Мы расплывчаты и находимся на равномерно отдалённом расстоянии. Мы здесь плаваем и периодически сталкиваемся с хламом, который сами же оставили. Мы страдаем и страдаем от этих стычек, пока внезапно не замечаем: да это же хлам. Вся проблема в нём. Нужна стерилизация. Пришло время смены обстановки. Очистка.
Мы можем проассоциировать этот момент с транспортировкой пищевых веществ, которые покидают желудок путём, который сам же их сюда и привёл – через ротовую полость. Всеобъемлющая рвота. Тотальное извержение гадости наружу. Хоть всё это и весьма близко к банальному онанизму. Мы выдавливаем всё, что в состоянии уловить. Всё лишнее. Всё ненужное.
Суть этой запоздалой фильтрации заключается в простом «улавливании объектов». Мы настолько привыкли к этому хламу, покрытому бессовестным слоем пыли, что просто не в состоянии воспринять его, как что-то ненужное. Он стал элементом декора, деталью окружения, чем-то привычным и самим собой разумеющимся. Наши глаза по-детски отказываются понимать, что это мусор. Привыкли настолько, что фактически перестали вообще замечать его.
Мы понемногу истребляем его. Стоит посмотреть на хлам, как на хлам, и он тут же в ужасе самовыбросывается в ближайшее окно. Мы продолжаем драить свою обитель. Расщеплять и расщеплять. Пока, в конце концов, не обнаруживаем свой максимум. Мы выбросили абсолютно всё. Здесь ничего не остаётся. Только безграничное пространство, в котором можно просто находиться. Наступает момент трансформации. Мы застреваем где-то в «между».
Потолком и его противоположным полом. В мимолётной тишине, которая возникла между двумя разными нотами музыкальной композиции. В короткой паузе между вдохом и выдохом. Где-то в непонятности и неконкретности. Где-то между строк.
Мы вплыли сюда чистыми и простыми. Только для того, чтобы совершить синтез. Для того, чтобы я выплыло. Обновлённое и усложнённое. Тяжёлое Я.