ТРОПИНКАМИ НЕОПОЗНАННОЙ ПЕДАГОГИКИ
По поводу книги А.М. Цирульникова «Неопознанная педагогика». М.: Издательство Московского психолого-социального института; Воронеж: Издательство НПО «МОДЭК», 2004. –352с.
Мне стыдно признаться, но в свои 40 лет я вот только недавно открыл для себя такую науку, как педагогическая география России. Конечно, и раньше приходилось встречать публикации о национальных и региональных педагогиках, но не было в них живого языка полевых заметок и многоточий повседневности. Была просто добротно классифицированная педагогика, но не ощущалась уже романтика непознанного там вдали от мегаполисной жизни.
Вышедшая в 2004 году книга А.М. Цирульникова вся пронизана духом странствий, удивительных находок и встреч с «неопознанными педагогическими объектами». Автор увлекает нас в путешествия за раритетами народной педагогики, которые затерялись среди советских руин. Однако оказывается, что если раздвинуть эти руины, то в некоторых – порой труднодоступных – местах можно-таки найти оазисы и плато чудесного и чудного.
Герои очерков Анатолия Марковича – простые люди сел и небольших городов, как правило живущие низким бытом, но высоким духом, видимо, воспитанным в них миром горним. Я заметил, что большинство пейзажей в серии немногословных эскизов автора связаны с горными районами. Сухой воздух, сухие слова, но полные жизненной мудрости и табуированные традицией.
Встречи с мудрецами-самоучками - самые яркие фрагменты путешествий: интерпретатор Природы Волков в «Лесе полном ангелов», «новый Икар» Миша Караваев в «Вознесении Спасской Губы», энтузиаст-библиотекарь Леонид Калошин из «Планиды Калошина», «сын снежного человека» и историк-краевед Владимир Моносов в «Нельзя убивать снежного барса» и многие другие. Эти люди являются удивительными носителями местных загадок и тайн, сами ими являются. В них живет и через них учит детей вековая традиция экологии духа, духовной экологии. Это и есть неопознанная до сих пор – или забытая – педагогика, которая не от академий, а от самой жизни.
Читая книгу, я словно отправлялся в экспедицию за образцами некоей мифологической педагогики, на поиски истоков духовного воспитания. Неудивительно поэтому, что тут и там приходилось встречаться с живущими как бы параллельно «ангелам», с немножко «рерихнутыми» на почве ностальгически ощущаемого шаманизма. Ведь именно шаман был первым духовным учителем еще юного человека. Эта тяга к архаической традиции у многих героев очерков чувствуется постоянно, потому как именно это и желает уловить и показать нам Анатолий Маркович. Его дар восприимчивости к тихой жизненной педагогике безусловно высок. Как он только смог удержать его при себе наряду с острой московской публицистической хваткой? Ай-да Цирульников…
Стиль путевых заметок для педагогической аналитики хорош, жаль что мало самой аналитики не в ущерб фольклорной педагогики постсоветской повседневности. Ну да это уже другой жанр…Простая неторопливая описательность с ироничными попаданиями в десятку житейской сути – это тоже дорогого стоит сейчас, когда желтая буффонада прессы и неповоротливое системное мышление научной педагогики отбивают всякую волю к рефлексии и вчувствованию. Дух романтики да еще и с географической просторностью по поводу педагогических явлений казалось был уже забыт, но вот вновь освежил чувства и мысли о глубинно-жизненных основаниях учительства, о неожиданно достигающем человека предназначении быть по школьному мудрым, умудренным, но не мудреным для детей.
Книга Цирульникова расширяет педагогическое сознание, помещает обыденную педагогику в конкретные культурно-краеведческие контексты и дает надежду, что духовное богатство останется не только в музеях крупных городов, но и в жизни ближайших к настоящей земле и высокому небу поселений.