Фу-ты ну-ты

(Киноповесть)

Иуда в Ветхом Завете взял силой невестку Фамарь — приняв за блудницу. А узнав, кто она — воспылал любовью из-за вины... В свою жертву влюбился и Сатрапов!
 
Он вышел покурить из «Ауди»... Ночная январская пороша колола щёки — и пришлось вернуться.
— Любовь, — рассуждал он, давя на газ, — сплав мужчины, женщины и... Химии! Без химии сердца не сольются...
Состава химии он не знал — жена Соня звала фантазии бредом. А он не верил в её чувства. «Ауди» меж тем побежала резво. Под колёса метнулась фигура. Сатрапов вдавил тормоза... На обочине во тьме кто-то лежал... Он выскочил, не заглушив мотора, и крикнул обколотому по его мнению подростку:
— Эй, урод! Куда прёшь... От вас, наркоманов, беды не оберёшься!
Парень в джинсах и ушанке не пошевелился. Сатрапов пнул его носком ботинка:
— Ты живой? Ты кто?
— Нута! — пискнуло бесчувственное тело.
— В смысле, орех? — удивился Сатрапов.
— Почему орех? — оскорбился наркоман.
— «Нут» по-английски орех, — объяснил водитель, как больному.
Крови не было, виновник вздохнул облегчённо — хотя наркоман всё ещё не вставал. И то сказать, наехали неслабо! Он поднял парнишку на руки — тот ойкнул... А когда Сатрапов устроил его на заднее сиденье, пропищал:
— Я не орех — а Нюта... Просто Нута! Меня бросил муж, — и расплакался по-девчачьи.
— Фу-ты ну-ты ножки гнуты, — ругнулся шофер, выезжая на шоссе.
Но жертва отключилась, видно повреждения были серьёзны. И он помчался в травмпункт. 
 
ГЕНИЙ САТРАПОВА

Врачи покатили Нуту в операционную — найдя разрыв селезёнки. На боку у девушки лиловел кровоподтёк... Но хирург — тоже мальчишка («Везёт мне!» — думал Сатрапов) — поднял большой палец кверху! И он ему поверил... Раненой понадобилась кровь — у Сатрапова совпала группа! Он в полной готовности лёг на кушетку....
Словно всё было не с ним, а с анти-Сатраповым — незнакомым чужаком. И тот, чужой, сбил девушку, пинал её ногами — обозвав орехом. И теперь ждал исхода операции, которую она могла не пережить... А истинный Сатрапов испарился, оставив вместо себя чужака! И этим чужим теперь вынужден быть он... Сатрапов не знал, что под воздействием любви стала меняться его личность.
— Если любовь — гармония, — думал он, лёжа на кушетке, — то и гармония в свою очередь невозможна без любви. И Пушкин — любовь, и Моцарт, и Гоген... Любовь и есть гений...
В момент истины операционная отворилась. И хирург сказал, сняв маску:
— Жива твоя сестрёнка — поставь в церкви свечку!
— В смысле? — не понял тот, как «наркоман» стал его сестрой.
В реанимации Нутино личико было не отличить на белом. От наркоза девушка очнулась. Глядя на её стриженый затылок, Сатрапов и сейчас мог бы ручаться — пацан!
— Ну что, досталось на орехи? — глупо спросил он.
— Меня зовут Анной, — расплакалась та, — не смешно!
От её слез Сатрапова сдавило. Будто не её пинали, вытащив из-под колес, а его. И он печёнкой ощутил химию — которой так изводил Соню. Они с женой делили хлеб и постель, а химии не возникало... Оттого и дети не рождались! А тут она взяла — да и пришла...
 
Он бросился утирать Нуте слёзы. Та дёрнулась — опрокинув стакан.
— Домой! — приказал ему хирург.
Сатрапов кивнул, но не ушёл. Прежний бы смылся, но анти-Сатрапов не мог — словно в него вселили чужака. И чужак запрещал удаляться от Нуты дальше пяти метров. Он растянулся на стульях в коридоре, а когда санитарка его растолкала, было утро.
— Разнеси, — пихнула она градусники, — пока ждёшь сестру!
— Кого? — удивился он.
И вспомнил... И понёс термометры, но больные ещё спали — и он возвратился к Нуте.
— Вы опять? — отшатнулась та, как от маньяка.
— Думаешь, преследую? Ну разве ты не орех? — постучал он себя по лбу.
И вздрогнул, увидав — как от рыданий сморщилось её лицо. Считается, слезами выходит наркоз — но из Нуты они вытекали вместе с жизнью... Он хотел повиниться — но анти-Сатрапов ёрничая произнёс:
— Анюта без парашюта!
Нравилось ему доводить её — и всё тут! Только так он Нуту и воспринимал — мальчишка! Деревенский мужик... А женщины увидеть в ней не мог! Шутника вытолкали — он спрятался в больничной кочегарке. Истопники устроили ужин за целковый. Кинули ватник — спи! Бизнесмен Сатрапов в кочегарке бы не остался, но анти-Сатрапов уйти не мог.
— А вдруг нам в жизни преднаначен ОДИН-ЕДИНСТВЕННЫЙ человек? — думал он, лёжа на фуфайке. — И кроме него, ни с кем счастья не суждено!
 
СИРЕНЫ ЛЮБВИ
 
Чем грозила разлука с Нутой, он не знал — а проверять не хотел! На «мобильнике» мигали неотвеченные звонки Сони... Но женой анти-Сатрапову она не была. А Сатрапова химия растворила без остатка! Наутро — несмотря на донорскую кровопотерю — он уволился из проектного бюро... Заехал домой — но Сони там не оказалось, и оставил записку: «Не ищи!» Он ей не изменял — но и оставаться было тошно. Анти-Сатрапов был с его супругой не знаком!
Вернулся в больницу — припарковал «Ауди»... И анти-Сатрапов вновь завладел им! Так прошло недели три... Едва Нута начала вставать — явился муж!
— Где ты раньше был, орех? — злился Сатрапов.
В Нутином шаркуне его раздражало всё! Он забыл, что был таким же до наезда... Зато вспомнил, как библейский пророк взял силком невестку Фамарь — приняв за блудницу, ибо лицо той было под покрывалом... И больше жизни полюбил из-за вины! Анти-Сатрапову вина тоже разъедала душу. Точно ему — а не Нуте — рвали селезёнку. Он давал ей кровь, сидел у постели — а муж явился, когда всё было позади! Говорили — далеко живёт... Но Сатрапов спорил:
— Любишь — ищи, орех!
Когда «орехи» выписались, Сатрапова будто вставили в розетку... Он вспомнил кочегаров, увольнение и звонки Сони... Всё возвратилось — но было чужой жизнью, не его. И он не знал, как вписаться... 
Спустился во двор, когда медсестра бросила ему записку из окна. Засунув её в карман, он сел в «Ауди». И круто вырулив с больничного пятачка, вписался в автостраду... На ходу достал и прочёл:
"Прощайте... Только живите и будьте!"
Вместо подписи, стояло — «Орех». Дописано — «Ваш», но зачеркнули. Написать «ваша Нута» она не могла! Прощайте — так прощайте... Сатрапов нажал на газ, выезжая на виадук. Пошёл на обгон, выжав под двести. Встречный рефрижератор тоже обгонял... Они сцепились бортами — и тяжеловес стал боком толкать «Ауди»... Сатрапов вывернул руль на поворот — но легковушка пошла юзом! И самосвал выдавливал её с обледенелого моста. Перед падением Сатрапов открыл дверцу: под виадуком толпились машины, не замедлившие ход.
— Так и не испытал лю...! — вспыхнуло в его мозгу.
Дверца «ауди» отломалась, снося ограждение моста. И полетела вниз — опередив авто. Сатрапов выпрыгнул... Уцепился за обломки балюстрады... Повис лицом к мосту — раскинув руки, будто на кресте. И словно в замедленной съёмке наблюдал — как падает его малолитражка. А десяток других сталкиваются под мостом...
 
Поток машин образовал кучу-малу. Где-то загудела "аварийка", и спасатели стали втаскивать Сатрапова на мост. Он болтался, держа обломки перил мёртвой хваткой. Его подтянули за капюшон, материя затрещала — и он разжал пальцы.
— Кто ж тебя так любит? — спросил спасатель.
— Ни одна душа!
— Врёшь! — заспорил тот. — У нас примета: пока хоть кому-то нужен — не умрёшь... Пройдёшь огонь и вынырнешь из бездны! Вот и ты спасся — повисев на волоске!
Сатрапов было возразил, но вспомнил про записку. И понял — зачем хирург поднимал большой палец вверх. И почему Нута выжила без селезёнки... Секрет химии: ТЫ БЕССМЕРТЕН — ПОКА ЛЮБИМ! Секрет не поддавался логике — он просто верил Нутиной любви. Ведь она спасла его в автокатастрофе! И всё вернулось: анти-Сатрапов стал Сатраповым, попросив:
— Не подвезёте, братцы, в больницу?
— Понятно... — подмигнули те, оглядев его ободранные руки.
— Ничего вам не понятно, — обозлился тот, — еду за Нутой, за своей любовью. Жизнью ей обязан, а в больнице адрес есть.
— Нут — египетская богиня Неба, мать бога солнца Ра, — восхитился главный.
— А я думал, орех, — хохотал Сатрапов, пока они мчались с сиренами к его любви!
 
...Он ждал хирурга больше часа. Едва операционная открылась — эскулап от удивления подпрыгнул: «Как же ты узнал?» — «О чём?» — переспросил тот. Врач сообщил: "Швы разошлись, и твоя сестренка истекала кровью — муж не довёз!» Из ступора их вывел звонок телефона...
— Сатрапов! Ты дурак! — кричала по «мобильнику» супруга Соня. — Аварию я посмотрела в новостях! Любимый, ты жив — значит химия меж нами...
Он отшвырнул трубку на полуслове!
Сатрапову было абсолютно ясно — его ХИМИЯ растворилась на-все-гда!

ЧАСТЬ П

НУТА, Я ТУТА!

Он настроил флейту и заиграл... 10 лет назад был бизнесменом. Встретил любовь и потерял. К жене Соне не вернулся, работы не нашёл. И разменяв пятый десяток, играл в подземном переходе... Фрилансером — то есть безработным! 
На «Лунную сонату» скучился народ — кидали мало. Дима разглядел даму в песцах и навеселе. На его восторженное: «Нута?» — та откликнулась: «Я тута!» Толпа заржала... Он думал, что ошибся...
— Не узнаёшь? — похлопала она по плечу.
— Как сказать... — убрал он флейту. — Ты жива, выходит?
— Что мне станет? — хихикнул «песец». — Вёз в больницу, звал орехом? И вот я тута — твоя Нута!
— А хирург сказал, что ты... того... — повёл головой Дима.
— Кого того? — вытаращилась она.
— Ну... это... умерла! — выдавил он.
— Чего-чего? — не поняла она. — Хирург, к которому втихушку шастала твоя жена? Вот ирод!
— Моя? — удивился теперь Дима.   
— Ну не моя же! — чмокнул его «песец».
И оставил визитку. «Ботокс для красоток» — значилось на ней. Она была стилистом — его Нута... Или не его! Или не Нута? Словом, некто из прошлого — сломавший жизнь. Сатрапов вытер щёку и, как на привязи, пошёл за ней...
— Клялся, клялся, — прошипела она в лифте, — и бросил!
Рассказала, как топила любовную тоску в вине. Основала фирму, расставшись с «ореховым» мужем. Ездила по заграницам. Увидела фрилансера с флейтой... И подошла. Но с песцовой Нутой он был не знаком!
— Выходит, не ты меня спасла? — спросил про мост.
— С чего ты взял? — пожала та плечами.
Но хрустальные мечты бьются не сразу — Сатрапов заночевал... Хрупкий подросток — бывший Нутой, испарился. А знойных дам он повидал. Поутру два чужака попили кофе. Она пошла на фирму, а он к Соне!
Его Нута умерла!
 
ЖИВОЙ ТРУП
 
Телефон Сони не нашёл. И пешком поплёлся на знакомый адрес. Дом шёл на снос, бродяга с пивом на скамейке произнёс:
— На Демьяновке твои!
— Чьи? — не понял фрилансер.
— Сонька с дочкой, — заржал бомж, — и тебя помню! Гикнулась твоя крутая тачка? 
"Везёт мне на пьяных!» — матюкнулся Сатрапов, будто мир состоял из горемык. И пошёл — куда послали. Нажал на звонок. Открыла девочка в очках... Дочь хирурга, решил фрилансер.
— Ты кто? — глупо спросил он.
— Никто... — замялась та, — Нюра!
— Чья Нюра? — продолжал фрилансер.
— Мамина... — сердито сообщил подросток.
И захлопнул дверь... По лестнице тяжело бухали шаги Сони.
— Сатрапов! — крикнула она, разбросав авоськи. — Любимый мой, родной! Ты жив, и наша химия...
— А Нюра чья? — повторил он.
— Твоя, твоя... — верещала жена.
И он услышал то — чего в реальности быть не могло. 

...О беременности Соня узнала, когда Сатрапов сбил Нуту. Из дому ушёл, написав: «Не ищи!». Сообщить — что ждёт ребенка, Соня не успела... Трубку муж не брал. С фирмы уволился. И она пошла в полицию...
Наезд — не шутка! Составили акт — дав адрес хирургии. Но Нута отказалась заявлять, дело закрыли. И Соня к ней не пошла - а хирургу призналась, что на сносях. Многие годы не могла, а теперь зачала! И что Сатрапов ждал ребёнка.
— Надо сказать, — предложил хирург.
— Не поверит! — плакала жена.
И в слезах пришла опять. Весь месяц Сатрапов спасал Нуту — а хирург его супругу... Ампутатор вёл гостью в ординаторскую. Капал валерьянки... Беременная Соня заклинала солгать — что Нута умерла. Чужой адюльтер их не беспокоил, в конце концов хирург согласился.
И жизнь Сатрапова оборвалась!
Пока он спал у кочегаров — «ореховый» супруг увёз Нуту... А Соня смотрела по ТВ — как Сатрапов падает с моста. И когда тот примчался за своей любовью, врач допил заваренный Соней чай. А потом сказал:
— Погибла от потери крови твоя Нута!
Ампутатор думал вернуть мужа жене... Но благие намерения мостят ад! Сатрапов бросил жильё, друзей, карьеру. Поселился в ночлежке — живой труп. Кто-то из коллег сказал, что мужа нет в живых! Искать Соня перестала — растя дочь в одиночку!
Лишь имя выбрала, как хотел Сатрапов — Анна!
 
ФАТА-МОРГАНА
 
Порвав визитку с ботоксом, Дима спросил:
— Значит, меня спасла ты?
— Вряд ли, — не лгала Соня, — я думала о дочке.
Есть борщ Дима не стал, разглядывая дочь... Та дичилась, об отце ей не сказали. И для него ребёнок был чужим. Он пошёл в душ — оставшись на ночлег. Вполне невинный! Наутро Соня дала ключи "Ауди" — склёпанной из обломков, будто робокоп... Он сел в робокопа и уехал. Мечта о дочке тоже умерла, как фата-моргана!
Подрулил к больнице, отыскав хирурга. Тот обрюзг и полысел. Узнал Сатрапова не сразу...
— Так и живёшь в кочегарке? — ухмыльнулся врач.
— С какого перепугу? — спросил Дима.
— Прикид у тебя, — хихикнул тот, — из-за рубежа?
— С подвального этажа! — отрубил Сатрапов. — Зачем лгал про Нуту...
— Какую Нуту? — притворился врач.
И был сбит ударом в подбородок. Фрилансер стал Сатраповым — а хирург мальчишкой. Ампутатор подтвердил Сонины слова. Добавив, что в секрет посвятили «орехового» мужа. Тот лгал Нуте, что Сатрапов вернулся к жене!
— Просто мафия какая-то, — изумился фрилансер.
И спросил про падение с моста.
— Нерождённый плод способен... — потёр очки толстяк.
— Меня уберёг ребёнок Сони? — понял Дима.
— Твой! — уточнил врач, — или не твой...
И подмигнул. Дима догадался: хирург ходил к Соне! Нута не лгала...

Соня пекла на кухне плюшки, не отнекиваясь от хирурга.
— Но дочь твоя, — божилась, — врач ходит только год.
— А меня, — спросил фрилансер, — долой значит?
— Ночуй, — предложила Соня, — место есть...
Но не звала остаться! В дверь позвонили — ввалился хирург. На правах мужа Дима куснул плюшку. Но дочь повисла у врача на шее. Они стали что-то обсуждать... Сатрапова кольнула ревность, будто его Нуту отнимали ещё раз. Химия вернулась — но с хирургом. Точнее, с дочерью!
В честь его воскрешения накрыли на стол — выставив коньяк. Нюра смотрела, как он опустошал бутылку в одиночку.
 
...Дима вышел на балкон, но вьюга загасила сигарету. Решив вернуться — он подёргал дверь. Закрыли изнутри. Взрослых не было. Нюра за стеклом высунула язык, выводя: «Дурак!» И скрылась. Продрогнув, Дима постучал в кухонное оконце... Там Соню жарко целовал хирург. Никто его не слышал. Никому он не был нужен!
Фрилансер посмотрел вниз с 9-го этажа — земля была рядом: будто выйти за порог... Перешагнул хлипкие перила. И, как в замедленной съёмке, начал падать вниз!
— Дежавю! — поразился в полете Дима.
Тело свернулось калачиком, как в утробе... Будто возвращалось в чрево матери...
— Мама, роди меня обратно! — позвал он.
И, подогнув голову, шлёпнулся на газон. Встал — удивившись, что остался целым! И сквозь него едут машины, бегут люди, светятся огни витрин...
— Я невидимка, — решил фрилансер.
Так и не поняв, что умер — побежал навстречу изумительным неоновым светилам. Где его ждал Некто... И так любил! Дима не знал, Кто — но шёл! Потому что там был родной дом. А тут времянка.
 
Через хирурга Соню нашла Нута, спросить — где Сатрапов. Её сводили на могилу. Поплакали, как близкая родня.
— Дверь на балкон была открыта, — уверяла Нюра, — и он с кем-то говорил!   
Соня с Нутой вытаращили глаза...

ЧАСТЬ Ш

МАТАДОР НА СПОР
 
...Она не лгала! На соседнем балконе тогда был курильщик. Он перегнулся к Диме попросить огня:
— Ну что, спасла тебя корова?
— Какая? — узнал Дима спасателя моста.
— Священная... — хмыкнул тот, — богиня Неба!
— Нута? — поразился Сатрапов, — а при чем корова?
— Египетская Нут была бурёнкой, му-у! — заревел сосед.
У Диминой Синей Птицы выросли рога, и она мычала. Но он не сдавался:
— Как же она родила бога Ра? 
— Из пуза, — осклабился аварийщик, — как все бабы!
— Значит меня спасла корова? — помрачнел фрилансер, садясь в углу балкона. Сосед нагнулся и утешил:
— Я про богиню, а не Нуту...
— Нута и есть богиня! — хлюпнул носом тот.
— У коров нет богов, — перебил спасатель.
— А она не у коров, — пьяно икнул Дима.
И перелез к спасателю. Они вошли в его квартиру, перейдя на лестницу. И дымили там — когда явился бродяга со скамейки, прося закурить!
— Твоя Нута рожала вместе с Соней, — невпопад встрял он, — хирург принимал...
Не иначе, бомжа глючит — решил фрилансер. А вслух сказал:
— Хирург — не акушер...
— Она родами умирала, — перебил тот, — кесарево... синюшный младенец... наркоз... кувез... — извлекал он ужасы, как фокусник из рукава. Дима мигом протрезвел:
— Ты откуда знаешь? 
— Я больничный кочегар, что дал фуфайку, — козырнул бродяга, — про твою богиню там легенды шли...
— Нут была коровой, — грустно изрёк Дима.
— А ты у нас, выходит, матадор! — цыкнул слюной бомж.
Дима кивнул. Их единственную ночь он помнил до сих пор...

...Войдя в палату, он застал Нуту одну. Во тьме она уставилась — как Кашпировский, и не отводила глаз. Сатрапова понесло к ней на реактивной тяге. О химии он в тот миг забыл. И на каком свете, не помнил! Дальше был полет и невесомость — выше, выше... Как в бессонных фантазиях кочегарки. А утром явился муж... Дима не верил — что ребёнок от него, а в химию верил!   
— Кто родился? — только и выдохнул.
— Мальчик... — шмыгнул носом бомж. 
— И где он? — спросил тот. 
— Умер... — отрубил бык, — не выжил.
— Кто тебе сказал? — ошалел Сатрапов.
— Ампутатор... — виновато моргнул бомж, — да я и сам знал.
— Мексиканский сериал какой-то! — матюкнулся Дима.
В гибели сына он винил себя! Матадора, убивающего молодых бычков, вообще-то звали навальеро. Выходит, он был навальеро, погубивший собственного сына? Первенца... родного! В Сонину дочь не верил. Вот, почему Нута огрызалась: "Я тута!" И кто спас с моста!

ТАЙНА КАБАЛЬЕРО

Тем же утром Нуту муж увёз. Закручивались дни... Серо и тоскливо, как пряжа на веретене! Пока в супермаркете она не увидала работягу с горсткой салата на тарелке из фольги. Небритые щёки, грязный комбинезон... Порцию с гулькин нос тот нёс, как бриллиант — глотая на ходу. Она крикнула:
— Дима! — подумав, разве этак насытишься? Бедняга! 
Дима мерещился ей в бармене и работяге, инвалидом на колёсиках, старцем с клюкой... Подлецом, президентом, маньяком и супергероем! Нута не знала — как всех этих Дим воспринимать — любя каждого, чтоб не ошибиться. И расплакалась от жалости к неухоженному мужику... На ложке салата тот будет горбатиться до ночи. После смены наорет жена, и он ляжет голодным. А утром напьётся в первом же ларьке — его уволят. Ещё одна скотская жизнь под откос!
— И у меня жизнь, как у скота! — рыдала Нута.
Купила колбасы с французской булкой, побежав за работягой... Грохнул ливень. Она плелась без зонтика, с батоном — оплакивая чужого недолюбленного мужа! Пока не поняла, что беременна. У неё будет мальчик. И логики вернее этой — нет.

О ребёнке муж узнал на позднем сроке... 
— А если бы я принёс в дом кобру? — взорвался он, — прошу любить и жаловать, МОЯ ЗМЕЯ!
— Да, Нуточка, — вклинилась свекровь, — ты это...
— Ребёнок не змея! — парировала та.
— Зато змеёныш! — орал он, — и мне пригреть его?
— Змеёныша? Чужого? Уйя-уйя... — охала свекровь.
А Сатрапов всё не шёл! Нута не знала, что про её смерть ему солгали — а муж знал... Но чужая боль его не волновала. Роды начались до срока, вызвали знакомого хирурга. От наркоза Нута впала в кому — увидав Ангелов... Светлоликих, с жемчужными крыльями и золотой — как солнце — кожей. Кажется, они её жалели! Один, с небесно-синими очами, лил слёзы — гладя по голове... Но, очнувшись, услыхала:
— Ребёнка нет!
Не потому ли плакал Ангел? Нет, так нет — в истерике не билась. Переехала к подруге — открыв парфюмерный салон: 
— На химии, хоть капитал! 
Ездила по заграницам — а младенец снился... Снами и жила — силясь вернуть! Увидела фрилансера, вспомнив жалкого мужчину. Повела сказать о сыне... Но полёт не повторился! Химию тот забыл, а исповедаться чужому не умела.

...Дима вдавил в подоконник сигарету, ощутив не боль — а ампутацию души. Словно вскинул руку — там пустой рукав. Безрукий ужас и безнадёжность! Он сбежал по лестнице, столкнувшись с кочегаром. Тот поманил его, отомкнув дверь в обжитый погреб. Подкрутил лампочку на худом шнуре — высветив сиротский ужин. К ржавой трубе был примотан матрац в пятнах. Под трубой расстелена газета. На газете — початая бутыль с чёрствой краюхой. К матрацу в полутьме жался пацан с выводком котят...
— Санюра, не ешь с пола! — пнул его бомж.
Тот увернулся, коты прыснули врассыпную. Кочегар глотнул из горлышка, прицельно плюнув вслед котам... Промазал и выругался! Паренёк спрятался за трубу... Кошмар улицы Вязов казался лепетом для этого безумного угара!
— Ты чей, сынок? — нагнулся Сатрапов, но сынок не отвечал.
— Мой! — заржал бродяга. — Своего ты ухайдокал, а у меня кочегар растёт, гы-гы-гык!
   
Дима не помнил, как сел в «Ауди». И помчал в больницу — что свела их с Нутой... Вышла жёлтая луна. На реке гудел корабль. Мост, пропуская судно, развели. На козырьке моста лазерный луч экспонировал гигантские часы: пробило полночь! От изумления Сатрапов открыл рот, но впечатление сюрреализма оставалось...
— Соня с хирургом обыскались, — наконец очнулся он.
И гадал, для чего судьба перегородила путь? Будто по эту сторону оставалось то, без чего не жить! Но Нуты не было, Нюра дочь хирурга. Разве что, бомжонок? В доказательство взревела полицейская сирена.
— От моста! — рыкнул мегафон.
Дима завёл мотор и повернул назад... Дверь в подвал была открыта! Кочегар потребовал за мальчонку миллион. Матадор отшвырнул бомжа — как истый кабальеро. Схватил парнишку, взлетел на этаж спасателя. И забарабанил в дверь... Отдав ребенка, сбежал чёрным ходом. Развернул «Ауди» и помчал в травмпункт.
Мост стоял на месте!
Глядя на безумный вид — фрилансера впустили. Санитарка вспомнила, что малыш не умер — а его отдали. Отказ, пока Нута была в коме, писал муж...
— Кому отдали? — бился Дима.
— Кому-кому, — злилась бабка, — чёрту самому!
И пригрозила щёткой... Дима воротился. Спасатель кормил Санюру, наполняя ванну. Сатрапов перелез к Соне — попросить подкидышу приют. С застолья  не прошло и часу, а казалось — год... Жизнь отплясывала жуткое бредовое фанданго. Он не удивился — когда балконную дверь заклинило. Нюра вывела на стекле: «Дурак!». А на крыше показался кочегар с ножом в руках. И повис на ржавом проводе громоотвода. 

ПРО БОГА РА И НЕТОПЫРЯ 

Провод качнуло — тесак выпал. Бомж прыгнул на Диму, повалив на узкий балкон... Тот нащупал  клинок и наугад вонзил! Соня с хирургом шума не слыхали. Аварийщик мыл беспризорника. Бомж обмяк. Дима отвалил его, вытянул  из раны нож и бросил вниз. В окно глянула обеспокоенная Соня...
— Всё ОК, — жестом показал он.
Переполз к спасателю! Тот выскочил — с ужасом озирая труп. Сорвал с вешалки пальто, перебрался к Соне... Накинул на убитого. И перепихнул Сатрапову на свой балкон. Успокоенная Соня была занята хирургом, Нюра — уроками. Мальчик — мытьём. Они выволокли кочегара. Отнесли в подвал и закатили под трубу...
Был час пополуночи!
Санюру уложили. Сатрапов смыл кровь, одолжив свитер. Но спасатель глядел косо... Труп развёл их — в противовес классику, писавшему: бесы роднятся на крови. Оба ощущали только злобу! Химия ненависти была посильней любви. Опрокинули по рюмке.
— За бога Ра из нетопыря! — прозвучал тост.
— Санюра не вампир, — отодвинул стопку Дима, — и при чём тут бог?
— При том, — осклабился аварийщик, — что ему в жертву принесли людей!
— Бомжей... — поправил фрилансер.
— Вот и выходит, что твой Саня вурдалак! — заключил тот.    
— Почему мой? — изумился Дима.    
Тут аварийщик и признался...

Нута впала в кому, а малыш лежал в кувезе. Риск материнской смерти не скрывали: сказался наезд!
— Зачем мне чужой приблудок? — рассвирепел муж.
— Как чужой? — застыл хирург.
— Змеиный! — крикнул тот и написал отказ.

Дима вновь спросил: "При чём Санюра? Он — сын кочегара!" — "Приемный", — уточнил спасатель. Звали кочегара Прокл. Он был женат на акушерке, принимавшей роды. Аварийщик поручился за негласное усыновление — когда те после сноса дома переехали сюда. Подписал бумаги с гербовой печатью... А в соседний подъезд вселили Соню. 
— Так, он мой? — не врубался Дима.
— Плод твоей химии, — парировал тот, — которая всех сгубила!
Он кинулся к мальчику. Отмытый Саня спал: нос пуговкой, коричневые от загара щёки...
— Мексиканец какой-то! — решил Дима.
Годы в подземке расчеловечили его.
— Ты на себя смотрел? — спросил спасатель.
Тот подбежал к трюмо, видя безумный взгляд и бледный череп. Закрыл глаза и убито подтвердил:
— Не мой...
— Выходит, мой? — парировал аварийщик.
— Ты звал его вурдалаком, — мстительно припомнил тот.
Но бесприютное родство важнее кровных уз. Сатрапов знал, что уведёт мексиканца. И полез по хлипкой балюстраде рассказать про сына! 
Минуло еще 10 лет.
   
ЧАСТЬ IV

ФАМИЛЬНОЕ ДЕЖАВЮ

Южные ночи зябки. Нора Сатрапова подняла верх красного кабриолета — давя на газ! Под фарами метнулся силуэт... Она ударила по тормозам и выскочила, тыча в жертву туфлей как в повторном фильме:
— Эй, ты мёртвый?
Труп подозрительно дышал. Под байкерской бейсболкой — седой ёжик. Куртка и штаны в обтяжку. Истый мачо — не будь сломана нога! Его "Харлей" опрокинулся, байкера вынесло на автостраду. Нора могла сплющить их обоих... Но вспомнив Сатрапова, затормозила! Привезла домой, благо отчим был хирургом. Наложили гипс — оставив на постой. И Нюра (для престижа Нора) рассказала об отце...
— Фамильное дежавю, — покивал байкер.
— Дверь на балкон была открыта! — клялась она. — Стоило нажать сильнее...
— Его заперла жизнь, — изрек подбитый. — Он жил не свою, чужую!
— Но я родная! — напомнила та.
— Сперва он искал химию, — перебил мачо, — без химии любовь не вписывалась в схему! Потом того — кто спас с моста. Просто любить не мог — если в его концепцию любовь не умещалась. Концепция и заперла...
— ...не запирала! — повторила та, — дверь была открыта!
— А главное концептуальное творение — дочь, убила! — завершил с триумфом тот.         
— Выходит, я — убийца?
— Нет, там стопроцентный суицид! — был вердикт. — Он всю жизнь разыгрывал свою «тройку, семерку, туз»... А погубила «пиковая дама»! Он бы жил — приняв «песца» или жену Соню... Но для кого тогда играть на флейте? И кто спас с моста!
— А кто спас? — поинтересовалась дочь.
— Аварийка! — хмыкнул тот, — не знала?
— Значит, я не виновата? — уточнила Нора.
— Ну, если человечество остров... И когда умирает кто-то, гибнет часть тебя — то да!
— Что «да»? — вспылила она.
— Ви-но-в-на! — по слогам сказал тот.
На дачу явилась Нута. Потеряв ребенка, бросила и ботокс — окончательно сдалась! Чего-то не было в её судьбе. Грезилось, но не случилось.   
— Я муза Сатрапова! — представилась она.
— Кто бы сомневался, — кивнул мачо.
Нута ждала дивидентов, а попала в клинику для нервных. И светлоликие Ангелы продолжали приходить! Соня раздобрела — основав пекарню. Хирург оперировал в частной клинике. Отца вспоминала только дочка — унаследовав миллионы! Знай Сатрапов — был бы олигархом.
Но он искал любви...
В Древней Руси это звалось СТЯЖАНИЕМ СВЯТОГО ДУХА! Его определили бы в святые. И падали бы ниц, прося научить жить. Ныне духовность не стоила гроша — все бешено копили... Будто смысл жизни — пресловутый чёрный день. Готовились к нему основательно, как к атомной войне. Ожидая: ну когда же разорвётся хоть какая-нибудь бомба? Словно, кошелёк спас кому-то жизнь...
Никто не понимал, чего богатому Сатрапову неймётся? И кто гонит его за призраком любви...

ШАГ ВНИЗ

Дочь переняла отцовскую гонку вместе с фирмой. И когда гипс сняли — поняла, что влюблена.
— Семейное пристрастие к ДТП? — уточнил байкер.
— Оно не взаимно? — спросила она.
— Почему же, детка? — хмыкнул тот, — давай!
— Вы знали отца? — догадалась та.

...Искать Сатрапова стали, когда его бюро разбогатело. Наняли детективное агентство "Юстас": байкер с дипломом юриста вёл там частный сыск. Он полистал бумаги и присвистнул:
— Прям, дауншифтинг!
Оказалось, после исчезновения Дима стал олигархом. И пропал — бросив миллион! Дауншифтерами (от "shift" "down" - шаг вниз) звали богачей, кидавших должности — чтобы жить, как дети! Остров Гоа в Индии был дауншифтерской столицей. Там можно было - как на марсе - начать жизнь с нуля...
Эксбогачи ходили в рубище, питаясь моллюсками и корешками. Объединялись в дауншифтерские братства. Голод стирал вину — нищета возвращала сон! Кое-кто уезжал... Но ненадолго!
Гоа притягивал как опий: кто вдохнул свободы, ни на что её не менял.

Сыщик ввёл в комп заморское словцо — и Дима затерялся... Мол, боясь наказания за ДТП! Дело не завели - но с подачи байкера, он объявялся в розыск как преступник. И по документам, почил в бозе... Точнее, в Индии! Но чудак, кинувший чёртову уйму баксов, в памяти застрял. Оказывается, про деньги тот не знал. И платили "Юстасу", как раз чтоб Дима не нашёлся!
Платила Соня, но заказчика не назвала.
За диковинный дауншифтинг сыщика озолотили... Он убрал дело в архив! Жив ли Дима, байкер не интересовался — но смерть подтвердил печатью. С такой ксивой Диму ни за что бы не нашли... Как вдруг встретил "мертвеца" в подземке! Опознал по фото и позвонил Соне. Та заподозрила шантаж, прикрикнув:
- Не болтай!
Сыскарь замолк... Он так и не узнав - что по бланку "Юстаса" Норе выдали контрольный пакет фирмы. Хирург на этих акциях разбогател - а Соня удержала мужа. Сам сыщик купил "Харлея" и ушёл в побег почище Димы... Попав к Норе, сразу вспомнил Соню — хотя платила та в чёрных очках, под шляпой! А та не узнала сыскаря в кожанке с бритым затылком. Врач его не видел! Да и Нора не поверила бы, что авария случайна - если б он признался...

Байкер дослушал об отце, который мог жить в этом доме с сыном и женою.
И солгал:
— Не знал!   

ЗОЛОТОЙ ПРИБЛУДОК

Те, для кого спасать - работа, страшнее упырей. У них профессиональный комплекс бога... А Богу дано как миловать - так и карать! Вот и аварийщик озаботился Санюрой из-за Нутиного мужа. Тот жил на материнскую пенсию... И пришёл искать "змеёныша" — который оказался золотым!
Пока Сатрапова не было, его фирма цвела на кредитах под строительство жилья. Дома распродавали в стадии проекта, торгуя будущей застройкой — пустырём! Доверчивый народ платил авансом. Псевдожильцов записывали в школьную тетрадку... Очередь росла, а с ней и деньги - как джекпот!
И началась звериная драка за "фишки".
Дима уволился, не продав контрольного пакета. Акции унаследовала Соня. Но когда с фирмы прибыл курьер вручать дивиденды — вышла за хирурга! Капитал перешёл к законной дочке Нюре. Но врач знал — что есть внебрачный сын... Которого "орех" звал змеёнышем, злорадно сообщая чей он.
— Как они умудрились? — поразился тогда доктор.
— Тебе видней, — матюкнулся рогоносец.
И сутенёром обозвал! Только аморалки им недоставало.
— Акушерка просила деточку, — зашептал хирург, как о кокаине.
— Зачем? — не понял Нутин муж, — ей мало пискунов?
— Уматерить... — пояснил врач.
— Что-о-о? — выпучил глаза "орех".
— Удочерить... тьфу, — едва выговорил он, — усыновить.
И поведал акушеркину трагедию. Мол, плакала и, мол, просила...
— Чего ж не дал? — спросил муж.
— Вот и отдам, — затрясся врач, — твоего приблудка.
— Кого это моего? — обозлился тот.
— Змеёныша, змеёныша... — замахал руками ампутатор. 
— Ну, смотри, — пригрозил тот.
— Плати! — потребовал сутенёр.
А теперь казнился, что взял мало! Кубышка уйдёт Нутиному сыну. И её муж (ещё законный) получит деньги в качестве опекуна. А врач хотел, чтобы наследницей оставалась Нюра и приблудка не нашли. "Орех" бился головой, чтобы его не опередили... Искать пришли к МЧС-нику! "Чем я не опекун?" — решил самозванный бог. А Дима взял и вышел на балкон.
— Это судьба! — решил спасатель. Но попросил не денег, а огня...

ЧАСТЬ V

ПАДУЧАЯ ЗВЕЗДА

— Давай, детка! — изрёк байкер, имея в виду Норин кошелёк.
Байкеру было под пятьдесят, он не принимал её всерьёз: дочь олигарха, капитал как с неба... Байкер упал под колёса — но и его пришпилили, как брошку! Седому казанове это льстило — отчима бесило.
— Родные обыщутся, — злился он, — не загостился?
— А что, — зевнул байкер, — пора?
Оба знали: деньги Норины, ей и решать.
— Пора у комара! — пояснил доктор, — лето миновало, и ага...   
— Ой, батенька, да вы Пушкин! — захлопал тот в ладоши.
— Какой я тебе батенька? — замахнулся отчим на сынка. 

Вошла Нора, зовя всех к столу. Смыслом её жизни были миражи. Она ждала, что на голову свалится талант — как ещё одно наследство... Или падучая звезда — с небес и сразу! Бизнес был далёк ей, как луна. Живя в праздности, она ценила богему — а не деньги... Дар должен был ворваться, как любовник на коне. И укротить строптивую Нору против воли. Капитал сделал её фаталисткой.
— Служенье муз не терпит маяты! — верила она.

И выжидала, на манер пушкинской Татьяны. Гнала поклонников, Золушки (вроде Сони) тоже запрещались. Творчество стало кодой, но и им не занялась — боясь спугнуть Господень знак, удар в кимвалы, дребезг колокольчика, Глас Свыше.
Пора сказать: Нора слагала стихи, ища на небесах не браки — а Парнас! Ручной Пегас (байкер) нёс её на крыльях. Она лежала на любовных лаврах, не подозревая — что и капиталы от него! Девочка и казанова были будто созданы друг для друга. Правда, не творить — а убивать!

Но для хирурга даже тень грозила миллиону...
— Зачем тебе потрёпанный альфонс? — взвился он.
— А ты не альфонс, — спросила Нора, — на деньгах отца?
— Меня зови отцом! — прикрикнул тот.
— Ты ж не хотел батеньку? — захохотала та.
Хирург взъярился: чем он хуже байкера? Ещё и моложе! А Нору бесил его мотоциклетный декаданс... 

ЧИНГАЧГУК С ФЛЕЙТОЙ
 
...В два ночи Прокл выбрался из-под трубы. Нож Сатрапова пробил лишь куртку — но рана кровила. Чертыхаясь, кочегар заткнул ее ветошкой. Хлебнул из кружки! Мозг клинило...
— Я выжил, значит Нута любит! — обезумел он.
Нута его знать не знала, но бомж взял мальчика — чтобы зазвать мать. И не боялся Нутиного гнева. А Дима украл Санюру, наперекор Прокловым мечтам! Тот погнался следом — как вдруг квартиру спасателя открыл шаман в орлином оперенье! Бомж протёр глаза — "орел" не исчезал... Да ещё взял флейту и запел по-перуански.
— Мy corazon (сердце моё), — выводил он, — te quiero puta! (я люблю тебя, шлюха!)
— Отдыхай, отец, — крикнули из комнаты.
Обиженный индеец сел в прихожей. Сатрапов скользнул чёрным ходом. Спасатель вышел и сказал:
— Ребенка нет!
— Киднэппинг, ети его, — матюкнулся кочегар.

Вождь замахнулся флейтой, как бейсбольной битой. Кочегар махнул с испугу на чердак. И через люк — на крышу. Шамана в российской глубинке быть не могло! Но он пританцовывал, напевая на гигантской дудке "puta". А бомжу слышалось "Нута"! Значит, у него соперник? Достал из ватника нож и спустился по громоотводу на балкон... Благо, этаж верхний!
Вышел Сатрапов — и они сцепились!

Индейца Дима встретил у разведённого моста. Гостиница была за рекой — и тот остался без ночлега! Приехал из Перу и пел в подземке, обучая Диму флейте (с Россией у Перу безвизовый режим). А теперь полуночничал на мосту...
— Садись, батя! — распахнул тот залатанную "Ауди".
Подвёз к подъезду, прося задержать лифт. Умыкнул мальчонку, к спасателю пришли втроём.
— Это батя, — ткнул он в перуанца.
— Твой? — открыл рот аварийщик. 
— Нет, — сострил Дима, — орла!
И вручил Санюру. Съездил в больницу, спрятал труп бомжа, обозвал сына мексиканцем...
— Еl mexicano? — переспросил шаман.
— Отец, — взвился Дима, — ну хоть ты не лезь?!
И пополз по хлипкой балюстраде сообщить про сына... Вояж не занял и 5-ти минут — но по возвращении дверь аварийщика стояла настежь. Перуанец с Санюрой исчез. Хозяин лежал в крови! На пороге застыл Нутин муж — "орех". А в ванной — кочегар, живой и невредимый!
— Ну вы, блин, даёте! — обалдел Сатрапов.
И было, отчего... Мёртвые не воскресают, а бомж был живёхонек. За реваншем кочегар пришёл из-под трубы — куда Дима с эмчээсником его затолкали. МЧС-ник отворил — получая апперкот в живот! Шаман втихушку укатил с малым на лифте. А бомж уселся на спасателя и мордовал, что было сил. Когда с лестницы вышел "орех" и крикнул:   
— Я всё знаю про Аглаю!

Аглаей звали кочегарову жену. Была она той самой акушеркой, что умыкнула дитя под поручительство МЧС. А Нута возьми, да выживи! Пришлось "ореху" уплатить и Глаше. Бомж видел Нутиного мужа в кочегарке. И смекнул: сын Сатраповский? Думал вернуть ребёнка, но жена стращала:
— За киднэппинг сядем лет на 20!
Тогда и услыхал мудрёное словцо... Ему невдомёк было, что Глаша перепутает младенцев — будто моток ниток. Санюра не бог — Сатрапов не отец. Всё было покрыто тайной, кроме слёз ребёнка!
Ибо "орех" платил, чтобы его убить...
Для Прокла это был отказ от Нуты, а он видел в ней египетское божество! Когда Аглая взяла тысячу долларов... И не моргнув, влила яд в детскую кашку - еду он выбросил. Сдобрил отравой отбивные. Труп жены под утро сжёг на свалке, как библейскую овцу. И ушёл из кочегарки...
— Чего ты хочешь? — испугался Прокл, что его разоблачили.
— Мальчишку! — был ответ, — он жив? 
"Орех" был трус и не годился в матадоры — но бомж покорился, как телок.
— Сам ищу... — брякнул он.
— Ответ неверный, — угрожающе изрёк мучитель, — где?       
Спасатель очнулся, вытирая кровь с лица. Сатрапов рубанул ладонью воздух:
— Мальчика взял батя! — закричали оба.
— Чей? — переспросил "орех", не узнав Диму.
— Орла! — скандировали те.
Нутин муж покрутил пальцем у виска.
— Тут был шаман... — клялся кочегар.
— ...из твоих бредней! — усмехнулся шантажист.
Да и кто на его месте бы поверил в перуанца?! Звук флейты за окном погнал из дома Диму со спасателем и ковыляющим бомжом. "Орех" побежал вслед...
Пробило три — Час волка!

ЧАС ВОЛКА

В пустую комнату явилась Нута, вспомнив — как умирала родами в такой же час. Как металась акушерка с двумя свёртками и спускался Ангел... И прогнала виденье — Ангелы не разгуливают в халате медсестёр!

...Она не знала, что рожала вместе с Соней. Той делали кесарево, но у неё был крепыш — а Нутин 8-месячный. И что получив "добро", Глаша подошла к кувезу (кислородная камера недоношенных детей). Нутина крошка издавала писк — а Сонин орал, как воевода. И недолго думая, подменила их. К приходу врача дочка сопела возле отходившей от наркоза Сони. Богатыря втиснули в кувез, а Нуте сказали - что он умер...
— Пора забирать! — махнул хирург.
Здоровяк перекочевал к Аглае. Нута оплакала своего, а муж оплатил вымышленную смерть!
Прошло 10 лет...

Шамана не нашли. С улицы вернулся "орех", таращась на жену.
— Откуда ты? — завёлся он.
— От верблюда! — отшила она.
К спасателю попала по ошибке, перепутав Сонин адрес. Пока плутала, опустилась ночь. Пошла по лестнице, видит — дверь открыта. Не подозревая, что за баталии тут разыгрались. Муж стал выведывать:
— Откуда ты узнала про змеёныша?
— Не смей его так звать! — замахнулась та. — Мой сын жив?
Он рассказал про обман, акушерку и бомжа. Нута остолбенела...
— Негодяй! — залепила пощечину супругу.
— Наш змеёныш — миллионер! — выкрикивал он из-под оплеух.
Но она не могла успокоиться и била, била... Вколачивая свою боль в этого чужака.
— Где мой мальчик? — вопила она.
И обезумев металась по квартире. Заглядывая в ванную, под вешалку, под диван...
— Его нет! — клялся "орех".
— Как нет? — сжимала кулаки та, — украл? увёз? убил?
— Окстись, — ревел тот, — я сам его ищу...
— Зачем?  — возмутилась Нута. — Он не твой сын!
Муж принялся трясти её, толкуя о деньгах. Но она плакала: "Не твой! Не твой..."
— Это наш сын! — бросил с порога Сатрапов.
Дима вошёл, оставив спасателя с раненым бомжом...
— Наш, — громче подтвердил он.   
— И где малютка? — развёл руками "орех".
При живом отце опекун стал не нужен. Мечта о миллионах испарилась...
— Был, — оправдывался Дима, — да шаман увёл!
— Ты тоже знал? — подпрыгнула Нута. — И не заикнулся в подземке! Это и есть твоя химия? Подлости и лжи!
— Я не... — лепетал Сатрапов.
— "Нута — я тута..." — дразнила та. — Как ты мог столь изощрённо лгать? Зачем... Ведь я тебя любила! А мою деточку... Э-э-х!
Отвернулась от Сатрапова и разрыдалась.
— Всё не... — кинулся на колени Дима, — мексиканец жив!
Но она помчалась к выходу — Дима следом! "Орех" встал на пути, Нута увильнула на балкон — за ней Сатрапов, а последним муж. В дверях столкнулись, спихнув Диму... Как уверял муж!
— Дежавю, — подумал он, летя с балкона.
Санюру не нашли, шаман не появлялся после смерти Димы.
Минуло ещё 10 лет!

ЧАСТЬ VI

УЛОВКИ ТРУ-ЛЯ-ЛЯ

Мачо жил у Норы, игнорируя хирурга. Прошлое тасовали, как колоду карт. Правду знала одна Нута. Свою правду!
— Диму сгубила обычная банальность, — вещала она почище скандинавской Вёльвы, — за своей химией он шёл ва-банк, выжил в подземке, не упал с моста! И не дошёл...   
— До подвига? — иронично спросил байкер.
— Всё стало предсказуемым и пошлым, — покивала та, — и любовь убила!
Нора с ужасом глядела, как муза будто паучиха плетёт сеть.
— Любовь не кулак, — хмыкнул мачо, — значит не было...
— Была! — спорила та, — но адреналин исчез! Ромео шёл к Джульетте из родительских запретов... У Шекспира кровавый блокбастер, а у нас сплошные фу-ты ну-ты.
До Норы вдруг дошло: отца та не любила! Свою химию он "чёрной вдове" не передал.
— Любовь не "тарзанка", — возмутился мачо, — да и крови тут хватает! 
— Именно "тарзанка", — внушала Нута, — у любви небесные дворцы, а всё банальное - тюрьма!
— Смерть банальной не бывает! — перебил байкер, — тебе его ничуть не жаль?
— Дожалелась, — провела по горлу та, — выше крыши!
Отматывая кадр за кадром свой блокбастер — найти подвох и поменять расклад... 
— "Тарзанка", химия, банальность, — вывел байкер, — уловки тру-ля-ля!
— Какое тру-ля-ля? — не поняла та.
— Динамо-машина, — пояснил тот, — отказ под видом "да"! Кто мешал вам сойтись, ну хоть в подземке? 
— Ре-ше-то, — срифмовала та, — тогда я не узнала бы о сыне...
— И где же сын? — спросил тот.
Нута прикусила язык. Байкер был сыщиком и мог иметь оружие. А она искала милицейский "Стечкин" — мстить за сына. Неважно, кому... Пистолет и был её уловкой тру-ля-ля!
 
...А сын блокбастером. И ещё — балкон. Но Нута напрочь забыла, кому муж кричал:
— От борта! 
Откуда взялся сержант, с чьей балюстрады падал Дима? Почему флейта завораживала как гипноз! В памяти вспыхивали пиксели — куски, отрывки, бредни... Нуте в голову не пришло, что у неё дочь! Обеих зовут Анной... Афёра никого не сделала счастливым. Хирург думал — оба Сатраповские дети. Но Соня забеременела от него - на месяц раньше Нуты! Тот продал бомжу родного сына, взяв за падчерицей капитал...

"Чёрная вдова" искала пистолет — а Нора ревновала. Диалог байкера с Нутой не кончался, Норе лишь перепадал кивок! Она набросилась на паучиху:
— На кой тебе подвиг? Тоже мне, Жанна Д`Арк! Из-за тебя отец и погиб...
— Не ты ли заперла балкон? — парировала та.
Нора не ответила, но Нута не собиралась отступать:
— Почему деньги у тебя, а не у моего сына? Он наследник!
Родство Норы с Димой она отвергала — не зная, что казнит свою же дочь. Отнимает жениха, с коим та жила по-европейски. Зовёт кровавым наследство, а саму Нору убийцей!
— Никто не знает, где твой сын, — отрубила та.
— Легко говорить, когда денег куры не клюют, — всхлипывала Нута.
— Ты плачешь по сыну или по миллиону? — хмыкнула та.
— По мотоциклу! — подмигнула паучиха.
Нора отремонтировала байкеру "Харлей". Байк воскрес, а любовь к Норе нет.
— А мне по кайфу тратить! — гаркнула она, — любовь счастье, а не подвиг!   
— Если б Дима любил, то совершил бы, — возразила Нута.
— Он совершил, — напомнила та, — когда погиб!
— Вместо того, чтобы искать меня и сына, — хмыкнула вдова.
— Он не знал, что ты жива, — ужаснулась Нора, — а если б знал? Любовь не обязанность, а необходимость!
— Как коктейль, — хихикнула Нута, — встряхнуть, но не смешивать. Шейкен, а не миксен...
— Какой шейкен? — заорала та.
— Ре-це-пт, — по слогам выговорила Нута, — вместо чувства. Необходимость у рабства: зависимость, хозяин. А любовь летает... Абсолютно свободна, Дима уверял! 
— То ей рабство, то банальность, — поморщился байкер, — фиг угодишь!
— Что ж ты сыну подвиги не совершала? — уколола Нора.
— Я найду его... — рыдала та, — через суд!
— Для суда ты никто, — напомнил бывший сыщик.
— Хотите сына? — выкрикнула та, — будет сын!
Солнце стало в зенит, они вышли продышаться на пленэр. В парке стрекотал газонокосильщик. Нута узнала синеокого Ангела-хранителя, что лил слёзы! И от компании отстала. А когда достриг траву — подошла. Решила: вот её подросший мальчик! И вспомнила, как...

ЛЮДИ ГИБНУТ ЗА...

Сержант услыхал перебранку ещё в лифте! Дима сел на порог, Нута орала как безумная:
— Мой мальчик умер? — и трясла его.
— Наш сын жив, — убито спорил тот.
— Врёшь! — вбежал с улицы кочегар, — они его на органы шаманят...
И снял шапку! Нута брезгливо отступила от бомжа.
— Какие органы, идиот? — обругал "орех", — он же наследник!
— Чей? — загоготал бомж, — Сатрапов жив, и миллионы с ним.
— Миллионы? — ошалел  фрилансер. — Я стою в подземке за гроши!
И стал уверять, что кочегар на всю голову больной... Его не слушали. Деньги превратили их в безумцев! 
— Значит, органы для кочегара? — бредила Нута.
Взгляд её расфокусировался, она уставилась в пол и не отводила глаз.
— Зачем бомжу органы? — тряс жену "орех", — рехнулась!
— Так, приведи ребёнка! — зло парировала та.
Найдя сына, Нута вновь его теряла. Было, отчего сойти с ума!
— Если уж мальчик выжил у бомжа... — булькнул сержант.
— Какого бомжа? — ткнула та в Прокла, — у него?
Сатрапов виновато кашлянул: "Кхе-хм!" — мальчик был и его сын!
— Кто отдал? — с ненавистью кинулась та на Диму.
— Хирург, — ответили все хором.
— Значит, из-за Сони, — покивала та.
С соседнего балкона донеслось: "Сатрапов?" — "Иду!" — крикнул тот и перелез туда. 
— Зачем ей органы? — рванулась следом Нута, — чем Соня больна?
— Здорова, как корова! — встрял бомж.
Сержант возразил, что священная корова — Нута... 
— По-вашему, я ещё и корова! — оскорбилась та.
Никто не удосужился сказать ей про богиню. Делили шкуру неубитого медведя, оставалось убить... И знали, кого! В запале бомж стукнул сержанта. "Орех" кинулся разнимать, задев Нуту. Та стала падать. Дима, по словам сержанта, подхватил.
А сам свалился...

И упал к ногам шамана! Индеец шарахнулся от изуродованного тела, хотя Дима ещё жил.
— Больно? — наклонился Саня.
— Я твой батя! — крикнул Сатрапов.
До балкона донеслось лишь "батя"... Но шаман жался к кустам. Под Димой натекла бардовая густая лужа...
— Ты мой папка? — уточнил подросток, ступив в кровь.
Умирающему хватило силы на кивок.
— А где ты раньше был? — не верил мальчик. 
Но Сатрапов умер. Взгляд остекленел. Шаман подошел, закрывая ему веки... И завёл ритуальную пляску индейских вождей. Его панфлейта выла и рыдала. Вождь зычно выкрикивал в такт: "Хэй, хэй!"... Притоптывал мокасинами, раскинув руки — как в полете. И двигался по кругу, меняя реверс, убыстряя темп... Потом выгнул спину, затряс пышным головным убором. И его флейта на высокой ноте испустила дух!
Он вошел в транс — проводив Диму к звездам. И исполнил реквием — как по себе! Это были лучшие проводы в его бродячей жизни! Оттого Димина душа и выбрала вождя в поводыри. Тот не мог вернуться, не исполнив ритуала. А Саня просто плакал...
Съехалась полиция. Щелкнули наручники — прервав полет. По-русски Чингачгук не говорил. Не найдя улик, его спровадили в Перу — а мальчика не нашли...  Разорвали химию, спаявшую два земных полушария и Диму с Нутой! Вот, каким был магнит — выдуманный Сатраповым и ставший роковым. 

...В полицию звонила Соня! Пока Дима был с сержантом, на кухне кипели страсти — с Димы не спускали глаз.
— Ты кому-то говорила, что он жив? — бубнил врач, подмигивая.
— И не думай! — поняла та, к чему он.
— Ну ты даёшь, — взвился тот, хотя об убийстве думал...
В окно забарабанил Сатрапов: "Эй, откройте!"
Врач жарко обнял жену, заперев балкон. Они увидели — как Дима перелез к соседу и через перила тянут труп. Соня выглянула, Дима сложил пальцы баранкой: о`кей!
— Химичит... — прыснула она.
— Тише! — шикнул хирург.
Его любовницей была Аглая и погибла. За женой стоял миллион и утекал. Он поиграл кухонным ножом:
— Люди гибнут за металл!

ЯДЕРНОЕ ПРОШЛОЕ

Фармацевт Павлина была Глашиной подругой. Та переделала Паву в Аву. Ава смекнула: родить богатыря Нута не могла. А хилая малышка не вязалась с Соней! К руке младенцев привязали ярлычки. Там значилась фамилия и час рожденья — но с журнальной записью они не совпадали. Ава сняла крамольные лоскутки... А узнав про Димино наследство, сунула хирургу:
— Мальчик Сонин!   
— Сатрапов их обеих обрюхатил! — осклабился тот.
— К моменту Сониного зачатия он был с Нутой, — пропела та, — сын ваш!
— Она пришла на сносях, — вспомнил тот.
— Обмануть мужа, — отмахнулась Ава, - или вас?
Врач подумал: "Лгали-лгали про Сатрапова, а зря!"
— Фигу вам вместо миллиона, — пригрозила та, — если дочку вернут Нуте...
Запросила денег и ушла... Прошлое грозило ядерно взорваться! В своё отцовство он не верил, а в тюрьму вполне. Ложь с продажей ребёнка тянули на приличный срок! И хирург не сказал падчерице о Нуте, проще убить Диму.
Близился час Икс...

...Во сне Нуту звал синеокий мальчик. Она просыпалась с криком:
— Сынок! — тот исчезал.
Сны с потерей сына повторялись, как затмения луны. Луна менялась, ужас оставался. Снились отрубленные ноги-руки. Страх загонял в угол: сын заперт и зовёт на помощь! Но она не знала — где.
Днём боли не было, ночью впивалась будто гвозди. Нута молча несла крест, а психолог требовал вернуться на балкон. И заново пережить уход Димы... Но она и прежний не пережила! Психологом был практикант. И сновидения толковал бесплатно.
— Смерть грозит вам, — изрёк он, — а не сыну!
— С чего бы? — перебила та.
— Сны о потере близких, — твердил тот, — капитуляция подсознания перед собственной болезнью. Угроза жизни принимает родной облик, который ты не спас... А на деле, собственная душа расписывается в бессилии спасти вас! И вы теряете не близких — а защиту. Чем страшней кошмар, тем выше риск.
— Что же делать? — испугалась Нута.
— Спасать сына! — требовал тот, будто она отказалась.
— Как? — не понимала та.
— Во сне, в фантазиях и мыслях... — перечислил он.
— Шарлатан, — обозвала Нута, — это невозможно!
— Вернитесь на балкон, — твердил тот, — спасти хотя бы Диму.
— Вы сумасшедший, — догадалась она, — Дима мёртв!
— Переиграйте прошлое с балконом, — настаивал психолог, — и найдёте...
— Что я там найду, — злилась она, — истлевший хлам?
— Ответы, — изрёк тот.
— Но у меня нет вопросов, — возразила та.
— А сын? — перебил он.
— Не на балконе же его искать! — возмутилась Нута.
— А где ещё? — подлил тот масла в огонь.

ЧАСТЬ VП

ЧЁРТОВА МЕТКА

Словно, всё просто — а она не хочет понимать! Совет не доходил, пока её не осенило:
— Вы плетёте чушь, ибо мне нечем платить?
— Нисколько! — клялся тот, — поиск надо начинать с балкона... Того — кто знает, где ваш сын.
— Но я боюсь... — призналась Нута.
— Упасть, как Дима? — улыбнулся тот.
— Хотя бы! — покивала та.
— Люди не падают ни с того, ни с сего, — возразил он.
— Значит Диму столкнули? — уточнила она.
— Вот и увидите, — заинтриговал тот.
— Что я там увижу, — обозлилась та, — муху в паутине?
— Тайну! — объяснил он, — кто столкнул, тот в курсе и про сына.
— Держит под замком? — вздрогнула она.
— Таит секреты, — подсказал он, — тайны не стареют.
— А если не пойду? — торговалась Нута.
— Сын звал, — напомнил тот, — вот и спасайте!
— Чепуха, — крикнула она, — балкон пустой!
— Тогда и сны чепуха, — отвернулся психотерапевт.

Вняв совету, Нута возвратилась в свой кошмар. Квартира пустовала. Хирург привёз её на захламленный балкон. Газеты, тряпьё, брезентовые рукавицы... В тряпье застрял посылочный ящик кверху дном. Рассохся, обнажив старинный бот. Не морской — а резиновый, что торчал из-под решётки.
И знал, кто столкнул Диму!
Она выудила сапог: на малиновой подкладке чернилами выведено "Луша"... Но обувь была взрослой!
— Чёртова метка? — ахнула она.
Из всех знакомых, вещи помечал лишь тот — о ком страшно думать.
— Выходит, — рассуждала Нута, — он тут с Димой был?
Но ничего не выходило! Не могли допотопные чернила перекочевать к Соне на балкон. Обладатель бот Соню не знал! Для ночных рандеву был стар. И если бы резину помечали двое, тёзками они быть не могли — слишком редкое имя!
"Афронт!" — крутилось в голове словцо хозяйки бот...
— Нашла что-нибудь? — прервал хирург.
— Афронт, — вырвалось у Нуты, — пусто!
Она сунула ботик в сумку, обернув газетой. Испуг исчез — психолог оказался прав.

ДИМИНО НАСЛЕДСТВО
 
Лукерья Потаповна была церковной прихожанкой и свекровью Нуты! Она любила умные слова.
— Афронт! — обозвала она невесткину измену.   
По её настоянию, Глаша и взяла приблудка. Не "орех", а церковь отстояла честь семьи. После чего тёте Луше пришло письмо:

"Прокл грозится, — писала Глаша, — вернуть ребенка Нуте. Расколоть вас и сынка вашего, даром что "орех"! Но боюсь, порешит меня душегуб раньше. Не "орех" — а Прошка! Каюсь: ребенка я брала не Нутиного.
Она родила девочку, мой пискун и ей - и вам никто.
Вины вашей перед Богом нет — одна моя! Свидимся ли? Прокл грозится извести. Давеча, замахнулся кулаком: убью, мол... А в доме яд! Так что, вы тёть-Луша, ничего не злоумышляли. Потому, как у Нуты — дочь, а крала я мальца!
И он не ваш змеёныш..."
 
Вернуть ребёнка было равносильно смерти! И бабка побежала к Глаше... Была она той самой санитаркой, что грозила Диме 10 лет спустя. Дверь открыл Прокл, с малюткой на руках. Вырвав дитя, бабка заворковала:
— Гули-гули, — зыркая на Прокла.
Прижала к себе и понесла... Кочегар загородил путь!
— От винта! — талдыкнула старуха.
И представилась свекровью Нуты, не выпуская малыша!
— Мать "ореха"? — струхнул тот.   
Опасаясь, не пришла ли бабка за Аглаей? А та боялась, что он выболтает — чьё дитя!
— Не ври мне, — погрозила узловатым пальцем, — я узнаю!
— Аглая в булочной, — затрясся тот, — сейчас придёт.
— А что малыш? — выпытывала та, — отдашь ребёнка змею? 
— Где ж его искать, — ныл тот, — когда змей сбёг!
— Вот и молчи, — приказала та — пока цел! 
Лукерье дела не было до Аглаи... Она караулила дитя, пообещав вернуться. Но кочегар съехал в подвал — подальше от беды.

Заместо сына, Нута привела косильщика всем в пику...   
— Если это любовь, плюньте мне в глаза! — орала Нора.
— Он наследник, а ты никто, — парировала та.
Подошла и плюнула, как она просила! Нора задохнулась:
— И за что отец любил такую тварь?
Их ссоры вспыхивали — как опостылевший адюльтер. Байкер гасил гнев со скрежетом зубов. От музы не осталось следа.
— Гы-гы-гы! — хохотал косильщик. 
"Гы-гы" — было первой фразой сына! Умом он не блистал... А Нуте мнился синеокий Ангел.
От смерти Димы выиграл лишь хирург. Купил загородный дом с летней кухней. Установил медтехнику — делая подтяжки престарелым. Взяли и бывшего сыщика — тот согласился на брак с Норой... Но она видела — сыщик влюблен в Нуту, на девушку смотрел простак-косильщик. Сатраповская химия била влёт и с расстоянья. Передаваясь с кровью — как родимое пятно.
В этом было Димино наследство!
Но любить, как он, никто не мог... Любовь — дар духовный! А духовность, по общему мнению, ничего не стоит. Что за презент без цены? И страдать, как Сатрапов, не хотелось. Любовь сделала его отшельником — Робинзоном Крузо. Перед смертью он узнал — что друзей нет. Лишь вождь, как Пятница, был ему верен. В отличие от Нуты, что искала бога Ра!
Но узнать Божьи тайны ей лишь предстояло...
 
...А Нора взломала байкерский портфель. Вскрыла замок пилкой для ногтей — найдя не "Стечкина", а "Вальтер". Прицелилась, цокнув языком:
— Пам! — будто стреляла в паучиху.
На шум приковылял сонный байкер:
— Иди спать! — забрал он пистолет, вынув обойму.
— Зачем тебе оружие? — удивилась та.
Она не знала, что после падения Димы сыщик выудил старое досье... И обвинил индейца! Погиб олигарх, а шаман якобы таил умысел его ограбить? Сыскарь спас подельников — вождя отправили в СИЗО. Но ничего не доказали. Выходя, тот чиркнул себя по горлу:
— Еl cadаver — ты труп!   
Орлу вернули выцветшее оперенье, отослав в Перу. Но сыщик не забыл угрозы. Бросил сыск и завёл пистолет!      

РОКОВОЙ РИДИКЮЛЬ

...Не дождавшись денег, Ава нагрянула к Соне. Дверь открыла девочка в очках.
— С папиной работы! — представилась гостья.
— У меня нет папы, — отрезала та.
— Я врач, — уточнила Ава, — маму позови!
Очкарик не сдвинулся...
— Ты сирота? — изумилась она.
Та нехотя впустила. Ава достала из ридикюля бирки. На зеленой было: "Анна... — девочка!" На синей: "Софья Сатрапова — мальчик". Обрывки клеёнки превращали очкарика в сироту. А приемыша бродяги — в короля!
С лестницы донёсся Сонин крик:
— Сатрапов! Жив... — и посыпались авоськи.
Ава выскочила, притворив входную дверь. Скользнула в лифт — забыв про ридикюль... Девочка надела его кукле. Откройся сумка — смерть Сатрапова была бы не нужна! Но куклы не играют в ридикюли.
К хирургу Ава больше не пошла. Но Дима узнал медсестру, кидавшую в окно записку... Где Нута приказала долго жить — да не сказала, как. Он закричал:
— Эй, стойте! — чтоб спросить.
Но та исчезла, Соня расточала комплименты. Строила козни девочка в очках. Весь мир ощетинился! Сатрапов шел наперекор такому миру — не ставя в грош. Пытался осознать — как потерял химию. И зачем она намертво сковала чужаков?
Он думал, химия — любовь, а вышло — ненависть! Тугой комок, и не порвать свинцовой сцепки. Такой свинец роднит сильнее крови... Сажая узниками в одну клетку, на всю жизнь и против воли.
А любовь свободна!
И химия ей ни к чему: ни связи, ни узлы, ни сцепки... Для любви не требуется ничего — кроме любви! Любовь есть — и этого хватает. Как рай, Бог, небеса... Без химии, логики и аргументов. Она — совершенство! Его ошибка в поиске доказательства. Довеска любви!
А доказательства нужны тем — кто не любит.
Сатрапов сбился, не умея объяснить... И понял: химия у него с Соней! Не зря жена талдычила о ней! И побежал за медсестрой, силясь вернуть Нуту — хныкавшую, как пацан... И не догнал! Спросил у Сони:
— Нюра чья?
У той кипел на плите борщ, подходило тесто...
— Твоя, твоя, — зажгла она духовку.
Но Сатрапов был по горло сыт её стряпней!

С досады Ава разыскала Нуту! Но ботокс обанкротился — песцы ушли в ломбард, а младенческие бирки потерялись. Гостья нашла адрес Сони. И повела Нуту в роковую ночь...   

ЧАСТЬ VШ

ЖРЕЦЫ И ЖЕРТВЫ

...На злополучном балконе Нута все-таки узнала про богиню.
— Так, я корова? — вспыхнула она.
— Кто чтит корову, — изрек спасатель, — станет золотым тельцом!
— Вы про меня? — ахнул Сатрапов, — я гол, как сокол!
Но его не слушали, компания расшумелась...
— Это наша корова, — ворвался хирург с балкона, — нам и доить!
— Кого доить? — обомлела Нута, — меня? Придурки...   
— Доить? — оскорбился Дима, — да, я люблю тебя!
Внезапное появление хирурга всех парализовало...
— Кто любит священную корову, — сказал он, — раб, а не муж! 
— Муж вообще-то я! — встрял "орех".
— А что делают с рабами? — гнул своё хирург, — приносят в жертву...
— Кому? — удивился Дима.
— Священной корове! — осклабился врач.
— Я не жертв хочу, а сына... — отвечала Нута за корову.
— ...бога Ра? — хмыкнул хирург, — это и есть адрес всех жертв!
— Он беззащитный мальчик, а не бог! — всхлипывала та, — зачем вы обманули?
— Отказ писал твой муж, — отбивался тот, — пока ты умирала.
— Да-да, — вспомнил аварийщик, — в жертву мальчонке принесли бомжа...
— Бомж жив, — возразил Дима.
— А-а-а-а! — завопил бомж, — убивают!
— Кому ты нужен, идиот? — сплюнул "орех".
— На жертве держался клан египетских жрецов, — подхватил хирург, — жертву закалывали, а жрец оставался...
— Куда вы его дели? — наседала Нута.
— К чему эта хрень? — добавил Сатрапов, — жрецы... жертвы... 
— Шутка, — гоготнул "орех".
— И кто жертва? — спросил Дима, — в шутку!
— Ты, — ощерился бомж.

О смерти в тот миг никто не помышлял. Беду не ощущаешь: только позже ясно! Дима позвал Нуту:
— Пойдём отсюда? У нас сын...
— Поздно, — отвернулась она, — сын потерян! Мужчины часто плачут из-за женского отказа. Но сопоставимы ли их слёзы с воспитанием ребёнка в одиночку? Брошеной... Одной...
— Ты не растила в одиночку, — напомнил тот.
— Ну с воплями по погибшему, — кивнула та, — даже если он нашёлся, всё выплакано, отболело, пережито как потеря! Что по сравнению с ней какая-то любовь?
— Так, ты... — испугался Дима, — из жалости со мной?
— Нет, — замотала головой та, — конечно, нет...
Но он не верил. Было что-то лукавое в её отказе: слишком поспешном, слишком торопливом.
— Ты меня не любила? — спросил он.
Но та всё мотала головой, то ли по поводу жалости — то ли из любви...
— Ты мой тыл, — выдавила наконец, — спаситель!
— И-и... — ждал он.
— Всё! — отрезала она.
— Зачем же ты пришла сюда? — оторопел он.
— За сыном! — пояснила та, — я люблю лишь сына...
— Почему раньше не сказала? — почернел тот, — в больнице!
— Извини... — поникла та.
— К чёрту твои извинения! — вспылил он, — как мне с этим жить?
Анти-Сатрапова убили наповал, а от Сатрапова он отвык...
— Эх, Нута! — выкрикнул в сердцах он, — нелюбимая моя!
И обиженно перелез к Соне. Света там не было, балкон за хирургом кто-то запер. Он закурил, ругаясь: "Хрень!"

ИНДЕЙСКИЙ МИФ

"Хрень" означала — с Димой поступили плохо...
Запредельным страданием, сердечной немочью какой-то он осознавал свою неволю. Его свобода затерялась в беготне с балкона на балкон — доказать некую человеческую ценность. И была связана с любовью...
А любви не оказалось!
Он глянул вниз — решив уйти, раз и навсегда. Из дома и с балкона, от таких людей и разговоров. В Перу... В подземку! Сбросить жизнь, как кожу, и начать... Что именно, он не додумал. Балконная дверь открылась. Из тьмы вышла баба-Яга, ткнув в него зонтом...
— Эй, — крикнул Дима, — вы кто?
— Сгинь, сатана! — ткнула та ещё больнее.
— Чёртова бабка! — лягнул он зонт, — откуда ты взялась?
Та продолжала тыкать и не отвечала...

Не договорившись с Соней, сыщик "Юстаса" нашёл Нутиного мужа - чей адрес в бюро тоже был. И огорошил их с порога:
— Я встретил Диму, сообщу на его фирму...
— Про мертвеца? — охнула тёть-Луша.
— Он не умирал, — напомнил тот.
— Сам не жил, етить твою, — матюкнулась бабка, — и другим не дал!
— Тогда платите! — потёр ладони сыщик. - Я рискую...
— Сколько? — брякнула свекровь.
— А сколько тебе дадут, — сложил "орех" пальцы решёткой, — за фальшивый документ?
— Это ошибка, — солгал сыщик.
— И много ты наварил на той "ошибке"?
Это был шантаж, но сыщик струсил.
— Но я же... — лепетал он, — но они же...
— Вон! — вытолкнули попрошайку за дверь.
Бабка выла с испугу. "Сыщик врёт!" — утешал сынок. А ночью на травмпункт явился сам Сатрапов. Лукерья позвонила сыну в панике:
— Змей жив!
— И что? — не вник он спросонья.
— То, — выругалась бабка, — что придётся заплатить... 
— Убить, — зевнул тот, — и дело с концом!
— Грех, сынок! — залепетала тёть-Луша.
— А тюрьма не грех? — вскинулся он.
Она и сама знала: закон — дышло. С сыщиком не шутят. И зонтиком решила Димину судьбу.
 
Как бы Дима ни поступал — угодить не мог. Есть те, кто вечно прав... Убил, украл, подставил — невиновен! А есть неправые — как ни старайся. Дима знал: априори прав не бывает ни царь, ни бог и ни герой! Правоту отвоёвывают — как победу. Но в жизни выигрывали те — кто не шевелил и пальцем...
Хирург, к примеру!
Он для всех был друг, а Дима — враг. Бизнесмен Сатрапов тоже мог бы выжить, но анти-Сатрапов не мог... И Сатрапов внутри Димы умер! Да и все хотели, чтобы он исчез. В их бытие он не умещался, с миллионами и Нутой. Мир Димы остался в подземке с индейцем — где ценили нищету, братство и любовь.
Индейский миф для флейты и Санюры!
Но туда не вхожа Нута — на которой сплелись муж, хирург, спасатель и свекровь. А Дима был один... На нём не держался даже капитал, росший как гриб. И Соне Дима был не нужен. А Санюре — так и вовсе...
Сын его не знал!
Два мира столкнулись, как два мыльных пузыря. И лопнули, а Дима не примыкнул ни к одному. То — что он владел миллионами и фирмой — сочли краплёной картой. Его — шулером, будто капитал вручают, как общак. А Дима сгрёб, не поделившись! Что было не по понятиям у тех — где простота хуже воровства.
Никому в голову не пришло, что он не хотел миллионов. И для Нуты мог бы заработать больше в тыщу раз! Но Нуте Дима тоже был не нужен... Словно, впрямь не числился живым.
И сам поверил в то, что мёртв!

ВИЗИТКА УБИЙСТВА

...Найдя сапог, Нута меж тем брела к его хозяйке. Было не по-июньски зябко, нависали тучи — но свекровь открыла в пеньюаре из муслина!
— Мой ботик? — подпрыгнула она, — а где второй?
— Упал с балкона, — пояснила Нута, — вслед за Димой...
Из спальни выглянул облезлый кот. И, заурчав, прижался. Прочтя на изнанке: "Луша", — бабка сделала страшные глаза:
— Чьё это?
— А Луша кто? — ответила та вопросом.
— Да, мало ли на свете Луш? — отшвырнула сапог та.
И налила молока. Кот вильнул хвостом: "Наплюй!" — но Нута не успокаивалась:
— А чьи чернила? 
— Откуда Луша, ети её мать, — матюкнулась бабка, — оттуда и чернила!
— А где ваши ботики? — не сдавалась гостья.
— Выбросила! — отмахнулась та.
— Как же они попали на балкон? — не отставала Нута.
— Не факт, что они, — отвернулась бабка, — кто-то нашёл в мусоре...
— И надел? — хихикнула Нута.
— Зачем надел, — возразила свекровь, — подкинул, чтоб свалить вину... 
— Какую вину? — уцепилась Нута, — в чём привинились боты?
— То-то и оно, что мои боты не при чём! — проговорилась бабка.
— Раз боты ваши, — подытожила та, — то и Диму вы убили!
— Клевета! — захлопнула дверь хозяйка, прищемив мурлыке хвост.
Обрушился ливень. Нута вышла в сквер, под бушевавшие потоки. И позвонила психологу на мобильный телефон...

Психолог изрёк: сапог — не аргумент, за него не судят! Промокшая Нута возмущалась весь обратный путь. И с порога показала байкеру именной ботик.
— Бред какой-то, — отмахнулся тот, — Дима поскользнулся...
— Балкон не каток! — разозлилась Нута.
— А бот не улика, — отсёк байкер, — твой муж мог принести.
— Зачем ему нести? — поразилась та, — он же не идиот!
— Не идиот, — кивнул тот, — но соврёт, защищая мать, он был там.
— Они ответят за смерть Димы, — обозлилась та.
— Кто? — хмыкнул байкер, — боты? Ты ж его не любила...
— Любила! — крикнула она, — а он сбил меня машиной, обзывал орехом, бросил с ребёнком... Воскрес, как Христос, и никого не спас!
— А ты его спасла? — хмыкнул тот, — вдруг он звал?
— Он что, младенец? — всхлипнула она, — чтоб его спасать.
— Ну и тварь! — выругался байкер, — ты и сына не спасала...
— Почему, — оскорбилась та, — мой сын — косильщик!
— Тогда и мстить незачем, — завершил байкер.
За окном начиналось светопреставленье. Гроза шла издалека — молнией раскололо липу. Сук отломался и застопорил движенье. Нута мчалась к психологу, проклиная всех, уже пешком.

Выпроводив Нуту, тёть-Луша под зонтом неслась к хирургу.
— Зачем пришла? — вышел в халате он.
Она вбежала в кабинет, крича про боты...
— Рехнулась! — поразился тот.
Бабка объяснила связь бота с Димой, требуя украсть улику. 
— Так, это ты его...? — не поверил врач.
— Тебе не один чёрт, — вскинулась та, — сядем вместе!
— С чего это? — обозлился тот.
— Отгадай с трёх раз? — потребовала та.
Оба знали: Нута — мать Норы. Бабка боялась тюрьмы, а он — потерять миллион.
— Я скажу, что ты продал её дочь, — пригрозила она.
— У Нуты сын, — зевнул врач.
— Будешь умничать, — обозлилась бабка, — твои деньги утекут...   
На шум выглянул косильщик. Бабка ткнула: "Вот к нему!"
— К дурачку? — возмутился врач.
— Хоть к сморчку, — кивнула та, — если миллион будет Нутин.

Психолог впустил пациентку, несмотря на поздний час. Она с плачем вынула промокший ботик:
— Свекровь обвиняет меня в клевете!
— Для клеветы нужен умысел, — возразил тот, — а за что ты должна мстить?
— За то, что она столкнула Диму...
— Недоказуемо, — отверг психолог, — есть что-то хуже!
— Хуже убийства? — поразилась та.
— Да, — кивнул тот, — и это не связано с тобой!
— Она украла сына? — всё гадала та.
— Не исключено, — кивнул тот.
Поцеловал ей руку и довёз до дому... Летний день померк. Хляби небесные разверзлись — полило как из ведра! А она искала ответ, почему с ней так жестоко обошлись? Свою вину, ошибку, преступленье... Не понимая, что ошибка в поиске. И Нута с Димой — не виновники, а жертвы!
Именно этого она понять и не могла...

ЧАСТЬ IX

ГЕЙМ ОВЕР

...Прогнав Диму с травмпункта, Лукерья села в такси — объявить, что он нашёлся! Отыскала дом спасателя — там шаман в перьях! И убежала туда, где квартировал хирург:
— Свят, свят! — крестилась в поисках квартиры.
Нашла нужную дверь — открыто. Разулась и шагнула на паркет, с заляпанными ботами под мышкой... Все спали! Она потопталась в штопаных чулках. Отворила лоджию — там курильщик... И ткнула зонтиком с испугу:
— Прочь, сатана!   
— Э-э! — обомлел тот, — вы кто?
Не припоминая злую санитарку. Снизу завывала флейта — шаман вёл камланье. За стеной смачно матюкались вчетвером. Узнав Диму, старуха ткнула посильней:
— Сгинь, нечистый! 
Зонт раскрылся и столкнул Сатрапова с балкона. "Неужели?" — вспыхнуло в его мозгу. 
— Ма-а-а-мочка! — истошно вопил он, — роди обратно...
Бабка проследила за падением, закрыв зонт:
— Господи, прости! 
И похоронила свой позор. Заперла балкон, как отслужила тризну, и необутая ушла. "Орех" был спасён, Ядовитый Змей заколот — как в Египте! А священая корова объявила гейм овер — конец игры.
Не вписался лишь застрявший ботик...

...Дима упал на ограждение газона. Железный штырь пронзил его — как шомпол барбекю. Вышел из рёбер и торчал в ошмётках мяса... Он попытался вытащить его, но кол вбили в грунт. Поёрзал, будто на гвозде. Улыбнулся искусанными губами, прошептав:
— Распяли! — и затих.
Такой боли Сатрапов отродясь не испытал. Он хватался за стержень, будто желая с его помощью удержаться на земле. Но тщетно. Мир ещё при жизни обнулил фрилансера: воскрешения не произошло!
Тоскливо завывал шаман и плакал мальчик... Дима никого не узнавал. С балкона нёсся крик, падали резиновые боты — мстя вдогонку! Он хотел спросить — за что?
И не успел.

Последним подошёл сыскарь, чёрт всех собрал в ту роковую ночь.
— Ты кто? — спросил Дима.
— Смерть твоя! — мрачно изрёк он.
И вбил штырь в рёбра каблуком, хотя тот и так бы умер... Сыщик шёл к Соне, а там ругань. Спустился — грохот и удар. И шаман дудит в гигантскую дуду...
— Дикари! — брезгливо сплюнул он.
Шаман ударил сыщика панфлейтой. Его и взяли с занесённым кулаком.
А сыскарь завёл "Вальтер"! 

ДИМИНО ПРОКЛЯТЬЕ

Вернулась Нута и увела байкера на кухню. Нора рыдала в ванной — не нарушая их мотоциклетный тет-а-тет... А Нута лишь выпрашивала пистолет!
— Проще дать его мартышке! — хмыкнул байкер.
— Она погубила моего сына, — уверяла та, вслед за психиатром, — я убью её!
— Кого, мартышку? — сострил тот.
Но обезумевшую Нуту было не остановить...
— Сдохни! — орала она воображаемой свекрови, — ты труп!
— Труп... — дразнил юрист, — ущипнул себя за пуп!
— У тебя есть мать? — заорала та.
— Причём тут... — возмутился он.
— Во имя родной матери, — заклинала та, — дай мне ствол!
— Чтобы убить чужую? — посерьёзнел тот.
Она выскочила, потрясая кулаками. А в спальне Нуту уже ждал хирург...

Врач обругал приживалку, как бдительный хозяин.
— Вон из дома, распутница! — показал он на дверь.
— Ночью? — ужаснулась та. — С сыном!
— Какой косильщик, ети его, сын? — матюкнулся тот.
— Ладно, — согласилась та, — но я подам в суд за роддом!
И вспомнила про Аву с лоскутками... Где её искать, Нута не знала — но шантаж сработал. Врач отвесил оплеуху и оставил ночевать. Нута скулила, как щенок, держась за щёку — пока не явился хмурый байкер... И стала его любовницей в ту же ночь. Нора дёрнула запертую дверь и догадалась об измене!

Выйдя от Нуты, байкер разрядил и спрятал "Вальтер". Нора нашла его. Подкралась к спящей паучихе. Передёрнула затвор и упёрла ствол:
— Зачем убила отца?
— Он звал меня нелюбимой, — враз проснулась та.
— Выходит, если бы отец любил, — бесилась Нора, — байкер был бы не нужен! И чтоб заполучить его, ты не плакала бы по мифическому сыну, дрянь?
— При чём тут сын? — оскорбилась та.
Взбешённая Нора для острастки щёлкнула курком:
— Сдохни! 
Но в стволе оказался патрон... Раздался выстрел, заливая её кровью. Чёрная вдова булькнула и сдохла, как просили.    
— Бред какой-то! — осмотрела дуло Нора, — он не заряжен?
И увидев гильзу, отшвырнула пистолет.
— Ужас! — завопила она, — ужас...
Ворвалась Соня, которой послышалось: "Пожар!" И байкер, осознавший промах... Косильщик ползал возле трупа, байкер тряс его: "Ты?" — "Пам!" — тыкал тот в себя стволом. Но Нута была бездыханна, кто бы ни стрелял...
— Проклятье, — завывала Соня, — Димино проклятье!
— Не кличь беду, — ткнул ее в бок врач.
— Ты убил маму! — заорал косильщик.
Схватил со стола ножницы и вонзил эскулапу в шею! Глаза того остекленели. Из горла вырвался фонтан... Медик осел, испуская дух — никто моргнуть не успел.
— Ааааааааааа! — истошно завопила Соня.
— Ма-а-а-ма, — плакал дурачок.
Нора кинулась к отчиму — тщетно. Хозяин "Вальтера" затрясся: такая гора трупов и не снилась. Соню бил озноб. Она гладила дурачка, как бешеного зверя, приговаривая:
— Тише, мальчик, тише! 
Тот улыбался и не отпускал Нутин подол...

"ПРОЩАЙТЕ ВСЁ!"
 
...Дима встал с газона — не поняв, что умер. Побежал навстречу изумительно сверкающим светилам. Где его ждал Некто... И так любил! Дима не знал, Кто — но шёл! Потому, что там где любят — родной дом. И увидал ушанку в джинсах с хныкавшим подростком ...
— Ты жива? — узнал он Нуту.
— И ты жив! — протёрла глаза та.
— Как же мы встретились? — не понял он.
— Я умерла через 10 лет, — пояснил "подросток", как больному.
— Но я мигнуть не успел, — поразился тот.
— Лет нет... — сказала Нута.
— ...потому, что мы мертвы? — спросил Сатрапов.
— Нет, — помотала головой она, — из-за любви!
Так вот, кто его любил, а по земным меркам ничего не выходило.
— Любовь умирает, — перебил он, — а химия ненависти вечна...
— ...лишь на земле! — кивнула Нута. — Ты ненавидел меня?
— Нет, — побожился Дима, — просто ты исчезла... А теперь пришла!
— А как же "песец"? — уточнила та, — ты звал меня "песцом"!
— Порой, из прекрасных дев, — изрек Сатрапов, — лезут та-акие бабьи "чернобурки" и "песцы"!!! Диву даешься, куда девался юный лик?
— И я баба? — подрыгала худыми коленками Нута.
Не переставая шмыгать носом... Сатрапов её обнял, и пацан вернулся. Это была ЕГО Девочка Из-Под Колёс.
— Моя Нута вернулась, — коснулся он её губами.
— А я не уходила, — робко обняла она.
Они просочились сквозь встречный поток машин и топкую снеговую слякоть. Шёл к концу декабрь... Но у любви не бывает зим. И влюблённые неслись, держась за руки, над высотками и автострадой! Не касаясь тротуара... Туда, где обрели жилище и семью!
— И ты прощаешь? — подняла глаза она, — прощаешь...
— А ты меня? — спросил тот.
— За что? — изумилась Нута.
— Прощайте всё! — подытожил он, — без исключений...
Она подпрыгнула, хлопая в ладоши. "Не прыгай!" — урезонил Дима, но та и не подумала остановиться. Рай — это делать всё, что в голову придёт! А он и сам бежал с подскоком...

ЧАСТЬ Х

Я ТЕБЯ НЕ ВЫДАМ!

Дурачка обвинили в 2-х убийствах, не спросив: зачем ему защищать маму — если бы он в неё стрелял? Но "Вальтером" владел сыскарь. Он скрыл правду, да и Нора была на сносях. Дело закрыли... Но спустя полгода, жизнь предъявила счёт! Нора нашла ридикюль, с записью — что она дочь Нуты!
— Мама! — кинулась к Соне.
"Софья Сатрапова — мальчик!" — прочла та.
И, как во сне, увидела акушерку Глашу. "Илья Муромец, а не пацан!" — завидовала та. Муромец раскричался, обняв маму... А очнулась с дочкой, приняв Муромца за сон!
— Откуда ты взя-я-лась? — вопила Соня.
— Я твоя, мамуля, — божилась Нора.
— В гробу твоя мамуля, — орала та.
Дочь в слезах ушла на кухню. Байкер стал наливать ей чаю и обварил руку. Та сунула её под кран, крича:
— Я не знала, что она мне мать!
— А зачем брала "Вальтер"? — не отставал байкер.
— Не знала, что заряжен, — заикалась та. 
— И передёрнула затвор? — уточнил тот.
— Показывали в кино про Джеймса Бонда, — оправдывалась та.
— Как стрелять в родную мать? — съязвил байкер.
Соня лишилась дара речи — прибежав на кухню. И стояла с открытым ртом.
— Матеубийца! — прорвало её, — убьёшь и меня?
— Я никогда бы не убила свою маму! — голосила Нора.
— Но убила же! — отрубила Соня, — и... хирурга!
— Врач умер при тебе, — отверг сыскарь.
— А где ты взяла "Вальтер"? — дознавалась Соня.
"Тсс, — приказал байкер, — молчи!" Нора согнулась от боли, начинались преждевременные роды. И спросить — как в ствол попал патрон, не могла. Байкер звонил в "неотложку", кидаясь то к орущей Соне — то к рожавшей Норе. Выкидыш случился в ванной... "Скорая" положила плод в коробку от туфлей. Нора в слезах сунула туда гераньку!
Другой эпитафии её деточка не дождалась...
 
ПОХОРОННЫЙ ФАРС

Девочка — ростом с пичужку, жила миг. Восхитительна, как Ангел — ангелочка не спасли! "Неотложка" увезла роженицу, прихватив и Соню. Та отказывалась говорить... Очнулся байкер по звонку прокуратуры.
— Алё! — в ужасе заорал он.
И узнал, что пирамида отомстила. Не египетская — а финансовая! Банковский счёт Норы заморожен. Торгуя жильём — фирма не построила ни этажа, просрочила кредиты! Компаньоны сбежали... Обманутые жильцы кинулись в суд. Исков были сотни, а ответчик Нора. Долг достиг миллиарда.
За налоги тоже грозил срок...
Нора перекочевала из кабриолета в КПЗ. Иск подал даже сержант с "орехом", бабой-Ягой и кочегаром - будто им Сатрапов задолжал! Продав дом с землёй, Нора выплатила бы часть — но имуществом владела Соня. Она вспомнила сыскаря! Тот свёл дело к афёрам, а убийство не всплыло. И она завещала всё ему...
Это была химия, суррогатная любви.
Нутину папку с "Вальтером" бросили в архив. Косильщика — в "дурку". Норе грозил срок за мошенничество, когда в комнату подследственных явился сыщик...

Их тет-а-тет был не о сроках. Потеряв дочь, лилейная поэтесса превратилась в лютого врага...
— Нашу деточку не жалко? — крикнула она.
— Ты шла с дитём под сердцем убивать! — напомнил сыскарь.
— А как в ствол попал патрон? — парировала та.
Бывшая овечка отрастила клыки, грозя растерзать почище тигра...
— Хотел дать Нуте, — оправдывался тот, — но передумал! Обойму вынул, а про ствол забыл...
— Для кого "забыл"? — сощурилась она, — кто был целью Нуты?
— Да, что ты прицепилась к этому патрону! — рявкнул тот. — Она мстила за сына, а ты за кого?
— Я вообще-то дочь... — напомнила та.
— Зачем ты стреляла? — повторил он, — если бы я и заряжал!
— Я верила тебе, — плакала она, — что "Вальтер" пуст! Мне в голову не пришло проверить, я тебя любила. А ты думал лишь о папином наследстве, как последний негодяй! Прав был врач насчёт альфонса!
— Ты больна! — отсёк он, — паранойя...
Но Нора его больше не любила. Она попросила телефон, сказать Соне — чей был "Вальтер". Та нашла в кладовой крысиную отраву. Насыпала в пищу, байкер съел и не проснулся.
Нору осудили за растрату.

Тайны выплывают вопреки желанью. Потому Гоа и разлюбили — что нельзя уехать от себя. Пистолет заряжала Соня! Наплакавшись в тот вечер, Нора закрылась у хирурга. И пробыла до полуночи... Ревнивая Соня нашла "Вальтер" — решив всех поубивать! Взвела курок, отправив в ствол патрон, и устыдилась — возвратив оружие. Уйдя от Нуты, байкер вытащил обойму, а про ствол забыл.

И Сонин заряд попал в Нуту, разрядив их многолетний спор! Байкера отравили - чтобы тайна не открылась...

Хоронили Нуту рядом с Димой - дальше от хирурга. Сержант МЧС с кочегаром и "орехом" несли гроб. Соня со свекровью шли с венками. Завершал процессию психолог в канотье... На обратном пути бомж схватил его в охапку:
— Санюра! Мальчик?
— Вы кто? — отскочил тот.
— Это Нутин сын, — заорал бомж, — бог Ра!
Лукерья Потаповна схватилась за голову: "Свихнулся"!
— Мексиканец? — уточнил сержант, — разве он? разве его...
— Я Алекс, — вырвался аналитик.
Бомж закатал Алексу рукав, открыв шрам с копейку, и похвастал:
— Это я его, гвоздём...
И стиснул крепче: "Мальчик мой, Санюра!"
— Это мой змеёныш! — впился в аналитика "орех".
Санюра вырос, стал студентом — не забыв котельной... Знал: героев у подполья нет! И жизнь там - кара, а не подвиг. Для того и в вуз пошёл — чтобы ужас не вернуть. Он помнил бомжа, знал - что хоронит мать. Или ту, что звала себя ею.
— Это мой сын, — кричала Соня.
— Ты не мать, — рявкнул "орех", — а Димина жена!
Всё было фарсом, но никто не рассмеялся. Алекса рвали на части.
— Вот радость-то! — чмокнула тёть-Луша.
Ягу отпихнули. Соня напекла поминальных плюшек, рассказав — что произошло в ту ночь.

ОТ БОРТА

...Стук тела об асфальт прервал их склоку.
— Дима разбился! — дико заорала Нута. — Боже мой!
Все уставились на мерцавшее в тусклом фонаре крыльцо...
— Пошёл за сынком, — неудачно сострил доктор.
Нута врезала ему кулаком!
— Гикнулся твой Димыч, ага! — хихикнул бомж.
— Сейчас ты гикнешься! — впилась та ногтями.
Любовь бомжа к египетской богине превратилась в дым...
— У коровы выросли клыки, етить её? — матюкнулся он, — м-у-м-у-у!
— Муму — собака, — орал муж, — что утопил Герасим.
— Нута не собака! — встрял сержант.
Гибель Димы не осознавалась, будто он не падал. Ссора разгоралась.
— Сам Муму, — залепила Нута пощечину супругу.
Дима никого не интересовал. Побегал с балкона на балкон и умер — тра-ла-ла. Никто не плакал, только Нута лезла на парапет, причитая: "Я его убила!" Муж дёрнул её за кофту:
— От борта!
Она плюнула в него... Он повалил её лицом в бетонный пол. Придавил коленом и стал бить с оттягом — сколько было сил. Свинцовые удары сыпались, как камни. Сознание плыло... Вывернув голову, Нута увидала сквозь балконную решётку Ангела — с Димиными васильковыми глазами! Хотя Дима лежал мёртвый у крыльца. И рассмотреть его с высоты было нельзя... Но всё шло, с точностью до наоборот: муж бил — а Нуте мнилось, будто Дима глядит снизу. И не даёт ей умереть!
Синеокий суженый ли? Ангел? Неважно...
 
Врачи приводила её в чувство трое суток! Память не вернулась: Нута позабыла Диму, мужа и балкон. Но знала — что сын жив.

...Когда Нюра вышла из комнаты — балкон был пуст. Глянула вниз, галогеновый фонарь высветил труп. И чёрный силуэт, пинавший тело так - что она задрожала. Будто зная, как страшно свяжет жизнь её и казанову!
Отпев Диму, шаман пошёл к робокопу. Но в распахнутую "Ауди" вскочила Ава. Схватила мальчика и завела мотор. Наперерез выбежала босая бабка — взяли и её. Сыщик рванул вдогонку, но шаман огрел его панфлейтой, и они оторвались.
— Скольких ещё убьёт змеёныш? — попрекнула мальчика Яга.
— Он не змеёныш, — крикнула Ава, — а ребёнок!
— Как есть Сатраповский змеёныш, — матюкнулась бабка.
— Димин? — уточнила Ава, вспомнив бирки. — Значит, сын хирурга...
Выгнала Ягу и вырастила Саню как родного.

ЧАСТЬ ХI

БЛИЖНИЙ КРУГ

На поминках выпили за Нуту, чтоб земля пухом. Психолог пьяно рассуждал:
— Дима превратил в бога девушку Анюту. И стал молиться на неё, как на икону...
— То есть он был глобалист? — уточнил сержант.
— Не глобалист, а эгоист! — обругала Соня.
— Вот только не делайте из Димы подлеца, — отрубил сержант.
— Подлец и есть! — матюкнулась Луша.
— Будь ты проклята, бабка! — взвился бомж, — крови мало? 
— Я его не убивала, — завизжала та, — он сам...
— Ничьей любви Дима не хотел, — кивнула Соня.
И вдруг завыла открытым ртом, уродливо хлюпая потёкшим красным носом. Тёрла щёки, качаясь из стороны в сторону и выводя тоненькие всхлипы — у-у-ууу...
— Хорош выть! — тряхнул её сержант, — мы хороним Нуту, а не Диму!
И ткнул в Санюру: "Успокой-ка мать!" Но тот будто обмер.
— Да, не надо, — оттолкнула Соня, — моя дочь Нора!
И ныла: "Во всём виноват Сатрапов, он не себя убил, а нас". 
— Отец говорил, что меня любит! — возразил Алекс. — Перед смертью... Я решил узнать.
— У Нуты? — давил бомж.
— Нет, она пришла случайно, я стал рассуждать...
— А, может, мстить? — горячился бомж, - она жила бы, если бы не ботик!
— Я предупреждал, — защищался Алекс.
— Предупреждал он, — матюкнулся бомж, — небось подстроил, мстя за отца...
— Что я мог подстроить? — оскорбился Алекс, — что у байкера пистолет, а у Норы — ревность! И хирург ограбит Диму, продав дочь? Я не знал даже, что он мой отец! Тем более, кто его убил...
— Убивает Бог! — тявкнула Луша.
— А ботик чей? — помахал обувкой аналитик.
— Диму сгубил, комплекс вины, — вырвал сапог сержант, — сбил Нуту, сын в подвале... Был виноват во всём и ни в чём. Не выдержал и махнул вниз!
— Отца убил выбор, — завершил психолог.

Комплекс вины у Сатрапова был с детства... Друзья предавали его — других он не знал. Не нашлось никого, кто бы любил его безоговорочно и беззаветно. Хорошим-плохим, злым-добрым — любым. Он не понимал, почему? Не догадываясь, что выбирал друзей он сам... И как дятел в дубе, выклёвывал тех, что предают. Фатум выбора был необъяснимым — если бы что-то этакое не крылось в нём самом?
Что роднило Диму с бесчестьем.
Выбирать врагов он стал из-за сиротства. Когда мать его бросила, подлость стала нормой... Защитой от того, кто предаёт. 
— Может ли плохим быть мир? — думал Дима, стоя перед бабкой.
И понял, что-то не так с ним. Жизнь аномальной не бывает. Если не идёт она — то аномален ты. Жизнь шла в подземке, с шаманом и на фирме... Не выходило лишь у смертной черты. Живут даже на эшафоте, хоть миг — а живут. Но не станет гильотина нормой — это кара.

Лобным местом стал и балкон...
 
Смертная черта — дедлайн, на 9-м этаже! Выбор вёл-вёл, да и привёл его на плаху. А кто палач, не суть. Дав аварийщику огня - Дима понял, что умрёт... Случайностей не бывает! Потом развели мосты, и Нута отреклась.
— Всё исполнилось, — подумал он, — убивают за любовь...

...А пьяные гости поясничали, будто цирковые куклы.
— К чему философия? — орал сержант, — Дима умер в мученьях. Страшно, не дай Бог!
— Кто ж его так мучил? — прыснул бомж. — Сам себя и мучил...
— И других! — крикнула Соня, — не уйди, дурак, в подземку — Нута бы нашлась.
— Это была бы не любовь, — хмыкнул "орех", — а Соня номер два!
— Мать с отцом не выжили бы, — подтвердил и Алекс, — не балкон, так фирма бы убила: не давать же миллион мертвецу? Перу вообще не вариант.
— Какое Перу без Нуты? — взвизгнул бомж.
— И тогда я понял, кто убил! — вывёл Алекс.
— Бог на машине? — хохотнул любитель антики, сержант.
— Любовь! — изрёк тот, — это и имела в виду Нута, говоря: "Убила я!"
— Чем? — гаркнул "орех", — столкнула?
— Отреклась, — возразил тот.
— Зачем? — взвыл сержант, — она ж его любила!
— Чтоб сына не предать, — пояснил тот, — меня...
— Выходит, умер Димыч наш из-за тебя? — стукнул по столу бомж.
— Из-за Норы, — встряла Соня, — у Димы дочь!
— За меня, — покаянно кивнул аналитик, — о Норе он не знал.
— Диму убил хирург, — осадил бомж, — со своим сыночком! Гы-гы-гы...
Соня пробубнила: "Кого-то мне напоминает это гы-гы-гы?"
— Бьют только свои! — вывёл сержант, — ближний круг, а про бессмертен — пока любим, я врал...
— И кто следующий? — полюбопытствовал Санюра.
Все молча уставились на него...

ИЗГНАНЬЕ БЕСОВ

...Яга фехтовала зонтиком, как шпагой. Дима сжал кулак — целя в её приплюснутый носишко. Как на соседнем балконе вдруг заметил Нуту. Она смотрела на него глазами Бога, столько боли было в них... Будто прощалась? Он понял: ударив бабку — стукнет по глазам Христа! Убьёт Нутино страдание, тоску по сыну. Итогом снова будет боль — ведь боль и есть глаза Христа?
И сдержался...
— Умри! — орала бабка.
Дима был бесом и мог погубить её сына? Яга хотела посоветоваться в храме, но сыщик торопил... И она сочла богом сыскаря! Радуясь, что попадёт в рай за изгнанье бесов. Падшему ангелу не полагалось: "Не убий!"
И она убила.
Отчаяние Димы было столь глубоким, что он налёг спиной на балюстраду. И теряя равновесие, стал падать вниз — раскинув руки-крылья.
 
Но они не удержали...

Дима отряхнулся и пошёл по автостраде. Увидел Нуту — прыгнула за ним! А как ещё поступают глаза Бога? Дима упал, не выдержав взгляд Нуты. И его все сразу полюбили: Соня, дочь, хирург, сыскарь-убийца... Мёртвый Дима стал вдруг правильным и нужным.
Просто потому — что его нет!
Было обидно: почему любят после смерти, если не любили до? Только у смерти есть любовь? И чтоб любили, надо сгинуть! Залезть в петлю... Выстрелить... Вскрыть вены...

Это и есть химия хомо сапиенс?

Дудки! Ни к чему любовь такой ценой: пряник после кнута, рай из ада.
— Не согласен! — крикнул Дима, — пряников не ем!
Догнал Нуту — и они пошли обнявшись. Им не понадобились ни земные боги, ни лукавые старухи... Ни земная медицина, ни любовь с земли. Они шли туда, где царствовало родство душ. Обездоленных, отвергнутых, до жути одиноких. Ангельское воинство отверженных сердец!
И Дима с Нутой знали: их там ждут.
Они взмыли в небо, распахнув по паре крыл — отливавших лунным серебром. Забыли спасателя, бомжа, орла-шамана, боты и предательские плюшки, мстительную девочку в очках, продажного мотоциклиста.
Лишь бескрылый косильщик гнался по земле...

...А на могиле Нуты горел поминальный костёр — последнее камланье. Шаман сжёг ветви. Разворошил головни — спалив самое яркое перо своего оперенья. Оно вспыхнуло салютом и погасло. Как перуанец возник на кладбище, никто не знал. Но он красовался в уборе индейского вождя... Подскакивал в такт пламени, размахивая прикрученным крылом:
— Футы, нуты, — напевал он, — эйну, вэйну!
Сжигая пряди своей чёрной, как смола, косы. Коса индейца была перевита алым бантом. Он скрутил пучки травы в форме кукол и обвил их лентой. Вставил камешки заместо глаз, шепча:
— Нута-Дима, хэйя, вэйя... Хоп!
Привязал кукол к сосне и исчез. Их расклевали падкие на яркое сороки... Его шагов никто не слышал, как и заклинания:
— Боль уйдёт, как дым!

ЭПИЛОГ

...Сатрапов вышел покурить из "Ауди". Январская пороша колола щёки. Он поморгал, вспомнив виденье про наезд и девушку-подростка... Как убил их всех без сожаленья! Пусть мысленно, но убивал. Что это было — сон? пророчество? глюки?
— Переборщил с компом! — рассердился он.
Затоптал окурок, спеша в проектное бюро. Ночная автострада пустовала. Он выжал под двести. Под колёса метнулась фигура.
На обочине во тьме кто-то лежал...

КОНЕЦ.