запах хлеба

               
 


 Мы в эвакуации, живем в Уфе – в одной узкой, как вагон, комнате – мама, дедушка, моя старшая сестра, я и мой троюродный, брат – Юрка. Он старше меня на целый год, а мне недавно исполнилось пять лет. Все бы ничего, но мы с ним спим на одной узкой кровати, а он ночью уписывается, и этот фонтанчик почему-то всегда поворачивается в мою сторону. И я просыпаюсь от холода и мокроты, начинаю плакать и звать маму. Просыпаются все, ругают Юрку, а мне становится его жалко. Его мама, тетя Муся, куда-то уехала. Конечно, не помню, куда и надолго ли... Даю себе слово больше на него не жаловаться. Но на следующую ночь все повторяется, а я со сна забываю свое слово… Так и живем.
 В тот день дедушка забрал меня из садика, и мы с ним идем по мокрым, мрачным, почти безлюдным улицам получать хлеб по карточкам. Мне ужасно холодно, но у меня хорошее настроение.
– Дедушка, мы сегодня ходили в госпиталь, и я там выступала перед ранеными, пела песню «Дочурка синеокая»! Я думаю, дедушка, им очень понравилось, они улыбались! А хлопать почти никто не мог, они же  все лежали забинтованные-перебинтованные. Но все равно видно ведь по глазам, что улыбаются!
 Дедушка смотрит на меня серьезно так, и говорит: «Значит, будешь у нас артисткой!»
 И еще у меня хорошее настроение, потому  что мы идем за хлебом! Я так люблю ходить с дедушкой за хлебом! Еще только идешь, а уже чувствуешь где-то внутри: вот-вот будет что-то хорошее! А уж когда мы стоим в очереди, можно чуть-чуть даже наесться только от одного запаха! Я обожаю этот запах свежего хлеба! А однажды старенькая бабушка, которая стояла в очереди прямо перед нами, вдруг начала медленно , медленно оседать, и упала прямо нам под ноги. Я испугалась, конечно, а дедушка сказал тихо-тихо – это голодный обморок. Но она быстро открыла глаза, а кто-то сразу принес табуретку, бабушку подняли и посадили.
И вот подходит наша очередь! И дедушка протягивает наши карточки и получает этот, как мне кажется, замечательно пахнущий хлеб,  целую буханку!.   
 Хлеб я всегда несу  в матерчатой сумочке, которую мама пошила специально для хлеба. Всю дорогу я несу эту сумку почти у своего носа, – нюхаю! И уже представляю, как сейчас мы придем домой, и я хотя бы крошечку попрошу у дедушки попробовать до прихода мамы. Я знаю, что дедушка мне никогда не отказывает. А делить хлеб все доверяют только маме. Она это делает так умело, – никто даже не мог бы придраться. Сначала она разрезает  буханку пополам. Одну часть – на ужин, другую – на следующее утро. Потом от каждой половинки отрезает горбушку! И тот, кто знает, что сегодня его очередь, уже сияет от счастья. И тот, кто утром будет есть горбушку, тоже уже почти счастливый, потому что он будет спать в предвкушении счастья. И получается, что  каждый день у нас есть два счастья! Одно – утреннее, одно – вечернее. И даже, если не ты этот счастливчик, все равно от одной улыбки в комнате становится всем как будто бы светлее.

 В тот самый день, в садике, нам хлеб не давали. Был какой-то жидкий суп с растертой картошкой. Но картошка, видно, была мороженая. Суп был сладкий и очень невкусный. Но воспитательница строго так на нас смотрела, нельзя было даже чуть-чуть оставить. Живот, значит, уже заполнился, но чувство голода почему-то совсем не проходит. Или даже становится больше, чем до этого супа. А вот от ма-а-аленького кусочка хлеба сразу проходит!
 И вот мы дома. Дедушка берет у меня мешочек с хлебом, кладет его на стол, смотрит на меня очень строго и говорит:
 – С хлебом не играйся! Скоро все соберутся, и будем все вместе ужинать. Я пока к соседу зайду, он обещал мне газету, а мама вот-вот придет.
 Дедушка уходит, остаюсь дома я одна и хлеб в мешочке. Чтобы не думать о хлебе,
снимаю с книжной полки альбом фотографий, который прислал нам папа …, вместо зимних вещей.  Когда Мама открыла  эту долгожданную посылку и увидела альбомы с фотографиями, у неё прямо брызнули слёзы  из глаз! А потом мы все вместе смеялись  до слёз! А дедушка пожимал плечами и  повторял – Это ж надо! Это ж надо додуматься!
  Но зато теперь   я могу  рассматривать фотографии - там папа с мамой совсем молодые, их друзья, некоторых я узнаю,  дедушка и мамина мама, моя бабушка, которая давно умерла, ещё когда моя мама была совсем маленькая. Эту фотографию я почему-то особенно люблю. Там бабушка такая красивая!  В таком замечательном платье! Просто какая-то королева. Я таких в жизни не видела. Как жалко, что я на неё не похожа!
 Но в этот раз я что-то не могу спокойно рассматривать даже мои любимые фотографии. Мне мешает мешочек  с хлебом. Он смотрит на меня черным глазом прорези и так пахнет! Да еще сегодня мой горбушечный день! Я закрываю глаза и куда-то проваливаюсь, рот прямо наполняется слюной, и я так явственно ощущаю вкус этой горбушки!
 И вдруг – запах исчезает! И в этот самый момент открывается дверь и заходит мама. Я бросаюсь к ней с криком:
 – Мама, мама! Он почему-то больше не пахнет!
 Мама ничего не может понять.
 – Кто он?
 – Мешочек, мешочек с хлебом!
 Мы подходим к столу и видим ужасную картину: на столе лежит пустой мешочек, а вокруг по столу разбросаны крошки. Я еще ничего не успеваю сообразить, мои глаза наполняются слезами. Мама стоит молча, тоже ничего не понимая, опустив голову.
 – Как ты могла, как ты могла!? – вдруг кричит она совершенно чужим, незнакомым голосом и со всей силы бьет меня рукой по лицу.
 – Ты же оставила всех голодными!
 Я больше ничего не помню, какая-то черная дыра. Иначе ведь нельзя было выжить от этого стыда. Только среди ночи я проснулась то ли от болей в животе, то ли от дедушкиного шепота –
– Анечка, Анечка, успокойся, она все поймет, простит…
– Как я могла, как я могла ее ударить, никогда себе этого не прощу!