Футболка мертвеца

Ольга Крупенье
Я не верю в мистические совпадения. Для меня это – просто совпадения, и отношусь я к ним легко. Ну, совпало, бывает.  Но история, рассказанная мне незнакомой женщиной между двумя рюмками коньяка, вдруг начала ощутимо мешать. Более того, занимать в моей голове какое-то, необходимое для другого, место, требовать выхода.

* * *

… Блин! Да когда же этот урод наверху заткнется?!

Дом, где находится моя служебная квартира, построен недавно и относится в Нарьян-Маре почему-то к элитным, тут поселена большая часть местного истеблишмента. В гробу я, конечно, видела такие элитные дома. В этом, например, в принципе отсутствует звукоизоляция.

Когда я однажды ночью от души чихнула, мне из-за стены справа вежливо сказали: «Будьте здоровы!»

А молодая парочка за стенкой слева так вкусно занимается любовью, что хочется тряхнуть стариной и пуститься во все тяжкие. Любимому мужчине, к сожалению, в последнее время электрическое одеяло с подогревом и мыльные сериалы по СТС нравятся больше, чем я. На любовь раскрутить его становится все труднее. Но, если честно, то и мне близость человеческая уже важней, чем близость физическая. Ничего не поделаешь, возраст…

Но сильнее всего достает, конечно, сосед сверху, видимо, вахтовик. Потому что с месяц там - тишина и покой. Потом образуется некто, кому, как я понимаю, после нефтепромысла надо оторваться. Сначала он тупо заливает в себя алкоголь и время от времени требует: «Грибочков!.. Огуречиков!» А потом, упившись, ругается с женщиной – женой или приходящей, не знаю. Он громогласно и малосвязно матерится, она подтявкивает тоненьким голоском.

В ночи, ближе к двум, мужику становится плохо, и он перемещается в санузел. Между очередными спусками бачка утробно стонет на все пять этажей: «Ой, умру! Щас умру-у!»

Иногда мне хочется закричать: «Ну, умри ж ты, наконец, скотина!» Но хорошее воспитание берет верх, я надеваю беруши и запихиваю голову под подушку. В конце концов, этот несчастный не виноват, что строить здесь не умеют, а умеют только качать нефть.

Можно, конечно, пойти творить в редакцию, это в пяти минутах ходьбы от дома, но там сразу же образуется кто-нибудь из знакомых, увидев в выходной день свет в окне, и начнет навязываться на «поговорить» или «по граммулечке коньяка».

А мне, как всегда, будет неудобно отказать, и пропадет день, с таким трудом выкроенный из рутинной газетной тягомотины.

Всем почему-то кажется, что, если я в субботу или праздник нахожусь в офисе, то исключительно потому, что мне больше нечем заняться. И никому в голову не приходит простая как деревенские грабли мысль – раз человек пришел на работу, значит, он работает, и ему некогда.

* * *

Я сидела в Питере в чешском кабачке «Подстреленная гусыня». Есть там такое замечательное место, в двух шагах от Невского, где подают мое любимое пиво и вкуснейшие острые колбаски с тушеной капустой.

Выбираясь в Питер, я всегда стараюсь спланировать время так, чтобы осталось на «Гусыню». Это поистине лучшие часы моей жизни, когда, сев за давно уже «свой» столик – на двоих, в углу полутемного зала, я, ошалевшая от переизбытка общения с родными и коллегами, наслаждаюсь молчанием и пивом. Время выбираю так, чтобы в пабе не было народа, то есть, послеобеденное.

Итак, в состоянии нирваны я сидела, прихлебывая пиво, лениво о чем-то думая, а что-то откладывая поглубже, на потом, перелистывая записную книжку в телефоне и в голове. 

Кроме меня, в небольшом зале была лишь еще одна женщина. Она сидела через столик и уже дважды спрашивала коньяк.

В какой-то момент я нечаянно столкнулась с ней взглядом, и это все испортило. Она встала, подхватила рюмку, блюдечко с лимоном, сумочку и пошла в мою сторону.

«Только этого мне и не хватало!» - подумала я.

- Вы позволите? – спросила женщина.

Я посмотрела на нее своим самым недружелюбным взглядом в надежде, что она отвянет. Делиться с кем-то лучшими часами жизни мне категорически не хотелось.

- Пожалуйста, можно я посижу с вами? – Не дожидаясь ответа, она опустилась на второй стул: - Знаете, мне только что сказали, что у меня рак. Надо привыкнуть, прежде чем идти домой, делать там лицо…

Некоторое время мы, молча, пили. Я - свое пиво. Она - коньяк.

Я искоса посматривала на нее. Моложе меня, лет сорока с небольшим, худощавая блондинка, крашеная, конечно. На искательницу приключений не похожа, впрочем, кто их сегодня разберет? Одета к лицу, я бы сказала, лучше среднего.

- Знаете, все так странно… - сказала она.

«Что ж тут странного, - раздраженно подумала я. – Умирать придется всем. А выбор небольшой: инсульт, инфаркт, онкология… Главное, не первое, чтобы не быть никому в тягость. Лучше всего, конечно, второе…»

Подошла Оля, знакомая официантка. Я заказала еще пива, женщина снова коньяк, кстати, очень недешевый.

Оля внимательно посмотрела на нее, потом на меня, Я чуть пожала плечами.

- Вам не много будет? – спросила я женщину.

- Не знаю. Такси закажу… - И сразу, без перехода: - У меня от рака подруга умерла. Уже три года. Тоже рак желудка, как у меня…

Я молчала. Что тут можно сказать?

Она вдруг быстро и горячо заговорила:

- Я понимаю, о чем вы думаете! Пьяная тетка хочет душу излить! А вам не до меня! Не до чужих проблем!

- Наверное, потому, что каждому своих хватает, - осторожно сказала я.

Она судорожно вздохнула. Снова взялась на коньяк.

- Может быть, можно оперироваться? – так же осторожно спросила я.

- Да не в этом дело! – как-то по-птичьи вскрикнула она. - Даже, если операбельный, не буду резать. Я давно решила, если этим заболею, проживу, сколько получится, нормальным человеком, а там… Эх! – Она махнула рукой. - Дети выросли. Родителей похоронила, долг свой, так сказать, перед природой выполнила… А на Ленку я насмотрелась! Четыре операции и двенадцать химий. Вы это себе представляете?! Сначала желудок, поджелудка, часть печени, а потом пошло-поехало… А она смеялась: «Сколько у человека, оказывается, лишних органов, без которых можно обходиться». Представляете, смеялась?! Ни на кого свою боль, свой страх не вешала!.. Как вас зовут, кстати?

- Ольга…

- А я - Татьяна. Химию в меде преподаю. – Она вопросительно глянула на меня.

- Журналист, - нехотя ответила я, у меня не та профессия, которая располагает к приязни, но врать не хотелось.

- Ну, вот и познакомились...

Она порылась в сумочке, достала фотографию, протянула мне. На меня смотрела смеющаяся женщина в восточном балахоне на фоне моря. На таких мужики западают с первого взгляда. Она показалась мне неожиданно знакомой.

- Ленка, - потеплевшим голосом сказала моя собеседница. – Это мы с ней в Египте пять лет назад отрывались. Мы с ней тогда все худели… Нашли какую-то дурацкую диету. Она худеет, а я нет! «Ты что-то еще делаешь, - говорю ей. – Почему ты худеешь, а я нет?» А она хохочет. Это мы потом поняли, что она тогда уже болела…

Я с сомнением посмотрела на Татьяну. Ее фигура явно не нуждалась в диетах.

Она поняла мой взгляд, усмехнулась:

- Я с полгода как вес стала терять… Я давно поняла, что со мной неладно, да все не шла к врачам, оттягивала. Знаете, это как дети играют в прятки? Глаза закроют и думают, что их не видно. Вот и я думала: пройдет, рассосется, ошибаюсь… - Она помолчала еще и кивнула на фотографию: - Это мы раньше, как весна, так – худеем к отпуску, да вы ж сами знаете, как это у нас, женщин, бывает…

- Ну, мне уже, кажется, никакая диета не поможет, - сказала я.

- И, слава Богу! Пусть так! – с жаром перебила Татьяна. – Помню, Ленка попросила жареную картошку, уже незадолго до конца... Я к ней пришла, а она говорит: «Мне снилась жареная картошка. Как я хочу картошку!» А она тогда уже ничего не ела, организм не принимал… Я пожарила дома фри и - в больницу. У нее аж руки затряслись. Положила кусочек в рот - и смакует, как деликатес... Потом вырвало… Я умыла ее, хотела убрать картошку, ругала себя. А она говорит: «Нет-нет, оставь, я буду ее нюхать!» Никогда не забуду, как она нюхала жареную картошку! Простую картошку! Такое блаженство было на лице! А потом говорит: «Какие мы были дуры! Все худели! Да я б сейчас за кусок торта или блины со сметаной полжизни отдала. И пусть бы весила центнер!» А жить ей оставалось уже несколько дней… И весила она меньше тридцати килограммов – как в Освенциме, это при ее-то росте!

- Семья у нее была? – спросила я, не зная, что спросить, но молчать было невыносимо.

- Муж, мама. Детей не было. Она по молодости абортами увлекалась, говорила, потом-потом. Карьеру делала. А когда захотела – не получилось уже. А муж ушел, женился, родил ребенка, говорят. Она переживала, может, из-за этого и случилось все. Говорят же, одна из причин – стресс. Не знаю… У меня, вроде, без стресса… Но у меня особый случай. - Татьяна посмотрела на меня странными, блестящими то ли от слез, то ли от алкоголя, глазами:

- Я собственно об этом и хотела рассказать, когда подошла, а вы меня чуть не отбрили, - усмехнулась она.

Я попыталась свести в шутку, прямо-таки скажем, не очень пристойную:

- Ну, вы тоже меня поймите, сижу, пью пиво, подходит тетка с коньяком, говорит, хочу с вами посидеть… И что я должна подумать? Я – не лесби!

- Да, ладно… Давайте, я вам просто расскажу, вы ничего не говорите… Я сама в это не верю.

Мы выпили, не чокаясь. Я видела, что ей трудно начать. Но, наконец, она заговорила:

- Ленка, когда лежала на одной из химий, и уже понятно было, что не помогает, снова резать надо, вдруг позвала меня и говорит…

Татьяна перевела судорожно дух, потянулась ко мне бокалом:

- Давайте уж чокнемся, что ж мы так-то… Как на похоронах... Понимаете, в онкологии люди за каждую соломину цепляются. Какие только снадобья не принимают! Чудодейственные рецепты из рук в руки передают, истории об исцелившихся пересказывают. Понятно, от отчаяния. Ну и, конечно, куча подонков крутится, деньги на этом делают… Как-то я пришла, а Ленка говорит, что ходит к ним одна бабка, снимает болезнь, отчитывает ее с больного человека на мертвеца. Не бесплатно, конечно… Смысл, вроде, такой, что болезнь переходит на умершего, а тому уже все равно. Но нужна одежда с мертвеца, еще не похороненного, в которой он умер. А потом ее, одежду эту, надо на кладбище закопать. Бред, конечно… Ленка стала просить, чтобы я ей такую одежду достала. Я только тогда поняла, как она жить-то хотела! Ведь ни слезинки не было, ни жалобы. Только шутила над собой, да как… Помню, после последней операции я пришла в больницу, а ей тогда удалили часть кишечника и вывели стому через брюшину. Полный пипец!.. То есть, чем скорее смерть – тем лучше! Иду к ней и думаю, вот о чем говорить, как смотреть в глаза? Жуткое чувство вины - здорового человека перед больным… Захожу в палату – лежит, то ли видит меня – то ли нет, скелет, и кожи слишком много, это как-то вдруг в глаза бросилось… Шевелит пальцами, подзывает меня. Я подошла, наклонилась… А она шепчет еле-еле: «Теперь я могу сэкономить на туалетной бумаге и не пукну в благородном обществе». Хотела засмеяться, закашлялась… А тут вдруг – магия, колдовство!

Татьяна уставилась в рюмку, долго сидела, слегка покачиваясь…

- Вызвать такси? – спросила я.

- Попозже… Да, я изрядно набралась! Но пока соображаю. На чем я остановилась-то?

- Бабка перечитывает болезнь на мертвеца.

- Точно! И вот Ленка стала просить, чтобы я ей достала одежду из морга. Я, конечно, была в ужасе! А она – как в исступлении! В жизни с ней не ругались, а тут такое от нее услышала! И что не хочу, чтобы она выздоровела, и что завидую ей, потому что у нее мужиков было больше… Это – да, больше… Я говорила, что опасно, что иммунитет у нее отсутствует. Если и найду что-то, как она это на себя наденет, набраться же можно черт-те какой заразы! Она ничего не слушала, кричала, плакала! Все с себя срывала! Вспоминать страшно! И я подумала, отнесу-ка ей свою футболку. Понимаете, я не верю ни во что, да и она такой была… Всегда смеялись мы с ней над астрологами, гадалками… А тут…

Татьяна вздохнула. Снова застыла, глядя перед собой.

- Короче, взяла я свою старую футболку, разрезала, видела, как в морге делают, я ж из меда, помяла хорошенько, брызнула йодом, положила в пакет и унесла Ленке. Через несколько дней она мне пакет вернула и велела зарыть на кладбище. Я пообещала, но, конечно, дошла до ближайшей мусорки и выбросила. Ленка, видно, что-то заподозрила, все выспрашивала, правда ли майка от мертвого человека. Я сказала, пьяный санитар за бутылку вынес. А она мне: «Ты с этим не шути. Если с живого, знаешь, что будет? На него мой рак перейдет»… Вот и перешел…

Я потрясенно смотрела не Татьяну.

Она поймала мой  взгляд и невесело усмехнулась:

- Да, вот так... А теперь вызывайте такси, а то я совсем опьянела. Еще выть начну…

Я пошла к стойке, попросила заказать машину, вернулась. Она вытирала платком глаза:

- Мне б Ленкино мужество, чтоб так до конца дойти! Она, знаете… За несколько дней до смерти попросила сигареты и розовое полусладкое вино. Я опять сопротивлялась, говорила, нельзя. Она обрывала: «Мне теперь все можно!» Что делать, принесла. Она пару раз затянулась, сделала глоток и устала, аж вспотела вся. Тут нас застукала ее мама. Боже мой, как же она меня проклинала! С кулаками кинулась! Прибежали сестра с поста, врач. И велел оставить Ленку в покое: «Если ей хоть что-то еще хочется, пусть…» Никогда не забуду ее последние слова ко мне: «Мы прожили с тобой классную жизнь, мы любили и нас любили, у нас была работа, которая приносила радость».

- А кем она была? – спросила я.

- Редактором на телевидении, - Татьяна назвала известный местный канал.

Приехало такси, мы попрощались. Слегка пошатываясь, она пошла между столиками.

Потом обернулась и спросила, махнув прической кверху:

- Как вы думаете, там кто-то есть? – Коротко хохотнула и добавила: - Нет-нет, не надо, не хочу, а то столько отвечать придется!..

Ко мне подошла Оля:

- Она вас расстроила?

- Все нормально, не волнуйтесь. Только принесите мне еще пива!..

И тут я вспомнила. Я знала немного ее подругу. Такое небольшое шапочное знакомство. Несколько лет назад ее неожиданная болезнь и смерть потрясли нас. Талантливая, красивая, жизнерадостная женщина. Ее ценили как профессионала и порядочного человека, что в нашей работе редкость. Мама после ее смерти не прожила и года.