НА СНИМКЕ: На открытии выставки картин в мае 1967 года из коллекции Александра Семёновича Жигалко, коллекционера, подарившего Дому учёных Сибирского отделения АН около 2000 картин русских живописцев. Слева академик П.Я. Кочина.
В условленное время вечером я вошел в деревянный домик, на одной из старых улиц Москвы, где жил Жигалко. Не открывая дверь, он долго удостоверялся в том, что пришел к нему именно тот человек, который звонил. Спрашивал и переспрашивал, по чьей я рекомендации пришел к нему и по какому вопросу. Потом еще раз спросил фамилию и имя отчество, откуда я приехал и зачем.
Наконец, дверь приоткрылась. Короткая цепочка не давала ей открыться больше, и в образовавшуюся щель на меня долго и испытующе смотрели. Нет, не смотрели, а разглядывали.
– Как, говорите, Вас зовут?
Все же цепочка была сброшена, и я вошел в дом. Действительно комнаты были захламлены, если так можно сказать о картинах, которые в рамах и без оных были повсюду – в аккуратных и неаккуратных стопках и просто лежали отдельно. Стояли на подрамниках и прислоненные к стенам, к ножкам стола и стульев. Некоторые картины висели на стенах, и, естественно, на них я и начал посматривать. Не смотреть, а именно посматривать, потому что между Жигалко и мною постепенно стал завязываться разговор.
Разумеется, я не помню его дословно, но смысл его запомнил хорошо. Жигалко говорил, примерно, следующее:
Что он всю жизнь рисовал сам и все деньги, которые зарабатывал, тратил на картины русских художников. Что у него уникальная коллекция. Что в коллекции есть лучшие из лучших произведения живописи. Что ему жалко с ними расставаться, но он уже стар, и ему не хочется, чтобы его драгоценная коллекция, которую он собирал в течение всей его жизни, была раздроблена и разошлась по многим людям. Он хочет, чтобы она существовала как единое целое и радовала людей.
Он говорил и говорил, а я не хотел его останавливать, потому что боялся спугнуть его неосторожным замечанием.
Когда он замолчал и испытующе посмотрел на меня, я сказал, что Сибирское отделение Академии наук это как раз та солидная организация, лучше которой не найти. Что у нас только что сдан Дом ученых, где его коллекция будет выставлена. Дом ученых – это современное здание, где могут быть обеспечены все условия для сохранности картин и их экспозиции. Что к нам ездит весь мир, и его коллекция вскоре будет известна во всех странах. И не только коллекция, но и имя ее дарителя.
Я откровенно льстил ему, но, по-моему, именно это ему и хотелось услышать.
Раздался звонок. Жигалко вышел в сени, окинув меня напоследок испытующим взглядом. Он оставлял меня хоть и ненадолго, но одного в комнате, где лежали картины. А вдруг я... Мне показалось, что его мысли были именно такими.
Он отсутствовал минуты три. Видимо, он что-то рассказывал пришедшему. Я не слышал, о чем они говорили, потому что дверь была плотно прикрыта. Наконец, они оба зашли. Вновь пришедший был молодым человеком, немного постарше меня. Погрузнее. Невысокого роста. Он широко улыбался и сразу направился ко мне, протягивая руку:
– Михаил Янович Макаренко, – представился он.
А Жигалко тут же добавил:
Я не успел сказать Вам, Михаил Янович будет моим доверенным лицом.
Жигалко продолжал говорить, что пока не оформлены все документы на дарение и пока не будут официально приняты все его условия, коллекция находится в его полной собственности.
Михаил Янович спросил, какие у меня полномочия. У меня на руках была бумага, подписанная Л.Г.Лавровым, как зам.председателя СО АН и мною, как Председателем ОКП СОАН, что я обладаю всеми полномочиями на заключение договора дарения коллекции произведений искусства Александра Семеновича Жигалко Сибирскому отделению АН СССР.
Бумагу внимательно изучил сначала Жигалко, потом Макаренко, потом снова Жигалко. Видимо, она их удовлетворила.
Я, в свою очередь, спросил, подготовлен ли у них договор дарения и записаны ли условия, которые они хотят включить в договор. Оказалось, что пока нет ни того, ни другого, но через два-три дня они будут готовы представить их мне на рассмотрение.
Мне начали показывать картины. Знакомые мне имена передвижников и других русских художников попадались нечасто, а вот картины самого Жигалко были в изобилии. Правда, они на меня не произвели впечатления. Я, правда, спросил, на всякий случай будет ли нам дариться коллекция или только Ваши картины, Александр Семенович.
– Конечно, вся коллекция, – ответил он.
Мы договорились вновь встретиться через два-три дня. Я оставил ему номер моего телефона в гостинице.
Выходили мы из дома вместе с Макаренко. Он сразу сказал мне, что у Жигалко есть с десяток полтора неплохих работ в коллекции.
Я с некоторым удивлением посмотрел на него.
– Ну, хорошо, пусть пять десятков наберется со скрипом. Но он Вам хочет передать несколько сот работ, и я пока не знаю, что именно. В первую очередь, он хочет передать Вам 123 свои картины. Это барахляные работы, которые ничего не стоят. Приезжайте ко мне домой завтра, - мы можем поговорить подробнее.
Было уже поздно, и мы расстались. По дороге я думал о том, что доверенное лицо художника Жигалко – Макаренко Михаил Янович – далеко не из тех, кому можно доверять вести дела. И он совсем не человек Жигалко, а сам по себе.
Продолжение следует: