Ларисы торчал только беспомощно виляющий зад и судорожно подёргивающиеся ноги.
  - Ну вот и всё, Кулешов, - торжествующе сказала Лариса, - тебя как будто и нет вообще, есть только моё сиденье! Ты понял? Ты теперь мой, Кулешов! Что я захочу, то и сотворю с тобой: могу задушить тебя, могу шею тебе свернуть, как курёнку, и ты ничего даже не сможешь сделать! Что, не веришь?
  Валерий в ответ только яростно и мучительно застонал. Лариса немного ослабила свой несокрушимый захват.
  - Пусти… кобыла! – хрипло выдохнул он откуда-то снизу.
  - Похоже, ты не до конца понял урок… - зловеще произнесла Лариса. – Тогда мы с тобою сейчас продолжим…
   И она, крепко взявши Валерия за подбородок одной рукой и за затылок другой, резко вытащила его голову лицом кверху, одновременно усиливая захват его туловища бедрами. Затем начала вытягивать его голову еще выше, рискуя сломать ему шею. Кулешов исступлённо и судорожно засучил ногами, сдавленно захрипел, начал стучать руками по матам, будто бился в агонии.
  - Ларка, остановись! – испуганно крикнула Вера. – Ты ему голову оторвёшь!
 Лариса и впрямь заметила, что пора остановиться. Ее охватило некое странное ощущение, похожее на эйфорию, подобного которому она ранее никогда не испытывала…
  - Слышишь, урод? – обратилась она сверху вниз к полузадушенному Валерию. – Народ за тебя просит. Ты это ценить должен. Так ты сдаёшься?
  - Отпусти… - прохрипел Кулешов.
  - Ты не слышал вопроса? Сдаёшься или…
  - Сдаюсь, сдаюсь!
  - Вот теперь другое дело.
  Она поднялась на ноги и встала над ним – рослая, сильная, гордая. Уперев свои крепкие руки в упругие литые бёдра, Лариса с победной улыбкой смотрела на ворочающегося у ее ног Кулешова – побеждённого, раздавленного, униженного. Девочки смотрели на нее со смешанным чувством восхищения и смятения. Она была явно возбуждена – ее крепкая грудь порывисто вздымалась, дыхание временами прерывалось.
  Вдобавок Лариса чувствовала лёгкое и приятное головокружение.
 - Быстро встал, чего разлёгся – понравилось, что ли? – крикнула она, пихнув Кулешова в спину ногой. – И давай сюда письмо.
  Валерий встал на колени, взирая на свою победительницу с неподдельным испугом. Казалось, он плохо соображал, что от него хотят.
  - Ну? – угрожающе произнесла классная староста. – Долго мне еще ждать?
 Кулешов, будто очнувшись, приподнялся и, передвигаясь на четвереньках, дотянулся до лежавшей на скамье сумки. Долго рывшись в ней, он наконец извлек из ее недр сложенный двойной листок писчей бумаги и протянул его Ларисе.
   - Галка где? – спросила Лариса, принимая записку. – Зовите ее сюда.
Вера опрометью выбежала в зал.
  - А что в записке-то? – с любопытством спросила одна из девушек.
  - Ничего, - хмуро отвечала Лариса, вертя в пальцах сложенную бумагу.
  Вернулась Вера в сопровождении Галки, глаза у последней были красные. Лариса протянула ей письмо.
 - Оно? – спросила она коротко.
Галка слегка развернула листок и тут же сложила его вновь.
 - Оно, - прошептала она еле слышно.
 - Ну так забирай, - сухо сказала Лариса. – И впредь думай головой, прежде чем писать таким вот…
 Лариса вновь повернулась к Валерию, который под ее взглядом испуганно отшатнулся.
  - Что уставился? – прикрикнула она. – А ну, пошёл отсюда! Чтоб я тебя больше не видела!
 Кулешов не заставил себя просить дважды и быстро исчез за дверью.
 Лариса собралась и отправилась в душевую.
 Когда она вышла оттуда, то увидела, что девушки никуда не ушли и перешептываются, бросая на нее украдкой взволнованные взгляды. Не было только Галки…
 - А вы что не уходите? – спросила Лариса. – Представления вам больше не будет.
 Она прошла к своему шкафчику в раздевалке, стала перед зеркалом, начала расчёсывать свои пышные, длинные, темно-каштановые волосы. В зеркале за своим плечом увидела робко приблизившуюся Веру.
  - Чего тебе? – спросила Лариса.
  - Да ничего, Лара… Просто хотела сказать…
  - Ну говори, если хотела.
Лариса сплела волосы в толстую косу и закрепила заколкой на затылке, оставив спадающий на спину «хвост». Затем принялась неспешно одеваться.
  - Знаешь, мы знали, конечно, что ты сильная, но не до такой же степени! Ты его чуть не убила!
  - Да ну, ерунда! Так, немного бока намяла, только и всего, - небрежно отозвалась Лариса. – Хотя за то, что он сделал, следовало бы убивать.
  - За какое-то письмо?! – удивилась Вера.
Лариса сумрачно взглянула на нее, будто увидела впервые.
 - Не за письмо, Верочка, а за подлость, - ответила она. – Этот парень даже не стал еще взрослым мужчиной, однако успел сделаться вполне законченным подлецом. Впрочем, настоящим мужчиной он, наверное, уже никогда не станет.
 - Ну ладно… ты знай, что мы все поражены тем, что увидели. Супер!
 - Вера… - Лариса сосредоточенно приводила себя в порядок перед зеркалом. – Вы не в цирк пришли и не в кино. Да, я сильная, однако это не значит, что я и впредь стану нянчиться с вами и исправлять сделанные вами глупости. У меня по жизни нет такой задачи.
  Восхищение в сияющих глазах Веры сменилось тревожным беспокойством.
 - Ларочка… А ты не боишься, что Валерка станет тебе мстить?
- Не боюсь. Он подлец, а все подлецы – трусы и уважают только силу.
- Да, но ведь он может подговорить каких-нибудь своих дружков, чтобы тебя подстеречь где-нибудь… да мало ли что! Мы все за тебя волноваться теперь будем.
 - Это хорошо, что будете, - Лариса уже облачилась в темно-синий брючный костюм и стала элегантной и спортивной. – Но это вряд ли, Вера. Не все же кругом подлецы… по крайней мере, я в это верю. А даже если и случится такое, то ведь я не одна. У меня есть подруги…Они мне помогут. Разве не так?
  - Это мы, что ли? – Вера нервно рассмеялась. – Так ведь мы и драться толком не умеем! И куда нам до тебя!
 - Знаю, что не умеете… - спокойно заметила Лариса, завязывая на груди изящный шёлковый бант. – Выходит, теперь – самое время научиться.
 Она молча накинула на плечо свою сумку и бодро воскликнула:
 - Эй, девочки! А ну-ка все на выход! Мне еще ключ на вахту сдавать нужно…


  *          *           *

Неделю спустя.

   Лариса сидела на уроке, и всеми силами пыталась сосредоточиться на предмете изучения, но у нее ничего не получалось: внимание расползалось, слова учительницы долетали словно издалека, не задерживаясь в памяти. Она испытывала весьма ощутимый дискомфорт, и никак не могла понять, в чем его причина. И только спустя некоторое время поняла: на нее кто-то безотрывно смотрит! Этот взгляд и мешал ей чувствовать себя более менее уютно.
Ибо то был не просто взгляд, вызванный любопытством или скрытым восхищением, нет! Кто-то смотрел на нее с поистине испепеляющей ненавистью.
   Пораженная этим крайне неприятным открытием, Лариса настороженно огляделась. Сначала не заметила ничего подозрительного: товарищи как товарищи, все вроде бы заняты уроком – кто сосредоточенно что-то пишет в тетрадь, кто внимательно смотрит на классную доску. Кто же из них так ее люто ненавидит, что даже взгляд его вынуждает замирать ее далеко не робкое сердце?
  Сначала она заподозрила Кулешова. В самом деле, ну кто еще мог ее ненавидеть? Она ведь не только победила его, но еще и унизила на глазах других девушек, его одноклассниц, перед которыми он всегда задирал нос, считая их существами второго сорта.
  Именно от Кулешова Лариса могла ожидать всякого рода гадких сюрпризов; она ничуть не боялась, однако вела себя достаточно настороженно. Но смотрел на нее с такой ненавистью отнюдь не Кулешов. После устроенной ему взбучки он, напротив, стал вести себя с ней крайне сдержанно, и, как ей показалось, даже с некоторым подобострастием. Вот и сейчас он, поймав ненароком ее взгляд, сразу же опустил глаза и отвернулся. Нет, это не Кулешов…Но тогда – кто же?
  - Малюкова, ты что головой вертишь? – спросила ее учительница. – Ребят по головам пересчитываешь? Все на месте, мы же в начале урока перекличку делали!
  Лариса невольно вздрогнула, внезапно услышав свою фамилию.
 - Извините… - растерянно отозвалась она. – Простите, пожалуйста…
 И в ту же секунду Лариса  поймала на себе этот самый ненавидящий взгляд, сразу же обнаружив его источник. На нее с такой свирепой ненавистью смотрела со своего места…Галка Жаркова!
  Лариса ощутила себя так, будто внутри ее разгорелось всепожирающее пламя. Она не верила тому что увидела. Галка? Та, которую она спасла от позорища, от злобных насмешек, из-за которой ввязалась в драку, что само по себе в ее собственных глазах выглядело дикостью. И что же? Теперь та самая, спасенная ею Галка ее же и ненавидит? Но почему, за что, как вообще могло такое получиться?
  Вопрос требовал немедленного разрешения, и Лариса с трудом досидела до конца урока – благо, сегодня он был последний. И когда после долгожданного звонка ребята вышли в коридор, Лариса сразу же догнала пытавшуюся поскорее уйти Галку.
  - Галя! – воскликнула она, но Жаркова даже не обернулась. При этом заметно ускорила шаг.
  - Галя, я же зову тебя! – снова крикнула Лариса. – Ты не слышишь, что ли?
Галка остановилась и обернулась с таким видом, будто делала своей старосте превеликое одолжение.
  - Ну, слышу! – сказала она вызывающе. – Дальше что?
Лариса посмотрела на нее пристально и внимательно. Галкины глаза излучали холодную злобу.
  - Галя… - Лариса постаралась как могла унять нарастающее в груди возмущение. – Что случилось?
 - Ничего, - отрезала Галка, отводя взгляд. – Дай мне пройти.
 - Нет, постой! – Лариса властно взяла ее за плечи и подтолкнула к стене. – Сначала ты мне расскажешь, в чем дело!
  - Что «в чем дело»? – злобно огрызнулась Галка. – Нет у меня к тебе никакого дела! Пусти меня, я сказала! Мне идти надо.
  Лариса была потрясена этой разительной переменой. Где та робкая серая мышка, даже не смевшая попросить  о помощи, однако с готовностью принявшая ее, когда эта помощь была предложена? Откуда эта спесь, эта грубость, эта неприкрытая злоба? Что, черт возьми, с ней стряслось?
  - Успеешь, - холодно ответила Лариса. – Сначала скажи, почему ты на меня волком смотришь, почему хамишь мне. Что произошло? Мне кажется, я имею право знать это, как никто другой.
  - Право имеешь?! – Галка закричала в голос так, что проходившие мимо ребята стали на них оборачиваться. – Никаких прав ты не имеешь, поняла?
 - Нет, не поняла, - с ледяным спокойствием отозвалась Лариса. – Но я тебя не отпущу, пока  не пояснишь мне, о чем это ты…
  Она придавила своими мощными длинными пальцами Галкино плечо к стене с такой силой, что хрупкая Галка скривилась от боли. Лицо ее сморщилось, будто бы она собралась заплакать.
  - А не поняла – значит, дура! – яростно закричала Галка. – Влезла со своей помощью, кто тебя просил так с ним поступать? Я тебя об этом просила?
  Ларисе неудержимо захотелось ее ударить – да так, чтобы голова соскочила с ее тощих плеч и покатилась бы прочь по коридору! Но она сдержалась и только процедила сквозь зубы:
  - Ты ненормальная? Разве ты не просила о помощи? Я помогла, отняла у Кулешова твое опрометчивое письмо, вернула его тебе. Как же ты можешь теперь…
  - Я не просила тебя избивать его! – выкрикнула Галя ей в лицо. – А ты… Ты раздавила его, по полу размазала, чуть не задушила! Ты его унизила! Я тебя об этом просила?!
  - Ах, скажите пожалуйста! Я обидела Валерочку… А то, что он мне в живот заехал своим кулачищем да так, что всю дыхалку мне сбил, и у меня теперь до сих пор в боку колет, это ты не забыла? А то, что он первый со мной драться полез, драться со мной, с девушкой! Этого ты не помнишь?
  - Ты сама его спровоцировала! – бросила ей в лицо Галка с вызовом.
  - Я?! Я спровоцировала? – Лариса едва не задохнулась от негодования. – Это как же я его спровоцировала?..
  - А так! Ты первая схватила его за руку, попыталась на пол повалить! Обозвала его грязными словами при всех! Какой парень такое стерпит? Вот он и врезал тебе! И правильно сделал.
  - Галка! Что за ересь ты несешь? – Лариса была вне себя. – Да ты в своем ли уме?
  - В своем! – запальчиво крикнула Галка. – Это ты была не в своем уме, когда давила Валерку на полу всей своей тушей и орала, как сумасшедшая: «Ты теперь мой!» Так вот: ты на всякий случай запомни – твоим Валерка никогда не будет! Ясно тебе?! И пусти меня – ты делаешь мне больно, извращенка чёртова!
  И действительно, Лариса, услышав такое, невольно и моментально отпустила ее плечо, которое до сей поры крепко сжимала своими пальцами.
  - Ах, вот оно что… - пробормотала она в полном смятении. – Ты и вправду думаешь, что мне нужен этот мерзопакостный Кулешов?
  - Не смей оскорблять его! – заорала Галка и даже сделала этакое резкое движение, будто бы хотела наброситься на Ларису. – Не смей… Он не твой, не твой, не твой! – истерически затараторила она. – Он никогда твоим не будет!
  - Это я уже слышала, - усмехнулась горько Лариса. – Повторяешь, как заклинание…Успокойся, не нужен мне твой Кулешов, иди и целуйся с ним сколько влезет! Если он тебя примет, конечно…
  - А это не твоё собачье дело! – крикнула Галка во весь голос.
 Воспользовавшись свободой от железной старостиной руки, наконец-то отпустившей ее, она отбежала от Ларисы подальше. Видимо, на всякий случай.
   Вокруг стали собираться любопытные. Лариса ощутила, как лицо ее медленно делается пунцовым от стыда. Надо прекращать разговор – незачем устраивать здесь это дурацкое публичное представление.
   - Согласна, не моё, - отозвалась она как можно спокойнее. – Это исключительно твое дело. Вот и отправляйся к своему Валерке, пусть он об тебя хоть ноги вытирает. А ко мне больше не обращайся.
  - И не буду! Очень надо! – запальчиво отвечала Галка и тут же скрылась в шумном людском потоке. Лариса осталась в одиночестве.
 
   Она некоторое время постояла у окна, глядя через стекло во двор невидящими глазами. Глаза ее почти ничего не видели, так как их застилали слёзы. Горькие слёзы глубокой обиды и полного недоумения. Вот так благодарность! Лариса вообще-то и не ждала никакой благодарности, однако еще меньше ожидала она того, что устроила ей сейчас эта пигалица – Галка Жаркова. Конечно, она могла не вмешиваться в Галкины дела, могла ограничиться простым человеческим сочувствием, могла сказать: мол, сама начудила, сама и выпутывайся; однако всё дело было как раз в том, что поступить подобным образом Лариса не могла.
Она видела свой долг в конкретной помощи подруге – тем более, что последняя ее об этой помощи просила. И – вот результат. Неужели правду говорят: не делай никому добра - не получишь зла?
  Лариса ощущала себя невероятно одинокой. Кругом нее бегали ребята, деловито проходили старшеклассники из параллельных классов, взапуски носились перво- и второклашки, и никому не было решительно никакого дела ни до ее настроения, ни до ее обид. К ней, всегда принимающей близко к сердцу чужие проблемы, не пожелал подойти никто – хотя бы не помочь, а просто поинтересоваться ее состоянием, просто спросить: «Лара, что случилось?» Возможно, уже этого ей было бы достаточно!
  Но – не поинтересовался никто. Ни один человек!
   Лариса сгребла в охапку набитую тетрадями и учебниками сумку и понуро побрела домой.
   
   Дома ее тоже не ждало ничего хорошего.
   Со стороны казалось, что семья, в которой выросла Лариса, вполне благополучна – она была единственным  ребенком, и внимание родителей делить ей было не с кем. Поначалу всё было вполне нормально – ну, как у всех. Отец Ларисы был офицером, мать работала врачом в районной поликлинике. Нормальная дружная семья эпохи развитого социализма. И хотя отец почти всё время пропадал на службе, он ухитрялся уделять должное внимание любимой дочке: в редкие выходные и праздничные дни непременно ходил с нею в кино, или в лес на лыжах, или еще куда-нибудь, например – в городской бассейн! Именно отец занимался ее физическим воспитанием и дал ей самые первые навыки самообороны, обучая азам армейского рукопашного боя. Последнее сильно не нравилось матери, которая нередко выговаривала мужу:
  - Виктор, ну что ты вытворяешь! У тебя дочь растет, а ты из нее  десантника сделать хочешь? Ларуся у нас будущая женщина, жена и мать, ей твои армейские ухватки не нужны! Женщина должна быть женственной…
 - А ты посмотри, мать, какая у тебя красавица растет! – отвечал отец. - Сама погляди – многие ли девчонки могут с нею равняться? А теперь прикинь: пялиться на нее будут не только хорошие мальчики. Всякое отребье тоже мимо нее не пройдет. Ты можешь об этом, конечно, не думать, но жизнь есть жизнь:  ты ведь не хочешь, чтобы девочку нашу в грязной подворотне изнасиловали? Вот она возьмёт и явится как-нибудь под утро к тебе в слезах; ну и что делать с нею будешь? Словами утешать, сопли по щекам вместе станете размазывать? Ну нет, тогда уже поздно будет. Лариска за себя постоять должна уметь, да так постоять, чтобы отпор могла дать убойный, чтобы всякая мразь на пушечный выстрел к ней подойти боялась! Так что не мешай мне ее делу учить! А женственность эту самую засунь куда-нибудь подальше – ну в задницу, что ли…
   Виктор был мужик прямой и грубоватый, мог и наорать, и приласкать, жена его хоть и любила, конечно, однако и чуть-чуть побаивалась. Спорить с ним избегала. Да и по здравом размышлении мать понимала, что муж во многом прав. Это по телевизору, да в центральных газетах всё было тихо да гладко: и план государственный все перевыполняли, и с преступностью успешно боролись, и лесные болота гектарами осушали, и  на Луну всякие мудрёные луноходы забрасывали, а  проституция  в стране социальной основы под собой не имела и, стало быть, якобы вовсе не существовала, а на самом-то деле реальная действительность – обычная и повседневная  – оказывалась порой просто ужасная.
И все же мать в принципе возражала против воспитания у ее единственной дочери боевых навыков.
  - Ты из нее девушку-бойца сделаешь, и с ней ни один парень встречаться не захочет, - предостерегала она.
  - Чушь! – отвечал Виктор. – Нормальный парень захочет. А если хлюпик какой, которого соплей перешибить можно, то на кой хрен он Лариске нашей нужен?  Еще хлюпиков плодить? Мне лично внуков худосочных не надо…
  А Ларисе нравилось проводить время с отцом. И заниматься с ним было интересно. И хоть жили они не слишком богато, но зато дружно и весело. Лариса чувствовала, что у нее есть хорошая, крепкая и достойная семья. А разве это не самое главное?
 
    Но вот наступили трудные времена. На службе отцу выплачивали жалованье с перебоями, матери на работе зарплату, и без того весьма скромную, теперь задерживали месяцами. Всё чаще и чаще перед семьей вставал по сути своей дикий вопрос: чем кормиться? Первое время как-то выручал воинский паёк, получаемый отцом: ему на прокорм семьи были положены мясо, рыба, картофель, некоторое количество крупы, масла, консервов… Но очень скоро и паёк начали задерживать, а потом и вовсе заменили его денежным эквивалентом. А эквивалента этого дожидаться приходилось месяцами. И совсем стало плохо с введением карточной системы. Временами доходило до того, что Лариса, приходя из школы, обнаруживала, что есть в доме элементарно нечего. И купить продуктов хотя бы на ужин оказывалось не на что.
   Отец долго и отчаянно боролся за выживание, и надо отдать ему должное: многие его сослуживцы спивались, иные покончили с собой, кое-кто на почве всех невзгод обнаруживал у себя неизличимые болезни, которые за несколько месяцев сводили вроде бы крепких с виду мужиков в могилу; но Виктор Иванович сражался до последнего, как и подобает настоящему солдату. Худо-бедно, но приносил в семью то некоторую сумму заработанных где-то на стороне денег, то добывал какие-то продукты. Однако настал такой момент, когда и ему стало ясно: положение отнюдь не улучшается, а трудности только усугубляются.
   Виктор принял трудное решение: он досрочно прекратил действие контракта и попал под очередное сокращение. Армейская служба, которой было отдано двадцать лучших лет жизни и которая перестала элементарно обеспечивать его семью самым необходимым, была для него закончена.
   Лариса в то время уже была большой девочкой, всё прекрасно понимала и видела, как трудно приходится отцу; она уважала его за несгибаемую волю в деле спасения семьи.
   Ведь отец боролся прежде всего за нее, за ее будущее. Он не мог позволить себе ни застрелиться, ни спиться, ни даже заболеть. Вынужденно оставив военную службу, отец пережил глубокую трагедию: он никак не мог взять в толк, как могло случиться, что он, подполковник, вдруг оказался в положении, когда стало нечем кормить семью!
  Он был воспитан на твердом убеждении – его воинский долг состоит в добросовестном служении Отечеству, а уж государство позаботится о нём и его семье – на то он и государственный человек. И что же получилось в итоге? Такое не могло ему привидеться даже в кошмарном сне. И тем не менее он боролся за жизнь семьи всеми доступными средствами и никогда не впадал в отчаяние. За всё это любовь и уважение к нему дочери возрастали многократно...
  После долгих мытарств отцу наконец повезло: один из бывших сослуживцев, подвизавшийся на городском рынке, взял его себе в помощники. Виктор заделался мясником: разделывал бараньи и свиные туши, раскладывал товар, сам стоял за прилавком. Дело сдвинулось с мёртвой точки: отец расширял свое рыночное «производство», обрастал полезными знакомствами, начали появляться постоянные клиенты. В семье стали водиться деньги. Одновременно и мать существенно поправила свои дела: она уволилась из районной поликлиники, где с огромными задержками получала жалкие гроши, и ушла в коммерческую медицину. Через недолгое время она за месяц стала зарабатывать столько, сколько раньше зарабатывала за полгода. И – никаких задержек.
   Легче жить не стало, и отец и мать трудились в поте лица, порой без выходных и праздников, но и результат был налицо. Вопрос о продовольственном обеспечении отпал напрочь. В семье появился достаток, в квартире сделали хороший ремонт, начали откладывать деньги на машину. Лариса видела, что семья встаёт на ноги, и ей захотелось быть причастной к этому славному делу. Она от души предложила отцу свою посильную помощь.
  Сначала Виктор долго отнекивался.
  - Дочка, тебе учиться надо! – добродушно говорил он. – Закончишь школу, а там поглядим…
- Но я хочу помочь тебе, папа! – горячо говорила Лариса, бывшая тогда восьмиклассницей. – Я ведь вижу, как тяжко ты работаешь, как без сил валишься с ног, когда домой приходишь…А я крепкая, сильная, здоровая! Давай я тебе помогать буду.
  - Спасибо тебе, дочка, - улыбнулся Виктор. – Только ведь не девичье это дело – топором махать и тяжести таскать. А ну, как надорвёшься? Уж больно ты молоденькая еще.
  - С тяжестями мы посмотрим, - отвечала Лариса, - поаккуратнее будем. А вот топором махать… ну, помахаю – подумаешь! Научишь, папа! Рукопашный бой – тоже вроде не девичье дело, правда?
  Виктор смущенно улыбнулся.
  - Ну ладно, Лариска… Только ведь если мать узнает, она ж меня живьем сжует и кости выплюнет!
  - А мы ей не скажем, - лукаво улыбнулась Лариса в ответ.
 И она стала помогать отцу на рынке по паре-тройке часов в день, приходя туда после школы, да и то три-четыре раза в неделю, когда помощь отцу действительно требовалась позарез.
  Однако очень скоро мать узнала от доброжелательной соседки, что Ларису видели на рынке за прилавком, ловко разделывающей мясные туши топором на большой колоде. В тот же вечер дома она закатила мужу грандиозный скандал.
  - Ну что ты, Вера! – благодушно оправдывался Виктор. – Ну захотела дочка помочь отцу, мне ее что – прогонять разве? Вот погоди – взрослой станет, парня себе найдет, тогда не дозовёшься! А сейчас такие порывы только приветствовать надо…
  - Совсем рехнулся, придурочный? – кричала мать. – Ты кого растишь – дочку или солдата из стройбата? Совсем спятил… Дочку-малолетку мясницким топором вооружил! К разделочной колоде ее поставил! Хоть соседей бы постыдился! Как людям-то в глаза смотреть?
  - К чёрту этих людей, - отозвался отец, теряя терпение, - пусть живут как хотят! ты вот жизнь прожила, а не знаешь, что постыдной работы не бывает! Стыдно почти взрослой девице на шее у отца с матерью сидеть – растолкуй эту истину своим любопытным соседям! Ларка это понимает, а вот ты, тётка взрослая, не понимаешь…
 - Я не хочу, слышишь? – чуть не плача, воскликнула мать. – Не хочу, чтобы Ларочка этим занималась.
  - Она не занимается, она только мне помогает. Иногда! Да не волнуйся ты, я за ней хорошо ведь  присматриваю! Раскричалась тоже: не хочу, не хочу… А чего же ты хочешь?
 - Я хочу, чтобы она в медицинский поступала, врачом была. Ларочка очень сострадательна, она чужую боль тонко чувствует…
 - Ишь ты! Врачом была! Куда ее потом возьмут? В районную клинику – за жалкие копейки больничные листы выписывать? А ее саму ты спросила? Она сама-то этого хочет?..
  Но никто Ларису не спрашивал, а сама она не говорила.
  Юная девушка чувствовала: отцу и матери не до нее. Занятые непрерывной и изнурительной борьбой за выживание, они не находили ни сил, ни времени как-то заниматься взрослеющей дочерью. В их отношениях образовалась пустота. Да, сейчас они жили несравненно лучше, чем раньше; у Ларисы стали появляться даже золотые вещи! Отец ей иногда дарил их, и она убедилась, что вкус у него на такие изделия был безупречный.
  Но материальное благополучие, добываемое с таким трудом, как-то незаметно вытеснило из их жизни нечто другое, нечто очень важное, что ранее скрепляло их семью, делало ее единой, дружной, стойкой в невзгодах. Теперь они втроём всё больше и больше отчуждались друг от друга, всё чаще они были врозь. И это невесёлое обстоятельство сильно удручало повзрослевшую Ларису.
   

    И вот теперь она шла домой, совершенно точно зная, что и дома она останется один на один со своей горькой и незаслуженной обидой. Родителям снова будет недосуг  выслушивать ее. Раньше такого не было…
  Дома было тихо, пусто и безмолвно. Как в могиле! На кухонном столе Лариса обнаружила короткую записку, сделанную почерком, напоминающим оборванную  колючую проволоку:
 «Купи на ужин картошки 10 кг! Мама.»
 Вот так – коротко, ясно и жёстко. Не отвертишься!  Лариса невесело улыбнулась: вот оно, красноречивое подтверждение ее грустным мыслям!
  Как всё переменилось! Раньше мать тоже, бывало, оставляла ей подобного содержания записки-памятки, только по форме они были совсем иными: в них присутствовали такие добрые слова, как «пожалуйста», «если не трудно», «постарайся», и уж непременно имело место обращение к дочке по имени с каким-нибудь ласкательным суффиксом. А теперь вот так: купи, и всё! Остальные слова мать давно уже считала лишними.
  Лариса вздохнула и отправилась в комнаты.
  Что ж, в очередной раз она заранее убеждалась, что поделиться ей своими невзгодами не с кем, рассказать о своей горькой обиде некому, искать утешения, сочувствия или хотя бы простого человеческого понимания – не у кого.
  Вот разве что у Фриччо…
  Но он может только выслушать, а вот сказать в ответ ничего не может. К ее великому сожалению. А почему? Потому что Фриччо не живёт в том мире, где живёт она.
  В значительной мере она сама создала его – своего любимого Фриччо.
  Она отложила в сторону учебник и тетрадь – всё равно в голову ничего не лезло. Взор ее обратился к широкой книжной полке, что висела над ее письменным столом. Там и обитал ее незабвенный Фриччо.
  Лариса протянула руку и сняла с полки книгу. Аккуратно взяла ее обеими ладонями, подержала несколько секунд у себя перед глазами. Это была уже довольно старенькая книга, издания 60-ых годов, а написали ее еще лет на двадцать пять раньше.
  Но для девушки всё это не имело значения – для нее это была самая любимая книга, подарившая ей единственного настоящего друга. Пусть этого друга нельзя пригласить в гости, пусть с ним невозможно пойти в кино или на дискотеку, но он действительно настоящий, ибо никогда не сделает подлости, не совершит никакого гнусного поступка, никогда не предаст…
  Она нежно провела кончиками пальцев по чуть шершавой слегка выцветшей обложке. На ней был изображён старинный корабль, плывущий в бурном пенистом море; над белым парусом, наполненным ветрами, нависали темно-синие тучи, а сверху крупными стилизованными буквами был выведен гордый заголовок: «Великое плавание».
 Лариса читала и перечитывала эту книгу множество раз, но всегда, открывая ее заново, испытывала чувство удивительной новизны, ощущала на лице освежающий ветер дальних странствий, и сердце ее радостно билось в предвкушении каких-то новых, ярких и
удивительных открытий.
  Это был детский исторический роман, повествовавший об открытии Америки первой экспедицией Христофора Колумба. А повествование в нем велось от лица одного из участников тех славных событий, простого юноши из Генуи по имени Франческо, который сначала был картографом, а потом стал юнгой на флагманском корабле «Санта-Мария».
   Ларису всякий раз поражало то, с каким невероятным мастерством автор вёл повествование. Создавалось чёткое впечатление, что рассказчик пишет о том, что видел и слышал своими глазами и ушами. Лариса любила читать, особенно книги на исторические темы, но всегда при чтении ее не оставляло ощущение некой искусственности, всегда оставалось впечатление, будто перед нею не живые люди, а всего лишь персонажи, действующие не по своей воле, а согласно замыслу своего создателя, а их одежда, дома, окружающая обстановка носили, как правило, признаки театральных декораций. В этой же книге всё было не так: при чтении ей всегда казалось, что она сама присутствует там, сама наблюдает всё происходящее, участвует в разворачивающихся событиях. И это было само по себе невероятно и потрясающе интересно.
  Лариса посмотрела на часы: пожалуй, можно немного расслабиться и почитать – совсем немножечко! Правда, мать просила сходить в овощной за картошкой, как бы не забыть.
 Но ничего, она не забудет! Сначала почитает немного, и тогда наверняка уйдёт прочь дурное настроение, обеспеченное ей сегодняшними гнусными событиями, потом сходит в магазин, а уже вечером сядет за уроки…
  Лариса перебралась из-за стола на диван и открыла книгу на одном из самых своих любимых мест: будущий открыватель Америки представал перед юными подмастерьями картографической мастерской во всём своём неподдельном величии, всегда так восхищавшим молодую читательницу…
 
  «От волнения у меня перехватило дыхание. Я еще раз взглянул на гостя. Его щёки пылали. Он встал во весь рост, а он был на целую голову выше капитана Ферфоллио, самого большого человека в Генуе!
  - Встаньте! – громовым голосом произнёс незнакомец.
 И мы все трое невольно повиновались его приказанию.
  - Запомните этот год, месяц, день и час, - воскликнул он, - потому что сегодня вы видите перед собой избранника Божьего!
  Наш гость после каждой фразы с размаху ударял рукой о стол, лицо его дёргалось, в углах рта закипала пена…
 - Индия… Индия! – громко вскричал он, - самые знаменитые мореходы ищут тебя на Востоке! А тут же, перед их глазами простирается великий океан, но никто не решается обратить туда свой взор… Скажи, мальчик, - вдруг повернулся он ко мне, - тебе, я так думаю, приходилось видеть немало карт. Что, по-твоему, лежит на запад от Европы?
  - Мне не приходилось видеть иных карт, ваша милость, - ответил я, дрожа и запинаясь, - кроме карты Андреаса Бенинказы, генуэзца…
  - Опять генуэзец! – сказал незнакомец. – Ну, и что же, по его мнению, лежит на запад от Испании?
  - На запад от Геркулесовых Столпов, - ответил я, понемногу успокаиваясь, - на картах обозначены Канарские острова и Антилия, а дальше простирается Море Тьмы с его многочисленными островами, затем – страна Сипанго, а за ней материк Азия.
  - Боже, Ты слышишь меня! – воскликнул гость. – В Генуе любой мальчишка знает об этом, а когда я излагал свой план перед королями Англии и Франции, духовники их поднимали на меня крест, как на одержимого бесами.
  Из всех мальчишек Генуи, я думаю, один я был так хорошо знаком с картографией, но мне, понятно, и в голову не приходило возражать незнакомцу.
  - Я достигну Азии с запада, - продолжал он, - я пристану к гавани Зайтун и чудесному городу Квинсай, описанному венецианцем Марко Поло, я разыщу Золотой Херсонес и страну Офир, я привезу в Испанию несметные богатства и сам во главе бесстрашного воинства отправлюсь отвоёвывать у неверных гроб Господень. Но, когда я совершу всё это, во всём христианском мире не найдётся человека, который не прославил бы имя адмирала Кристобаля Колона!
  «Адмирал Кристобаль Колон, потомок древних мореплавателей, - повторил я про себя. – Я это имя запомню на веки вечные…»
 
   Лариса невольно улыбнулась: с этого момента юный Франческо стал самым страстным последователем пока еще никому не известного адмирала. Он мечтал разделить его труды, его морские подвиги и будущую славу; но его добрый друг Орниччо, тоже молодой картограф, думал несколько иначе: Орниччо был старше своего друга, смотрел на жизнь более скептически и в посетившем их мастерскую громогласном госте увидел прежде всего дерзкого мечтателя, а вовсе не будущего освободителя гроба Господня.
  Когда же Франческо выразил желание сопровождать Колумба в его беспримерном плавании через Море Тьмы, Орниччо высказался в том духе, что адмирал явно не из тех безумцев, которые набирают себе в команду безусых юнцов вместо опытных матросов.
  - Скорее игрушечный кораблик отправится в морское плавание, - сказал Орниччо своему другу, - чем мы с тобой покинем Геную!
    Но Орниччо оказался неправ: оба они приняли участие в путешествии на Запад и стали юнгами на колумбовых каравеллах. Но это произошло много позже, после всяческих мытарств и приключений… А пока Франческо оставалось только мечтать о том, чтобы его знания и умения оказались востребованы отважным адмиралом.
  Они были такие разные, эти славные и храбрые друзья, Франческо и Орниччо! И при этом так чудесно дополняли друг друга…
  А Лариса? Она с детства воображала себя третьей в компании этих двух генуэзских мальчишек, которые в ее пылком воображении считали ее за свою и принимали в свой союз, несмотря на то, что она была девочка! Это она присутствовала в тот памятный день в мастерской генуэзского картографа, и вместе с ними слушала страстную речь адмирала.
  Это она потом утешала Франческо и вдохновляла его, требуя, чтобы он не сдавался и настойчиво шел к своей заветной мечте – стать участником великого плавания. И это она незримо присутствовала в тяжком и опасном путешествии, сопровождая двух генуэзских друзей и в каждую трудную минуту приходя им на помощь.
  И как же досадно ей было при мысли, что всё это происходило только в ее воображении! Как жаль, что она не плавала через Море Тьмы наяву…
  Иногда она видела ошеломляющие цветные сны, в которых она на борту испанской каравеллы пересекала неведомый океан, и не просто пересекала, а участвовала в плавании как юнга! На одном корабле юнгой был Франческо. На втором – Орниччо. А на третьем – она! Только в этих снах Лариса видела себя юношей, который был младше и Орниччо, и Франческо.
И матросы, и капитан, и даже сам адмирал принимали ее за юношу… Никому из них и в голову не приходило, что юнгой на третьей, самой малой шхуне флотилии служит она, девушка! Тайну эту знали только двое – Франческо и Орниччо. Ее верные, ее добрые и славные друзья.
  Она так любила их обоих, что в своих снах уходила в их далекий, загадочный и прекрасный мир как в настоящую, истинную жизнь, о которой мечтала и которой страстно хотела жить. Каждая встреча была для нее исполнена неповторимых, знаковых событий и непреходящих радостей. Она всегда знала, что они ее ждут, что они неизменно рады ей, им ничего не надо от нее, они просто рады ее видеть, они счастливы осознавать, что она – рядом с ними. И это было прекрасно! Это было так не похоже на ее повседневное существование – серое, скучное, обыденное, где от нее все чего-то ждали: кто помощи, кто утешения, кто заступничества, а при этом сама она никому из них не была нужна…
 
   С годами фантастические мечтания юной девушки претерпевали изменения: она постепенно перестала отождествлять себя с тем отважным юнгой из далекого XV-го столетия; он оставался там, и уже превратился в настоящего юношу, а она обреталась здесь, в современном ей мире. Но теперь тот молодой герой внушал ей иные, неведомые ранее мысли и желания; она мечтала о встрече с ним, ждала от этой встречи чего-то такого, в чём даже самой себе боялась признаться… Она стала отделять его от себя, но при этом отнюдь не утратила прочного и прекрасного единения с ним. Для нее он был совершенно реален – куда как реальнее многих ее одноклассников. И не просто реален – тот мальчик был ей близок…При этом, не сомневаясь в его реальности, она не знала его имени. Знала только, что он есть, он существует. И проблема заключалась лишь в том, что он жил в том, далеком и чуждом, хоть и желанном ею мире, а она – в мире этом…
   А потом она сама наделила его именем. Так как он был таким же юнгой, как и Франческо с Орниччо, и был с ними почти как единое целое, то имя его состояло из имен двух его самых близких друзей – Франческо и Орниччо. Лариса дала ему имя - Фриччо.
  Только Фриччо могла она доверить свои самые сокровенные тайны, мысли, потаённые фантазии. Она знала, что Фриччо всегда поймёт и примет их как свои собственные. Иначе быть не могло. Ведь он – это отображение ее самой, ее ипостась, ее двойник во времени и пространстве, с которым она всегда будет едина, несмотря ни на что! Она так хочет, и никто не отнимет его у нее…
  Хлопнула входная дверь. Резкий, отрывистый звук вывел девушку из ее романтических мечтаний: Лариса даже вздрогнула. Это пришла с работы мать.
  Она лихорадочно взглянула на часы и обомлела: как же так? Ей казалось, что она всего лишь несколько минут провела над любимой книгой, переносящей ее всякий раз в ее истинный, ее прекрасный мир, и вдруг оказывается, что прошло больше двух часов! А как же уроки? А как же овощной магазин? Ведь она должна была… Ларису охватил ужас.
 
    Мать появилась на пороге ее комнаты стремительно и неожиданно, словно олицетворение неотвратимого возмездия.
  - Ты видела, - сразу же спросила она, непринуждённо опуская элементарное приветствие, - я тебе на кухне записку оставила?
   - Да, мама, видела… - пролепетала Лариса чуть слышно.
   - И?..
   - Мамочка, прости… я не успела… пока.
   - Ах, ты не успела?! – яростно закричала мать. – Чем же ты была так занята? Уроками никак?
В ее голосе было столько уничтожающей издёвки, что Лариса ощутила себя преступницей, достойной самого сурового наказания. Она не успела сообразить, как ответить, но матери ее ответ был и не нужен. Она продолжала в повышенном тоне:
  - Или, может быть, туши свиные рубила топором, помогая своему придурку-папашке?
  - Мама! – невольно воскликнула Лариса, пораженная таким оборотом разговора. Господи, отец-то здесь при чем?..
 - Что «мама»? – заорала мать в голос. – Я уже почти шестнадцать лет  тебе мама! К моему несчастью… И что теперь? Отец с рынка придет – чем я кормить его буду?!
  - Мама… Мамочка, пожалуйста, прости! – взмолилась Лариса. – Я всё исправлю… Вот прямо сейчас поднимусь и пойду…
- Ах, сделайте такое одолжение, Лариса Викторовна! – мать театрально всплеснула руками. –Поднимите вашу жопу от дивана и принесите картошки к ужину! Да поздно уже, ты это хоть понимаешь? Пока ты в магазин стаскаешься, пока вернёшься, отец как раз домой и явится!
А картошку еще почистить надо, и приготовить надо, чтоб ты знала! Или отец, по-твоему, ее сырую и нечищенную жрать будет?
 - Мама, ну что ты говоришь? Когда это папа раньше восьми с работы приходил? Я прекрасно всё успею!  Сейчас ведь только…
 - Не смей мне возражать! – материн крик сорвался на визг. – Хоть бы извинилась,так нет, бесстыжая, она еще и отбрёхивается! Понадеялась я на нее, лентяйку, дура-то безмозглая! Так мне и надо…
  - Я, между прочим, извинилась уже, - сказала Лариса холодно. Она вполне осознавала свой промах, однако была готова его исправить, искренне полагая, что ничем не заслужила подобного к себе отношения. И если  матери на работе испортили настроение, так она здесь ни при чем. – Ты просто не слышала моих извинений, ты слышишь только собственный  крик…
  - Ах, ты еще и хамишь мне… дрянь!
  - Мама! – вскричала Лариса, теряя терпение. Она знала, что у ее мамаши весьма скверный характер, делающий ее способной вывести из себя даже святого, но всегда старалась, как любящая дочь,  смягчать ее нарастающий гнев. – Неужели я заслужила такие оскорбления? За что ты меня так?  У меня неприятности в школе…
  - Ну тебя к чёрту с твоими неприятностями! – исступлённо заорала мать. – Давай я тебе расскажу про свои неприятности, будет от этого прок? Никому неинтересно, что там, у меня на работе, и какие у меня неприятности – всё равно: пришла домой – становись к плите, готовь жрать на всех, даже если ноги отваливаются… Думала, дочка вырастет, помощница мне будет, так нет же: чёрт ее на рынок носит, топором мясо рубить – нашла себе занятие!
А на мать наплевать! Скоро надорвётся, как заезженная кляча, ну и чёрт с ней!
  - Мама… ну что ты говоришь? – пыталась возражать Лариса, но мать только махнула рукой и ушла на кухню. Из комнаты девушка слышала, как мать гремела кастрюлями и ругалась как бы про себя:
   - Вымахала, кобыла здоровенная, с отца уже ростом, а проку с гулькин нос! Ни черта по дому делать не хочет, картошки принести не может – обленилась совсем! Бессовестная…Забыла она, не успела! Зато я одна только успевать везде должна! И на работе, и в магазине, и на кухне… Вот сдохну скоро, и живите с отцом как хотите. Он привык, кстати, вкусненько пожрать – посмотрим, как ты его кормить будешь…
  Лариса сидела в своей комнате, слушая весь этот ор, и ощущала себя как на раскалённой сковороде. Господи, ну что за вздор она несёт! Белены объелись они, что ли? То Галка, дура этакая, приревновала к ней своего отпетого мерзавца Кулешова, теперь мать, кажется, вздумала ревновать к ней мужа своего, ее родного отца! И какая муха ее укусила? Неужели мать, взрослая зрелая женщина, дипломированный врач с огромным опытом, оказалась еще дурнее этой несчастной соплячки - Галки Жарковой?
  Девушку постепенно начали охватывать гнев и досада – на мать, на фиктивных подруг, на всю эту дурацкую и несуразную жизнь, в которую она никак не вписывалась…
 
  Лариса резко встала с дивана и вышла в коридор. Заглянув на кухню, спросила холодно:
  - Так мне идти за картошкой или нет?
  - Не знаю… как хочешь! – отвечала мать озлобленно. – Хороша ложка к обеду! Помощь твоя была нужна, когда я тебя о ней просила, ясно? А в одолжениях твоих я не нуждаюсь.
 И она отвернулась от дочери. Лариса еще немного постояла в дверном проёме, ожидая хоть каких-нибудь слов от матери, самых простых материнских слов, а не ругани. Но мать ни разу не обернулась, продолжая ожесточённо греметь посудой и демонстративно молчать.
  Лариса вышла в прихожую, неспешно оделась, сдернула с крючка хозяйственную сумку.
 Ей было всё равно куда идти, лишь бы не находиться здесь. Лариса всё еще надеялась, что мать окликнет ее, заговорит с нею по-нормальному, может, скажет, чтобы она купила что-нибудь еще… Возможно, даже улыбнётся! Но ничего такого так и не произошло. Лариса ушла, как оплёванная.
  На улице она передвигалась словно во сне – так скверно было на душе! Переходя дорогу, чуть не угодила под грузовик: побледневший  с перепугу водитель судорожно вырулил на газон и, высунувшись из окна, выразил свое к ней отношение в самых отборных и фигурных выражениях. Но Лариса будто и не слышала ничего.
  В магазине она равнодушно отстояла большую очередь, а потом так же равнодушно наблюдала, как в ее сумку, подвешенную к жестяному жёлобу, с глухим дробным перестуком сыплется перепачканная землей разнокалиберная картошка. Десять килограммов! Машинально расплатившись, вышла на улицу. И тут, на пороге магазина, вдруг испытала настоящий ужас при мысли о том, что надо возвращаться домой, в эту опостылевшую квартиру, в этот занюханный и обшарпанный подъезд, насквозь пронизанный стойким запахом  кошачьей мочи.
 Возвращаться в дом, где ее никто не ждёт и где она никому не нужна – что может быть печальнее?
 Она чуть не расплакалась. Возникло неодолимое желание – всё бросить и уйти, всё равно куда, лишь бы не домой! Уйти, куда глаза глядят! Никогда раньше она не испытывала столь кричащего, прямо-таки вопиющего желания покинуть этот дом, этот двор, это место…Спрятаться где-нибудь, скрыться без следа, чтобы никогда не нашли…
  Как будто кто-то невидимый, таинственный, неизвестный настойчиво и ласково звал ее – только она не понимала, кто и куда ее зовёт. Откуда этот странный зов? А может, это всего лишь крик ее измученной, отчаявшейся, вечно обманываемой души?
  А ведь завтра настанет еще один такой же рутинный и безрадостный день! И послезавтра тоже. И потом…
  Но идти ей, похоже, некуда. Господи, дай силы всё это терпеть!


                Конец 1-ой главы.