Часть пятая.
Виктору не хотелось, чтобы в сложившейся ситуации брат занял пораженческую позицию, впал в депрессию, потерял надежду. При каждой встрече он старался вывести его на откровенность, разговор между двумя взрослыми мужчинами шёл "по душам":
- Понимаешь, Валера? Заниматься самокопанием - дело, конечно, увлекательное, но вряд ли продуктивное, - пытался вразумить Виктор младшего брата. - Знаю ведь тебя с детства. Ты по натуре человек чистый, благородный, незлобивый и умеешь любить. Так взращивай свою любовь, пусть разрастается, становится шире, глубже, и она займёт всю твою душу. И тогда, как бы ты не болел, ты будешь человеком с солнечным светом внутри.
- Я свою Иришку часто называл "солнышком", - первый раз за последнее время улыбнулся Валерий.
- Почему называл? Ещё не раз назовёшь, - Виктор заглянул в глаза, такие до боли знакомые и родные. В уголках появились мелкие морщинки. Ещё недавно они были ярко-голубые, сейчас же "цвет неба" потускнел, но ещё не погас.
Он снова обратился к брату. Казалось, сердце само подсказывало нужные слова.
- Ты не пробовал каждый вечер, перед сном, задавать себе вопрос: что сегодня произошло хорошего? Поблагодарить Бога за сегодняшний день? А не продолжать копаться в "мусорном ведре" прошлого.
- Пробовал. Искренне не получается, - Валерий устремил взгляд в белый больничный потолок, и вздохнул. - Видишь ли, быть христианином "на всякий случай", быть захожанином, а не прихожанином, как я - удобно. А надо ли?
- Все мы захожане, - вздохнул в ответ Виктор. - Я ведь храм в советское время посещал чаще, помня о нашем детстве. Вспомни бабушку, её пасхальные куличи, крашеные яйца, как она водила нас маленьких в ближайшую церковь.
- Ты никогда не говорил о своей вере. Ты же вроде партийный был?
- А я и не думал делать из этого какую-то тайну и считал своё поведение для тех организаций, в которых состоял, более нормальным, нежели партийная ограниченность, узколобость. "Воцерковление" - этот шаг мною был сделан по зову души.
- А я всё ещё считаю "воцерковление" проблематичным для себя шагом. И не из-за состояния церкви, а потому, что внутренне не готов. Хотя, мне ли теперь привередничать? Остаётся только верить в чудо.
- Пойми, победа над болезнью это не чудеса. Это любовь к себе и миру, это вера в собственные силы, это желание и умение обособиться от болезни. Молись, и она отступит. Церковь и призывает в первую очередь тех, кто страдает. Но и с собой, конечно, разберись. И пусть эти разборки приведут к желанию размышлять о том, что выше тебя. Только не своди эти рассуждения о конце света и не подгоняй веру под размер "я". А то, братец, в последнее время стал замечать в твоём взгляде животный страх.
- Страшно,- прошептал Валера сухими потрескавшимися губами и перевёл взгляд на брата.
Виктор наклонился ближе и похлопал Валеру по плечу.
- А что касается чуда, так я тебе его покажу. Вот выпишешься, немного окрепнешь и мы с тобой съездим в одно место.
- Это ты про Симферополь? К мощам святого Луки? Читал об этом месте. Он при жизни врачом работал. Священнослужители говорят, что при ежегодном осмотре мощей Святому Луке приходится надевать новые тапочки: за год он их "стаптывает", видимо, показывая нам, грешным, что он по-прежнему ходит рядом с нами. Паломническую поездку предлагаешь?
- Предлагаю. И в Симферополь съездим обязательно, но позже. А пока в другое место поедем, в Белоруссию. Так что готовься, набирайся сил, брат!
Уходя, Виктор в дверях оглянулся, ободряюще подмигнул и вышел из палаты.
P.S. На портрете - святитель Лука (Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий)
Продолжение следует: http://proza.ru/2013/06/07/1179