Прошло полгода. Позади суд на Груздём, на котором он покаялся, и теперь добросовестно мотает свой срок где-то под Читой. Лежбище его всё же было найдено, но клад с наворованным золотишком, припрятанный им на чёрный день, так и не нашли. Чувствуя, что на суде вор может отказаться от своих душевных признаний, Сушко накануне встретился с ним. Разговор по душам не получился. Груздь был неприветлив, угрюм и молчалив. Понимая ситуацию, Сушко на прощание заявил ему: « Если на суде ты откажешься от своих делишек, то знай, впереди твоего этапа малява полетит и прямо на кичу о том, что менты тебя на понт взяли и раскололи как фраера…, а к ней вся история с головой Стёпки Глухого в придачу. Над тобой будет не только смеяться, а ржать вся ваша воровская кодла, тебя опустят, и место твоё может оказаться не возле окна, а рядом с парашей». Груздь ничего не сказал в ответ и попрощался с капитаном взглядом волка, лишённого свободы. Так они и расстались врагами.
Старшине Копытко после окончания института было присвоено звание младшего лейтенанта милиции, и он был переведён по его желанию, и вопреки воли Сушко, из рядов несостоявшихся оперов в паспортный стол, на более ответственную службу да ещё с отдельным кабинетом, где оказался на месте. Вид у него стал ещё более важным и степенным. Многие сотрудники паспортного стола понимали, что этот толстяк с институтским ромбиком на кителе через некоторое время вполне может стать их начальником, а то и повыше, поэтому к нему относились уважительно и с почтением.
Начальнику отделения, фамилию которого автор запамятовал по причине незначительности им сыгранной роли, за успешно проведенную операцию по задержанию особо опасного преступника Игнатюка (Груздя) и за высокие показатели отделения в борьбе с преступностью было досрочно присвоено звание подполковника, и он был направлен на работу в районное управление милиции на должность заместителя начальника. Теперь ни у кого не было сомнения, что у него наверху «кто-то» есть.
Сушко предложили то же повышение с переходом на должность старшего следователя в прокуратуру. Инициатором его продвижения был районный прокурор Славкин Пётр Михайлович. Но Сушко отказался, ссылаясь на то, что с уходом его из отделения некому будет обучать оперативной работе «желторотиков». Пётр Михайлович сказал ему, что причина эта неуважительная и будет настаивать на его переводе. Начальник управления милиции, узнав, что из его сферы хотят похитить самого ценного и опытного опера, немедленно позвонил Сушко и приказал прибыть к нему на беседу на предмет назначения в отдел угрозыска на должность заместителя. Николай Васильевич пребывает теперь в тяжёлых раздумьях по поводу того, как бы безболезненно одним выстрелом избавиться от двух волкодавов, не причинив вреда никому и себе в первую очередь, хотя ему больше по душе второе предложение. Но тормозит с окончательным решением дать согласие то обстоятельство, что рядом с ним опять будет ныть и действовать на нервы его бывший начальник отделения.
Дворник Степаныч после получения грамоты от милиции за оказанную помощь в расследовании преступления, о котором толком сам ничего не знал, а только делал вид засекреченного агента, прикладывая указательный палец к губам, изменился в лучшую сторону. Выпивать стал меньше, купил себе новую кепку и теперь у него два головных убора, один – зимний, а другой – летний. Говорят, у него появилась какая-то зазноба, на вид симпатичная женщина средних лет. Кто-то уже видел её в каморке дворника и не раз. Теперь Степаныч бреется каждый день, а иногда от него пахнет даже одеколоном Шипр. Управдом Иван Иванович стал уважительно относиться к нему, а иногда даже избегать встречи с ним. Может быть оттого, что недавно дворника за отличные показатели в соцсоревновании избрали в состав совета общественного контроля, и он стал очень активно работать и задавать очень много разных вопросов начальству по расходованию и списанию материальных средств. Оказывается, чтобы стать уважаемым и счастливым человеком, надо было всего лишь на всего наградить его грамотой… от милиции.
Стас и Катя очень подружились. Дружба их постепенно перерастала в иное совсем качество. Это было заметно всем. Никто не хотел оказаться безучастным к их нежным отношениям, все старались как-то помочь, посодействовать, и даже Сушко, который прямо посоветовал Стасу жениться, сдобрив совет юмором: «Всё равно когда-нибудь жениться надо, а с Катей зато уши всегда будут в порядке, что для опера очень важно».
Старшему лейтенанту Кравцову на покусанные руки наложили швы, раны потом затянулись, оставив небольшие следы в виде шрамов. Теперь всех собак, даже в намордниках, в том числе и полицейских, Кравцов обходит, едва их только заметит, предпочитая с ними больше не связываться. Сержант Белик из органов уволился. Надоело ему быть затычкой в любых переделках и выполнять работу типа «куда пошлют», а учиться дальше не захотел, ленив он был для учёбы ещё сызмальства. А тут вовремя стали появляться первые ласточки индивидуальной трудовой деятельности, вот в ряды индивидуалов и первых предпринимателей Белик и подался. Говорят, успешно сейчас торгует кроличьим мясом, а «крышуют» его приятели из некогда родного отделения.
Жизнь застойная протекала интересно, весело и беззаботно, но на страну уже надвигалась перестройка.
Москва, 3.06.13