Степан Белобородько по пыльной дороге тихонько перегонял табун лошадей на другое пастбище. Ему навстречу шел высокий мужчина с седой бородой и с длинными, до плеч волосами. Одет он был во все черное. За плечами был военный вещмешок, в руках большая палка. По пыльным старым сапогам и такой же пыльной одежде, видно было, что путник шел из далека.
- Здравствуй мил человек, - пробасил он.
-Здравствуй, коль не шутишь, - ответил пастух, искоссо глянув на чужака.
-У тебя глотка воды не найдется? А то во рту пересохло.
-От чего не найдется, найдется, - сказал Степан и подавая фляжку, спросил:
-А ты куда путь держишь?
Отпив несколько глотков, путник ответил:
-Так сам знаешь, что в ту сторону дорога ведет в деревню, а за ней, на сколько я помню, кроме леса ничего нет.
-Ты что, бывал в наших местах? Что-то я тебя не припомню.
-Бывал, правда давно. Спасибо за воду. Я смотрю кони у тебя хорошие, породистые. Колхозные?- потрепав у коня гриву, спросил незнакомец.
- А то, наши.
-Ладно, прощай, мил человек. Надеюсь еще увидимся.
- До свидания.
Путник поправил вещмешок и побрел дальше, а Степан стоял и все смотрел ему вслед. Кого то этот человек ему напоминал, но вот кого, пастух не мог вспомнить. Дойдя до деревни, незнакомец осмотрелся по сторонам, вздохнул и перекрестившись, пошел дальше. Он шел уверено, широким твердым шагом. Подошел к тому месту, где раньше была землянка Устиньи с Михасем и увидел там новый детский сад. Ребятишки играли во дворе, воспитатели стояли рядом, присматривая за ними. Но сейчас все внимание их занимал странный человек, которого они увидели за забором.
- Извините, - спросил он, - а как мне найти Лещинских?
-Марту Михаловну? Так она у себя в кабинете. Проходите, зайдете внутрь, а там по коридору налево. Увидите.
-Спасибо, - открывая калитку, сказал мужчина и прошел дальше.
В детском саду, он сразу нашел нужный ему кабинет и постучавшись, открыл дверь.
В кабинете за столом сидела худощавая женщина, с седыми волосами и что-то писала.
-Здравствуй, Марта, - тихо пробасил незнакомец.
Она мельком глянула на мужчину, желая сказать, что она пока занята, но потом вглядевшись в него, вскрикнула:
-Гриня! – и бросилась к брату.
-Узнала сестренка, - обнимая сестру, улыбаясь сказал он, - узнала. А я грешным делом думал, что никто теперь меня не узнает.
-Да как же тебя не узнать, - прижимаясь к брату, сквозь слезы, удивилась она, - ты совсем не изменился. Только возмужал и бороду отпустил.
-И немного постарел, - ухмыляясь, сказал Григорий.
-Да это нас всех жизнь то не баловала. Где же ты был все это время?
-Где я только сестренка не был, всю Колыму прошел, от одного лагеря, до другого, потом опять до другого. Сколько я их переменял. И даже на Сахалине был. Да что мы все обо мне? Где отец? Мать? Как братья?
Марта взглянула на брата, как затравленная собачонка и потом увидев сотрудников, стоявших в дверях, вытиравших свои слезы, тихо сказала:
- Не здесь, потом, все потом. А сейчас подожди, я подпишу документы, дам распоряжение и пойдем домой. Там обо всем и поговорим. Садись. Я быстро. А вы, - обращаясь к своим сотрудницам, - идите к детям.
Григорий молча сел на стул и стал смотреть на сестру, которая стала больше походить на мать, только ростом Марта была выше. Он ждал сестру и понимал, что не зря она не стала говорить о семье, значит что-то здесь было не ладно. Марта подписав документы и калькуляцию на день, дала распоряжение и сказав, что ее сегодня больше не будет, вышла с братом на улицу.
До дома шли молча. Над ними тянулся невидимый тяжелый шлейф молчания, который с каждым шагом все больше и больше давил их. Подойдя к дому, Григорий увидел молодую девушку похожую на его мать – Устинью.
- Мама, ты что пришла, что-то забыла? – удивленно спросила она.
-Дочка, знакомься, это твой дядя, мой старший брат – Григорий.
Маруся ойкнув, смотрела на мужчину, который молча подошел к ней и прижав ее к себе, дрогнувшим голосом сказал:
-Ну, здравствуй, племяшка. Как тебя звать то?
-Маруся, - тихо сказала девушка.
Мать, сдерживая рыдания, смотрела на своих родных и шмыгая носом, сказала:
-Что ж мы на улице стоим то? Идемте в дом.
Марта с дочкой быстро накрыли стол. Хозяйка достала бутыль с самогонкой, на что брат сразу заметил:
-Бутыль не доставай, не надо. Я не пью.
-Как же это? – растерялась сестра, - за встречу!
-Нет Марта, я в Бога верую, поэтому и не пью.
-А-а, понятно. А я Гриня, после всего, что с нами случилось, наоборот перестала в Него верить. Нет Его. Если б Он был, разве Он допустил бы, чтобы было столько горя?
-Все, что нам дается, хорошее, или плохое, все дается по грехам нашим. За все мы в ответе.
-За какие такие грехи? – вдруг, сорвавшись, стала кричать Марта, - какие грехи были у наших родителей? У Степушки с Митюшкой? У Коли с Лешей? А какой такой грех был у моего Никитушки, который от голода еще младенцем у меня на руках умер?
Григорий молча смотрел на сестру, которая сгорала от злости и ненависти. Он видел, что от перенесенного горя в ней надломился тот стержень, который не дает человеку превратится в животного.
-Ты прости меня, - прервав ее, сказал он, - может ты сначала нас покормишь? А то я три дня ничего не ел.
Марта остановившись на полуслове, от негодования не поняла, что сказал брат и молча смотрела на него. Перепуганная Маруся, никогда не видевшая мать в таком состоянии, прижалась к печи и смотрела на Марту с дядей.
-Покорми нас, - повторил Григорий.
Спохватившись, сестра засуетилась и стала по чашкам разливать суп. Ели молча. После еды Григорий помолился, а сестра вспомнив, как отец читал молитвы, а они внимательно слушали и тихо повторяли их за отцом. Тяжело было у нее на сердце. По окончании молитвы она повела брата на кладбище. Там, сидя у могилок, рассказала, что сама, много лет назад узнала от чужих людей. Григорий встал, перекрестился.
Достал из вещь мешка кадило с ладаном, надел рясу и стал совершать обряд отпевания.
Марта слушая брата, изредка крестилась и плакала. Весть о возвращении брата Марты вмиг облетела весь поселок и люди стали собираться у могил их родных. Одни молча смотрели как совершалось отпевание, другие подпевали священнику. Когда отец Григорий отпел своих родных, все стали просить отпеть всех усопших земляков покоившихся на этом кладбище. До позднего вечера шло отпевание. Он ходил от могилки к могилке читая молитвы. Отец Григорий видел на сколько вырос этот городок, где была тишь и только вороны, летавшие над могилами своими криками разрывали эту тишину.
Все, кто помнил и знал Григория, помнил Устинью с Михасем и их остальными сыновьями, все пришли к Марте домой, чтобы поговорить со своим односельчанином. Даже Ганна приковыляла. Охая и ахая, вытирая слезы краем платка, причитала:
- Ох, Матки Божья, вот радость то кака! Гриня, сынок, наш вернулся. Вот мамка с братями то были рады, увидев тебя. Да и мы все рады! Тем более у нас тапереча будет свой батюшка. Деток наших нехристей окрестим. Я то все думкала и почто Господь меня одну в живых оставил, а тапереча поняла.
О многом поведал односельчанам отец Григорий. Слушали его, затаив дыхание. О многом сами рассказывали, а прощаться стали, все просили батюшку придти к ним домой, еще поговорить. Вот и Ганна, попросила его завтра зайти к ним .
На следующий день, с самого раннего утра, сначала отец Григорий отправился в сельсовет.
- Здравствуйте, - протягивая руку, улыбаясь, сказал председатель, - наслышан, наслышан. Очень рад, что такие люди возвращаются в родные места. Присаживайтесь.
- Здравствуйте. Спасибо, - пробасил батюшка.
- Извините, как к вам обращаться? Впервые приходится разговаривать со священником.
- Отец Григорий.
- Не буду юлить, Отец Григорий, сразу спрошу, - с каким намерением вы пожаловали в родные места? В гости, или думаете здесь остаться?
- Когда ехал сюда, надеялся здесь повидаться с семьей: c родителями и братьями, а оказалось, что Господь то давно их прибрал. Теперь не знаю. Мне предлагали остаться на севере. Предложили создать приход, я сказал, что подумаю. Теперь наверно вернусь назад.
- Отец Григорий, а что если вы останетесь на Родине, в родном селе? Храм восстановим. Я уже думал об этом, да руки никак не доходили. Да и ничего в этом не понимаю. Что вы на это скажите?
- Храм восстанавливать, это святое дело. Что сейчас в нем находится?
- Сейчас МТС, раньше птичник был.
-Работы много предстоит, - задумчиво сказал батюшка.
-Я дам людей. Да и колхозники, думаю для благого дела, согласятся устроить субботник. Финансы выбьем. Решайтесь.
- Ну, что, - впервые улыбнувшись, сказал отец Григорий, - я согласен. Не зря же сюда приехал.
-Вот и хорошо. Под МТС я давно уже присмотрел место на окраине села. А то вся грязь в поселке в основном из-за них. Додумались же, чуть ли не в центре такую мастерскую соорудить. Значит договорились. Неделю даем им на переезд, а там за это время и моя строительная бригада как раз освободится. Приходите завтра к семи часам утра на планерку, этот вопрос все вместе и обсудим.
Попрощавшись, батюшка пошел к Ганне. Старушка, увидев его в окно, радостно встретила у порога.
- Проходи батюшка, проходи.
- Мир вашему дому матушка, - сказал священник и перекрестился в красный угол.
-С миром принимаем, - ответила хозяйка и подставила гостю большой табурет.
-Ну, матушка, говори, какой такой разговор у тебя ко мне?
- Батюшка, давай чайку попьем? А за чайком и разговор побалакаем.
- Ну чайку, так чайку, - согласился отец Григорий.
-Вот и ладушки, - обрадовалась старушка, - у меня как раз оладушки есть.
Через несколько минут, кряхтя, она накрыла стол и пригласила гостя к столу.
-У меня вот како дело. Давно енто было, в окурат, когда нашего батюшку убили. Ефрем, муж мой прибежал и сказал, чобы я быстро збиралась и помогла им в одном деле. Сразу скажу, и напужалась я, как узнала, чо оне надумали. Муж мой смелый был и справедливый, поэтому присовестил меня и поплелась я за нем, как заячий хвост.
Привел он меня во двор нашей церквы, а там убитые лежат наши сельчане, а возле нех обгоревшие иконы разны валяются. Мужики по одному телу клали на носилки и уносили, а мы с Ефремом остались, чобы енти иконы схоронить. Вот мы и схоронили.
- Как схоронили? – слушая рассказ, спросил священник.
- Да енто, в пещерку одну мужик мой их попрятал.
- И вы можете показать ее?
- Так для чего же я тебе все енто сказываю, пуста твова бошка, - удивилась Ганна, - раньше то я не могла об ентом говорить, сам понимашь, - боялась. Не за себя, за деток, вот и молчала. А потом кому говорить то? Не кому было. А тебе говорю, ты слуга Божий, тебе и нести этот крест. А мне пора уже идти к месту. Заждались меня сынок мой с мужиком. Вот только я и боялась, чо уйду и тайну с собой унесу. Слава Богу, Господь энто не допустил. Теперь и помирать можно.
-иМатушка, - обрадованно воскликнул отец Григорий, - золотой наш человек, да ты даже не представляешь, что ты сейчас сделала. Ведь мне только что председатель предложил храм восстанавливать. А я подумал, что восстановить дело хорошее, но где все остальное брать? Дай я тебя расцелую.
- Да, ладно тебе, есчо чо удумал, - довольно хмыкнув, сказала Ганна, - а чо и правда Иваныч тебе предложил храм поднять?
- Предложил, говорит, все село поможет в этом деле.
- Во дела, - удивилась старушка, - один пресадатель все крушил, а ентот все делат.
- Благодаря таким людям с Божьей помощью страна наша держится и возрождается. Ну, пошли матушка, покажешь, где вы все спрятали.
- Да ты чо, батюшка, Господь с тобой, я же не дойду. Сам все найдешь, я тебе укажу, а ты найдешь. Это не трудно. Слухай…
И Ганна подробно рассказала, как можно найти спрятанное церковное имущество, а в конце разговора добавила:
- Я когда помоложе была, специально на лодке мимо по реке проплывала, чтобы посмотреть, видно ту пещеру или нет. Ее аккурат кусты прячут, поентому никто об ней не знат.
- Спасибо мать, огромное спасибо!
- Да чо я, энто все мой мужик, он все схоронил. А я от страха даже думать об ентом себе запрещала.
Проводив отца Григория, Ганна села на лавку и перекрестившись, поблагодарила Господа, что позволил перед смертью снять с нее такой груз. Который пол жизни она пронесла в себе.
продолжение
http://www.proza.ru/2013/09/03/1461