Небо чернело,
спускалось всё ниже,
слышался лай из запёртых ворот,
тёмные тропы средь каменных хижин
стали канавами для нечистот.
В гордом безумстве у стен богадельни
пьяный старик к небу поднял костыль;
капли дождя, будто залпом расстрельным,
рвали на клочья дорожную пыль.
Крест над часовней слегка покосился,
колокол звякнул и тут же затих;
город во мгле, как бродяга, укрылся
ветхим плащом из уродливых крыш.