Это был наш последний день в зимнем Париже. Мы поднялись из метро под вечереющее небо, возбужденные и не чувствующие голода. В газетном киоске сияли глянцевые лица и мерзли арабы. Я оглянулся и заметил знаменитый кабаре. Маленькая мельница еще не зажглась неоновыми огнями. Город пока оставался серым и все таким же огромным. Я вытащил из внутреннего кармана пальто карту. RUE BORIS VIAN. Это, должно быть, где-то на улице Pigalle. Еще раз бросив взгляд на мельницу и убедившись, что ничего грандиозного в ней нет, мы прошли через короткую аллею из голых деревьев, и оказались у еще одной норы, ведущей к подземным поездам. Станция метро Pigalle. Мы стояли на перекрестке шести дорог и разглядывали карту на задней стенке остановке. Это было бесполезно. Карта почти вся выцвела. Улицы, которую мы искали, на моей карте не было. Я лишь записал сбоку карандашом адрес. Вокруг нас на домах висело множество синих RUE. И все не те. Мы решили исследовать переулок напротив. Мы шли вдоль дороги, и на встречу нам не попадались ни автомобили, ни люди. Над нами нависали старые каменные дома. Первые этажи были глухи. Над опущенными ставнями висели буквы. Они еще не зажглись, но было видно, какие не загорятся этой ночью. Мы шли,и я вчитывался в незнакомые названия заведений и домов. Из подъезда вышла женщина .Она стала у стены и закурила. Когда мы проходили мимо нее, она что-то сказала в нашу сторону. Впереди был бар. У входа висело меню. Я остановился, чтобы посмотреть, но ничего не разобрал, кроме цен. По-французски я разве что научился считать до десяти. И то сейчас едва ли вспомню цифру один. В двери было синее стекло. Я заглянул в него и увидел большую женскую грудь, чуть ли не прилипавшую к стеклу. Варвара взяла меня за руку и поскорее оттащила от двери. Мы дошли до конца переулка. Мое чутье подсказывало мне, что мы идем не в правильном направлении. Мы решили следовать старому правилу - в любом незнакомом городе, где бы ты не потерялся, всегда спрашивай людей постарше. Это наверняка коренные горожане, и они точно знают каждую улочку и все подмостки своего города. Мы попытались спросить у прохожей пожилой парижанки, как нам пройти на нужную RUE. Как бы мы ни старались, понять друг друга мы не смогли. Ни она со своим английским, ни я со своим французским счетом раз, два, три, десять. Мы вернулись на перекресток и двинулись во второй переулок. Мы решили действовать методом проб и ощибок. Хоть это и были те же дома, только с другой стороны, но этот переулок выглядел совсем иначе. Друг за другом, теснясь, на первых этажах располагались музыкальные магазины. Они вслед за остальным Парижем объявили ошеломляющие скидки. На витринах висели гитары и саксофоны, стояли комбоусилители и синтезаторы. Заброшенный музыкальный рай по другую сторону улицы красных фонарей.
-Он играл джаз. Давай зайдем и спросим продавца — предложил я. - Продавцы должны знать.
И мы заскочили в один из магазинчиков. В помещении горело тусклое освещение и не было ни пятнышка стены, где бы что-нибудь не висело или стояло. Это была лавка, битком набитая всевозможными инструментами. Как и вся Европа в целом, это маленькое помещение поражало своей вместительностью. А так же идеальным порядком стольких предметов в одном душном маленьком пространстве.
Я спросил продавца по-английски, знает ли он, как пройти на RUE BORIS VIAN. На что он только помотал головой.
Не смотря на о, что была зима, я шел в пальто нараспашку. В зимнем Париже не было ни ветра, ни снега, ни даже луж. Мне нравилась такая погода. Она позволяла парижанам даже есть на улицах. Мы снова оказались между домов. В конце переулка на углу в дверях другого музыкального магазина я увидел блондина.
- Он точно должен знать. Давай подойдем к нему. - Сказал я.
- Вы не знаете, как нам туда пройти? - спросил я, протягивая карту с нацарапанным карандашом адресом.
- Ммм! Борис Виан!- воскликнул он.
- Знаешь, где найти Бориса Виана? - бросил он по-английски в зал.
- Кто? - спросил показавшийся в дверях подсобного помещения второй блондин.- Нет. Я не знаю. Может наверху. - Показал он в сторону холма, на Монмартр.
- Борис Виан...Вы не знаете, что он давно умер? - спросил блондин с улыбкой.
И вот мы уже взбирались вверх по крутому брусчатому холму. Я старался не пропустить ни один дом. Я буквально прочитывал их, находя синие вывески, сверяя каждое название с теми, что были в моей карти. Мы поднимались все выше по каменным ступенькам бесчисленных крутых лестниц и я невольно вспомнил древний храм Мачу Пикчу на картинке в одной книге. Я не мог понять, как на таком крутом склоне паркуют автомобили. Это было несомненным мастерством! Здесь все было похоже на средневековый сказочный город. Возможно, такой и была Европа когда-то, подумал я. Большой сказочный мрачный город из чистых брусчастых улочек, цветочных балкончиков и художественных мастерских, с ровно припаркованными телегами.
- Не нужно мне было надевать каблуки.- Сказала Варвара, учащенно дыша.
Я поднимался очень быстро, перепрыгивая ступеньки через одну. Улица Сальвадора Дали, улица Поля Гогена, Модильяни…RUE, RUE, RUE. Мне не терпелось найти эту улицу!
- Стыдно признаться, но, сколько здесь живу, никогда не слышала об этой улице. - Сказала сухощавая художница у Сакре-Кёр.
- Здесь рядом есть справочное бюро. Идемте, спросим у них.
-Нет-нет-нет. Виан не жил на Pigalle. Он часто проводил время здесь, вместе с другими писателями, на Монмартре, а улица его на Barbes Rochechouart .Но там он, по-моему, тоже не жил.
Молодая женщина за длинным дугообразным столом очень быстро достала карту и ручкой наносила на ней пунктирные линии и кружки. Мы поблагодарили ее по-английски и художницу - по-французски и, заглянув в какой-то магазин шоколадных конфет за сувенирами для мамы Варвары, начали спуск с холма. Теперь у меня было две карты.
Мы спустились к шоссе и теперь приближались к навесной железной дороге, по которой грохотал и трясся поезд. Все ниже опускался вечер, все больше мы удалялись от привычного Парижа. На улице стали появляться лотки с непонятными не то фруктами не то овощами. Турки-фарсовщики совали под нос золотые наручные часы и кричали отовсюду "Шанель! Шанель!".Они толпами стояли у магазинов с видеокассетами индийского кино, магазинов с мусульманскими свадебными платьями, магазинов с розетками и дрелями. Они были повсюду. В кожаных куртках. И всюду создавали толпы, заплевывая тротуар, беспорядочно выкрикивая незнакомые слова.
- Держи сумку крепче.- предупредительно сказал я Варваре. - Мы почти у цели. – хотя, должен признаться, я окончательно сбился с курса и плохо понимал, куда идти.
- Пойдем сюда. - сказала Варвара. Мы свернули с переулок
- Пако рабан! Вери Чип!,- привязался к нам какой-то турок.
Теперь я взял за руку Варвару и быстро увел ее.
Дрянное место. Настоящие трущобы. Я огляделся и заметил, как мы приблизились к низкому панельному дому с мелкими окнами и выбеленными стенами, которые могли принадлежать разве что нищенской поликлинике. Немного выше моей головы рядом с узким окном висела синяя табличка "18 Arr.RUE BORIS VIAN. 1920-1959. Ecrivain". Одинокая табличка с каплями белой краски на левом верхнем углу. На улице совсем стемнело. В доме загорелся свет. На табличку легла тень. Ecrivain. Я догадывался, что это слово могло означать лишь «писатель». Я смотрел на нее и на этот дом и задавал пустой улице вопрос, был ли этот район таким всегда.
- Тебя сфотографировать? - спросила Варвара.
Я встал под табличку.
- Здесь жил Виан.- сказал я Варваре на обратном пути. - И, скорее всего здесь он писал. И, скорее всего он часто бывал не один. А может, он любил одиночество. Ты знаешь, я ведь совсем ничего не знаю о его жизни. Он, может быть, и не жил здесь.
- Пока мы шли сюда, я заметила магазинчик с очень недорогими чемоданами. Давай заглянем туда? - Сказала она.
- Но мне кажется, что именно здесь он и должен был написать свои лучшие романы.
- А потом я хочу посмотреть туфельки в магазинчиках напротив. Там большие скидки!
- Держи сумку крепче. - Ответил я. Мы снова выходили на турецкую улицу. В запахи дешевой кожи и дорогого Коко Шанель.
Я думал, что собирать вещи мы будем очень долго. За неделю их скопилось столько, что уместить все в сумки, с которым мы приехали, было бы невозможно. В ту ночь мы очень быстро упаковали все сувениры в новый багаж, купленный за 14,99 у какого-то толстого молчаливого турка, который вдруг резко оживился, услышав, что мы говорим по-русски.
По телевизору на стене, в ночных новостях показывали бунтующий Тунис. Все больше летело камней, все меньше времени оставалось их собирать. Мир становился все безумнее. Я выключил телевизор и погасил ночник - и комната в миг погрузилась в темноту. Темнота была синего цвета. Варвара, завернувшись в одеяло, давно спала.
А я не мог заснуть. Лежал на кровати и прислушивался, как внизу по асфальту быстро стучат каблуки, и начинает накрапывать дождь. Сначало беззвучно, а потом слабо бить по карнизу. Звуки города впервые действовали на меня успокаивающе. Вещи были собраны. Багаж стоял у двери и ждал рассвет. На прикроватной тумбочке стояла медная Эйфелева башня. Кто сейчас живет там, в квартире Виана? - думал я. Но я не мог думать об этом долго. Дождь убаюкивал. И вопрос как-то сам собой быстро рассеялся. И осталась лишь веселая мелодия, виртуозно исполняемая на трубе незримым музыкантом. Он стоял на полусогнутых ногах в ночном переулке и сжимал трубу. За его спиной непрерывно мчались вагоны. В их пустых окнах горел желтый свет. На их фоне был виден лишь силуэт музыканта. Знакомая мелодия. Я слышал ее. Конечно же! Это «Хлоя»!
- «Прощай, черный дрозд». - Сказал музыкант, оставаясь силуэтом.
Значит ошибся… Ну и ладно. Я дилетант в джазе.
- Как и я.- Ответил голос.
- Сколько осталось до утра? – последнее, что спросил я.
Но никто не ответил. И музыка стихла.
Шла последняя ночь в Париже.