Гадкий цыпленок, или Гулливеровы драконы

Надея Ясминска
   Наверное, я начну свой рассказ с того, что всегда мечтал хоть ненадолго оказаться в сказке. Даже первая запись в дневнике была такая: "Хочу попасть в волшебство!". Годы спустя мой дневник показался мне слишком уж детским и я его сжег, но речь совсем не об этом.

   В сказке я готов был стать любым персонажем - принцем, королем, разбойником, пиратом... Хоть вездесущим провидцем-дедом, у которого "борода до пят, а глаза, как молнии, сверкают"! Думал ли я, что мне уготовано совсем другое место? Да еще такое привычно-обычное, что я не сразу его заметил.

   Но ближе к делу. Ближе к июлю двухтысячного года и тем жарким дням, когда под ногами хрустели высохшие желтые листья, почти как осенью.

   Мы с братом проводили лето у бабушки. Мне было двенадцать, а ему восемь. Стоит сказать, что деревянный домик, сад-огород и сама бабушка казались уголком прошлого в наступившем двадцать первом веке. Это место словно застыло с давних-предавних пор - деревянный уют без удобств, но с русской печкой, домашняя живность и сметана в глиняных горшочках.

   А если совсем близко к делу, то ранним утром меня вытряхнул из постели вопль брата:

   - Ди-имка! Димка-а! Глянь, посмотри, все как в сказке!

   За любую другую фразу, разбудившую меня в семь утра, Юрка получил бы крепкий подзатыльник. Но - "все как в сказке!" - этих слов я ждал, пожалуй, всю свою жизнь! Я спрыгнул на дощатый пол, нащупал босыми пальцами один тапок и выскочил во двор.

   Юрка, белобрысый и загорелый до черноты, нетерпеливо переминался с ноги на ногу.

   - Что кричишь? - с показным равнодушием спросил я. - Где твоя сказка? Показывай.

   - Пошли в курятник, - заявил брат.

   Признаюсь, это поубавило мой пыл. Ну что невероятного могло случиться в курятнике? В конюшне - еще куда ни шло. Во многих сказках упоминалась именно конюшня. Но курятник?.. Разве что одна из кур снесла золотое яичко.

   Я поплелся за Юркой. По дороге нас облаял хранитель будки Маркиз (глупая кличка для нескладной дворняжки), и я наступил босой ногой на щепку (не больно, но обидно). Наконец, мы оказались в курятнике, который пахнул курятником и был битком набит пестрыми курицами - почему-то обычные белые у бабушки не приживались.

   - Ну и где?  - спросил я, стараясь не вступить в опасные точки ногой без тапка.

   - Вот! - благоговейно прошептал Юрка, показывая на нечто, копошащееся в углу.

   Это нечто оказалось маленьким, жутко страшным цыпленком, покрытым редким пухом вперемешку с навозной коркой.

   - Что. Это. Такое? - стал медленно закипать я.

   - Ну, я же говорил, как в сказке. Помнишь, мама читала. Этот, как его... гадкий цыпленок!

   - Гадкий утенок, олух ты недоделанный!

   - Но это ведь цыпленок...

   - Цыпленок, утенок, страусенок, какая разница! Ты ради этого меня поднял в такую рань?

   - Так интересно же, разве нет? - округлил глаза Юрка.

   Я тогда разозлился не на шутку. Подумать только: семь утра, а я стою посреди курятника в трусах и одном тапке. Таки отвесив брату подзатыльник (несильный, правда - уж очень подкупали его невинные глазки), я побрел досматривать сон.

   А вот Юрка не угомонился. Следующие два дня он то и дело заглядывал в курятник посмотреть на своего "сказочного" цыпленка, который, к слову, становился все страшнее и непригляднее. Даже бабушке все уши прожужжал, но та только отмахивалась. Всяко, говорила, на свете может быть. И телята двухголовые рождались. А смотреть на чудо-птицу времени нет, хлопот по хозяйству полно.

   На третий день гадкий цыпленок пропал.

   Отыскался он весьма забавно - тогда, когда мы заметили, что Маркиз наотрез отказывается заходить в свою будку. "Никак, домовой там завелся", - пошутила бабушка. Мы с Юркой, слегка подрагивая от страха, заглянули в конуру и обнаружили там нашего гадкого цыпленка! Изловить мы его, верткого, не смогли, только заноз нахватали, так что остался он жить там. А Маркиз поселился на улице. Каждый раз, когда я проходил мимо и видел его, сиротливо свернувшегося возле будки, стыдил: "Здоровый псина, а выгнать какую-то мелкую заразу не можешь!". На что Маркиз лишь жалобно скулил и прятал нос в лапы.

   Гадкий цыпленок почти не высовывался из собачьей конуры, и постепенно мы забыли о нем. Даже Юркин интерес поутих. Неделю-другую нас занимали более важные вещи: купание в озере, лесные ягоды, домик на дереве, в общем, все то, что так редко доступно простым городским мальчишкам. Поздними вечерами, когда бабушка уже спала, мы тихонько, в ползвука, смотрели телевизор - обычно страшные фильмы, которые в деревне казались еще страшнее. И вот таким привычным вечером Юрка вдруг застыл, округлив глаза. Они у него и так большие, а в тот момент и вовсе превратились в два кошачьих блюдца.

   - Ага, испугался! - толкнул я его локтем. Но брат ткнул дрожащим пальцем не в экран, а в окно за ним.

   А там, в нашем дворе, полыхал приличных размеров костер! Мы выскочили - горела будка Маркиза. Сам пес почему-то не лаял, а лишь жалобно поскуливал в сторонке.

   - К колодцу, быстро! - скомандовал я. Ведро, другое, и мы погасили пожар. Хорошо, что Маркизова будка стояла отдельно, посередке двора, и огонь не перекинулся ни на что другое.

   - Цыпленок! - вдруг заплакал Юрка. - Мой цыпленок! Он ведь все время там сидел... Он сгорел!

   - Да погоди, - стал утешать его я. - Он дурак, что ли, - сгорать? Убежал он, чудик твой!

   - Ку-уда-а он мо-ог... - начал было всхлипывать брат и вдруг умолк. Потому что прямо из еще дымящейся будки выскочил комочек, весь в саже, и побежал, хлопая крыльями, к родному курятнику.
 
   - Цыпленок! - закричал Юрка. - Живой!

   Мы кинулись за ним и ворвались в курятник, порядком распугав сонных пестрых кур. Цыпленок метался туда-сюда с хрипением, чем-то напоминающим рык. Наконец, нам удалось загнать его в угол, и...

   Юркины глаза-блюдца превратились в миски. А моя челюсть отвалилась и точно укатилась бы куда-то, если бы не была прочно прикручена к голове.

   То, что мы с самого начала приняли за уродливый клюв, оказалось на деле маленькой пастью с довольно острыми зубками. А навозная корка при ближайшем рассмотрении превратилась в чешую. И крылья, с ноготь длиной, пока не сформировавшиеся, но не как у птицы, а как, скорее, у летучей мыши...

   В общем, это был вовсе не гадкий цыпленок. Это был крошечный дракон.

   Ко мне, как к старшему по возрасту, первому пришел дар речи.

   - Этого н-не м-может быть, - выдавил я.

   - Так ты видишь то же самое? - прошептал брат.

   Нет, давайте еще раз. Чуть заостренная мордочка - теперь на ней были видны ноздри размером с булавочную головку, из которых тоненькой струйкой шел дым. Передние лапки в сантиметр, прижаты, оттого мы их раньше не замечали. Хвост... он раньше не был таким длинным, там появились зеленые шипы, точь-в-точь елочные иголки.

   Глаза не обманывали. Дракон!

   - Не может быть, - еще раз повторил я.

   Дракончик сел в углу и сердито засопел, поглядывая на нас желтыми глазками. Его раздражение и досада были такими очевидными, словно он хотел сказать: "Ну что ж, вы, люди, жить  мешаете!". А потом он... чихнул. Просто чихнул, сплевывая при этом сажу.

   - Что будем делать? - шепнул Юрка.

   - Давай... покараулим, - это первое, что пришло мне в голову. - Ловить пока не надо, а то с перепугу подпалит весь курятник. Здесь подождем, в дверях, пока не заснет. А заснет, мы его - цап! - и в банку.

   Брат молча кивнул, и мы сели у самых дверей, чтобы наше маленькое чудовище не выскочило во двор. Дракончик немного потоптался в углу и направился к одной из несушек. Мы невольно напряглись: съест! (Пусть курица и больше его в пять раз, но это же дракон!) Однако дракончик, как настоящий цыпленок, уткнулся в ее пестрый бок, а курица заботливо прижала его к себе крылом.

   - Вот досада, - поморщился Юрка. - Нам оттуда его незаметно не достать.

   - Тсс, подождем, - шикнул я.

   Так мы просидели где-то час - тихо, почти неподвижно, прислонившись к дощатой стенке. Не очень-то легко это было: августовские ночи довольно прохладны, а сон, который мы упорно старались игнорировать, словно подвесил к нашим векам по маленькому грузику. Но стоило мне перевести взгляд на спящую мордочку дракона, виднеющуюся из-под куриного крыла, как я тут же вспоминал, зачем мы здесь. И сон отлетал в сторону - увесистым мысленным пинком.

   И мы дождались того, чего не ждали ну никак - уж простите за путаность слов.

   Дальний угол курятника блеснул голубоватым светом, как будто включился забытый там карманный фонарик. Из этого света появились они. Человечки ростом с мою ладонь. В рыжевато-желтых плащах. Их было четверо; двое из них волокли яйцо, очень похожее на куриное, только зеленого цвета и все в ямочках, как шарик для гольфа. Они пронесли это яйцо в другой угол и подложили к обычным, под бок спящей пеструшке. Один человечек издал тонкий, прерывистый свист, и дракончик, дремавший под теплым крылом, тут же проснулся и приковылял к нему.

   - Ну нет, - прошептал Юрка. - Вот этого точно быть не может. Мы спим. Это сон. Сейчас проверю...

   И со всех сил ущипнул меня за ногу.

   Каюсь, я не удержался. И взвыл во весь голос.

   Человечки так и застыли на месте, а потом кинулись врассыпную. Кто-то из них вытянул обратно зеленое яйцо и стал подкатывать его обратно, к свечению. Кто-то схватил за крыло нашего гадкого цыпленка и потащил за собой. И пока я пытался сообразить, что к чему, все они исчезли в углу с голубоватым светом.

   - Эй! - наконец крикнул я. - Постойте! Пожалуйста!

   Но, кинувшись к углу, я понял, что опоздал. Угол был как угол, уже без сияния и даже без единой дырки. Маленький проход закрылся, а человечки с зеленым яйцом и дракончиком бесследно исчезли.

   - Болван! - Я хлопнул себя по лбу. - Идиот, олух! Ты зачем это сделал?!

   - Как зачем? - удивился Юрка. - Я тебя ущипнул, чтобы мы проснулись. Вот мы и проснулись. А они пропали.

   - Мы их спугнули!

   - Да кого спугнули-то? Они же нам приснились!

   - Человечки? Приснились? Нам обоим сразу?

   - А что, не бывает такого?

   - Конечно, нет! - Я старался перекричать возмущенное кудахтанье кур, которые проснулись от наших голосов и стали выделывать круги по курятнику. - И ты прекрасно знаешь!

   - Это был сон, - упрямо заявил брат. - Вот завтра бабушке расскажу, она точно знает. - И он вышел, явно желая досмотреть этот сон уже в теплой кровати.

   Я поднял кое-что с пола и пошел вслед за ним.

   Наутро Юрка доложил обо всем бабушке. Он утверждал, что это сон, и высмеял меня, верящего в маленьких человечков и дракона. Но у бабушки, как всегда, нашлось свое объяснение.

   - Никак домовые к нам приходили, - охнула она и перекрестилась. - Только бы коза не заболела.

   А я больше не спорил с братом. Сон так сон.

   Он ведь никогда не верил в сказки и не мечтал туда попасть. Даже в четыре года, когда мама читала ему про ковер-самолет и скатерть-самобранку, он важно заявлял: "Не бывает!". Так зачем же навязывать ему то, от чего он так упорно отмахивается? Пусть считает, что дракончик нам приснился. Что был просто уродливый гадкий цыпленок, который потом сгорел в собачьей будке. А сама будка вспыхнула от брошенного кем-то окурка. Пусть. Я ведь точно знаю, что это не так.

   Потому что в ту ночь я поднял с пола маленький рыжевато-желтый плащ. С капюшончиком и золотой застежкой. Я до сих пор храню его между страниц книги "Путешествия Гулливера".

   Конечно, я много раз тайком ходил в курятник, и ночью, и среди дня. Но больше ничего необычного там не происходило. Ни странных цыплят, ни человечков, ни голубоватого свечения не было. Что же все-таки тогда произошло? Я много думал. Быть может, существует параллельный мир, жители которого не больше нашей ладони. Ведь описано же такое в истории о Гулливере! И в этом мире есть драконы, которые тоже совсем невелики. Малыши ростом с цыплят, а взрослые, должно быть, где-то с курицу. Там они не монстры, нет, иначе не бежал бы так наш гадкий цыпленок на свист маленького человечка. Скорее вроде помощников или домашних животных. А к нам этих лилипутов привело то, что в их мире драконы почему-то не вылупляются из яиц. Вот они и подкладывают драконьи яйца к нашим несушкам, а потом забирают детенышей.

   Почему? А если в их мире не осталось взрослых драконов и эти малыши -  самые-самые последние? Кто знает. Пока что это только мои фантазии.

   Лето закончилось, началась школа. Мы с Юркой вернулись в город. Я ужасно не хотел уезжать, но утешала мысль о том, застигнутые врасплох человечки все равно не вернулись бы в наш курятник, их нужно искать в другом месте. И я решился показать найденный мною плащ учителю биологии. Это был замечательный старик, немного странный и очень умный, который почти не расставался со своим микроскопом.

   Он долго изучал мою находку и делал какие-то анализы, затем сказал мне:

   - Занятный сувенир. Где ты его раздобыл? Клянусь, это листья падуба парагвайского, обработанные вяжущим составом для скрепления волокон. А застежка из золота. Тончайшая золотая проволока искусной работы.

   Я затаил дыхание и, наконец, спросил:

   - А где растет падуб парагвайский?

   - Ну... - Учитель пожал плечами. - Южная Америка. Бразилия, Аргентина, Уругвай и Парагвай.

   Стоило ли говорить, что эти слова показались мне песней?

   Возможно, те страны и не имеют никакого отношения к моим человечкам. Но сердце подсказало, что мне нужно отправиться именно туда.

Пока на этом и заканчивается моя история.

   Я перешел в класс, где изучают испанский язык. И постоянно читаю книги о Южной Америке, чтобы, как только я окончу школу и накоплю достаточно денег, отправиться туда. Но моей любимой книжкой остается "Путешествия Гулливера", где я храню свою бесценную находку.

   Помните, я говорил в начале, что в сказке мне уготовано совсем другое, такое привычное место? Так вот, о лучшем я не мог бы и мечтать. Потому что это особенная сказка, моя, где мне предстоит самая интересная роль - быть просто собой.