Во времена, от нас далекие, жили две сестры. Обеих звали Мэри. Так не бывает, скажете вы. Но дело в том, что сестры были не кровные, а молочные. В те времена и в тех краях такое родство считалось не менее близким.
А случилось это так: в пору сенокоса, как известно, рабочих рук не хватает. На поле вышли все – и слуги, и хозяева. И две молодых хозяйки соседних усадеб – Догерти и О’Коннор. У них недавно дети родились. Соседские луга находились рядом, а отделял их ряд ивовых кустов. Под эти кусты, в тенек, молодые матери и положили своих младенцев, пока сгребали сено. А когда пришло время дать грудь малышам, они перепутали и покормили не тех. Сначала посмеялись своей оплошности, а потом задумались: молочное родство – дело серьезное.
Росли две неродных сестры и выросли – одна на другую непохожая. Мэри Догерти – высокая, стройная, чернокосая. Себя в обиду не даст. Там, где языки раздавали, ей достался самый острый. И память у нее хорошая – самую маленькую обиду до конца дней помнить будет. Мнения о себе всегда самого высокого, а что другие думают – это их дело. Мэри О’Коннор - маленькая, хрупкая, носик в веснушках. Видимо, когда бежали за красотой, она ногу подвернула. Одно в ней было хорошо – пышные золотые волосы, это даже молочная сестра не могла не признать. Ну, добрая она была, помочь всегда готовая – так на то и дурочка. И молчунья была, скромница – ступит тихо, слово промолвит тихо.
Разнесли сороки и досужие кумушки новости по всей округе, что появился новый хозяин заброшенной усадьбы. Старый еще зимой скончался, и приехал его племянник, сэр Уильям. Из благородных. Молод, красив, знатен, не беден. Все девушки вытащили из сундуков самые лучшие платья и вплели в косы шелковые и атласные ленты. Только зря старались – красивее Мэри Догерти нет, хоть всю округу обойди.
Только что ж на свете делается! Сэр Уильям положил глаз на золотоволосую Мэри. И она говорит, что любит его всем сердцем. Врет, наверное! Просто хочет быть хозяйкой большой усадьбы и женой дворянина, а достойна ли она этого? Если судьба несправедлива, самой надо установить справедливость, так думала Мэри Догерти.
Черны у Мэри косы, только еще чернее холодная весенняя ночь. Черна ночь, но еще чернее мысли в голове у Мэри. В полночь, когда у О’Конноров уже все спали, тихо подкралась она к окну своей молочной сестры, тихо постучала.
«Кто это? Ты, сестрица?», - удивилась золотоволосая Мэри. «Идем скорее, матушка умирает, с тобой хочет проститься», - прошептала ее тезка. «Как умирает? Я же тетушку Догерти с утра на рынке видела, была жива-здорова», - недоумевала Мэри О’ Коннор, но ноги уже несли ее к выходу.
Сестры вышли на дорогу. Луна скрылась за облаком, только тускло светили редкие звезды. «Пойдем через луга, там быстрее», - предложила Мэри Догерти. Они побежали по тропинке. Вот уже мост через речку. Сейчас, весной, речушка, в другое время года мелкая, стала бурным полноводным потоком. Черная вода плескалась почти вровень с настилом моста.
«Сестрица, что ты делаешь, не сошла ли ты с ума?», - испуганно хрипела Мэри О’Коннор, когда молочная сестра схватила ее одной рукой за горло а второй пыталась сбросить в воду. Сопротивление было недолгим, поскольку Мэри Догерти превосходила свою тезку и ростом, и силой. Мэри ушла под воду камнем.
Наутро тело девушки нашли ниже по течению. Думали, гадали, что ее понесло к реке среди ночи, но так и не догадались.
«Уильям и Мэри, имеете ли вы добровольное и искреннее желание соединиться друг с другом узами супружества?» - «Да», - гулко прозвучало под сводами церкви.
«Все вышло по справедливости. Надо уметь добиваться своего», - думала Мэри, сидя рядом с мужем в открытом экипаже. Вот уже подъехали к реке. Как красиво! Берега покрыты невиданными здесь до сих пор золотыми цветами. Мэри вышла, чтобы нарвать букет.
Рвет она цветы, а из сорванных стеблей вытекает молочный белый сок. О чем-то он напоминает, но о чем?
«Женушка, почему у тебя руки так черны?», - удивился сэр Уильям. И Мэри удивилась, но до дому уже недалеко, там можно отмыть.
Что же это такое? Не отмываются руки ни горячей водой, ни мылом. Ни золой, ни песком не оттираются. Только чернее становятся. Вот уже черные капли, похожие на деготь, с пальцев стали капать. Вот уже весь пол в комнате черным залит. Служанка побежала за священником.
Призналась Мэри в своем грехе. Приговорил ее суд к смерти. Лишилась злодейка головы на плахе палача. В том месте, где пролилась ее кровь, выросли цветы – стебель высокий, колючий, а цветы кроваво-красные. Этот цветок стали звать чертополохом.
А весной по всей округе цветут одуванчики – головки их золотые, как у Мэри О’Коннор.
Сорвешь цветок – из стебля выделяется молочко, в пямять о молочном родстве двух сестер. Только цветет одуванчик недолго – очень скоро становится его голова совсем белой. Самой Мэри не довелось дожить до старости, за нее цветы седеют.
2010