Ключ.
Томас – близнец (древнееврейское имя);
Озеф – Бог приумножит (древнееврейское имя);
Авдий – служитель Бога Яхве (древнееврейское имя);
Кантор – певец (древнееврейское имя).
От автора:
Кеш или кэш от французского cacher – прятать. Какие знания сокрыты в мозге, промежуточном временном хранилище с быстрым доступом, содержащим информацию, которая может быть запрошена с наибольшей вероятностью.
Томас.
Поскрипывает кресло качалка, трещат поленья в камине, комната наполнена дымом от трубки. Иль табачок был крепкий или время пришло, первый раз в жизни он ни о чём не думал. Да, были моменты близкие к этому, но Томас мчался вперёд, страшась тишины и теперь в преклонных годах, она настигла его. Эта приставучая стерва догнала. А за тишиной: свет, шум, гам и всё навалилось разом.
Томас орёт вовсю мочь, не может понять происходящее. Вдруг слышит знакомый голос, родной – отцовский.
- У меня сын родился!
И понеслось: пополз, пошел, побежал. Жизнь мчится бешено, неистово. Вот детство, отец чётко даёт понять: первым будь, бей первым. Борьба, дворовые драки, девочки, утехи, сладостные напитки – и юность пролетела. Появились первые враги, друзья, дружки, приятели, подельники – подчинённые. Вроде вершишь, творишь чуждыми руками, лезешь вверх: для чего, с кем, куда? – прёшь, так надо.... Неожиданно приехали, стоп – тишина.
Томас осознал, его паленья выгорели, пламя жизни тухнет. А кто, где, зачем он? Нет ответа, не дал – промчался. Словно тень, была, и нет её. С одной стороны тьма поглощает, а с другой свет рассеивает. Так чья же я тень? Чья? Проехали.
Озеф.
Галопом, галопом мчится всадник, сквозь изведанные леса, засеянные поля, зелённые луга, через холмистые степи в оазис жизни. Многолик лик земли, при этом Авдий летел, нёсся к Озефу с даром. Да, дивные места стали проявляться вокруг, нет слов описать, нет возможности пересказать – это возможно только видеть и познать. Отыскал Авдий хозяина, преподнёс дар, преклонив колени.
- Встань, друг, – обхватив ладонями руку Авдия, произнёс Озеф. - О, чувствую тепло семени древа жизни в ладонях своих. Авдий, вкуси фрукты садов, испей вина из плодов земли после дальнего пути.
Яства успокоили вестника, игристый нектар наполнил силой, горяча кровь.
- Давно не приносил радостную весть, аж с тех пор, как рассказал хозяину о мучениях сына его, наконец-то хорошее поведаю. Ибо увидел человека, подобного творцу, узрел искру, воссиявшую звездой. Воистину свершилось, и я этому свидетель.
Поведай же, Озеф, как? Как осуществилось это!
- О Авдий, одарил создатель людей свободой, свободой совершенной. А любой дар приводит к благу или наказанью. Многое создано: тьма проявлена, гибель явлена из-за невежества, ибо отправился каждый во все тяжкие, в глубины бесконечных потребностей. Отказался идти человек рука об руку с дарителем, убежал сорванец вперёд – только пятки сверкали. И я блуждал, сотворенный во тьме среди случайных встреч потерянных душ.
В один миг ощутил я, что иные мы, разные все, но боязно светить ярче других в царстве тусклого света. Страх преградил путь, и большинство подчиняется воле первого стража, гонимые им на самое дно к беспамятству и гибели. При этом у стража нет сил одолеть всех, и многие преодолевают преграду…. Одним из них был я.
За пределами опасений заполнились мы мощью, источаемой из эго дремавшего, ныне пробуждённого, наполненного силой. И каждый «Я» сцепились в свору: грызя, верша и чертыхаясь. Затмила сила всё и вся.
К счастью, мои таланты позволили одолеть второго стража. Сначала блистал, побеждал, купался в лучах славы, а затем захотел одарить, пробудился талант учительства. Засияли новые танцоры, поражающие люд и согревающие благодарностью наставника.
И в тот момент столкнулся с третьим стражем, наполнившим сознание ясностью, ощущением познания бытия, пригревшим лучами достатка, довольства, завершённости. Многие из немногих так и сгорают в спокойном пламени безмятежности. Душа, мой дух – вдруг возжелал учиться, пришлось признаться пред собой, что сведущ только в танцах и передачи их другим. Вот так удар и дальше вновь один. Сменил венок на трость познанья. Учась талантами других с отдачей полно пониманья. Учусь – творю, творю – учусь. Отдался циклу без остатка. Картины, песни, книги, изваянья – толпа кричит без пониманья. Ты гений, наш кумир. Но глух уже к речам без смысла, не слышу льстивые слова. Тогда последний страж, итог трёх стражей, навалился всей сутью на меня. Страхом порождаем, силой укрепляем, ясностью проявляем. Зверь и имя ему – Смерть. Была борьба, мы бились долго, и вот я здесь. У каждого своё сраженье, пример нам дан и шанс дарован от рожденья. Кому-то вечна жизнь, а здесь бессмертье дня. Так, Авдий, выпьем чарку за новых Озефов из тьмы.
Кантор.
Толпа монотонно гудела в привычном базарном ритме, который нарушил голос, напевно лившийся от фонтана. Редко Кантор начинал петь, переставая играть на флейте – это был порыв души, слившийся с творцом, слова создателя проявленные дивным пением оборванца облюбовавшего тенистые кущи у рукотворного ручья.
Дарован дар нам иногда
Услышать дивный слог творца.
Тихонько молча подпевая,
Других к порядку призывая.
Забыв а «Я» и от себя,
Лучами свято освещая.
Поётся здесь про роль отца
В знакомом отражении лица.
Всё затихло, находясь в оцепененье, все очарованы творенья. Притихли птицы, стих ручей. Сам мир прислушался к мгновенью. Так долго ждавший всяк его, всю мысль – черпая с сотворенья, увидел – слыша - осознал, зачем и для чего он, наполнив сердце умиленьем.
После написанного.
Первая миниатюра о мимолётности жизни (проявления собственного я), вторая о бессмертии жизни (бытия) и третья о жизни (существовании).