Письмо о Прогулках с Пушкиным

Валерий Короневский
27 февраля 97 г.
Привет!
Что-то я зачастил со своими письмами. Да вот услышал о смерти Синявского, вспомнил, что ваша с Кириллом жизнь каким-то образом была связана с этим явлением. И как потом все пошло и к чему пришло. Мне кажется какая-то  печальная символика в уходе людей, олицетворявших честность и несогласие, совесть и надежду, теперь, когда надежд и совести остается все меньше. Начиная с Сахарова, хотя тогда надежды еще были.
Прошлым летом в букинистическом на Невском проспекте купил "Прогулки с Пушкиным" и прочитал с редким наслаждением. Все старался понять, что дало повод обвинениям этой милой книжки  и не смог найти ничего. Зато любовь к Пушкину и восхищение им и удовольствие от чтения и анализа его и открытий своих (с которыми, наверное, не обязательно сразу и полностью соглашаться) на мой взгляд очевидны. Не видеть этого живого любовного отношения по-моему просто невозможно. И все это передается читателю. Мне кажется, с некоторым перебором, естественно, что так мог бы написать сам Пушкин. Во всяком случае меня текст "Прогулок" не коробит, не оскорбляет на фоне цитат, как бывает, и как я на всю жизнь запомнил, когда в юности был потрясен еще в старой "Литературке" огромной статьей на всю последнюю полосу о "Золотой розе" любимого мной тогда Паустовского, где какой-то безумный бред серым убогим языком озаряли, как драгоценные камни цитаты из поносимой книги. А как уместно и "по Пушкински" озорство в выборе непривычных, нарочито неприглаженных выражений и очень умеренное и тактичное использование приобретенной в "зоне" лексики. И послесловие Розановой. Испытывал просто чувство благодарности не только за наслаждение книгой, но и за возникшее осознание того,что я не одинок в своих ощущениях, что это нормально (помните рассуждение Марка Твена о зрении нормальном, которым обладают не обязательно большинство). В общем даже захотелось написать вдове слова сочувствия и благодарности от рядового читателя, не имеющего к литературе никакого отношения кроме любви. Но, дай Бог, если смогу завершить и отправить хотя бы это письмо тебе.
Вот так. Грустно. Мама все никак не поправится окончательно. Происходящее в России угнетает. Страшно и безнадежно и больно. И деваться некуда, скрыться не в чем. К вам хочется, а в Москву почему-то, может быть, впервые нет.
Будьте здоровы и счастливы. Приеду, думаю, скоро. Вот мама поправится.