Юзеф Бронфман
Отрывок из 2-го тома романа "МОЯ БАБУШКА ИЗ РОССИИ"
ISBN 9780982724019
Copyright © 2010 Yuzef Bronfman
Издательство Марины Бичинской
Livingartpublisher
ВТОРОЙ ТОМ "ЗАГРАНИЦА". Страница 375, 1979 год
"ПЕРВЫЙ ПРИЛЁТ В НЬЮ-ЙОРК"
***
1979г.
Самолёт подлетал к Нью-Йорку, и было видно, как неожиданно утихомирились уставшие бывшие советские поданные. Многие из них прильнули к иллюминаторам, а кто не мог, в эту минуту завидовал им. Внизу был Нью-Йорк!
* * *
Ещё никто не развёлся, ещё никто не умер, ещё не появились у русских еврейских бабушек и дедушек чёрные американские внуки, ещё никто не стал миллионером, ещё никто не знал, чем это всё кончится. Ещё не разводились состоятельные пары, чтобы перейти на государственную помощь для бедных пенсионеров – SSI, ещё не было поездок в Париж, Женеву, Мадрид, ещё никто не говорил о круизах на современных гигантских пароходах в Австралию и Новую Зеландию. Ещё не отмечали свой день рождения, приглашая в богатейшие рестораны двести, а то и более, гостей. Ещё не рассыпалась на кусочки бывшая эмигрантская Родина. И ещё не писалось в американском паспорте Лёни в графе «страна рождения» – Украина, а в паспорте Фани – Россия. Ещё не кинулись многочисленные родственники и друзья оттуда грабить своих «новых» американцев, которые окрестили их ёмким именем «пылесосы», ещё не стали Олеги и якутские алмазники «новыми» русскими.
Всё начиналось с ночного мытья посуды в китайских ресторанах. Способные и мозговитые инженеры с трудом устраивались на работу чертёжниками за пять долларов в час. Ещё, как огня, боялись Welfare – государственной программы помощи для самых бедных. И те, кто не мог устроиться на работу из-за отсутствия подходящей для Америки специальности или языка, или возраста, или десятков других причин, считали Welfare позором, неудачей, крахом переезда.
Иммигрантская жизнь советских евреев в Америке, которую история назвала «Третьей волной», начинала свою эпоху.
Лёня и Соня, прилетевшие в Соединённые Штаты в 1979 году, не были в числе первых представителей «Третьей волны», но их иммигрантская жизнь почти совпала с её началом.
* * *
Опять в строй, но, как ни странно, это и успокаивало. Паники при выходе из самолёта не было, но все дрожали. Это чувствовалось. Ещё недавно неугомонно бегавшие по всему самолёту за апельсиновым соком, кока-колой, кофе или газированной водой, сейчас притихшие, немного испуганные, ностальгически только и ждали чьей-то команды. И когда им велели пройти в зал и выстроиться в линейку, стало легче, и все послушно и аккуратно выполнили указание женщины с американским флажком.
– Я возьму тебя под руку, – почти неслышно сказала Соня.
– Что у тебя с голосом, – растерялся Лёня, – ты как-то странно звучишь? Охрипла? А ну, покажи язык. – Соня показала. – Что-то он мне не нравится. Весь белый...
– Мне самой не нравится. Мне кажется, что голос сел. Нужно что-то горячее.
– Это от самолёта. Долго летели и, наверное, резко приземлились. И ты устала. Зевни. Попробуй, попробуй.
Толпа советских эмигрантов казалась огромной даже в сравнении с растянутой очередью при посадке в Риме. Видимо, это зависело от пространства: там очередь была в поле, а здесь в зале для прибывающих в Америку пассажиров.
– Welcome to America! – помахав флажком, женщина привлекла к себе внимание. На ломаном русском она подробно объяснила процедуру иммиграционной регистрации. – Каждой семье в Риме вручили пакет документов. Вы предъявите его, пройдёте беседу и на основании американских законов получите право пребывания в стране. Среди вас есть те, кто остаётся в Нью-Йорке, и те, кто следует дальше, и им предстоит посадка на другой самолёт. Оформление документов мы начнём с них. Поэтому, пожалуйста, те, кто улетает в другие города, постройтесь слева от меня.
Она повторила то же самое ещё несколько раз, тем не менее озадаченная толпа без конца задавала вопросы.
– Слава Богу, если мы пройдём раньше, то успеем повидаться с Ритой и Ромой, – опять осевшим голосом сказала Соня.
– Если они найдут нас... при таком количестве...
Всё равно понимая очень мало из того, что происходило с ними, все делали что-то, не зная что. Шли один за другим, стояли в очереди, пока им не велели идти дальше. С ними говорили, им объясняли, но настороженные и чувствуя себя униженными своим непониманием, они боялись сделать что-то не так в такой ответственный момент.
Когда Соня и Лёня увидели за столом негритянку, они совсем оробели. «Как, на таком ответственном посту – чёрная! – пронеслось залпом в уголке советских мозгов, напичканных газетным промыванием: «Черным вход запрещен». – Или оформлять нас, беженцев из Советского Союза, даже им разрешают?»
Женщина поднялась, и они оробели ещё больше – она была огромная, высокого роста, широкие плечи, крупные руки. Однако, мило улыбнувшись, поприветствовала их и протянула руку:
– Welcome to America!
У них никак не получалось пожать ей руку в ответ, так как протянутая рука была левой, а привыкнув здороваться правой, они совсем растерялись. Соня успела буркнуть: «Thank you», а Лёня приятно удивился, подумав, что и он и Соня произвели хорошее впечатление на первое официальное лицо в Америке. Лишь спустя мгновение, они поняли, что протянутая рука означала «прошу садиться», а не поздороваться, потому что женщина, усмехнувшись, опять показала рукой на стулья. Сконфуженные, они с напряжением слушали её. Распечатав их закупоренный пакет и, видимо, зная, что они всё равно не понимают, говорила она скороговоркой. Потом стала заполнять разные документы, и некоторые из них давала им на подпись.
Оба они были поражены и незаметно переглянулись, когда увидели, как она пишет левой рукой, зажав вертикально шариковую ручку в кулаке. И поняли только, что что-то очень важное сказала она, когда протянула им два маленьких кусочка бумаги, на которых был выведен какой-то номер.
Опять, на этот раз вдвоём, сказали «Thank you» и пошли дальше, как все, по указанию каких-то распорядителей в форме. Было трудно разобраться, кто эти люди, так как их форма не внушала тот предусмотрительный трепет, как скажем, строгая форма милиционеров в своей стране, или автоматчиков в Австрии, или карабинеров в Риме. Всё казалось будничней, спокойней и организованней, несмотря на то, что пришлось отвечать на вопросы ещё в каких-то служебных конторках.
Совсем неожиданно, вот так вдруг, идя и идя, они оказались в огромном зале и поняли, что уже не принадлежат никому. Увидели толпу шумно кричащих на русском языке людей, и через мгновение догадались, что вот они, родненькие, наши, свои, радостно, с надрывом, встречают родственников и друзей. Крик, шум, объятия и слёзы!
– Значит, где-то в этой толпе должен быть Рома, – сказал Лёня, всматриваясь в бывших соотечественников, с уже заметными признаками приобретённой вольности. И в этот момент кто-то с размаху набросился на него и стал целовать. Он еле понял, что это была Рита. Не узнав Соню, она орала:
– А где Фаня? Где наша Фанечка? – И когда вдруг увидела Соню, совсем растерялась, ровным счётом ничего не понимая. – Что случилось? – сдавленным голосом спросила она.
– Ничего не случилось, – весело ответила Соня. – Ритуля, давай поцелуемся, не переживай. Я в Америке!
Не так легко было быстро, в двух словах объяснить ей, что произошло. С Ритой творилось что-то невероятное, но Соня продолжала по-детски, с невинно открытыми глазами валять дурака, без конца прыгая с одного на другое.
– А где же Рома, мой великий начальник лагеря? Я так счастлива, так счастлива... Мне бы чего-то тёплого выпить... Совсем голос потеряла. Ты выглядишь замечательно, Ритуля!
Лёня старался вставить что-то своё, но оторопелая Рита никак не могла сообразить, почему вместо Фани здесь Соня.
– Дай Рому, где Рома? – кричал он. – Успокойся, сейчас расскажем все подробности.
– Он стоит с другой стороны... чтоб не пропустить вас...
Они шли и, увидев Рому, она стала звать его:
– Рома, Рома!
И тут же к ним кинулся Рома, но, и как Рита, застыл, не понимая при чём здесь Соня.
– Хватит, прекратите, – строго остановил их Лёня. – Мы сейчас всё расскажем, не придумывайте ничего. Фаня с Антоном в Вене. Всё нормально, наш трюк удался. – И рассказали историю с переженитьбой. – Теперь хватит об этом, дайте нам прийти в себя. Мы ведь в Америке! Где мы находимся? Что это за ковёр весь в цветах?! Почему столько кожаных диванов? Соне нужен горячий чай, а мне, извиняюсь, в туалет.
– Мне тоже, – засмеялась Соня.
Они разделились. Соня шла с Ритой и не переставала спрашивать:
– Так, где мы? Где наши чемоданы? Правда, почему такой роскошный ковёр на километр?
– Соня, это Америка! Мы просто в аэропорту, это обыкновенный зал ожидания, обыкновенные диваны... Такие ковры здесь у всех в квартирах. У вас тоже будут...
Но Соня, пройдя полукруглый коридор и оказавшись в туалете без дверей, и увидев бесконечный ряд умывальников и кабин, чистый пол, огромные зеркала, перед которыми спокойно стояли женщины, приводя себя в порядок, от неожиданности испуганно ухватилась за Риту.
– И платить денег не нужно, – поняла её Рита, вспомнив итальянские туалеты. – Заходи и наслаждайся. – И сама направилась в кабину.
Но когда она вышла и увидела Соню, беспомощно стоящую на том же месте, на котором она её оставила, испуганно спросила:
– Что случилось, почему ты здесь, а не в кабине?
– Я была. И не в одной. Они не работают.
– Что значит, не работают? – не могла понять её Рита.
– Все унитазы залиты водой. Там трубы протекают. Я боялась сесть. Нужно вызывать кого-то...
– Господи! Не догадалась предупредить тебя. В Америке даже унитазы отличаются от советских, – засмеялась Рита. – Это Америка! У них унитазы всегда наполовину заполнены водой, так принято. Сначала нам привыкнуть трудно, потому что у нас-то были пустые, и нужно было чистить после того, что ты сделала своё дело. А здесь – нажала на ручку, и вода всё смыла. И запаха меньше, потому что с водой... Иди, привыкай, у тебя дома будет такой же унитаз... и такой же ковёр...
Изумление продолжилось, когда Соня потом подошла к умывальнику. Стала крутить кран влево и вправо, но вода не шла. Уже догадываясь, что что-то не так, она вопросительно посмотрела на Риту.
– В унитазе воды полно, а в умывальнике вода не идёт.
– Правильно! Пока ты не перестанешь крутить кран, а поднимешь его вверх, – добродушно смеялась Рита. – Извини, я уже забыла, как мы ничего не понимали. Видишь на стенке вот эту штуковину, там мыло для рук. Нажми сюда. – И Рита показала, как набрать в ладони жидкое мыло. – Подними кран, и теперь ты можешь вертеть его влево и вправо. Горячая вода – влево. А здесь – бумага для рук. Научишься... – Рита всё продолжала смеяться. – Это только начало.
– Да! Ничего себе! – тут уж Соня совсем поразилась, оторвав бумажное полотенце. – И в каждой кабинке – туалетная бумага!
– Ещё бы! Здесь за ней в очереди не стоят. Но пошли, а то они подумают, что мы утонули. Где они?
На каком-то диванчике увидели ребят.
– Соня, наши чемоданы автоматически перегрузят на самолёт в Сан-Франциско. Вот здесь на билетах приколоты квитанции на них. Там мы их и получим. Рома мне объяснил.
– А ты спросил, что за бумажки нам выдала эта чёрная женщина?
– Какие бумажки, покажи, – попросила Рита.
Лёня вынул два маленьких листочка, похожих на квитанцию.
– А-а, поздравляю. Для вас это самый важный документ сейчас. Смотрите сюда, здесь написано «Refugee Parolee», то есть вам присвоили статус беженцев. Значит, вы на законном основании в Америке. А здесь «Passport or Alien Registration Number» – это как ваш временный паспорт, вам присвоен номер. Но самое главное вот здесь: «employment authorized». Вы имеете право на работу в Америке! Вот всё, чего вы добивались. Теперь вперёд, и становитесь миллионерами...
– Когда на работу? – радостно пошутил Лёня.
– Попробуй её найди раньше... – как-то зло сказал Рома.
– Подождите. Соня, смотри, что здесь написано? – продолжая рассматривать бумажные листочки, Рита ткнула пальцем в Сонин листок. – Поздравляю, теперь ты официально в Америке – Sonia Vaisman.
И Соня, и Лёня одновременно кинулись к листочку.
– Что, где, почему? – оба спрашивали растерянно, но в бумажке чётко было выведено: Vaisman n. Nedachina Sonia. – Что значит эн точка?
– Наверное, твоя девичья фамилия. Думаю, что теперь ты Vaisman.
– Что ж, надо будет привыкать... – вырвалось у Сони, о чём тут же пожалела, так как получилось как-то двусмысленно, по крайней мере, для Лёни. Она и сама ещё не знала, как прореагировать на «Соня Вайсман», хотя внутри что-то зацепилось и заскребло. – Ладно... Так, как насчёт чая? У нас есть доллары, – улыбнулась она.
– Пошли, – и все четверо устремились за Ритой.
Кафе оказалось здесь же, посреди зала. Открытое, подходите и берите, что угодно. Сами, а потом расплачивайтесь.
– Кушать что-то будете? Или только чай? Не волнуйтесь, я уплачу. – Всё время говорила Рита, а Рома, бывший весёлый Рома, джентльмен и начальник, не только не сказал ни одного комплимента Соне, а наоборот, был каким-то молчаливо преунылым.
– Нет, только сладкий горячий чай, – попросила Соня. – Мы в самолёте наелись. Столько давали!..
– Мне не бери, я ничего не буду пить! – крикнул Рома.
– Хорошо. Себе я возьму кофе. Кто-то хочет кофе? – Заплатив, Рита подвела их к стойке, где лежали салфетки, сахар, пластиковые ложечки, вилки и ножи, соль, перец и ещё всякое другое добро. Это уж совсем было непонятным для простых советских людей.
– И всё бесплатно?! Как же люди не разворуют всё это? – набирая сахар и ложечки, Лёня тихонечко спросил Риту.
– А чего ты говоришь тихо? Здесь нет КГБ, – в ответ она громко засмеялась.
– Кому это барахло нужно? – Рома был безапелляционным. – Оно лежит в каждом кафе. А домой – все давно уже наворовали...
А когда подошли к столикам и увидели в соломенных вазочках нарезанный хлеб, тут Лёня и Соня совсем растерялись.
– И это бесплатно?
– Да, люди покупают еду, и туда входит, наверное, цена на хлеб, – пожимая плечами, ответила Рита.
– Но каждый же может купить на копейку, а съесть вагон хлеба?! Нет? – не успокаивался Лёня.
– А кому нужен этот хлеб? Его на помойку нужно! – Рома опять прокомментировал. – Разве он похож на наш одесский?! Помнишь, круглая буханочка, серенький? Это был хлеб!
– Неужели, такой невкусный? – не поверила Соня.
– Не обращай внимания, – как-то без лишних слов сказала Рита.
Однако было видно, что Соня устала. Вначале присела на диван, отхлёбывая чай, потом, пригревшись, полулегла, потом, стесняясь, тихо спросила Риту:
– А полежать мне можно? Немного устала... – Она старалась, расспрашивала, слушала, вспоминала Одессу, но голос её уже почти не был слышен.
– Да, приляг, а я посижу возле тебя.
Лёня и Рома опять пошли курить. Ходили, гуляли, Рома размахивал руками. Но вскоре время кончилось, и Лёня, подойдя к дивану, где лежала Соня, сказал ей:
– Нам пора... Потерпи ещё немножко.
– Кстати, вы можете попросить таблетки в самолёте. Да, Лёня, чуть не забыла! – Рита достала из сумки пакетики, много пакетиков. – Это для твоей мамы конфеты, называются «M&M», или по-русски «М» и «М». Ей кто-то привозил из Нью-Йорка, и они очень понравились. Она просила, чтоб я передала их с вами. В самолёте сами попробуйте. Они вкусные, шоколадные.
– Спасибо, – поблагодарил Лёня. – Наверное, надо идти.
– Подожди. Хорошо, что вспомнила. У нас ведь ваши четыре посылки, мы не знали, что с ними делать?.. – спросила Рита.
– А я и забыл, надо же. Больше года прошло, как выслали.
– Как получили из Москвы, так они и лежат, вас ждали. Мы их не принесли сюда. Вы ведь не смогли бы забрать их сейчас. Надо будет выслать в Сан-Франциско...
– Я даже не знаю, что тебе сказать. У меня записано, что в каждой посылке, но эти бумаги в чемоданах. Может, ерунда какая-то. Рита, а они нужны будут мне?
– Смотря, что там. Я перешлю на мамин адрес, а там разберётесь.
– А когда заработаете, рассчитаетесь... – как бы шутя, но на самом деле серьёзно добавил Рома.
– Перестань! – Рита смутилась от Роминых слов. – Завтра позвоните, как долетели. Нам нужно держаться вместе. Счастливого полёта, вы уже в Америке!..
И опять объятия и поцелуи и, попрощавшись, они проводили их на посадку.
* * *
В самолёте внимательно рассматривали всех пассажиров – кто ещё из эмигрантов летит с ними в Сан-Франциско? Как будто бы таких не нашли, и возгордились.
– Лёня, я очень волнуюсь. А тут ещё с голосом... Немножко холодно мне, вентиляция... Смотри на них, – она показала на остальных пассажиров в самолёте, – почти голые. В шортах, руки голые, ноги голые... И вообще, как свободно они ведут себя...
– Хорошо, что голые, – подхватил Лёня. – Значит, летим туда, где тепло.
– Да, всё дальше и дальше от моей мамы... и от моей Москвы! – Она грустно посмотрела на Лёню. – Неужели я никогда её больше не увижу?
– Соня, – Лёня обнял её, – не надо об этом. У нас столько дел впереди. Тебе нужно голос возвратить, может, правда, попросить таблетку.
– Расскажи, что тебе говорил Рома? Я не могла поверить, что это он. Что с ним?
– Даже представить трудно. Проклинает Америку, ему всё не нравится. Они в Америке уже почти два года. Поселились в районе, где в основном снимают квартиры наши эмигранты. Называется Брайтон. Там, говорит, ужасно. Он всё ненавидит.
– Как же так, что с ним случилось?
– Не знаю. Ему ничего здесь не нравится. Помнишь, как он сказал о хлебе? А о помидорах! Их режь хоть на сто кусочков, говорит, помидором даже не пахнет. А эта безвкусная земляника, величиной в яблоко. Смех, говорит! Вначале охнешь, а потом не дотронешься. Хаял Америку, как мог. Рита, наверное, измучилась...
– Она мне многое рассказала. Сказала, что Рома – типичный неудачник. Приехали – год не работал, не смог устроиться, но и не очень старался. Язык не учит. Он стал невыносимым, ничего не делает, целый день проклинает свою работу, а чему-нибудь научиться не хочет. Всё время вспоминает Одессу. А Рита окончила курсы, работает программистом, хорошо зарабатывает, всем довольна. Очень устала. Чувствуется, что у них пахнет разводом.
– Ты что, серьёзно?
– Она мне говорила... Сказала, что если так будет продолжаться, начнёт искать работу в Сан-Франциско.
– Здесь немножко всё по-другому... – Лёня как-то занервничал. – Пошли в конец самолёта? Покурим? Ты не будешь, а я закурю.
– Само собой, я не буду. У меня горло пересохшее.
Они пошли в самый конец самолёта. К туалетам. Лёня закурил. Потом обнял Соню и, пригнувшись, показал ей на маленький иллюминатор.
– Смотри, где мы. Над Америкой, – шептал он, чтоб другие не слышали. – Просто не могу поверить в то, что происходит...