ГЛАВА 16.
ДВА ГОЛУБИНЫХ ПЁРЫШКА.
Утром у входа в ясли Марину поджидала Наталия Стрельникова.
Она окинула спокойным взглядом тощую фигурку, скромное платьице из «марлёвки» – остромодное одеяние обитательниц московских трущоб, дешёвые босоножки. Слегка вскинув бровь, метнула взгляд на «горилл».
– Доброе утро, – тихо с достоинством произнесла. – Сейчас, конечно, не совсем подходящее время для подобного разговора, но я из-за Вас, Марина Владимировна, не сомкнула ночью глаз.
Спокойный мелодичный голос был скорее нейтральным, чем прохладным. Безукоризненное воспитание сквозило в каждой чёрточке интеллигентного ухоженного красивого лица.
– Причина более чем веская: Алексей потребовал развода. Ваша идея?
Держалась культурно, только чуть покрасневшие белки глаз выдавали волнение.
– Доброе утро, Наталия Николаевна. Нет, идея не моя. Мало того, между нами её и не могло возникнуть.
– Вы же вчера весь вечер были вместе! – дрогнувший голос на долю децибела повысился. – Мишенька почти ничего не рассказал. Видимо, Алексей его попросил молчать, – лёгкая обида всё же проскользнула в тоне.
– Я не разбиваю семей, уверяю Вас. Об этом сразу сказала Вашему мужу. И говорю при каждой встрече, не переставая, прошу оставить меня в покое, жить с семьёй и законной супругой, то есть, с Вами, Наталия. Не моя инициатива встреч и контактов здесь, в саду. Никогда не давала повода ни Алексею, ни другим женатым мужчинам. Я замужем пока. Не в моих правилах сиротить детей. Сама мать, и понимаю, что ожидает ребёнка в неполной семье после развода.
Опасливо покосившись на «наружку», вздохнула тихо и продолжила:
– Нас «слушают», но если Вас это не смущает, говорите всё открыто. Я обещаю спокойно принять любые сведения и обоснованные обвинения.
– Хорошо, я скажу, – выпрямившись, вскинув гордо голову, посмотрела с царским апломбом. – Марина, я никогда не дам развода Алексею. Запомните это. Он навсегда остается супругом, отцом, зятем. Нашим. Останется в клане Винниковых-Стрельниковых. Вам достанется лишь унизительная участь любовницы и в наш круг никогда не попасть, никакими уловками. Если Алексей и появится с Вами в приличном обществе – Вас просто не пропустят, только лишь его. Предупреждаю сразу: останетесь на улице, перед закрытой дверью, отвергнутой и опозоренной!
– Ошибаетесь, Наташа – он уйдёт со мной. «Любовница» – не унизительное прозвище, а чудесное слово и должность. В нем содержится то, что от Вас ушло – любовь. Пришла ко мне. Видимо, в Вашем сердце ей стало неуютно и холодно. Если эта должность – единственная возможность её испытывать постоянно, принимаю с низким поклоном и искренней благодарностью, – присев в глубоком книксене служанки, покорно склонила голову перед породистой спесивицей. – Благодаря Алексею, я познала настоящее женское счастье. А круг… Его любовь возместит стократно отсутствие Вашего высшего столичного общества и мнимых друзей-лицемеров псевдоголубых кровей.
Встав, выпрямившись, вскинула гордо и вызывающе светловолосую голову, прикрыла ресницами зелёные глаза, в которых плескался откровенный смех: юный и беззлобный. Жаль было отчаявшуюся, нелюбимую, навязанную жену Лёши. Теряя любовь, Натали не смогла сохранить достойного лица.
– Богатство и высокое положение – не всегда признак породы, и уж точно – не гарант искренности чувств, настоящей любви. Напротив, она чаще прозябает в грязи. Искренние сердечные чувства же сословий не ведают вовсе, имя им – Воздух и Свобода.
Стрельникова уже пару минут стояла с раскрытым ртом, поражённая столь дерзкими словами юной нищенки из низов. Опомнилась, покраснела и выпалила, не косясь на машину «слежки»:
– Что уж позорнее, чем любовница? Только потаскуха привокзальная!
– Не имела чести их знать лично и лицезреть воочию. И Вам, Наталия, не советую. Извините, полы ждут. Я ещё и поломойка. Куда уж ниже, верно? Только ад! Ничего, и там порядок наведу! С паром и горячей водой чище выйдет – отменная дезинфекция!
Прыснула в сторону, опомнилась, свернула балаган.
– Приношу извинения. Время. Честь имею, сударыня!
Поклонившись, Мари обошла взбешённую молодую женщину и направилась по дорожке к корпусу.
– Он никогда не будет твоим! – визгливо выкрикнула Наталия, растеряв интеллигентные привычки напрочь.
Не побоялась оскандалиться – многоэтажные дома вокруг яслей, утро, будний день, лето, окна и балконы раскрыты!
– Будешь довольствоваться остатками, как побирушка! За Христа ради… как воровка…
– Остатки всегда сладки, – полуобернувшись, ответила с дружеской улыбкой.
Вдруг заметила, что позади москвички в седьмом колене появился возмущённый законный муж, Алексей. Ждать развязки не стала.
– До встречи, Наталия!
Приветливо кивнув и мужчине, пошла в корпус, не оборачиваясь.
Передёрнула острыми плечами от отвращения: «Мерзкая сцена вышла. Как же я не люблю подглядывать за чужими сварами – своих хватает! Ещё и наблюдатели. Славный отчёт ляжет на стол начальства».
Через полтора часа Мишутку привела… Наталия.
Как ни в чём не бывало, попрощалась с сыном, держа лицо безмятежным и прохладным.
Уловив хищное любопытство в глазах родителей, дёрнулась, нервно поправила безупречную чёлку и подошла к воспитателю.
– Доброе утро, Марина Владимировна. Миша плохо спал сегодня. Присмотрите за ним, пожалуйста. Если можете, уделите мне пару минут, – метнув красноречивый взгляд на дверь, слегка побледнела.
– Здравствуйте, Наталия Николаевна! Присмотрю, не волнуйтесь.
Взяв её за локоток, двинулась на улицу, оглянувшись на «кавалера» на сегодняшний день, Гогу Паидзе.
– Остаёшься за старшего, родной. Я на три минутки, обещаю.
Вывела женщину из корпуса, завела за угол: северная стена без окон.
– Слушаю Вас.
Постояв минуту в молчании, она отвела глаза и покраснела. Подняла повлажневший взор.
– Прошу прощения за недостойное поведение утром. Сказалась бессонная ночь и излишне эмоциональный разговор с мамой. Не стоило ей говорить, пока всё не стало бы очевидным, – покачав головой, виновато улыбнулась. – Её словами говорила. Самой неловко. Часть разговора о разводе остаётся в силе, – боролась за целостность семьи до конца. – Мужу развода не дам, потому что для меня это обернётся одиночеством – потеряю и сына. Я их обоих люблю. Сын без отца погибнет, поскольку при разводе по закону останется со мной. Алексей несомненно будет настаивать на проживании Миши с ним, в силу психологической привязки, и выиграет тяжбу. Я не отдам Вам своего сына. И не надейтесь на это. Вам не сыграть на любви к отцу, забрав и его сына.
– Три минуты вышли. Меня ждут тридцать семь человек. Я всё поняла и сказала ранее. Повторяться не стану, – выдержав спокойный тон беседы, улыбнулась. – Женщины ничего не решают – сами понимаете, неглупая девушка. Миром по-прежнему правят мужчины. Они вершат историю и судьбы. И выбирают. Всего доброго.
Повернувшись, быстро ушла в группу – работа ждала и малыши.
«Не до бабских разговоров, тем более, пустых и безрезультатных! Алексей кашу заварил, ему расхлёбывать. Я не требовала развода и не надеялась на чудо. Чудес в моей жизни не водится – не та среда обитания. В ней только беда да нужда благополучно плодятся и цветут пышным цветком, что так пахнет смертью».
Вечером за мальчиком пришли дедушка с бабушкой.
Девушка была просто облита презрением и негодование, спесью и лицемерием по самые ноздри! Не в лицо, а за спиной, в разговорах стариков с воспитателями и замом, с родительницами. Шушуканье и косые взгляды могли прямо свалить с ног в грязь и прах земной!
Только все упустили одну важную деталь: Марина вышла из грязи и праха, из самых низов, простолюдинка. Разговоры и взгляды были глубоко безразличны. Упрекнуть, стыдить себя было не за что.
Каждую встречу с Лёшей не переставала говорить, чтобы отстал и жил своей жизнью. Не слушал и не желал ничего понимать, упрямо продолжал идти к своей мечте: жить с ней и сыном одной семьёй, стать, наконец, счастливым и свободным.
Проводив Винниковых-старших, Бэла Аркадьевна подошла к ней, поглядывая на редких детей, оставшихся в группе – последыши.
– Ты так и не выбрала время прийти ко мне, – спокойно разговаривая, внимательно присмотрелась. – Как вчера прошёл разговор?
– Осёл.
Бэла замерла, услышав короткое хлёсткое слово, недоуменно вскинула густые смоляные брови, долго думала, к чему бы это, потом вздохнула, догадавшись.
– Заупрямился?
– Ишак.
– Поняла, – с улыбкой покосилась на возмущённо девичье лицо, погрустнела. – А ты всё ему?..
– Да. Тщетно. Стена.
– Яхве! – испуганно прошептала. – Но тогда они…
– Сознаёт. Решился на открытый конфликт. Стал в позу. Герой хренов.
– Тогда и ты обречена!
Слёзы набежали на красивые миндалевидные чёрные глаза, руки вспорхнули и опустились на губы, прикрыв двойной подбородок золотом перстней и колец.
– Я бессильна. Испробовала всё. Он на грани. Опоздала, – едва сдержала слёзы.
Дети толкались вокруг, теребили полы белого медицинского халата Мари, целовали руки, заметив её расстроенное лицо.
– Год держала оборону, пыталась переубедить, отрезвить, спасти. Проиграла. Никудышный я дипломат. Мне нет прощения.
– Ты не виновата! Я свидетель! Любая уже пала бы!
Грустно смотрела, втайне восхищаясь стойкостью этой странной тощей красивой девочки: «Истинная Анат! Воин и беда для мужчин». Опомнилась.
– Билет, деньги и документы у меня в сейфе. Среда, ночь, 608-й. Завтра отдать?
– Да. Спасибо, Бэла Аркадьевна. Вы мне здесь за маму. Без Вас бы пропала.
– Ой, не смеши, зеленоглазая Лиса! Не пропадёшь нигде – не та голова! Ну, немножко бы глупостей натворила-таки, но пропасть – это вряд ли.
Всё так же загадочно посмотрела искоса, слегка покраснев.
– Мой Иосиф тебя очень хвалит. Ты с ним знакома?
– Нет. Издалека видела. К Вам приходил в кабинет, – подумала. – Вспомнила! Один раз столкнулась с ним на углу кухни. Он меня поймал – падала. Там же…
– Да-да! Этот угол проклятый! Да ещё порог не на месте совсем. Сама сколько лет там спотыкаюсь. И не исправишь – бетонный.
– Вот Иосиф и поднял с колен. «Спасибо» сказала и всё. Такое знакомство, – усмехнувшись, повела светлой тонкой бровью. – Видел на коленях!
– Тогда, у него сведения с чьих-то слов, – хитро улыбнувшись, стрельнула глазами на пунцовое лицо. – Они знакомы с детства. Мой сын много старше, но всегда приятельствовали – район маленький. Как только он стал здесь жить, дружить начали.
Бэла помолчала, не решаясь то ли сказать, то ли спросить о чём-то. Вскинула глаза, в которых читались просьба и вопрос.
– …Она утром пыталась поговорить – не получилось, – Мари поняла, помогла. – Не сдержалась. Я тоже в долгу не осталась. Характер. Передайте мои извинения – неловко. Записали, наверняка…
– Ох-хо-хооо! Как же она?.. Не надо было здесь! Глупая девочка!
– Её можно понять. Такое узнать…
– Ой, а то она была слепа и глуха этот год! Да весь район давным-давно знает! А ты – «узнать». Мужчины плохие актёры. Слепой бы понял. Он голову сразу потерял, – посопела, вздохнула. – Вот вертится на языке сказать: «Уезжай насовсем из Москвы! Спасайся!», но понимаю: бросит всё и уедет, не оглянувшись, за тобой. Да ещё и сына прихватит! – поправила безупречную причёску дрожащими толстыми пальцами. – Это судьба, понимаю: и его, и твоя. Ты выстояла, он слабее. Не отступит – всем понятно. И «этим» тоже…
Голос задрожал, в панике повернулась грузным телом, схватила за руки девушку, сжала вспотевшими пальцами.
– Ты в опасности, Мариночка, а как тебя спасти, ума не приложу! Подскажи, милая! Ты умная и смелая, говори, что можно сделать! Спрячем!
– Поздно. Найдут. Вездесущи. Всё будет напрасно. «Спасибо» передайте сыну от нас и низкий поклон. Прошу его через Вас, – наклонив голову, посмотрела строго без улыбки в миндалевидные глаза, вцепилась изумрудом, притягивая и вводя в оцепенение. – «Не вмешиваться. Это наша история. Только двоих. Третий погибнет первым».
– Как ты догадалась?.. – тихо, едва слышно прошелестела, задрожав рыхлым телом.
– Вы мать. Волнение. Паника в глазах. Бисеринки пота над губой. Тонкая дрожь пальцев, когда о нём заговорили. Частое дыхание. Срывающийся голос. Напряжённая спина. Ваша любовь к сыну и подсказала, – взяла еврейку за крупные покатые плечи, сжала, глубоко и серьёзно заглянула в душу. – Пусть притормозит с ненужными встречами и опасными просьбами к малознакомым людям. Пришла пора отстраниться. Даже от друзей. Объясните ему это жёстко! Пригрозите материнским проклятием! Сомнительные шутки, провокации и попытки наивного геройства для него закончились. Настало время стать эгоистом, чтобы выжить. Одёрните! Оторвите от мечты! Через крик!
– Теперь я поняла. Вы равны с ним! Потому он не может тебя отпустить – пара, тандем, связка.
В ужасе раскрыв рот, долго стояла рядом, не в состоянии сдвинуться с места. Закрыла в панике глаза: «Марину и Алексея ни за что не оставят в живых! “Уберут”! Бедный мой Йося! Ты пропал…»
…В среду обычный рабочий день не дал расслабиться ни на мгновенье – делали прививки малышам. Медосмотр закружил так, что сил не осталось ни на что, кроме работы.
Облегчённо выдохнула: «К лучшему. Повезло, что Мишу водят старики. С Лёшей встреча сегодня в планы не входит. Может почувствовать что-то. Возникнут проблемы».
Уходя домой, Бэла отдала билет на самолёт и деньги, заставив дважды пересчитать и расписаться в ведомости. Прощаясь, странно посмотрела и… благословила по-еврейски, прочитав молитву на иврите, крепко обняла. Обе расплакались почему-то, словно что-то повисло в тот момент над ними страшное и неотвратимое! Предчувствие сдавило сердца обеих. Поняли: что-то вот-вот случится.
Проводив, Марина долго ей махала, стоя на углу запасного выхода с территории.
Выполнив основную работу, до последних минут не задерживалась, оставив на группе Валечку. Сказала, что вдруг почувствовала себя плохо.
«Уходила» грамотно, дворами, через чужие улицы и дома, пробираясь кружным путём к метро.
У магазина за кинотеатром «Орбита» её ждала Марго с сумкой вещей, приготовленных и переданных заранее.
Осторожно оглянувшись, Егорова перекрестила, поцеловала Мари, всплакнула и проводила на верхнюю остановку автобусов, следующих в сторону Каширки, в Орехово-Борисово.
Оттуда и поехала в аэропорт «Домодедово».
На регистрации появилась в последнюю очередь, когда готовы были закрыть окно.
Быстро и нервно оформив, не проверив ручной клади и маленького багажа, служащие потащили её прямо на посадку, говоря, что вылет самолёта на десять минут раньше – по техническим причинам.
Под руки с двух сторон, как под конвоем, «вынесли» к отходящему трапу. Вернули его!
Стоя на марше, подъезжала к открытой двери самолёта, из которой выглядывала… Мила, знакомая стюардесса!
– Господи! Марина! Вот так встреча! – поражённо ахнула.
Втащила и прокричала провожатым:
– Это моя девочка! Не волнуйтесь, я её приняла! Спасибо! – услышав о багаже, успокоила. – Уберём в технический пазух – не придерутся, если что!
Помахали в две пары рук дежурному и отправляющей, они пожелали их борту чистого неба.
– Проходи, устраивайся. Билет давай и можешь сесть и по нему, и вот сюда – три места есть. Группа не прибыла. У меня в салоне три, да в первом шесть.
С разговорами устроила знакомицу, вызвав повышенный интерес у сидящих пассажиров.
Через три минуты лайнер вырулил на взлётную полосу и тут же взлетел, ощутимо задрав нос – сильный встречный ветер и низкое атмосферное давление.
…Достав из бокового кармашка льняного пиджака носовой платочек, Мари вздрогнула: на колени плавно, нежно и неспешно опускались два белоснежных голубиных пёрышка. Смотря на них, почему-то покрылась ледяным потом! Машинально нажала клавишу вызова стюардессы.
– Мариш, что с тобой? Ты белая, как полотно! Плохо? «Аэрон»?..
– Нет… Присядь… Это важно… – просипела еле слышно.
Разжала ладонь, посмотрела на пёрышки.
– Передай экипажу: быть предельно внимательными. Полёт будет проблемным. Пока точно сказать не могу, в чём опасность, но чувствую всей кожей. Помнишь Актюбинск? Похожие ощущения.
Сжав руку, прижала к сердцу. Замерла, закрыла глаза, прислушалась к тонкому эфиру.
– Холодно и тревожно, словно ветер свистит в крови. Ветер… Свист… Кровь… Пустота…
Очнулась от транса, посмотрела на испуганное лицо молодой стюардессы.
– Что-то с ветром. Ураган? Пусть будут осторожны. Прояснится, скажу точнее.
Улыбнулась устало, опустила голову на подголовник. Сидя на среднем сиденье их трёх свободных, посмотрела в иллюминатор: облачность небольшая.
– Посплю. Держи в курсе переговоров с землёй, хорошо? – шёпотом попросила о том, что являлось тайной и нарушением инструкций.
Знала, Мила выполнит.
Однажды Марина уже попадала с этим же экипажем в передрягу. Предупредила, обошлось. Понадеялась, что обойдётся и в этот раз.
Закрыв глаза, взмолилась:
«Помогите мне, пёрышки! Вызовите в критический момент тот луч, что спас меня в церкви Иоанна Предтечи от обезумевшего Лёши…
Засыпая, почувствовала, как ей подложили подушечку под голову, ноги подняли на соседнее сиденье и накрыли пледом.
– Мила, спасибо.
Уже смотря первые кадры сна, ошарашенно поняла, что видит какую-то незнакомую карту с непонятными значками и разводами. Так и не разобравшись, уснула крепким сном, измученная, вымотавшаяся, выжатая, как лимон! Только бессильно вздыхала через дрёму:
– С такими силёнками, да в спасатели, – улыбнулась. – Чудны дела твои, божечка. Или силы мне дай или выбери в Проводники Твои кого-нибудь посильнее, чем двадцатиоднолетняя тощая женщина-девочка, уповающая лишь на Силу Твою да на два голубиных пёрышка…»
Июнь 2013 г. Продолжение следует.
http://www.proza.ru/2013/06/05/241