Воздаяние

Таисия Фурманова
      Петька был мамкиным любимчиком. Из всех детей, а их у Петькиной матери было четверо, его она больше всех жалела. Он родился недоношенным, крошечным, чуть больше рукавицы-шубенки, и поэтому его мамка укутывала для тепла в пуховый кроличий платок и кормила так часто, как Петька просил. Так и вырастила его в здорового красивого парня.

      Петька отличался изрядной ленью. Если и занимался каким-либо делом, то только тогда, когда ему самому этого хотелось, или когда было выгодно. Матери помогать он не любил и, при любой возможности, старался увильнуть от работы, сбежав от матери и братьев с сестрой. Петька шлялся по деревне, засунув руки в карманы широких штанов, пинал камни и искал, где бы по-быстрому зашибить деньгу. Чаще всего это была работа грузчика, потому что, на что-то более серьезное, у Петьки не хватало терпения. Время от времени мать хватала в руки что ни попадя, и лупила Петьку сразу за все проделки, на которые он с детства был горазд.
 
      Еще с раннего возраста у Петьки была тяга к технике. Ему нравилось возиться с мотоциклами, моторами и тому подобной «железо-мазутной ерундой», как говорил старший Петькин брат – положительный и скучный Игорь. Оба брата были старше Петьки и частенько, когда не видела мать, поколачивали его.

      У Петьки с детства была одна дурная привычка, выросшая затем в серьезную склонность и доведшая его до беды. Петька никогда не спрашивал разрешения, если ему что-то хотелось взять. Он мог без спроса взять любую вещь у братьев, у матери, если она была ему нужна, как он считал. Пацаном Петька переломал все заводные игрушки, вытаскивая из них моторчики. Повыливал из бутылочек весь материн лак для ногтей, доставая из бутыльков круглые металлические шарики, которые служили для размешивания лака, а ему нужны были для игры. Петька мог сломать любую вещь, если она содержала какую-либо деталь, заинтересовавшую его. Это могли быть и материны часы, и мотоцикл соседа и, даже, сестренкина говорящая кукла с закрывающимися глазами и заинтересовавшая Петьку механизмом говорения.

      Подрастая, Петька стал таскать у матери из сумочки деньги, которые сначала тратил на жвачки и леденцы, а потом и на сигареты. На расспросы матери, обнаруживавшей пропажу денег, недоуменно пожимал плечами и делал вид, что первый раз слышит о пропаже. Допытываться матери было некогда, поэтому она наказывала всех четверых, включая сестру. Старшие братья, получив не за что, дубасили Петьку, подкараулив в задах огорода, а младшая сестренка дулась и не разговаривала. Мать говорила : « Я не буду допытываться, кто ворует деньги, а, раз никто из вас честно не признается, буду наказывать всех.»

     Позже мать стала догадываться о том, кто именно таскает те жалкие крохи, которые матери удается зарабатывать, но, как ни орала на Петьку, как ни таскала его за волосы, так и не могла добиться признания. Времена настали трудные, в стране творилась неразбериха, зарплату по полгода и более не выплачивали и, когда пропадали те жалкие крохи, которые хоть изредка, но выдавали матери на работе, зная, что она растит детей одна, мать рыдала в голос. Братья грозили утопить Петьку в колодце, если поймают на краже, но тот упорно отказывался и приводил тысячу доказательств своей невиновности. Мать не знала, что и думать.

     Однажды решила рассказать о своих сомнениях и бедах священнику в церкви, находящейся в соседней деревне, куда ходила по выходным. Батюшка внимательно выслушал ее и сказав, что не пойман – не вор, а напрасно обвинять, возможно, невиновного человека не след. Видя безудержный поток слез Петькиной матери, предложил ей, как подработку, распространять церковную литературу и свечи у себя в деревне и собирать пожертвования. За это батюшка обещал ей небольшое денежное вознаграждение в конце месяца.

     Первое время все складывалось удачно, свечи и книги сельчанами охотно приобретались и в конце месяца, приняв от матери собранные деньги, батюшка давал ей немного денег, на которые она покупала продукты. Через некоторое время, мать стала замечать, что, хоть она и прятала деньги от продажи свечей от Петьки, в конверте стало порой не хватать одной, двух купюр. Так, как пропажи были не особо значительными, то удавалось их покрыть теми деньгами, которые в конце месяца выдавал батюшка. На питание семье денег не стало оставаться. Мать снова стала пытать детей. Она кричала на них и грозила поотрубать руки. Петька с озабоченным выражением лица, вместе со всеми гадал, кто бы мог стащить деньги, которые мать так тщательно прятала. Отчаявшись, бедная женщина купила на последние деньги замок и попросила знакомого сварщика сварить ей железный ящик, который бы запирался. Ключ от ящика, куда стала прятать деньги, всегда носила при себе, не доверяя никому из детей. Один месяц все сошло гладко, деньги остались на месте, и семье удалось купить немного продуктов. А на следующий месяц деньги пропали из железного ящика.

      Мать билась в истерике, потому, что сумма украденного превышала вдвое ту сумму, которая причиталась ей за продажу свечей. Петька вместе со всеми возмущался наглостью вора и недоумевал, каким образом из запертого ящика можно украсть? Мать пошла с протянутой рукой по соседям и знакомым, чтобы вернуть недостающее. А на следующий месяц деньги пропали снова.

     Тут уже бедная женщина, не выдержала и, подняв лицо и обе руки в мольбе к небу, воскликнула: «Господи! Прошу Тебя, Сам покарай вора! Не допусти, чтобы подозрение в содеянном, пало на невинного. Сам укажи на того, кто дерзнул украсть деньги, принадлежащие Церкви! В древности ворам отрубали руки. Порази и ты руку вора, чтобы не дерзнул он больше тронуть чужое…» Долго плакала и заламывала руки несчастная женщина, но даже слезы когда-то заканчиваются.

      Когда перестала плакать, то пошла снова к батюшке, со слезами рассказала ему обо всем и о тех словах, которые, сгоряча, выкрикнула в мольбе к Богу. Батюшка строго пожурил ее за необдуманные слова, но сказал: «Не твоим желанием Господь будет действовать, а Своим разумением. Потому не думай, что ты как-то могла повлиять на Его промысел. А насчет денег, особо не волнуйся, вернешь, когда получится. С ящиком что-то решай, дома его держать нельзя и замок поменять надобно, раз вор к нему ключ подобрал.»
Заменив замок на ящике и, определив сам ящик на сохранение к соседям, Петькина мать, стала молиться, чтобы Господь вразумил вора и тот раскаялся. И Господь вразумил…
Вечером собирались солить капусту, которая в тот год уродилась как никогда. Пока старшие братья готовили деревянное корыто и банки под капусту, Петька взял здоровущий нож и отправился в сарай, где стоял электрический мотор с насаженным на него точильным кругом. Когда Петька, держа в руках нож, проходил мимо матери, та как-то рассеянно подумала, что нож больно огромный, в руках трудно удержать, надо бы поменьше купить, когда деньги будут. Через пару минут, после того, как из открытой двери сарая послышался звук работающего мотора, раздался вскрик, и какой-то лязгающий звук. Мать выскочила во двор. Из сарая шел Петька, держа левой рукой правую, залитую кровью. Мать бросилась к нему: «Сынок! Что случилось? Что с рукой?» Петька отпустил руку, и пальцы правой руки повисли, болтаясь на коже, перерезанные огромным ножом почти полностью. Кровь хлестнула фонтаном из рассеченных сосудов. Мать заголосила, хватая сына за запястье и пытаясь приложить на место болтающиеся пальцы. На крик выскочили старшие сыновья. Игорь, соориентировавшись в одно мгновение, схватил первый попавшийся под руки шнурок и, перетянув туго запястье брата, тем самым как-то остановив кровь, крикнул среднему, Антошке: «Беги к соседу, пусть заводит машину, надо срочно в больницу его.»

     Пальцы Петьке пришили. И сухожилия удалось сшить. Швы заросли ровно, но перерезанные сухожилия так стянуло, что пальцы остались навсегда в согнутом состоянии. И как Петька ни старался растянуть сухожилия, и заставить пальцы гнуться, толку не было.

     Прошло года два, а может, и побольше. Как-то мать, возясь на кухне и прислушиваясь к разговору Петьки с сестрой, находящихся в соседней комнате услышала: «Катька, никогда не воруй даже крошки хлеба. Бог все видит и накажет. Видишь, что я получил за воровство? И в армию меня не взяли как неполноценного. А все из-за того, что чужое брал. Меня Бог и остановил.» Мать беззвучно заплакала, тихо шепча: «Сынок, сынок, разве ж надо было случится такому, чтобы ты понял, какой это грех – воровство…»

     Бог никого не наказывает безвинно. Но, иногда допускает нам тяжкие страдания за наши грехи, чтобы мы вразумились и перестали творить беззакония. Но разве же обязательно с нами должно произойти несчастье, чтобы мы остановились? Разве мы не можем остановиться раньше, чем нам на голову упадет камень?