Вот всегда у меня так: уезжаю из дома летом, возвращаюсь - холода... Одёжка не по сезону.
А месяц назад было жарко, и глухая деревенька - виноградная и яблочная выглядела уютно и приветливо. До ближайшей аптеки двадцать километров, задача обеспечить старушек лекарствами казалась радостной и быстровыполнимой. Я почти справилась к полудню, когда увидела нечто странное у магазинчика в центре селения: несколько женщин, размахивая сумками, кричали и прогоняли кого-то. Оказалось - двух маленьких детей! Девочка, лет десяти, белявенькая и тоненькая прикрывала своей спиной совсем небольшого, рыдающего дошколёнка. Пришлось взять их за руки и увести на другую сторону дороги, подальше от грозных тёток.
Мы сидели на спиленном дереве, и дети радостно ели грозди винограда - подарок местных бабушек. Девочка сказала: "Мы хотели купить хлеба..." Она заплакала, а я нашла в своей сумке только яблоко и две конфеты, всё ещё не понимая, что случилось.
- Теперь и вас тоже не пустят в магазин! Вы доктор? - к нам подошёл молодой священник, улыбаясь одними глазами. Он рассказал о трагедии, случившейся в деревне: из тюрьмы вернулся отец этих ребятишек, сразу же слёг с высокой температурой. Приехавшая из района скорая увезла его в больницу, а потом вернулась за семьёй - тиф. Всех обследовали, жену оставили в стационаре, а детей привезли домой, они оказались здоровы. И вот, все боятся заразы, обходят их домишко стороной, не пускают в школу и в магазин.
Я рассматривала батюшку: подрясник в цветочной пыльце, рыжеватая бородка, по-детски оттопыренные уши - весь какой-то солнечный...
Мы взяли детей за руки, и я подумала, что теперь нас всех четверых не пустят за хлебом.
Пошли в дом, где жили дети, развели костёр, сожгли постель родителей и старую одежду отца. Батюшка освятил дом и сказал: "Раньше эпидемии останавливали крестным ходом, такова была сила молитвы! Но это - вопрос веры... Вот мы верим, что не заразимся, не боимся, - значит, так и будет!"
Дети плескались в бочке воды, тёплой от солнца, а мы умылись колодезной. Было жарко, хотя солнышко уже садилось. Издали, переговариваясь между собой, наблюдали за нами соседи. Было ощущение выпадания из времени - средневековая дикость и страхи смутных лет начала прошлого века.
Когда дети уснули в чистеньком доме батюшки, мы напекли хлеба в электродуховке. Пахло борщём и жареной картошкой. И так было радостно на сердце,как бывает только в детстве,когда праздник и всем хорошо!
Ночью батюшка нашёл подвыпившего возницу, заверил меня, что до приезда родителей дети поживут у него, а я к утру буду в райцентре, где есть цивилизазия, автобусы, мобильная связь...
Резкий холод ночи схватывал плечи. Я склонилась к благословляющей руке юного священника, от неё пахло ладаном.
Видимо, я сразу уснула, толком не укрывшись, на слежавшемся сене старой телеги. Открыла глаза - небо плыло, а лошадка хрустела травой. Её хозяин активно похмелился в соседней деревушке и спал сидя с кнутом в руке. Ноги замёрзли так, что было больно идти.
Я постучалась в облупившийся ставень аккуратного домика, всё плыло в глазах...
Выныривая сознанием из серой пелены, думала: не может быть, чтоб тиф... ведь инкубационный период... да и с такой верой, как у светлого батюшки... и его чудесная улыбка - одними глазами... всё виделась или снилась...
Простуда была глубокой, хозяйка домика пахла козьим молоком и мёдом, а в моей сумке из лекарств - остатки валидола и активированного угля.
Зато потом так не хотелось уезжать из этой дикой тишины, воскрешать "дохлую" мобилку, осознавать, что уже конец сентября, что меня ждут в городе.
Поднялась на холм над озером, написала всем смс-ки и осталась в виноградном краю ещё на неделю.
И, всё-таки, уходя из дома летом, какая беспечность - не брать с собой тёплой одежды!