Не могу не описать порядка в тогдашних азербайджанских банях.
Нам пришлось жить в гостинице у аэродрома. Мы выезжали в город Сумгаит. Это один из красивейших городов, доселе виденных мною. Украшало его Каспийское море, красивая набережная и вся городская застройка… Но речь я поведу о бане.
Что меня поразило — все мужчины от лет шести и до глубокий стариков мылись либо в трусах, либо в кальсонах. Голыми мылись лишь мальчики моложе шести лет. У них видны были следы недавнего обрезания.
Взрослые мужчины мылись в кальсонах и стирали свое запасное белье. В бане стоял смрад, затхлый запах, антисанитария.
Я не знаю обычаев мусульман, но факт был налицо — они не показывали свое обнаженное тело даже мужчина мужчине. На нас, полностью обнаженных, старики смотрели, как на антихристов. Скажу откровенно, что ходить в баню у нас отпало желание.
Однажды мы предприняли попытку произвести восхождение в горы, которые были видны из нашего жилья. В реальности они оказались дальше, чем казалось. У подножья гор мы наткнулись на небольшое селение. Мы присмотрелись, там никого не было видно. Но когда мы подходили ближе, заметили сумбурные передвижения женщин.
У нас не было желания заходить в это селение, мы понимали, что мы для них чужие. Но как только мы отошли от него, услышали выстрелы. Стреляли в нас из винтовок, чтобы напугать. Мы слышали свист пуль. Для нас это показалось большой дикостью, отсталостью, забитостью.
Стрелки перестали палить, убедившись, что мы идем именно в горы. С гор спускаться было гораздо труднее, чем восходить.
Пусть простят меня читатели, что я описал свои не самые лучшие впечатления. Но это реализм — из песни слова не выкинешь. Тем более что мне пришлось все это видеть и принимать участие.
Попытку вырваться в путь мы продолжили после нового года. 8-9 января мы вылетели из Азербайджана, но вновь застряли в Астрахани. Мы засели на недельку.
Как всегда N. не торопился, не накаливал телефоны и отводил душу в столовой. Она здесь была на высшем уровне — чистота, простор, сервировка, внимательный обслуживающий персонал. Командир, на мой взгляд, перекрыл рекорды по длительности приемов пищи. Внимание к нему было хорошее, его никто не знал, никто над ним не подтрунивал.
Телефоны калил я. Я нащупал нить, как дозвониться оперативному дежурному нашего соединения, и мы вскоре получили разрешение на вылет. Дни январские короткие, нам надо было торопиться.
Разрешение на вылет мы получили, находясь в столовой. Я быстро проглотил свой обед и начал торопить командира. Нам предстояло совершить посадку на аэродроме близ Куйбышева до захода солнца. Он начал ускорять темп приема пищи. Я торопил его — он прибавлял скорости…аж лоб покрылся испариной.
Когда мы выбегали на выход, одна вежливая официантка вслед командиру сказала: «А все же вы можете быстро кушать».
Сели на аэродроме близ Куйбышева благополучно. На душе было легче, так как свои начальники нас тут держать не будут. Но из ежедневных анализов погоды мы видели, что погоды в Йошкар-Оле нет. Поэтому здесь задержались мы на 4-5 дней.
Однажды, когда мы были в бане, прибежал посыльный солдат и громко прокричал: «Экипажу N. разрешили вылет домой!» Была на исходе пятница, дел, чтобы рассчитаться с аэродромом вылета, было много, а мы были на данный момент голые и мокрые.
Необходимо было сняться с довольствия, рассчитаться с гостиницей, упаковать вещи, подготовить самолет, уложить в люки свои вещи (в основном это была астраханская рыба), пройти медицинский осмотр, выписать метеобюллетень и заслушать анализ погоды, запустить, вырулить и произвести взлет.
Машины у нас не было, и я словестно подстегивал командира. Мы все делали бегом. И когда я упаковал в люки вещи, выписал метеобюллетень, начал искать N. и нигде не находил его. А случилось непредвиденное. Нагрузки, непривычные для характера N., сделали свое дело. Доктор, выражаясь авиационным языком, его застопорил, ибо пилот выдал высокое кровяное давление.
Я было шумнул на доктора, что если он отстранит человека, то будет скандал на всю авиацию ПВО страны, так как все знали, что N. не пил, не курил, по женщинам не ходил, регулярно делал гимнастику. Но доктор был строг, ему было наплевать, что мы больше месяца не были дома. Он все же дал командиру три минуты на успокоение. N. сидел с градусником под мышкой и вытирал ручьи пота.
Доктор набросился на меня, мол, что ты за гусь, а ну садись для предполетного осмотра. Я набегался вдвое больше, но был уверен за свои параметры летного здоровья. Давление оказалось выше, чем обычно, но в пределах допустимых норм. И мне доктор вылет разрешил.
Когда N. вышел с градусником подышать, я уже вежливым тоном обрисовал доктору образ жизни моего напарника, что для него перелетный режим — закон, что он ночевал в гостинице рядом со мной. А то доктор уже начинал говорить: «Знаю я перелетчиков, вы не соблюдаете предполетный режим, увлекаетесь недозволенным».
На доктора мои слова возымели действие, он понял, что отстранив N., славы себе не заработает. Измерил еще раз давление и сказал, что нижний край так и не вошел в норму, но нас к вылету он допускает.
Погодные условия на аэродроме вылета были сложные. Была плохая видимость. Набрали высоту, N. отдал мне управление, и я взял курс на Йошкар-Олу.
На высоте неожиданно остановился один двигатель, я сделал все необходимые манипуляции, чтобы удержать самолет по курсу. Получили команду с земли снизиться до 7000 м, произвести запуск отказавшего двигателя и следовать дальше, что мы и сделали.
Когда принимавший нас командир полка дал нам погодные условия над точкой, мы удивились: они соответствовали жесткому минимуму, нам же по условиям перегона отремонтированного самолета были необходимы лучшие условия. Но N. благополучно произвел посадку.
Я был удивлен, почему командир полка, управлявший полком много лет, более 7 лет полк не имел катастроф из-за строгого и точного выполнения им летных законов, решился принимать такого пилота, как N. На второй день в штабе мне расшифровали этот секрет.
Оказывается, в тот день, что нам дали вылет, жена N. пришла в кабинет командира полка, взяла его за петли в буквальном смысле (это она делала не однажды) с вопросом: «Где мой муж? Почему его не принимаешь?» И далее в таком роде.
Вот он и поехал сам лично на аэродром принимать N.
В субботу мы, две семьи нашего экипажа, собрались у нас на ужин и отметили Новый год. Вечер прошел хорошо, мы женам рассказали о наших мытарствах.
Потом мы узнали, что могла быть большая беда. Оказывается, в топливе нашего самолета техники нашли кристаллы воды. Нас, очевидно, в Астрахани заправили таким топливом, что в полете могли остановиться оба двигателя, так как на топливном фильтре было много кристаллов. Если бы путь был длиннее, то кристаллы, засорив фильтр, препятствовали бы поступлению топлива к двигателям.
Но тревоги были позади, полеты и жизнь продолжались.