В июне 1896 года случилось происшествие, которое изрядно напугало многих потенциальных пассажиров Великого Сибирского пути: в ночь с 17 на 18 июня шедший в Кривощёково поезд потерпел крушение на перегоне между станциями Татарская и Карачи. Лившие несколько дней дожди размыли пути, и дорожное полотно дало осадку. Было темно, стрелки на часах перевалили за полночь, луч прожектора, освещавший паровозу путь, выхватывал из этой непроглядной темноты железную лестницу дороги с деревянными ступеньками-шпалами, по которой спешил добраться до Оби поезд. До Кривощёково – последней станции у недостроенного пока моста через Обь – оставалось часов двадцать пути. Поезд тащил четыре вагона: два зеленых третьего класса, один серый – четвертого и один с арестантами. Пассажиры укладывались спать, но многие ещё тихонько разговаривали или курили папиросы, стоя у больших фаянсовых пепельниц и задумчиво глядя в пустую безлунную ночь. В зеленых вагонах было накурено и душно, в серых – тесно: люди там сидели на узких и неудобных лавочках, а то и просто на полу. Совсем скоро, с полным пуском Транссибирской магистрали, по этой дороге помчится Сибирский экспресс с пульмановским вагоном-рестораном, пианино, бильярдом, спортивным залом, гостиной, библиотекой и даже горячей ванной. Серые вагоны канут в небытие, и Александр Блок в 1910 году даже не вспомнит о них, сочиняя своё бессмертное:
Вагоны шли привычной линией,
Подрагивали и скрипели;
Молчали желтые и синие;
В зеленых плакали и пели.
Чудо ли помогло машинисту или усердие и внимательность тому причиной, но он успел заметить осевший участок. И скорее машинально, чем в результате осмысленного решения, дал контр-пар – привёл в действие экстренное торможение, чреватое стремительным повышением давления в котле и его взрывом. Паровоз, налетев на невидимую преграду, резко затормозил и вскоре практически остановился. Чтобы избежать взрыва, машинист открыл предохранительный клапан на кожухе топки, после чего спрыгнул в темноту на насыпь. Это его движение наверняка спасло немало жизней: котёл так и не взорвался. Но паровоз спасти уже было невозможно: под напором задних вагонов, движимых инерцией, его протащило дальше – в тот провал, которого он пытался избежать, и огромная черная машина, из трубы которой всё ещё валил дым, с громким визгом и скрежетом завалилась набок. Выскочивший машинист скатился по насыпи вниз, но отбежать не успел: платформа с дровами, прицепленная сразу за паровозом, перевернулась, и эти дрова в одно мгновение завалили беднягу с головой.
В вагонах царила паника. От сильного и резкого толчка пассажиры попадали на пол, в зелёных вагонах третьего класса на них посыпались вещи с багажных полок, раздался страшный грохот, скрежет металла и треск деревянной обшивки. Люди начали выпрыгивать в окна, пытаясь поскорее выбраться наружу, повсюду слышались стоны и плач покалеченных и раненных. Фонарь на перевернутом паровозе всё ещё горел, освещая лучом бледного испуганного света убегающую вдаль насыпь. Позади него, в кромешной мгле летней ночи барахтались люди, пытаясь разобраться в том, что случилось. Где-то среди них были разбойники и убийцы, запертые в отдельном вагоне. Кто-то крикнул, что котел может взорваться, и паника возобновилась с новой силой. Несколько человек – решительных и смелых, сохранивших холодную голову в этой массовой истерии, направились к упавшему паровозу. Они и услышали крики из под горы дров с опрокинувшейся платформы: машинист был жив! Более того, оказалось, что он отделался лишь ушибами и синяками. Его быстро вытащили, раскидав поленья, и разожгли большой костёр, осветивший место аварии. Картина предстала их глазам жуткая: переломанные шпалы, погнутые рельсы, сошедшие с рельс вагоны. Серый вагон 4 класса валялся, разбитый вдребезги, зеленые вагоны устояли, но слетели с рельс и накренились набок, и лишь арестантский вагон оказался целёхонек. Погиб один человек: ему отрезало ноги – они валялись тут же на насыпи, вызывая приступы рвоты у мужчин и истерику у женщин. Ещё семь человек находились в тяжёлом состоянии – с перебитыми коленями, пробитой грудью и другими серьезными ранениями. Стали искать врача, но среди пассажиров такого не оказалось. Кое-как перевязав пострадавших, стихийно возникшая инициативная группа стала решать, что делать дальше. Нужно было сообщить об аварии на ближайшую станцию, но как? В эпоху, когда не только мобильных телефонов ещё не существовало - обычные были роскошью, это представляло серьезную проблему. К счастью, выяснилось, что поездом везли телеграфный аппарат, и машинист с поездной обслугой вызвался подсоединить его к проводам, забравшись на ближайший телеграфный столб. Они провозились полтора часа, но своего добились! Сообщение ушло на станцию Карачи, и через некоторое время оттуда прибыл на выручку специальный санитарный поезд. Раненые и часть пассажиров уехали на нем, оставшимся пришлось дожидаться товарного.
Всё это время арестанты оставались запертыми в своем вагоне: пассажиры и уцелевший конвой боялись выпустить наружу в чистом поле целый вагон уголовников. Сложно представить, что творилось в душе у этих запертых людей: ночь, крушение, крики и паника, шум и грохот, ни зги не видно в щели, а потом - только отблески большого костра и мелькающие вокруг тени. Только к утру пришел товарный поезд, и арестанты под прицелом ружей нескольких охранников, перешли из одного закрытого вагона в другой.
* Это было первое в истории крушение поезда на территории нынешней Новосибирской области.