Поступок, ставший судьбой. 18. Бой с тенью...

Ирина Дыгас
                ГЛАВА 18.
                БОЙ С ТЕНЬЮ.

      Пассажиров гражданского лайнера продержали на закрытом военном полигоне четыре часа, а потом транспортными вертолётами перебросили в Оренбург.

      Борт сел, оказывается, почти на границе Казахстана! Хорошо, что не пролетели ещё полтысячи километров – точно в пустыню бы рухнули или разбились в горах Мугоджары!

      В Оренбурге всех ждал самолёт-замена с новой командой пилотов и стюардов. Багаж доставили сразу в порт назначения спецтранспортом с базы.


      К Марине неоднократно подходили серьёзные дяди: в неприметном штатском, в военном с разными эмблемами на погонах и лычках, в похожих тёмно-серых костюмах-близнецах. Эти были с неподвижными лицами и оччень внимательными проницательными серыми глазами – «спецы» из областного ГБ. Попытки выяснить подробности, «подноготную» произошедшего…

      Все наталкивались на короткую фразу девушки: «Не помню».

      Это их ввергало в ступор: «Что писать в отчётах?»

      Долго выспрашивали у экипажа и пассажиров – тщетно. Объяснения свершившемуся не было ни у кого, кроме очевидного и неоспоримого – Бог помог. Почесав головы, компетентные органы оставили всех в покое, записав показания и адреса свидетелей и участников происшествия.

      Лично проводив Марину до «Скорой», что ожидала её в Оренбурге по приказу сверху, «спец»-оперативник, быстро зыркнув по сторонам, склонился над носилками, мягко взял девичьи руки в плен пальцев, проницательно посмотрел в глаза и едва слышно спросил:

      – В какой структуре Вы служите реально, товарищ?

      – В районных ясельках нянечкой. Деток нянчу.

      Неожиданный ответ поверг в полнейший ступор взрослого офицера. Выпустил руки и выпрямился, онемев.

      – Записывайте номер, адрес и телефон, – с коварной улыбкой продиктовала, не сводя с человека загадочного тягучего взгляда.

      Записав в блокнот данные на абсолютном «автомате», не мог почему-то расцепить скул и зубов, сведённых неведомой силой!

      Усмехнувшись, «отпустила» взглядом несчастного. Больше вопросов не было.

      Только выдохнул с ужасом: «Спецотдел! Отряд медиумов!» Вспомнил перешёптывания и слухи в «школе». Рад был уйти, но профессионализм и въевшаяся в плоть ответственность взяли верх: остался рядом, проконтролировал врачей, потом передал удивительную девушку-загадку на руки диспетчеру-дежурному по аэропорту «Нежинка».

      Попросив у медиков жёсткий фиксирующий корсет на рёбра и двойную новокаиновую «блокаду», Марина полетела с остальными пассажирами дальше, в Киргизию.


      Когда путешественники прибыли во Фрунзе, в аэропорту «Манас» был нездоровый ажиотаж и истерики – родные и встречающие приготовились к самому худшему. Невольно ночной рейс превратился в дневной, прибыв в порт прибытия только к двум часам дня местного времени.


      Домой в село приехала лишь к вечеру – едва успела на последний рейсовый автобус.

      Начался отпуск.

      Три недели прошли в старательной игре лицом и голосом: «у меня всё хорошо, любимая работа», «да, спасибо, муж здоров – приехать не смог, с работой аврал», «спасибо – на отца похожа», «нет, доченька, ты пока будешь жить у бабушки – в квартире ремонт», и вечной попытке убежать от себя.

      Загорая на «детском камне» у пруда, бродя по маленьким протокам горной речки Оспанки, забираясь на горки и любуясь видами родного села в августовской оранжевой дымке засухи, старалась даже на гран не подпускать к душе мысли об Алексее. Нужен был полный отдых. Это был вечный бой с тенью: едва отпускала волю – истерика накрывала с головой. Даже родные горы не успокаивали нервов, расшатанных невыносимой затяжной бесчеловечной войной души с телом.

      Отпуск превратился в Чистилище.


      – …Ну, вот и мы! Прости, завозилась с Витюшкой: то помыть, то пописать, то упёрся, увидев пятнышко на свитере, пришлось немного затереть…

      Рита, смеясь, вела за собой сына, который был недоволен чем-то.

      – А ты тут не скучала, смотрю, – сев, грустно посмотрела на Мари, заметила следы слёз и вытертой растёкшейся туши. – Ребро ещё болит? Или постарее рана? – понимающе вздохнула, покосилась на сопящего сынишку и… сдалась. – Ладно, но только одно!

      Витя подпрыгнул и радостно бросился к бармену, сияя счастливыми карими глазками «в блюдечках».

      – Нет, каков хитрец, а? Так и «выдавил» себе ещё одно мороженое! – смеялась, втайне восхищаясь упорством и изворотливостью маленького проныры.

      Притихла, бросила странный взгляд в дальний угол скупо освещённого столичного районного кафе-мороженое. Метнула взгляд на лицо подруги.

      – Ты видела… в углу… слева?

      – Заметила сразу, едва вошли. Меня не касается.

      «Держала лицо», стараясь ни мускулом, ни морщинкой не выдать эмоций.

      Там сидели близкие друзья семьи Стрельниковых – знала их. Её узнали: перешёптывались, гадко улыбались.

      – Не моя история. Их ждёт разочарование: спектакля не будет, – посмотрела на малыша. – Все кишки отморозил, родной? Мы можем идти домой? Не пора ли оттаивать?

      Витюша хрипло рассмеялся, облизал креманку и понёс буфетчице.

      – Давай, Марго, оплати счёт, и уходим, не то сын ещё что-нибудь выпросит!

      Покинули гостеприимное семейное кафе – гордость района Нагатино, чувствуя любопытные взгляды посетителей в углу зала.

      – Как Наденька? Нюся шепнула, что отец опять пропал. Вот напасть! Прекрасный отец, пока не запивает. Что они находят в водке?.. – Рита негодовала, стараясь расшевелить Марину, но тщетно.

      Ведя за руку её сына, автоматически что-то отвечая, кивая, соглашаясь и поддакивая, снова окунулась в недалёкое прошлое…


      …Когда появилась на рабочем месте, накинулись все: и бармалейчики, и Валюша, со стоном рухнувшая на стул и возопившая: «Наконец-то!», и родители, и начальство.

      Работа закружила-завертела, не давая ни на миг расслабиться.

      Мишутка Стрельников долго не мог прийти в себя, смотря на неё огромными серыми глазами на похудевшем ещё больше синюшном личике.

      В тот же вечер, направляясь домой, вышла на перекрёсток Затонной и Коломенской улиц.

      Вдруг рядом затормозила легковая машина, распахнулась задняя дверца, и чьи-то сильные руки резко затащили Мари в салон, успев зажать рот ладонью!

      В голове пронеслось: «Гориллы!», и… сознание отключилось.


      – …Мариш! Очнись, родная! Прости, что напугал…

      Кто-то целовал виски и щёки, обнимал сильно, с дрожью.

      – Очнись, любимая. У меня не было иного выхода – только похитить. «Хвост» за мной повсюду.

      Поднял девичье лицо навстречу серым глазам, приник к губам. Радовался, что очнулась, осознанно смотрит сквозь слёзы.

      – Здравствуй, единственная! Теперь моя очередь уезжать внезапно, – заметив панику в глазах, прижал к телу, жадно вдыхая запах кожи и волос. – Вот как нас разводят: обманом, силой и приказами. Но им не победить, любимая. Думали, что мы не увидимся, а я оказался хитрее!

      Тихо засмеялся, касаясь губами лица, шеи, ключиц, плеч. Застонал, сжал сильно, отчаянно, больно, оставляя синяки на предплечьях и травмируя её едва зажившее ребро.

      – Сказал, что полечу на самолёте – ждут в аэропорту, а я – на вокзал! Лучше два дня в пути, но попрощавшись с тобой, чем под приглядом, не повидавшись после разлуки, – отстранил нежно, присмотрелся, застыл, резко вздохнул, застонал. – Понятно: отпуска не вышло. Мы похожи. Я тоже не мог ни на минуту забыть о тебе, как ни старался. Прости, родная, не выполнил просьбу: притормозить и отстраниться. Не сумел… Не получается… Ты всегда рядом…

      Сидели в затемнённом салоне «Волги».

      Водитель делал вид, что их не существует: смотрел только на дорогу, ни разу не подняв глаза в зеркало заднего обзора. Ехал аккуратно, но довольно быстро.

      На светофоре к машине подошёл милиционер, но едва увидел «корочку» в руках водителя, выпрямился, «взял под козырёк» и стремительно исчез!

      Отметила: «Либо Стрельников большой начальник, либо его “шофёр”. Друг? Тот самый?»

      – Куда? – шепнула.

      Увидев отрицательное покачивание головы, тепло улыбнулась.

      – Надолго?

      – Тебе сообщат, когда встречать, – шёпотом, метнув глаза на водителя. – Проводи меня, Маришка! Я так скучал, с ума сходил, когда пропала! Первые два дня отчаялся, подумал на «своих». А они сами недоумевали, почему не вышла два дня подряд на работу? Сорвался. Тогда Бэла и сказала, что спасла тебя от «слежки»; испугалась, что однажды «пропадёшь без вести», не дойдя до работы или дома. Попросила меня в яслях не появляться.

      Тяжело вздохнул, помолчал. Вжимал в тело, не забывал прикасаться и сладко целовать.

      – Теперь я в изгнание. Они не теряют времени, но я добьюсь своего!

      Больше не отвлекался на разговоры: до самого вокзала держал Марину в руках, зажигая пожар в телах, посадив её на колени. Потом прилёг и положил на себя, сходя с ума от любви и желания.


      …На Казанском вокзале была маета-суета, столпотворение, Содом и Гоморра!

      Благодаря сильным рукам Алексея, не потерялась в толчее и смогла добраться до нужной платформы.

      Вырвавшись из толпы народа, нашёл свободный пятачок, прижал к себе и положил голову на макушку. Шепча слова любви, ласкался и грустил, с трудом удерживаясь от порыва плюнуть на всё и увезти в свою квартиру, но понимал: везде глаза, тем более там.

      Постояв на перроне, потащил в маленькое кафе, заказал лимонад и кофе, усадил за столик, стал целовать руки и лицо возлюбленной. Едва контролировал эмоции, тонко дрожа сильным телом: «Стало таким непослушным и строптивым. Да что там – вышло из повиновения вообще! Бунт в крови».

      Мари с трудом сдерживала слёзы.

      Закрыв глаза, принимала мужские ласки с душевной болью.

      «Встреч больше не будет. Возможно, не увидимся вообще. Коль Лёша заговорил о “хвостах”, дело совсем плохо. Что-то назревает. Мы их разозлили».

      – Не думай о них. Мы окажемся сильнее, – «услышал», сжал руки, целуя со стоном. – Как жаль, что у нас нет даже пары часов, родная…

      Опустил русую голову, скрывая слёзы бессилия. Попытался отвлечься.

      – Так тебя недоставало! Это время без тебя было ужасным.

      Погладил худые щёки, провёл чуткими пальцами под глазами, очертив розоватые подглазники.

      – Много плакала. Почти не спала. Забывала поесть. Не смогла успокоиться. Как и я. Мы едины. Нас нельзя разлучать – умираем врозь, – притянул к лицу стиснутые кулачки Мари, жадно покрыл поцелуями. – Дождись меня, любимая. Обещай не плакать. Не исчезни, молю!

      Прислушался к объявлениям, обречённо улыбнулся.

      – Нам пора.

      …Поднявшись в последний момент на подножку вагона, рванулся обратно, вцепился в безотчётном страхе, целуя, с отчаянием заглядывая в любимые глаза, залитые слезами.

      – Зайдите в вагон, пассажир! – в панике закричала проводница. – Мне надо закрыть дверь!

      Со звериным рычанием оторвавшись, скрылся в вагоне, но лишь для того, чтоб через мгновенье высунуться наполовину в открытое окно. Подхватив «на лету» Марину за подмышки, притянул к губам, целуя с бездумной неистовостью!

      Поезд медленно начал движение, а она висела в сильных и цепких руках обезумевшего парня.

      На платформе закричали люди, и состав резко затормозил ход. Стрельникова стали ругать, кричать, а он никак не мог выпустить девочку из рук. Никак.

      – Ты едешь со мной! Сейчас втащу и всё! Уедем! – жарко шептал, совсем потеряв голову.

      – Эй, парень, не дури. Отпусти свою девушку, – за спиной Алексея появился зрелый мужчина в военной форме. – У неё, наверняка, даже паспорта с собой нет. Как на работе отчитается? Куда пропала? Уволят за прогулы по статье по твоей вине. Отпусти, – положил на его напряжённые плечи крепкие руки, сильно сжал. – Будь мужчиной, сынок. Она дождётся, уж поверь мне. Я разбираюсь в людях: это верная женщина. Тебе повезло. Поставь на перрон. Прощайтесь, ребята.

      Алексей медленно поставил Мари на платформу, нежно, уважительно поцеловал руки, мягко сжал, отпустил и безмолвно отступил вглубь коридора вагона, не сводя расширенных, исходящих криком и болью глаз с бледного до синевы личика возлюбленной. Губы почему-то не смогли прошептать ей ни «до свидания», ни «скоро вернусь», словно не верили ни первому, ни второму, будто сама судьба запечатала, не позволяя ни обещать, ни лгать.

      Поезд вновь начал движение, стремительно набирая ход.

      Марина всё стояла на опустевшем перроне Казанского вокзала, но никого и ничего не видела. Только обезумевшие глаза Лёши, кричащие от страха за её жизнь.

      Вздохнула: «Да, родной, сама чувствую. Стою на краю пропасти. Что-то произойдёт. Вот-вот…»


      – …Марина, пора, – тихий незнакомый голос за спиной привёл в чувство. – Я Вас отвезу домой, – увидев отрицательное покачивание головы, продолжил. – Я обещал ему. Должен доставить.

      – Хорошо, – прошептав, покорно пошла за мощным мужчиной.

      Глаз не подняла.

      «Меньше знаешь, лучше спишь, Машук».

      В салоне просидела всю дорогу с закрытыми глазами.

      «Если будут спрашивать под гипнозом или препаратами, не смогу ничего рассказать: не видела лица водителя, – поджала губы. – Становлюсь осмотрительной. Учусь, Лёш».


      Возле метро «Коломенская» попросила высадить.

      В зеркале заднего обзора вскинул вопросительно бровь.

      – Пойду к подруге. Маргарите, – метнула глаза на девятиэтажки. – Недалеко.

      Напрягся, подумал, оценил расстояние, покачал головой и подвёз почти до дома Риты.

      Зыркнул строго: «Сидеть!», вышел, сделал вид, что закуривает, внимательно понаблюдал за окружающей обстановкой и машинами на обочине. Сев обратно, согласно кивнул, безмолвно прощаясь взглядом тёмно-серых глаз в отражении зеркала. Лица не повернул.

      Вышла молча, смотря исключительно под ноги, зажмурилась, чтобы даже искоса не увидеть номер машины – ни к чему такая память.

      Быстро развернув «Волгу», уехал.

      Минуты через три подняла голову. Стояла и дышала влажным воздухом района, слушала радостные голоса людей, торопливо идущих семьями и компаниями в кинотеатр «Орбита» – сеанс. Поняв, что не может успокоиться и обрести душевное равновесие, приняла решение и… пошла в кино.

      Купила билет, даже не посмотрев, что за картина идёт нынче.


      Спустя два часа, рыдая безостановочно, вышла и поплелась пешком домой, молясь только об одной милости: не видеть пьяного Павла.

      Долгая прогулка – почти час хода, пошла на пользу.

      Успокоилась, смогла здраво рассуждать: «Развод так и не состоялся. Идти некуда. Больше не стану обременять подруг проблемами. Сколько можно? Осмотрюсь с недельку, может, кто позовёт в приживалки-компаньонки от скуки или нежелания одинокой женской доли?

      Вздохнув, остановилась, подняла голову к ночному небу. Глядя на тусклые редкие звёзды московского неба, грустно подводила итог последних событий:

      – Сколько ни боролась с чувствами, а задавить так и не смогла. Моя война – бой с собственной тенью. Она всё требовательнее и нахальнее. Пора произнести, пожалуй, ту самую фразу: “Тень, знай своё место!”»

                Июнь 2013 г.                Продолжение следует.

                http://www.proza.ru/2013/06/07/1553