Глава 3. Два Хранителя.
Хранитель Времени и Пространств ступил ногой на землю сна. Пыль набросилась на его башмак, рассыпаясь на носу черных дорожных туфель. Хранитель одел свой самый любимый и единственный, а оттого и самый, дорожный плащ - коричневый, как его любимое кресло и теплый, как свет его дома.
Пыль еще немного повисела на мысу его туфли и отстала, рассыпаясь по земле Сна. Хранитель пару раз топнул башмаком, поправил пенсне, распрямил плечи и с интересом оглянулся, рассматривая новое место, а плечи его напряженно подрагивали от дороги.
Плащ Хранителя Времени и Пространств у самого горла скрепляли сразу пуговица и фибула. Он несколько раз высунул язык, как бы пробуя воздух на вкус, и причмокнул. Поправляя на плече свой дорожный из темной, фактурной кожи саквояж, он пошел вперед, чуть подпрыгивая на пружинистых ногах, и все время зачем-то подбрасывая сумку на правом плече.
Пространство, в которое он угодил, было не такое, как его Пустота. Оно было менее пустым, и это доставляло некоторый дискомфорт. Хранитель привык к просторам и цветным бурям; Привык к вольнолюбивым песням, путешествующим с Северными ветрами, и привык он так сильно, что теперь и не знал отвыкнет ли. Выпал ему путь, и, конечно, принял его Хранитель, не отказываясь, потому что Путь - выпал. Но не знал он, насколько сложно ему будет идти.
А дорога убегала вперед, и то тут, то там не было пусто, и везде что-то было и появлялось. Сама дорога была каменной, построенной, как казалось, очень давно и из не очень больших, но крепких и вполне приличных с виду булыжников. Конечно, об их воспитании Хранитель ничего толком не знал, но, с виду, булыжники были очень даже приличными.
В мире Снов было много красок и таких, каких не видел он прежде. Ведь видел-то он только коричневые уютные цвета своего домика и совсем ненормальные, яркие, как вспышки неоновые цвета Неоновых бурь.
Он подозревал, что бури эти приходили к нему из очень далекого места, возможно, даже из другого мира. И только в том мире обитали и жили такие вот ненормальные бури и цвета. И если бы не приходилось им пролетать мимо маленького оранжевого домика, то никогда не узнал бы он о них.
А в мире снов были свои — иные краски. Не такие яркие, как краски бурь, более блеклые, будто кофе с молоком, когда цвет вроде еще цвет, но уже полностью молочный, и не отделить его уже, как и не вернуть молока.
Быстро заметил Хранитель, пока брел по каменным булыжникам, что в мире этом преобладало два цвета, и что делили они этот мир поровну и разрывали его пополам. Верхняя половина была как пыльца, что оставалась иногда на стекле его домика после того, как его отхлестывала Неоновая буря. И как раз-таки напоминала она кофе и молоко. Только было оно какое-то рыжее, и это он смог определить потому, что знал, что такого цвета пламя у его свечей.
А вот низ этого мира походил на его родную Пустоту. Он был темным, почти черным, и рыхлым, блестящим. А пах он так, как не знал Хранитель, что может пахнуть что-то, потому что никогда не чувствовал такого запаха. Мимо него проплывали наравне с его шагом огромные деревья. Он знал что это деревья, а рассказал ему о них один из Гостей, что когда-то получал приют и отдых в его доме. Описывал Гость их как высоких и красивых. Он говорил, что руки этих дерев называются «ветви», и тянуться он высокого к небу, а корни их такие же, как руки, только уходят они глубоко вниз, под «землю».
- Ааа, вот значит, как выглядит небо, и что такое земля,- подумал Хранитель Времени и Пространств, проходя мимо одного высокого и ветвистого дерева, что росло прямо на обочине булыжной дороги,- Это значит ветви, а там, должно быть, корни,- проговорил он приподняв голову и изучающе посмотрев на дерево сквозь съехавшее на нос пенсне.
-Очень интересно. Ветви тянутся к небу, значит, это рыжее- это небо! Не-е-б-о,- проговорил он медленно растягивая слово, узнавая его и пробуя,- А это - черное и маслянистое, должно быть, земля.
И так понравилось Хранителю эта мысль, что он тут же захихикал и подпрыгнул на месте, весело захлопав в ладоши.
- Небо и земля! Я увидел и то, и другое,- смеялся он и прыгал от души, и щечки его пылали румянцем, тоже подпрыгивала, а усы - белые, пушистые, немного закрученные вверх, тянулись к новому небу на все время растягивающейся улыбке.
- Здравствуй, Де-ре-во!,- сказал Хранитель Времени и Пространств, немного успокоившись и, наклоняясь вперед, словно стараясь, чтобы его было легче понять, он пробовал это новое слово так же, как пробовал уже «небо».
Но дерево не отвечало. Хранитель повторил приветствие еще несколько раз, но оно, по прежнему, не желало с ним говорить. Тогда Хранитель выпрямился и со слегка обиженным видом опустил уголки своих губ и насупился. В его правом глазу еще несколько раз вспыхнул, как искра, огонек свечи, а потом совсем уменьшился до своего обычного размера и перестал гореть.
- Какое тут невоспитанное дерево растет,- подумал он. И озадаченный пошел по дороге дальше.
Он шел и вспоминал, как все было. Тот Гость, что рассказал ему о деревьях, рассказал еще и то, что они очень дружелюбны, и что у каждого дерева свой характер, и с каждым нужно знакомиться отдельно. Это Хранитель помнил хорошо, потому что было ему интересно и слушал он с удовольствием. Вот он и поздоровался с Деревом, как положено, но ответа не услышал.
- Может, это одно такое невоспитанное дерево,- подумал он, - А остальные будут поприятнее?
Так, на этой мысли, он быстро повеселел и дальше уже пошел снова поправляя сумку и зачем-то немного подбрасывая ее на своем правом плече.
Небо стало темнеть и вскоре должно было стать таким же, как земля, и цвет одного должен стать таким же, как цвет другого. Хранитель оказался на дороге, и там до сих пор и оставался, а вокруг до сих пор не было видно места, где можно было бы спросить, что это значит, и куда подевались цвета. По обеим сторонам серой каменной дороги были ровные и пустые Алюлевые поля.
- «Алюлевые поля»,- прочитал Хранитель Времени и Пространств на стоявшей рядом табличке и обрадовался, что язык он знал. «Поля», вот как назывались эти пустые места. Так говорила табличка.
Хранитель посмотрел на правое и левое Алюлевое поле и увидел, что оба они такого цвета, как совсем молоденькие вихревые потоки, что прилетали как раз перед тем, как Северные ветры приносили Песню. Еще, Хранитель отметил, что цвет этот был похож на цвет книги о растениях, которую ему подарил тот самый Гость, что рассказал ему о Деревьях. От не называл цвета, когда вручал Хранителю книгу, но это не было важно сейчас. С тех самых пор Хранитель перечитывал ее не раз, так полюбилась ему книга о народе, под названием Растения, что живут своими корнями и тянутся к солнцу ветвями и листьями, принимая жизнь и возрастая к ней.
- Должно быть,-подумал он,- Алюлевый- это цвет такой.
На страну Сна опускалась ночь. И никто не смог бы сказать существовала ли она на самом деле, или же так «снил» себе человек. Люди были здесь главные, так знал Хранитель, но на Алюлевые поля опускался сумрак и табличка с аккуратными желтыми буквами потихоньку начала погружаться во мрак, так что, не было возможности обратиться к Человеку и спасти табличку от темноты, как и не было возможности найти сейчас самого Человека. Совсем скоро Хранителю нужно будет решить, что делать дальше.
Дорога все вела вперед, и ее местами неровные, серые булыжники уже впитывали в себя сырость этой темноты, отдавая этому миру, собранное за день тепло и наполняя нос Хранителя ароматом прогретого, сыреющего камня. То в одном вдохе, то во втором стали чувствоваться влажные нотки ночи, а это означало, что ночь действительно пришла, и скоро Алюлевые поля погрузятся в ее объятья. Хранитель просто знал это, но не мог бы объяснить откуда он знал, что ночь приносит новые запахи, и что эти запахи - те самые. Он доверился этому знанию и не стал спорить с собой.
Встав на дороге, он посмотрел по сторонам: каменная лента вела куда-то вперед, и идти по ней можно было бы легко даже в полной темноте- такая она была ровная, и, как успел увидеть Хранитель, сильно не петляла. Он вспомнил о своем уютном оранжевом домике, о теплом, апельсиновом свете, и ему стало немножечко грустно оттого, что они не рядом. Хранитель помотал головой, чтобы больше не грустить и радоваться путешествию и, подбросив сумку на правом плече, весело, немного подпрыгивая, двинулся вперед по дороге. Ночь все прибывала.
Через некоторое время, идя уже практически в полной темноте и вдыхая свежий запах ночной травы, Хранитель свернул с дороги и пошел через поле. Где-то вдалеке, как ему показалось, он увидел свет, почти такой же оранжевый и теплый, как свет его домика, и сразу принял решение направиться прямиком к нему, не раздумывая, расценивая свет как знак.
Высокая трава путалась под ногами, овивая и цепляя мысы его дорожных туфель, а роса смывала пыль, что успела осесть на их поверхности. Вокруг стояла тишина, но Хранитель чувствовал, что она другая, отличающаяся от тишины его Пустоты. Он это понял сразу, так как не было тишины сравнимой с тишиной его любимой Пустоты. Эта тишина была наполнена. Но чем? То тут, то там различались стрекочущие звуки, ветер шумел в траве и овевал лицо холодной волной, и даже запах мокрой ночной земли, что как и трава была пропитала влагой, ободрял и будоражил, не давая уставать. На поле, по которому шел Хранитель не было высоких растений, а ему хотелось еще хоть раз увидится с деревьями. Но покуда он мог видеть, в темноте вокруг не высился ни один великан.
- Как же хочется поговорить с ними и узнать их получше,-думал он, но никто не попадался ему на пути.
Откуда-то справа донесся необычный звук. Его ботинки, уже насквозь мокрые от ночной росы, продолжали свой путь и тонули, цепляясь за траву. А звук тем временем пронесся недалеко от идущего и умчался прочь.
- Живое существо,-понял он,- Со сколькими же существами я познакомлюсь во время моего путешествия?- радостно думалось ему, и он весело подпрыгнув, хловпув в прыжке ботиночками, не смотря на путанную траву, улыбнулся полю и ночи, подбросил саквояж и прибавил шагу, не уставая ни на миг.
Поле все не кончалось, и, хотя темнота не позволяла видеть далеко, огонек, на который он ориентировался, все еще оставался просто маленьким огоньком, словно никому не принадлежащим, и никому не обязанным расти и увеличиваться.
Непонятно, как долго он шел, напевая старые песенки, что когда-то запомнил. Но через какое-то время прибыл в место назначения. То оказалось городом.
Дорога повстречалась ему около ворот, обогнувшая поле где-то со стороны, и теперь снова вернувшаяся под ноги Хранителя. Там, где дорога подходила к большим и высоким каменным воротам, казалось, что в том месте она заканчивала существовать отдельно, как дорога, а превращалась сама в часть этих самых ворот. Ни замка, ни петлей на них не было. Но по ту сторону лился тот самый оранжевый свет, что привлек его внимание на холодной и темной дороге там, за Алюлевыми полями- где-то позади. Хранитель остановился и задумался. Нужно было как-то попасть внутрь. Но как, не было ни единой идеи.
- В его собственном домике гости никогда не стучали, но может это оттого,- подумал он,- Что в моем доме не было дверей. А так бы, хорошие гости непременно постучали бы,- решил Хранитель и, улыбнувшись мыслям о своих гостях, уверенно подошел к воротам.
Вблизи они оказались сплошной стеной, если бы не арка, которая позволяла угадать, что именно здесь и должны располагаться ворота, да и дорога все время не вела прямо к ним, догадаться было бы невозможно.
Он вытянул вперед маленькую ручку с жатыми к кулак крохотными, толстыми пальчиками и несколько раз стукнул о серый влажный камень. Кулачок его встретился с подушкой мягкого алюлевого мха, который покрывал эти камни. Вместо ответа или шагов добродушного хозяина раздалась мелодия, да такая прекрасная, что он завороженно отстранил руку, и так и остался стоять, не опуская ее и не разжимая кулака - лишь восторженно и растерянно глядя вверх, туда, где заканчивалась высокая городская стена. Казалось, что музыка льется откуда-то сверху, и должно быть из самого города,- так подумал он.
- Эта музыка не чуть не хуже моих Песен.
Он стал слушать и прикрыл глаза. Вскоре Хранитель начал подпевать музыке, а слова сами приходили ему на ум. Он стоял и пел, сначала тихо, едва выговаривая слабым и нежным голосом незнакомые ему доныне буквы, но вскоре, голос его обрел силу, слова стали громче, и смысл этих прекрасных слов наполнил его, заставляя оторваться от холодных, серых камней дороги и парить где-то над ней. Он покачивался вместе с песней и совсем забыл про себя, отдельно от нее.
А мелодия все длилась, и вот он уже пел во весь голос. И слезы стояли у него на глазах, и не мог он вместить в себя всю красоту этой Песни. И всю ее печаль. Он пел о великом и славном городе, о его бедах и радостях, о его мудрых и волшебных жителях, и том, что никогда не заканчивается. Язык этой Песни звучал нежно, словно он сам был мелодией, и все прекраснее звучала она в ночной тишине, а голоса, родные этой ночи, сливались с ней, словно не могло быть иначе - потому что не было ничего естественней этой Песни.
Такой прекрасной она была, что казалась мягче тишины, и все, что было вокруг - было с ней в гармонии. Он пел, и слова вытекали из его уст и становились воплощением этой удивительной гармонии, и он пел и не останавливался. В глазах его засияли два огонька свечи, отраженных в мокрых стеклышках запотевших пенсне, а сам он сиял и светился, словно продолжение этого огня. Мелодия, связанная с песней, была словно светом, без которого не видно тени. Песня эта, рожденная из его слов и уст, вместе с прекрасной мелодией ворот и звуком самой ночи, казалось делала видимым что-то, что невозможно было бы различить без нее, рождая тень, в своем сиянии и показывая ее. Хранителю показалось, что тень эта была его частью, и что вышла она прямо из его сердца, проявленная в свете безудержной силы, от печали, от того, о чем он пел. Она вуалью ложилась на ворота. Песня, проливалась, и чем дольше она наполняла ночь, чем ярче освещала, тем отчетливей становился проход. Вскоре, там появилась ручка и петли, и сами ворота стали такими, что в них можно было войти. Увидев это, Хранитель радостно засмеялся и укорительно погрозил пальцем на появившуюся дверь, раздавливая смешинки в уголках глаз. Подхватив свою сумку, он двинулся вперед.
Появившейся проход был величиной меньше той арки, что служила контуром ,и, благодаря которой, Хранитель прежде приметил вход. Теневые ворота теперь казались теперь вполне внушительными, как отметил Хранитель. По контуру они были окованы в металл, и мастер, что сотворил их, украсил его тиснением невероятной красоты. Узор его вырывался за границы воображения, даже такого открытого и ничего не отторгающего, как у путника-Хранителя.
Он округлил рот и вытянул губы трубочкой, когда, протискиваясь в проход, внимательно посматривал снизу, оценивая мастерство создателя. Арка пробежала над его головой.
За воротами дорога сразу поднималась вверх, вползая на небольшую насыпь. Серые камни здесь были выложены в причудливый узор, прямо на самой верхушке насыпи, образуя на ней круг. Хранитель заметил, что дорога внутри крепости переставала быть уже дорогой, как таковой, а просто растекалась по улице, такой широкой, что по ней могло сразу пройти с Снаружи, там, где утопали в тени и сумраке прохладные и влажные Алюлевые поля, казалось, что стены еле сдерживают огромной мощи волну света от огней множества оранжевый домиков. Но на самом деле, оказалось, что городок был более чем скромен в количестве домов или каких-либо сооружений. Он насчитывал едва ли с десяток небольших домиков с красивыми кованными фонариками на тонких и изящных столбиках, и одну единственную таверну, как гласила вывеска. Домики окружали широкую улицу, которая превращалась в площадь сразу после того, как зажатая дорога поднималась на насыпь и растекалась под ногами жителей многообразием маленьких камешков, плотно уложенных, утрамбованных и отполированных множеством ног. Домики заключали площадь в кольцо. Она была хорошо освещена высокими фонарями. Как раз свет этих фонарей и лился за стены города, маня путников из самого далека.
На улице было безлюдно. Хранитель не понял, то ли час был слишком поздний для жителей этого городка, то ли они вообще не любили гулять. Вероятность ни того, ни другого он не мог оценить в полной мере, так как никогда не бывал в городах.
Все казалось очень приветливым. Площадь была уютной, не смотря на свои довольно внушительные размеры и холодный ночной воздух. В небе над высокими стенами мерцали огоньки. Когда-то давно, Хранитель слышал от одного из путников, что пролетали мимо в Пустоте, что такие огоньки называются в некоторых мирах звездами, и служат они путеводителями для тех, кто живет в этих мирах. А еще рассказывали путники, что звезды эти составляют компанию в ночных походах и приключениях одиноким и странствующим, освещают им путь и дарую мечты и спокойствие. Звезды древние и очень мудрые. И поговаривают в этих мирах,что есть задать им какой-нибудь очень важный и сокровенный вопрос, то они непременно ответят и посоветуют что-нибудь от всей своей мудрости. Хранитель посмотрел на небо и молча пообещал себе, что когда-нибудь обязательно задаст им свой важный вопрос. Задаст тогда, когда будет в нем очень нуждаться. И поверилось ему в тот момент, что звезды непременно ответят ему и подскажут, если понадобится их мудрая, звездная помощь.
А пока они были далеко и светили на огромном, бескрайнем ночном небе, поражая Хранителя Времени и Пространств своей необыкновенной, потусторонней красотой.
- Как жаль, -подумал он, - Что в его Пустоте не было звезд.
Вздохнув глубоко, и размышляя о себе, о небе и советах, он легонько подбросил на плече свой саквояж и усталыми от прогулки ногами побрел вверх на насыть, чтобы потом войти на площадь и навестить небольшой трактир.
О назначении трактиров он знал не по наслышке. Частенько именно с этими словами проникали в его маленький домик бесконечно гости, которых забрасывало к нему из самых далеких уголков всевозможных миров. Он догадывался что именно сможет там получить и очень надеялся, что хозяева не окажутся менее радушными, чем когда-то был он сам. Усталый вздох.
Поднявший на пригорок в несколько шагов, он уже шел по направлению к домику трактира и приближался к центру круглой площади , замыкаемый в кольцо уличных фонарей. С такого близкого расстояния Хранитель сумел разглядеть, что внутри каждого фонаря горит по свечке, теплой и ласковой. Через нее уют из маленьких домиков мог проникать на улицу и растекаться по ней теплыми волнами. Свечи потрескивали, и в стоящей тишине, которая, как теперь понял, Хранитель была почти абсолютной, отчетливо слышался каждый огонек.
Они переговаривались, сообщая друг другу разные новости, а может, просто обсуждали странного путника, которого они заманивали аж с Алюлевых полей. Свечи горели ровно, лишь изредка подрагивали и отбрасывали тень на тот или иной кусочек площади.
Преодолев оставшееся расстояние до домика таверны, Хранитель не спеша вошел внутрь. Он почему-то знал, что не нужно просить особого позволения на вход, потому что чувствовал, что уже получил его на входе в город. Он ощущал уверенность, что получив разрешение войти, он получил и еще одно - беззвучное, но значащее много больше простого «входи». И на таверну оно распространялось.
Внутри она оказалась такой же маленькой, как и виделась снаружи, но была уютна и тепла, как и все что было в этом городе.
- Должно быть, это все из-за необыкновенных огоньков-свечей. Они наполняют все здесь своим теплом, проникая во все углы. Это место целиком под их опекой,- хмыкнул он,- Они управляют здесь уютом. Славные огоньки!
Так провозгласил Хранитель и, прищурившись на один глаз, дополнил яркий свет свечей вспыхнувшим в нем собственным светом, пожелав им гореть ярче.
Все здесь было сделано из необычайного, темного, с красноватым отливом дерева. Все, кроме, разумеется, стен. Они то, как положено здесь, были каменными, не нарушая убранства. Дерево это было очень приятно глазу и казалось, что если дотронуться до него, то непременно окажется, что оно теплое от маленьких свечек . И тогда бы оставалось только подумать: «По другому и быть не могло», - пожать плечами и устроиться поудобнее.
За высоким, длинным столом кто-то сидел. Ступая медленно по темным полам таверны, Хранитель Времени и Пространств оглядывал каждый сантиметр помещения, изучая его и удивляясь его вместительности: все здесь помещалось, но места было мало. Внутри стояло несколько внушительного вида столов с крепкими стульями. Столы были длинны и щербаты и, видимо, удерживали на своей поверхности обеды не одной тысячи посетителей. Стулья немного кособоки, и ножки их казались растопыренными во все второны. Все было вычищено, и нигде не было ни соринки. Столы тщательно выскоблены, а стулья отполированы. Почти на всех горизонтальных поверхностях горело по свече. Ох, какие это были свечи! Большие и маленькие, круглые, толстые, длинные, и даже, с заостренной вершиной. Одни горели ярко, как факелы, а другие - совсем тихо тлели.Таким образом, в помещении не было ни слишком темно, ни слишком светло.
Существо за столом уже заметило гостя и внимательно за ним наблюдало, замерев и ни разу не шелохнувшись.
- Приветствую тебя, хозяин,- сказал вошедший,- я- Хранитель.
- Здравствуй и тебе Хранитель, Хранитель и я. Но позволь, как же мы оба можем быть Хранителями, если Хранитель- это один - слово то так звучит.
- Слово звучит так, ты прав,-подтвердил Хранитель-путник.
- И звучит убедительно,-согласился Хранитель-не путник.
- Но все таки я- Хранитель,- настаивал гость.
- Хорошо, но и я,- согласно кивнул жилец.
- Хранители!- радостно воскликнул наш герой и кинулся обниматься.
- Рад встречи!- ничуть не удивившийся хозяин.
- Что-то ты долго шел.
- Шел, я долго,- согласился гость.
- Ну, пришел главное.
- И то правда, ничего не скроется от тебя, добрый хозяин,- подмигнул путник.
- Ну, будем есть!- воскликнул первый.
- И чашечку кофе, пожалуйста,-подхватил второй.
Прошло сколько то времени, и оба Хранителя разговаривали, сидя по разные стороны длинного стола. Этот стол служил главным, и за ним встречали гостей, которые потом, при желании, могли рассаживаться за другие- не главные столы.
- Так, значит, это страна Сна?,- проговорил Хранитель Времени и Пространств.
- Не, друг, это не она- это место «неназванного», не значится оно ни за страной Сна, да ни за чем другим тоже не значится.
- Но как же так, я шел прямиком в страну Сна, а попал куда-то не туда?
- Все ты правильно шел, только не дошел пока. Это место издревле, с тех самых пор, как существуют сны, не принадлежит ничему. Это так решено было еще в древние времена, да такие, друг, что их уже и не помнит никто.
- А как же зовется это место?
- Ну, все называют его просто Город. И будь уверен, скажешь Город, и все разу поймут о каком городе ты говоришь. Потому что не назван. Город и все.
- Город. И впрямь не из сна?- спросил Хранитель.
- Нисколечки. Земли эти ничейные, как я и говорил. Нужно было, видать так. Там дальше, за Алюлевыми полями и Виденной рекой начинается Сон, а здесь пока нет- ничейная территория, так сказать граница снов.
- Граница снов. И впрямь, целый мир снов там, за границей?
- Целее не бывает. Да что я тебе говорю, сам же туда путь держишь- увидишь. А ты, кстати, зачем туда? Поди дело какой в наших то Снах, или как?
Хранитель отхлебнул от чашечки кофе и с удовольствием причмокнул. Улыбнувшись собеседнику он проговорил:
- Дело.
- Поди серьезное? Эх, мало кто сейчас путешествует по Снам просто так, из-за красоты. Все по делу, да по делу. А вот раньше, сколько всякого брата проходило через мою таверну. Вот как сейчас помню, кричат мне: «Вахв, подай ка еды!» И Вахв подавал. Подай, говорят нам кружку! И нес Вахв. А теперь, как все делами обзавелись, нет больше и дела то никому, вот в чем парадокс. У всех их столько, что ничего не замечают, даже внутрь не заходят.
- Как же так, - спросил Хранитель,- Раз уж, как говоришь, ходят путники все равно, разве нет у них желания остановиться передохнуть? Ясное же дело: есть путник- будет и усталость с ним.
- Да в том то и дело, что как только перестали они путешествовать, а все больше по делам мимо проноситься, может кто и захочет ко мне зайти, да и не может.
- Ну как же не может,- удивился Хранитель Времени и Пространств и посмотрел на своего длиннобородого, чуть косого собеседника, один глаз которого все время куда-то отвлекался. - Вот я же прошел и как рад,сказать тебе, что прошел! Усталости хоть не по мне, не долго они мой темп держат, но кофе больно уж хочется,- и он доверительно и немного плаксиво сообщил Хранителю таверны.
- Да, понимаю, друг, понимаю. Но мне могут, хоть те хны! Для того, чтобы в Город попасть, нужно быть кем-то большим, чем просто спешащим по своим делам. Его увидеть нужно, проход то. А эти что? Тьфу! Пролетают мимо, словно облака. Некоторые еще постоят, подумают у ворот то, но и те уходят. Не видят они их.
- Вот и я не сразу приметил,- кивнут Хранитель,-то помню, да.
- Ну вот, увидеть то их может тот, кто видеть желает. А эти, занятые, у них только свое на уме, а все что не на уме- того и глядеть не будут, да и не смогут. Закрытые они, не видящие ничего. Вот ты как вошел, помнишь?
- А как же, помню. Постучал я.
- Ну, брат, до этого многие додумывались. Хотя и не все, - он как-то хрюкнул. А дальше?
- А дальше Песня была.
- Да...
И тут Хранитель таверны так мечтательно посмотрел вверх, что глаза его просияли, образ преобразился, и сам он будто бы засветился каким-то внутренним невиданным светом, лунным, холодным, но таинственным. Лунный свет- всегда был с мечтателями. Вот и этого он посетил тот же час.
- Эта Песня, друг, это не просто Песня. Ты знаешь, что она такое?
- Прекрасна.
- Да, это песня Увиденного.
- Увиденного.
- Да. Песня, что вобрала в себя все восторги и восхищения, радость открытий и эйфорию узнанного. Она- это символ всех путешественников, что идут вслед за красотой и знаниями. Вслед за мечтой. Она- это символ творческого начала, и его Гимн. Все самое лучшее их всех миров впитала она, потому что была рождена в каждом из них. И именно ей звучать в воротах нашего славного города и давать возможность путникам пройти. Но ее то никто и не слышит,- с горечью, рассеянно стукнув ладонью по столу добавил он.
- Как?! Не слышит?!,- искренне ужаснулся Хранитель. Да как же можно не слышать такую красивую Песню?
- Много прекрасного можно не слышать и не видеть,- тихо ответил Хранитель таверны. И ты это еще поймешь в своем путешествии, Хранитель.
- Как грустно,- отозвался тот.
- Как печально,-подтвердил другой.
- А ты Хранитель чего? - спросил он внезапно.
- У меня есть домик- маленькая бусина на двух длинных тросах «Верх и Низ», -ответил Хранитель, - И живут они в моей любимой Пустоте. Домика я Хранитель и Пустоты - Хранитель. Но я не охраняю ее, ты не подумай, только вот зовусь отчего то так.
- Хранитель и Хранитель.
- А еще и друг.
- Друг...- медленно повторил жилец. Затем тепло улыбнулся, и приподняв кружку в тосте, озарил комнатку сиянием лишь одного своего ровного глаза.