Жил как-то в городской блочной девятиэтажке один надёжный квартиросъёмщик. Заселился он сравнительно недавно, но существовал мирно и сам по себе, безо всякого семейного отягощения. То есть кое-кто даже завидовал такой птичьей свободе человека, когда ты днём и ночью сам себе хозяин и находишься на самообслуживании в виде прислуги для крайней необходимости, пельменного повара и посудомойки раз в месяц. И это всё в одном знакомом по зеркалу лице. Как его угораздило и в пятьдесят лет не окольцеваться, он с нами этим секретом не делился даже в неслужебное время за игорным столом, уставшим от забивания на его столешнице козла. Зато по остальным жизненным вопросам в пререкания вступал охотно и с пламенем в глазах. И по его речам сразу было видно и слышно, что это большой головы человек. Почти государственной, которой и не всякая шапка впору. Любил он посреди двора в ясную погоду, а если слушатель находился, то и в ненастье, развивать свои теории до полного изумления публики и любопытных старух. А если народу было более двух, то наш сосед порой нёс такую заумь и околесицу, что у слушателей мозги парились репой и хотелось до старости лет ходить в библиотеку и черпать из её фондов разные познания из областей наук лично тебе не нужных, но с благой целью догнать и перегнать оратора в самообразовании.
Звали жильца подозрительно длинно: Хуан- Клементий Посадоблев, и был он не коренной еврейской национальности, но под два метра ростом и чуток менее в обхвате. Вот этот физический избыток и позволял Климу безо всякого огляда на среду обитания насаждать в головах соседей разные теоретические выкладки его мозговых извилин. В чём он, собственно, и преуспел, так как очень памятливо не любил оппонентов в споре и не давал им спуску ни днём, ни ночью. Мы-то давно к этому привыкли, и застигнутые, бывало, врасплох, по полдня следили за полётом мысли соседа, порой искренне удивляясь плодовитой к хитросплетению способности человеческого разума. А вот случайным гостям приходилось туго, если кто-то пытался думать и говорить поперёк учёным выкладкам Клима. Вплоть до рукоприкладства с высоты двух метров.
Однако, не все тезисы учёного соседа были пустым сотрясанием воздуха. Порой даже одинокий и совершенно сторонний наблюдатель оставлял последнее слово за Климом, проникаясь почтительной верой в теории дворового проповедника.
Первоначально прожив безвылазно в своей новой съёмной квартире с месяц или более, Клим как-то воскресным весенним днём свободно подошёл к старожилам двора, беседующими на вольную тему о начальстве и бабах, перезнакомился со всеми за руку и тут же взял быка за рога:
--А с чего бы это, други мои, у человека отсутствует хвост?- и он расплылся дружеской улыбкой.
Мы, угадывая свежий анекдот, тоже повеселели с лицевой части, а кто-то из предпенсионной молодёжи даже откликнулся мелким смешком, мол, чтобы под ногами не путался, когда ты в общественном транспорте или бане. Клим первоначально тоже вроде как бы хихикнул, но тот же час посуровел даже голосом:
--Отнюдь, господа хорошие, вовсе по другой причине. Ведь только стоит хорошенько, не ленясь, подумать и не поверить на слово Дарвину, как истина сама откроется всякому здравомыслящему. Человек лишился хвоста не по причине эволюции и естественного отбора, а по собственной воле и в силу жизненных обстоятельств. Едва наладив производство каменных топоров и верхней одежды, плотно утвердившись на своих двоих, первобытный пращур понял, что верхолазничать по деревам или заметать следы на песке уже для него не солидно. А так как хвост стал обузой, то и пошёл доисторический предок на добровольное усекновение пришедшего в негодность рудиментарного пережитка прошлого, благо топор всегда находился под рукой.
В этом месте мы, ещё не привыкшие к мыслительной глубине изысков Клима, готовы были возроптать, а засомневавшийся в полный голос Николай Павлович с первого этажа даже плюнул с презрением, правда, в сторону песочницы. Вот тогда-то новосёл первый раз смерил Петровича пронзительным взглядом и показал своей клешнёй фокус, понятный любой мухе и таракану. И мы сразу уяснили всю вредоносность околонаучных споров с нашей стороны. Клим же спокойно разъяснил:
--А как же иначе? В те далёкие времена все мартышки, включая ископаемых человекообразных, были на одно лицо, как сейчас китайцы и монголы. Потому-то праотец наш и поднял топор на лишнюю плоть, чтобы навсегда отделиться от стада. С той самой поры и повелась мода на купирование хвостов, как ныне ушей у некоторых представителей собачьего племени. А по истечении какой-нибудь сотни столетий, хвост сам собой уменьшился до размеров копчика. Я понятно излагаю этот исторический процесс, господа?
--Ясно, то ясно,- дёрнул меня чёрт откликнуться,- но это голая теория околонаучных идей, никак не подкреплённая фактами. Так что…
--Так что,- перебил меня знаток хвостов,- надо иногда заглядывать в популярные журналы и следить за публикациями научных трудов из развитых стран Африки. Ведь о чём говорят массовые захоронения хвостов у истоков Замбези на востоке Чёрного континента? Окаменелые останки этих рудиментов, по выводам местных и маститых учёных, соответствуют времени становления человекообразных на собственные ноги, а погребённые там же на могильниках ритуальные каменные топоры и зубила неопровержимо доказывают о проводимых первыми людьми хирургических операциях по приданию человеческого облика будущему царю природы. Сейчас к захоронениям этих отростков открыт свободный доступ туристов и естествоиспытателей, как на юге Зимбабве, так и на севере Судана. Поэтому, чтобы не отставать в развитии, крайне необходимо пытливому человеку следить за полётом смелой антропологической мысли как на любом континенте, так и в колыбели человечества,- и Клим победным шагом удалился от нас к подъезду своего жилища.
Вот с той поры мы и поверили в учёность соседа, в неординарный разбег его мысли и способность вгонять в тоску непротивления злу насилием. Тем более, что не верящий на слово Николай Павлович с первого этажа на другой же день после лекции о хвостах сподобился попасть в больницу с лёгким сотрясением сомневающихся мозгов, поскользнувшись на ровном месте в сухую и безветренную погоду.
Но это было лишь началом познания мира со стороны доселе нам неведомой. То есть началось общее прозрение как нашего двора, так, через некоторое время, и соседних. И длилась эта дымовая завеса умов до конца лета, за исключением дождливых выходных. То есть, считай, до поздней осени, когда гражданин Посадоблев съехал с занимаемой жилплощади без отвального вечера и объяснения причин бегства. То ли криминал на него наехал, то ли семья обнаружилась, то ли круг общения стал узким, только отбыл Клим самостоятельно, без нажима с нашей соседской стороны, и провожал его тёмным вечером лишь один Николай Павлович с первого этажа. Душевно, говорят, провожал, с обещанием ещё не раз заявиться в гости с физической подмогой ближних родственников. А у нас такой научный ко всему интерес проснулся, что стали мы делиться популярными журналами, ходить в библиотеку словно на работу и отвергать выводы фундаментальных наук как мракобесие, вспоминая при этом добрым словом, а то и как придётся, дорогого наставника.
Вот, например, сидим, курим и кое о чём разговариваем друг с другом по-соседски. Всё больше о чём-то затёртом и давно известном. Но тут появляется Клим и с места в карьер:
--Общий привет, господа на отдыхе! Всё смолите, лёгкие и среду не бережёте. Вон, Николай Павлыч и побриться не успевает, хоть ему-то с первого этажа самый короткий путь до скамейки.
--Так сегодня выходной,- вмешивается другой Павлыч, Лаврентий,- надо и лицевой растительности передышку давать. Хорошо бабам, голышом ходят всю жизнь без бритвенных приспособлений. Появляются, правда, у некоторых усишки, да и то врастопырку и под старость.
Тут конечно всеобщий смех и анекдоты про обволосатевших не в меру гражданок и прочее бритьё ног молодым поколением, а Клим на полном серьёзе:
--Отнюдь не всё так просто с волосяным покровом человека. Ведь как утверждает Королевское географическое общество Нидерландов и всей Голландии, изначально людское племя, до изобретения костра и расселения по пещерам, имело одинаково окладистую растительность на лице и густую шерсть по всему телу. Весьма и весьма обильную, без различия по половому признаку.
--Это как же?- заинтересовался я.- Все поголовно волосатые, включая и детей?
--Вне всякого сомнения,- и Клим начал разжёвывать нам простую истину:- В те незапамятные времена первобытный народ пользовался не только органами зрения, как мы сейчас, а более всего полагался на осязание и обоняние. Ведь и до сей поры мартышки дорогу друг к другу по запаху находят и, несмотря на шерсть, производят потомство, доверяясь осязанию, как мы сейчас сладкозвучной речи обольстительницы. Да и у нас интуитивный инстинкт сохранился, ибо даже в глухую ночь почти любой человек может засандалить другому в глаз или в иное интимное место.
--По твоему выходит, что женщин обрили с ног до головы насильно. В угоду мужскому осязанию, чтобы самец ненароком не ошибся в выборе?- это Николай Павлыч с первого этажа нервничать начал.- Женский пол после усекновения хвостов опять страданиям по удалению шерсти подвергся?
--Отнюдь,- успокоил Клим.- В те первобытные времена, когда ископаемый мамонт попирал окрестности, а саблезубый тигр точил клыки на мягкотелого человека, мужчины, сбившись в стаи, начали охоту на дикого вепря и прочего парнокопытного зверя за-ради съестных припасов для всего стойбища. И только шерсть спасала их от снега, пыли и гнуса. Вот так мы с незапамятных времён и закалились. А что волосяной покров со временем под одеждой вытерся, да бороды бреем от нечего делать, так это всё изнеженность эволюции и отрыжка цивилизации. А придёт суровая година первобытного испытания, вмиг шерстью обрастём и внутри, и снаружи так, что не только убоимся ближнего, но и себе доверять перестанем.
--Это с какой такой стати?- почти хором спросили мы.
-- А с такой, что согласно цикличной теории развития вселенной, не то чтобы сразу, а немного погодя, и оледенение надвинется, и потоп всемирный нагрянет всенепременно, и шерстью наш будущий потомок покроется пуще прежнего.
--Да тут и без твоих предсказаний ясно,- вновь оживился Николай Павлыч с нижнего этажа,- Это тебе любой астролог или экстрасенс предречёт и поэтапные сроки земных потрясений предскажет. Но ты-то о женщинах озаботился.
--А что тут говорить!- Клим даже со скамьи приподнялся, готовясь уходить и тем самым выказывая полное пренебрежение к женскому вопросу.- С этим всё предельно ясно. В предгорьях Гималаев с особо развитыми приматами проводили серьёзные научные опыты, как за усиленное питание, так и на принудительной основе. Тут-то доподлинно и выяснилось, что в то время, как самец бегает за дичиной или копает съедобные коренья, самка греется в пещере возле костра, прикрываясь детёнышами и шкурами. И пока глава рода с дротиком и дубьём преследует дикого кабана или отлучает от воли другую полезную скотину, так называемая женщина, беспрерывно развивая речевой аппарат с товарками у тёплого очага, постепенно освобождается от ненужного в пещере собственного волосяного покрова, который её уже не грел, а мешал применению цветочных притираний и другой первобытной косметики. Таким образом и отсидела она задницу до месячных критических дней застойного явления за что и по сей день расплачивается. Вот так, как свидетельствуют шумерские клинописи, избавилась ваша сестра от излишней растительности и стала гладкой словно облупленное яйцо. В одном месте только сохранила, да и то от вредности, чтобы мужик издали мог соблазниться видимостью интимного равноправия и погреть руки в кучерявых зарослях, простите, господа, за непристойные подробности.
Клим плюнул под ноги обществу и ушёл восвояси, а мы поняли тогда, что он ярый феминист и женоненавистник, то есть не бьёт копытом перед чужеродным полом, а относится к нему как к исторической неизбежности и стихийному явлению природы.
А уже перед самой выселкой Посадоблева из нашего дома мы ещё раз убедились сколь широки познания Клима в областях не только фундаментальных наук, но и в их прикладных проявлениях в виде медицинской хирургии. Как-то раз, после познавательно-развлекательной программы «Жить здорово» научного врача Малышевой о пользе мужского обрезания, мы за банкой пива развернулись в громкой дискуссии на эту безжалостную тему. Все сходились на том, что от усекновения крайней плоти больше вреда, чем пользы, но вот откуда произрастает этот корень зла не могли докопаться всем нашим коллективным разумом, тем более, что укороченной мужской гордостью хвастаться никому среди нас не приходилось.
--А всё это очень просто объясняется,- вдруг послышался голос Клима невесть откуда слетевшего на наш спор.- Да, други мои, всё очень просто и разъяснено это ещё в Ветхом Завете, если правильно читать между строк и шевелить собственными извилинами. Кстати, о возникновении этого жестокосердного обряда учёному миру поведали и египетские иероглифы на саркофагах знатных особ.
--Прямо так и поведали,- тут же вмешался Николай Павлыч с нижнего этажа,- и не всем во весь голос, а токмо избранным и шёпотом?
--Отнюдь,- тот же час парировал Хуан- Клементий Посадоблев,- вопрос обрезания изучен и научно объяснён прогрессивному человечеству трудами талмудистов, египтологов и архивистов довольно давно. И не вина этих академически образованных мужей и дам в возрасте, что некоторым представителям человечества недосуг заглянуть в монографии, трактаты и прочую популярную среди естествоиспытателей литературу.
--И что там про эту пыточную несуразность сказано?- хором спросили мы.
--Согласно древним манускриптам и папирусам, безбедная жизнь приветствовалась даже первобытным обществом. Но давалась она, как приз, только людям трудолюбивым и старательным. Кто-то богател посредством разведения тучных племенных скотов, а кто-то посредством возделывания пахотных и целинных земель. Вот на Ближнем Востоке, а в частности у древних и тогда уже хитрых евреев, зажиточным считался человек с обильно плодоносящим виноградником, ибо вино было в ходу не только у иудеев, но и в землях, которые винной ягоды не рождали никогда. К тому же тут тебе и изюм, и кишмиш, и прочее сусло с алкогольным градусом. И вот в это разнокалиберное для землян время, древний еврейский землероб опытным путём определил, что ежели виноградную лозу вовремя обрезать, то она будет плодоносить более обильно и качественно. Вот тогда-то, заметьте, не с пустого места, древний, хотя и малограмотный иудей, смекнул, что если произвести кое-какое усекновение мужеского корнеплода ещё в детстве, то впоследствии такой индивид, по примеру той же лозы, будет способен дать богатый приплод детей и подростков. А это ведь дополнительные работные руки и как следствие – приумножение богатства большой трудолюбивой семье. Эксперимент или принуждение к нему, видимо, удался на славу, потому как был закреплён во всех, считай, восточных зарождающихся верованиях. То есть никто более не мог отвертеться от процедуры обрезания, как неминуемого в молодой жизни праздника, что в конечном счёте даже сплачивало не только первобытные коллективы, но и все последующие колена, вплоть до наших дней.
--А мы-то чего отстали?- спросил с ухмылкой Николай Павлыч всё с того же этажа.
-- А что обрезать-то при нашем климате?- это уже стал разъяснять я.- Виноград у нас не произрастает, груши-яблоки и без обрезания ветки ломают, а детей строгать не хуже прочих наловчились.
В ответ наш коллектив дружно закивал головами, явно гордясь готовностью к родопродолжению в любую погоду и безо всякого посягательства на плоть, хоть и крайнюю.
Да что тут говорить и вздыхать! Пока Клементий не освободил жилплощадь, мы жили как в избе-читальне, познавая всё новые и новые горизонты науки, особенно по выходным. Более мелкими выводами своей головы он мог поделиться с нами и в будние дни, как бы налету и мимоходом. Скажем, раз под вечер в понедельник гражданин Посадоблев заметил нам с Николаем Павлычем с первого этажа, когда мы покуривали, пуская дым в звёздное небо:
--Да-а, навряд ли есть жизнь на Марсе. А если и была, то вся извелась из-за неприспособленности местных условий для среды обитания.
Павлыч аж дымом поперхнулся, но спросил:
--С чего это ты взял? Ведь марсианские луноходы ещё своего веского слова не сказали. А жизненные молекулы даже в Антарктиде обнаружились под толстым слоем льда и снега.
-- Ну и что?- как-то устало и нехотя ответил Клим.- Вот ты без подсказок трезвой головой подумай. Как марсианину плодотворно трудиться в две, а не то и в три смены, если у них на Марсе сутки длятся 25 часов? Как поровну время поделить без обид и потрясений? То-то и оно…- и он гордо удалился в свой подъезд, не задев нас вниманием и оставив наедине с такой железобетонной арифметикой.
Много ещё разных загадок своего ясного ума и трезвой памяти подкидывал Клим нашему обществу. Помнится уже перед самым отъездом сказал нашему собранию:
--Прямо дым волоком по всей жизни. Всё в тумане и ничего не меняется. И север всегда сверху, и восток по правую руку. Вот вчера в одной интеллигентной компании с весьма просвещёнными дамами подробно ознакомились с новейшими произведениями нашей и зарубежной порноиндустрии. Казалось бы, и артисты новые, и интерьер другой, а всё едино, как и десятки лет назад. Та же утомительная монотонность возвратно- поступательных движений физически развитых тел при давно обжитом ракурсе. Никаких новаций и рационализации. Даже в этом, казалось бы завлекательном мероприятии, полный застой и стагнация. Как я понимаю поэта, воскликнувшего:
Взошло бы солнце с запада,
Развеяло печаль,
То денег нет, то пахота,
То муха прямо в чай,- и он грустно зашаркал по ступенькам крыльца.
А потом Клементий съехал, как тут и не жил, без прощальных речей и застолий. И ведь грустно стало без его умопомрачительных идей и литературных выкладок вовсе не придурковатого с виду человека. И остался лишь вослед ему дым волоком по бездорожью.