Утро в посёлке – что может быть тише? Наверно, только вакуум космоса, о котором Инга знала только из книжек да древних журналов. А вот сельская тишь представала в шесть утра во всей своей наглядности и непреложности. Солнце показало взлохмаченную макушку из-за горизонта, не спеша выползать на вышину небосвод.
Инга босыми ногами встала на ступеньки веранды, ощутив прохладу потемневших досок, потянулась, тихонько зевнув; утренняя прохлада зябко проникла под сорочку. Хорошо!! Жаль, что ненадолго – скоро все проснутся и займутся своими делами, будут сновать туда-сюда, воздух наполнится шумом. Взгляд устремился в небо – бесконечная синева, светлеющая с робким восходом солнца, оказалась чиста, без единого мазка облаков. Воздушным змеем в небе парил коршун – единственное тёмное пятнышко на безупречном синем стекле. Инга помахала коршуну, мысленно пожелав ему удачи в охоте – вдруг самой потом повезёт?
Не везло в последнее время многим охотникам посёлка, не только ей одной. Крупной дичи давно не попадалось, одна мелочь. Кто-то говаривал, что охотничьи угодья пора расширять, мол, добычу уже побили в округе, вот она и ушла; кто-то придерживался версии, что дичь целенаправленно распугивают, кто-то же и вовсе грешил на лешего – мол, люди уважать его перестали, добычей не делятся, вот он, дескать, зверьё и птицу скрыл от охотников.
Если честно, Инга не знала, с кем соглашаться, батя помалкивал, флегматично пожимая плечами – пока не голодаем, так что не расстраивайся, моя великая охотница. Инга и не думала – но вот возвращаться домой с тощенькой подстреленной белкой как-то уже поднадоело. Даже волки куда-то делись, а то, что ни день, то мелькнут серыми тенями в поле.
- Уже проснулась? – тихонько шепнул батя. Инга сумела сдержаться и не вздрогнуть – всё-таки далеко ей до родителя во многом, хотя уж за девятнадцать-то лет можно было и научиться почти всему.
- Ага, - Инга неторопливо обернулась. Отец сонным не выглядел. Вообще, на подступах уже к пятидесяти годам, он держался молодцевато: никакого брюшка, крепкий, жилистый; въевшийся загар на сухощавом лице, в глубине желтовато-карих глаз затаилась весёлость и бесшабашность. Хотя уж кто-кто, а Инга знала, что стояло за этим вот юношеским задором…
- Я, сегодня, наверно, в горы пойду, прошвырнусь… - сказала Инга. – А то ведь надоело уже…
- Не надо, - Векшин легонько хлопнул её по плечу. – Скоро переезжаем мы.
Инга развернулась, впившись в лицо отца вопрошающим взглядом. Переезжаем?
- Ага, - кивнул он в ответ на немой вопрос дочери.
- А куда? – Векшу почему-то совершенно не порадовала перспектива переезда.
- В Горинск, - сказал отец. – Чует сердце моё, что пора…
- А что мы там делать будем? Я ж там подохну от скуки… - Инга тоскливо воззрилась на отца.
- А вот это маленький секрет, - Векшин улыбнулся с хитрецой. – Так что потерпи дня два. Обязательно увидишь… Чем ты опечалилась, дитя моё? – он мягко взял дочь за плечи. – Жалко уезжать отсюда?
Инга молча кивнула. Глаза почему-то защипало. Бодрое настроение куда-то испарилось.
- Не волнуйся, домик на окраине, двухэтажный, второй этаж весь твой, шикарная ограда, а главное, природа рядом, - отец подмигнул. – И потом, ярмарки рядом. Согласись, что таскаться за двадцать километров ради одной вещички – как-то утомительно.
- Я оленя один раз полдня по лесу гоняла, - буркнула Инга. – Это было почище походов на ярмарку.
- Да, вкусная оленинка была, - Векшин мечтательно поцокал языком. – И тем не менее…
- Ладно, - Инга вздохнула, глядя в пол. – Я пойду, прогуляюсь...
- Ладно, - покладисто кивнул отец. – Только будь осторожна.
- Пусть другие осторожничают, - Инга ушла в свою комнату.
Откуда появилась в штанах и приталенной рубашке из грубого сукна, расшитых неярким орнаментом, и в невысоких мягких кожаных сапогах на шнуровке. Кожаный пояс, стянувший талию, чуть провис под тяжестью скрамасакса. Волосы, спадавшие ниже плеч, пришлось собрать и заколоть на затылке длинной железной шпилькой.
- Лук не возьмёшь? – спросил Векшин, с доброй усмешкой взглянув на дочь.
- Да нет, пожалуй, - сказала Инга хмуро. – Меня зверьё итак знает… Прошвырнусь к малиннику у озера, так что если что, знаешь, где искать мои растерзанные останки.
- Хорошо, доченька, - понятливо кивнул отец.
- Маме привет, - не глядя на родителя, Инга быстро выскочила из дома, выскользнула из ограды, зашагав по утоптанной, уезженной дороге посёлка. По обе стороны широченной (и единственной) улицы тянулись нестройные шеренги домов на разнокалиберных участках. Снаружи посёлок был окружён защитным валом, в центре высилась наблюдательная башенка, где поочерёдно несли дежурство бойцы отряда самообороны. Инге вспомнились снисходительные ухмылки бати, возникавшие при виде поселковых вояк. Оглянувшись назад, найдя взглядом десятиметровую башню, она хмыкнула – часовой клевал носом, прислонившись спиной к опорной балке, державшей крышу; у плеча виднелся ствол винтовки. Если Лютый увидит, звиздюлей служаке не избежать. И поделом, ибо нечего спать на посту. Желание спасти недотёпу от справедливой кары, сиречь, разбудить, опустило голову, едва подняв. Гадко хихикнув, Инга зашагала дальше.
Лес зеленел в полукилометре от посёлка, тихий, спокойный. Огромный и старый, он был безразличен к маленькому посёлку, разместившемуся под боком, пусть кучка людей иногда и пакостила ему, вырубая деревья. Лес был слишком велик.
Грунтовая дорога, уводившая от посёлка, плавно изгибалась у опушки леса, черно-серой змеёй вилась через огромное поле, скрываясь между холмов, исчезала вдали, упираясь концом в Горинск, центр местечковой цивилизации, город торговли, ремёсел, разврата и сомнительных благ (по выражению батьки). Инга бывала там неоднократно, и не сказать, что город вызвал у неё желание перебраться за его стены. Шум, пыль… Ничего от лесного спокойствия и тишины.
Инга неторопливо шагала по траве у обочины дороги, поглядывая по сторонам. Коршун по-прежнему безмолвным воздушным змеем кружил в голубеющей вышине.
Лес встретил Ингу приветственной тишиной, чуть слышно шелестящей на разные лады – ну не красота ли? Шаг сам собой стал мягче, тише зашуршала трава, поблескивающая росой, и прошлогодняя листва под ногами. Воздух обдал чуть сырой прохладой, Инга зябко поёжилась. Устремилась вглубь, неторопливо петляя между деревьями, вытащив скрамасакс. Не для того, чтобы защититься в случае опасности. Точнее, не только для этого. Просто войдя под полог леса, стройных берёз, могучих дубов, она ощутила себя хищницей, сильной и по-звериному грациозной. Отец учил представлять себя частью того, где оказываешься, вести себя соответствующе. Векша считала, что уже научилась – во всяком случае, ощущение слияния с природой было полное.
Деревья постепенно окружили Ингу могучей стеной, скрыв от взгляда всякий намёк на цивилизацию… Первобытная живая тишина.
Инга неторопливо и мягко шагала между деревьями, изредка наклоняясь, чтобы сорвать одинокую ягодку, неосторожно высунувшуюся из-под листочка…
В ближнем лесу попытки найти ягоды, грибы могли предпринять только отчаянные лентяи. Посельчане углублялись в лес порой до десяти километров – к примеру, недалеко от лесного озера росли буйные заросли малины – но туда редко кто ходил. Далековато. Да и встреча со зверьём могла кончиться нехорошо, на Ингиной памяти и такое не раз случалось…
…Ровное тёмно-серое зеркало лесного озера поблёскивало посреди обширной полянки; дикие заросли малинника произрастали вблизи кромки воды.
Векша осторожно подошла к ближайшим кустам, чуть пошарила массивным лезвием скрамасакса в переплетении колючих змеистых стеблей – на предмет кусучих змеистых гадов. Иные гадюки искусно маскировались в зарослях, выжидая появления птиц, неосторожно решивших полакомиться нежными ягодами…
Среди листьев мелькнул серый чешуйчатый хвост, донеслось негромкое шипение.
- Вали, подруга, - небрежно бросила Инга, громко шелестя кустарником. Змеюка поспешила ретироваться, поняв, что тут ей ничего не светит.
Задумчиво кидая спелые ягоды свободной рукой, Инга неторопливо шла вдоль малинника, пребывая в самом благостном расположении духа – эдакая расслабленная, дежурная настороженность, слух привычно обострился. Волки, медведи, лесные кошки – не редкость. Инга, впрочем, не боялась – здешнее зверьё нападало на людей только в крайнем случае. Да и лес не казался враждебным – чуть слышный шелест деревьев, просыпающиеся в ветвях пташки запевают свои песенки, всякая насекомая живность выбирается из своих укрытий в поисках пропитания…
Векша осторожно присела на корточки, улыбаясь – божья коровка прильнула к искрящейся капельке росы, совершенно не обращая внимания на человека.
Интересно…
- Не лопни только, - усмехнулась Векша шёпотом. Жучок, будто послушав её, отлип от заметно опавшей капельки, поднял надкрылья, чуть слышно зажужжав крыльями, стремительно взлетел, быстро исчезнув из виду.
Вздохнув, Инга выпрямилась, продолжив истреблять малину, спустя какие-то минуты обойдя куст… Набрав мягкой, чуть кислой ягоды, она тихо подошла к озеру. Берега поросли осокой, пообсохшей от нежных прикосновений первых солнечных лучей. Ступая осторожно, Инга интереса ради вглядывалась в пышный зелёный ковёр, надеясь найти следы чьёго-нибудь присутствия.
Метром правее трава оказалась заметно примятой. Присев на корточки, осторожно пошарив скрамасаксом в траве, Инга сделала вывод, что это одинокий волк пришёл напиться воды. Бережок тут оказался заметно выше, потому серому пришлось припасть, чтоб дотянуться до воды – видимо, так сильно хотел пить, что не стал искать местечко поудобнее…
Приблизившись к краю берега, Инга осмотрела песок, небольшой полоской выступивший из воды – летом озеро немного мелело, но не пересыхало, питаемое донными ключами… В искомом месте виднелся чуть стёртый водой отпечаток волчьей лапы, пожалуй, лишь чуть-чуть меньше ингиной ладони.
Векша замерла, напрягшись. Отведя руку с тесаком, сказала громко:
- Стой, где стоишь, а то завалю!