Вот он несёт на красной тарелке кусок тоски или жёлтые кости несёт на железной тарелке.
- кинуть собаке?
- пусть ест! И налить ей воды не забудь!
С крыши капли росы всегда полуночной, запах сырости тёмных углов носят волосы ветра, слякоть, гравий - асфальта прыщи, это всё интересно, от всего этого как то весело, что ли. Закурив, смотрю в небо, там облака фантастически быстро несутся, под небом искры рождающим крыши блестят, мерцает в дорожном каменном желобе чёрная жидкость - асфальта сопли. Вечер. Смена огня – великий Ушелец ушёл и загорелась реклама, бледная цепь фонарей и фары машин, витрины и окна, глаза твои, то же блестят, рядом с моими глазами, кто ты такая? Какая разница, ты мне нравишься, видимо это взаимно.
Вечер, белая кожа - подтаявший снег. Связно - бессвязно? Вечер, ветер в сухие травы и в нос. И по носу то же ветер, и в лоб и по щекам, ветер. Вечер, тени, неровности, лёд. Бесконечной цепи обвод стальных облаков перьями птиц бездны черного ведра - ночи. Стена серединной империи. И гунны здесь ни при делах. Их не замечают имперские стрелки, и гунны не видят стены, ведь у степи нет границ, у степи - травы манящие мёдом коней и тишиной беспредельно летящего света стрелы. Эта стена не имеет тени, а эти стрелки серебра, золотые стрелы, каменные луки, осоки ножи и плеск текущей воды, вечером сильной огнём, горящим внутрь реки.
Беспрекословное повиновение ветру деревьев и птиц. А, что - птицы летают, желая летать, деревья качаются по ветру, желая качаться, может быть так.
Повиновение стен расстоянию. Рассмотрению и замечанию, не восхищению, нет. Восхищаются гунны в степи маревом трав пополуденых в вёдро. И травы уносят их дальше, в синее небо. В бесконечную степь, уносят их сильные травы. Выше высоких деревьев, но не выше берёз, нет, не выше елей.
Повиновение рук – дрожанию. Хочется двигаться или выпить, может быть так? Конечно! Птицы! Кот их дери! Летают и гавкают, им хочется жрать жёлтую кость.
- пусть берут и уходят…
Желанию тела, отчётливое повиновение, деревьев ветру – поклон, восхищение и замечание, не рассмотрение, нет, и воздух прозрачен и тих.
Птицы уходят из живота, избавляя меня от тоски, это ты наступила на волосы ветра, на полосы тени разорванной скважины серой одежды души. И оттуда фонтаны ало-малиновых капель, рубиновые ручьи. И оттуда летят эти птицы, в клювах зажав жёлтые кости или тоски куски. Следом за птицами уличной своры авторитеты облезлые злятся и лают, раскидывая брызги гнилой слюны.
Под утро особенным кажется воздух, чудным и холодным, одновременным и одноимённым со всем. Воздух - миг, в котором можно долго и счастливо жить. Небесный огонь заступает на службу, Ушелец ушёл из тьмы. Пока что видны розоватые блики алых флагов его красоты, его арьергард несётся галопом в чёрное ночи выпучив очи, и распушив усы, хвосты и руки раскинув в нежной неверности акварельной облак лепоты.
Ты в руках моих! Вкусная! Дыхание твоё – яблочный сад в жару. Я смакую золото поцелуя, ясный твой тон и твоего тела щедрость. Щедрость воды той реки, что горит внутрь себя. Как степь и мёд её, и шорох волн травы. И ни чего… вот так, ни как иначе.