Гитара в музыке XX века.
84.
Сеговия Андрес (исп. Andr;s Torres Segovia, c 1981 г. с добавлением титула маркиз де Салобренья, исп. marqu;s de Salobre;a) (1893–1987), испанский гитарист, педагог. Обучился игре на гитаре самостоятельно. Музыкант-виртуоз, Сеговия возродил интерес к гитаре как к сольному инструменту, расширил ее технические и выразительные возможности. Исполнял собственные сочинения - концерт для гитары с оркестром, «Тонадилью» и другие пьесы. Обогатил репертуар гитаристов обработками сочинений Баха, Гайдна, Бетховена. Гастролировал во многих странах мира.
Взгляните на портрет Андреса Сеговии работы художника Мигеля Пино: перед вами человек с одухотворенным лицом, чувственными губами, крупным носом, массивными очками, овал лица обрамляет шевелюра густых волос. На темном фоне полотна выделяются лишь лицо и руки – полные, крупные, спокойно лежащие на гитаре.
Сам инструмент несколько затушеван, очерчен лишь черный гриф. Взгляд останавливается на пальцах артиста, способных на шести струнах творить невиданное чудо!
Контуры фигуры округлы, линии силуэта сглажены. Бросается в глаза женственность в облике Сеговии. Он спокоен и преисполнен чувства собственного достоинства. Мы видим художника, осознающего свою власть над людьми.
Что в душе этого человека? Что скрывается за величавой осанкой?
Можно только предполагать.
Несомненно, тонкую душу артиста переполняют эмоции, порывы чувств, страсти, безумие восторга. Конечно, это не безликая, аморфная личность. Его думы изначально возвышенны, ибо какая творческая индивидуальность не поэтизирует свои чувства? Кому, как не ему знать душу женщины? Здесь и боль, и грезы о счастье, и целомудренное созерцание. Сеговия на портрете вне обыденного, он в царстве Красоты и Гармонии. Шкала его эмоций широка: от лирико-поэтических настроений, характерных для Тарреги, Альбениса, Гранадоса, до экспрессии чувств неистового художника-сюрреалиста Сальвадора Дали. Причем в каждой фразе, в каждой мелодии лирика Сеговии субъективна. В одном случае она адресуется широким слоям слушателей, в другом – герметически закрыта, предназначена для узкого круга элиты.
Все это романтизм с различными оттенками: нежный и пылкий, свойственный творцам искусства ХIХ века, и сумрачно-экспрессивный, связывающий Сеговию с XX столетием.
Поэтому игра Сеговии принадлежала доподлинно испанской гитарной школе. Он завершал испанское музыкальное Возрождение и вместе с ним – эпоху гитарного романтизма. После плеяды великих композиторов взошла поросль талантливых исполнителей, среди которых прославленный мастер занимает центральное место.
Насколько гитара – символ Испании, настолько Сеговия – символ гитары.
1. Гитарист XX века
Для миллионов людей XX века волшебные звуки гитары Сеговии были своего рода откровением. Народы разных стран, измученные социальными катаклизмами эпохи, с затаенным дыханием слушали сказочно прекрасную легенду о любви и счастье, которую предлагал их вниманию прославленный испанский артист.
Сеговия совершил переворот, открыв миру инструмент с богатейшим арсеналом оркестровых тембров, а именно – классическую гитару, ранее почти неведомую в концертных залах.
Для такого романтика, как Андрес Сеговия, гитара – инструмент магический. Он ей поклонялся, посредством ее исцелял собственную душу, более того – отдавал все силы своему кумиру.
Одна из концертных гитар Сеговии была изготовлена из дерева старинного клавесина XVIII века. Символичный факт: она словно переняла дух эпохи классического искусства, чтобы одарить современное человечество вечной Красотой и Гармонией.
Нужно иметь молодую душу и взирать на мир глазами очарованного ребенка, чтобы прожить более 90 лет в полном творческом напряжении, как это удалось великому гитаристу XX века Андресу Сеговии.
2. Паганини и Сеговия
Итальянский художник Паоло Учелло (1397–1475) одним из первых стал экспериментировать с перспективой, а Леонардо да Винчи (1452–1519) сделал это открытие достоянием живописцев, создав полотна, принадлежащие к вершинам мирового искусства.
В связи с этим напрашиваются такие параллели.
Арканджело Корелли открыл инструментальную перспективу скрипки, то есть сделал ее концертным инструментом, тогда как гениальный Никколо Паганини придал ей универсальный характер, поднял ее на пьедестал общечеловеческой значимости.
Через сто лет аналогичное событие произошло с гитарой.
Андрес Сеговия вывел старинный испанский инструмент на филармонические сцены всего мира, однако подлинный взлет его осуществляется сегодня, на наших глазах, благодаря подвижничеству и таланту выдающихся исполнителей-виртуозов Джулиану Бриму, Джону Уильямсу, Элиоту Фиску, Казухито Ямашита.
Подвиг Леонардо да Винчи позволил живописи плодотворно развиваться в течение нескольких столетий; искусство Паганини дало толчок композиторской фантазии, и тогда появились знаменитые концерты для скрипки с оркестром Мендельсона, Брамса, Чайковского, Стравинского, Шостаковича.
Нет сомнения, что после Андреса Сеговии, его учеников и последователей, возникнут новые гитарные шедевры мирового уровня. Это произойдет в ближайшие десятилетия XXI века.
Сеговия создавал между собой и публикой лирико-интимную связь, а затем, как говаривал Паганини, «нащипывал струны», следя, чтобы аудитория безропотно внимала ему. Артист почти всегда находил взаимопонимание с залом, в этом деле он был истинным магом и чародеем.
Главная особенность исполнительского стиля Сеговии – ориентация на публику, которая с замиранием сердца воспринимает его игру. Артистизм великого гитариста явно потускнел бы без присутствия восторженных почитателей в зале.
Сеговия играет на одном инструменте так, что кажется, будто он дирижирует целым оркестром. Знаменитый артист – достойный наследник Паганини, который добивался полноценного звучания скрипки, используя лишь одну ее струну.
Сеговия завораживает публику своим субъективным отношением к исполняемой им пьесе. Нельзя сказать, что он потрясает душу, как это делал Паганини.
Нет!
Испанский гитарист ненасильственно предлагает собственную трактовку и свои чувства, хотя они глубоки, объективны и всегда искренни.
Давно замечено, что пальцы музыкантов иные, чем у обычных людей.
Например, у скрипача Паганини, помимо неестественной длины, они напоминали утиные носы. Гитарист Сеговия имел другого рода особенность: подушечки пальцев срослись с ногтями.
Таким образом сама природа помогала талантливым исполнителям стать гениями.
Судьба преподносит великим музыкантам бесценные дары.
Так, член ливорнского магистрата Ливрон подарил молодому Паганини чудесную скрипку Гварнери. Испанский гитарный мастер Рамирес, восхищенный игрой юного Сеговии, вручил ему свой лучший инструмент.
Эти люди знали цену подлинному искусству и отличались редкостной широтой души.
Паганини сделал скрипку универсальным современным инструментом, Сеговия – гитару.
Итальянский виртуоз впервые дал концерт за пределами родины в 46 лет, испанец получил международное признание в 20.
Нетрудно догадаться, кому из них легче далась карьера, гению или большому таланту.
Гений Паганини созревал медленно, в жестоких муках и непрестанной борьбе. Талант Сеговии не знал особенных трудностей. Гитарист порхал в музыкальных сферах, как беззаботный мотылек на лугу.
Сеговия продолжил и блестяще завершил то, что начал Паганини: итальянский виртуоз стал осваивать скрипку после того, как познакомился с гитарой. Испанец же, наоборот, оставил скрипку, чтобы всецело отдаться гитаре. Это взаимно обогатило технику игры на обоих инструментах, поскольку гитара и скрипка благотворно воздействовали друг на друга.
Да и биография великих артистов наводит на размышления. Итальянец умер в 1840 году, но его тело предали земле 56 лет спустя, тогда, когда Сеговия был младенцем. Паганини словно ждал своего достойного преемника.
Сеговия не стал Паганини гитары, и все потому, что он не учился в консерватории, не овладел секретами композиторского мастерства.
3. В окружении знаменитостей
Первое знакомство с музыкой Тарреги произвело на юного Сеговию неизгладимое впечатление – несомненно, романтик Таррега стал духовным отцом гитариста.
Свой нежный и выразительный звук Андрес Сеговия перенял у старшего современника Мигеля Льобета, чьим мастерством он восхищался. Льобет, в свою очередь, был учеником знаменитого Тарреги.
Так что здесь налицо преемственная связь: Сеговия, покоривший мир – это прямой наследник, можно сказать – внук романтика Франсиско Тарреги.
Сеговия признавал огромную роль, которую сыграл в формировании его эстетических и художественных взглядов гениальный виолончелист Пабло Касальс. Их объединяло страстное желание поставить вровень со скрипкой как гитару, так и волончель.
Виртуозной игрой Андреса Сеговии восхищался выдающийся пианист Артур Рубинштейн – это ли не признание гитары, как равноправного концертного инструмента?
В 1920 году, когда Испания уже вдоволь насладилась игрой гитариста Андреса Сеговии, в Гранаде дал концерт его молодой коллега, Сайнс де ла Маса. Это событие, вероятно, никто бы сейчас и не вспомнил, если бы не поэт Федерико Гарсиа Лорка, давший блестящую рецензию на выступление 23-летнего артиста. Дебютант совершил истинный подвиг, когда извлек из архивов пьесы испанских виуэлистов XVI столетия и представил их публике. «Печаль и радость Диего де Нарваэса, Мударры, затаенная грусть изысканнейшего Луиса Милана (Мирафлора) вновь зазвучали в двадцатом веке в Испании, и мы обязаны этим прекрасному гитаристу. Он разыскал в старинных библиотеках пожелтелые пергаментные свитки и окончательно и бесповоротно оправдал в наших глазах горемыку гитару».
Свидетельство современника, лично знавшего обоих виртуозов, Сеговию и де ла Масу, позволяет нам понять, как возрождался и расцветал, подобно свадебному флер-д-оранжу (цветку апельсина), старинный испанский инструмент.
Тансмана, Турину, Понсе, Морено-Торробу, Кастальвоуво-Тедеско, эту плеяду композиторов, писавших для гитары, можно назвать «птенцами гнезда» Сеговии.
И все же гении – это не цыплята из инкубатора, производство которых можно поставить на поток. Никто из композиторов, перечисленных выше, не стал Равелем или Прокофьевым.
Мануэль Понсе – один из подопечных Андреса Сеговии, которому знаменитый артист оказывал покровительство, поскольку тот сочинял талантливую музыку для гитары.
Этот творческий симбиоз сомнителен: гениев невозможно клонировать, как шотландскую овечку Долли.
Великий Андрес Сеговия оказал большую услугу мексиканскому композитору Мануэлю Понсе, когда исполнил со сцены едва ли не все его произведения для гитары. Тем не менее, современники злословили, что великий артист регулярно третировал своего друга в последние годы его жизни, доводя порой чуть ли не до инфаркта.
Да, ревнивая любовь гения небезопасна для обыкновенного человека!
Ни Тансман, ни Рассел в своих пьесах-посвящениях под названием «Сеговия» почему-то не изображают почитаемого ими кумира гитары светлой, одухотворенной личностью.
Странная, непостижимая логика.
По иронии судьбы, самый замечательный концерт для гитары с оркестром, созданный в 1940 году Хоакино Родриго, был посвящен не великому Сеговии, а первому исполнителю Рехино Сайнсу де ла Масе.
Почему так случилось?
Видимо, субъективный лирик Сеговия не соответствовал характеру духовного, вселенско-пантеистического произведения под заголовком «Аранхуэс». Два гиганта гитарного искусства, композитор Родриго и Андрес Сеговия никак не могли сблизиться. На просьбу Сеговии в 1951 году написать для него нечто масштабное, вроде вышеупомянутого концерта, Родриго ограничился небольшой сюитой «Фантазия благородного рыцаря», премьера которой состоялась шесть лет спустя.
Как видим, единственное исключение лишь подтверждает гипотезу о несовместимости художественного мировоззрения двух выдающихся музыкантов.
Говорить о величии Сеговии-исполнителя как-то неловко, если сравнивать его с такими потрясающими пианистами, как Артур Рубинштейн или Святослав Рихтер. Сеговия, снискавший всемирную славу, все-таки не обладал той мощью духа, какая была присуща двум гениальным музыкантам XX века.
Сеговия символизировал собою зарю современного гитарного искусства. Поэтому совершенно естественно, что его художественные вкусы и техника исполнения не всегда устраивали многих современных гитаристов-виртуозов. Он был всего лишь (но как это много!) энтузиастом гитары – неустанно концертировал, занимался музыкально-общественной работой. Отсюда все плюсы и минусы этого большого артиста.
Отпраздновав 50-летие своей исполнительской деятельности, он скромно заметил: «Я только начинаю учиться играть».
И это не жеманство!
Музыканту из народа, не имевшему профессионального образования, приходилось постоянно совершенствоваться. Комплекс «недоучки» мучителен для творческой личности и вынуждает ее покорять новые и новые высоты. К примеру, такими в России были писатели Виссарион Белинский, Лев Толстой, Максим Горький, Иосиф Бродский.
Те вершины исполнительского искусства, на которые некогда поднимался Андрес Сеговия и которые казались современникам головокружительно высокими, ныне просто-напросто холмы и холмики.
На наших глазах такие артисты, как Фиск (США), Ямашита (Япония), Ларионов (Россия) добиваются новых, совершенно фантастических результатов в игре на гитаре.
Они – словно ракеты, штурмующие небо.
Андресу Сеговии и его ровеснику, испанскому художнику Хуану Миро, посчастливилось стать долгожителями.
Они пользовались всемирной славой, при этом каждый из них был проникновенным лириком, склонным к раздумьям. Неудивительно! Тому, кто находится в гуще событий и в центре общественного внимания, хочется иногда уединиться, чтобы понять смысл бытия. Такие личности сочувствуют униженным и обездоленным, чутко реагируют на людское горе. Есть немало точек соприкосновения между интерпретацией Сеговией Прелюдий Тансмана и знаменитым полотном «Собака, лающая на луну» Миро, – прежде всего в обостренности художественного восприятия.
Да, гений – это человек мыслящий, но вместе с тем и сострадающий, что позволяет ему возвыситься над миром и привнести в него крупицу добра и душевности.
Испанский гитарист Андрес Сеговия относится к тем титанам духа и плоти, которые едва ли не до столетнего возраста сохраняют молодость, жизненную силу, творческое горение.
XX век дает нам немало подобных примеров. «Мафусаилы» в науке, искусстве, литературе демонстрируют несокрушимость созидательного начала в человеке вплоть до кончины – это Уинстон Черчилль, Андре Жид, Бертран Рассел, Альберт Швейцер, Пабло Пикассо, Марк Шагал, Чарльз Чаплин и многие, многие другие.
Альберт Эйнштейн, Бернард Шоу, Андрес Сеговия – каждый из них был мудр, словно ребенок, открывающий новый мир!
4. Проникновенный лиризм
Андрес Сеговия – кудесник волшебной красоты.
Андрес Сеговия – Орфей классической гитары.
Борис Асафьев пишет, что глубокое чувство Сеговии-артиста «согревает» звук гитары – «золотистый, сочный и нежный, но не изнеженный». Проницательный взгляд академика лишний раз подтверждает непреложную мысль: Сеговия – это тонкий лирик, поэт красоты и гармонии.
Правда, надо уточнить, это случается только в минуты духовного озарения!
Нежный лиризм души преобразил гитару Сеговии. Артист открыл в любимом инструменте неведомую ранее сердечную теплоту, готовность вести доверительный диалог со слушателями о самых сокровенных и дорогих человеку духовных ценностях.
Гитара Андреса Сеговии увлекала слушателей красотой и благородством звука, интимной, доверительной беседой, лирическими откровениями-исповедями.
Для романтика каждый звук, как утверждает Видаль Робер Жак, –«интимное послание». Это в полной мере относится к Андресу Сеговии.
Главное свойство Сеговии-гитариста – сердечная лирика, которая не могла не трогать аудиторию во время его выступлений в огромных залах. Музыка беспрепятственно заполняла любое пространство и доносилась до каждого, сколько бы слушателей не присутствовало на концерте.
О своем друге, виолончелисте Гаспаре Кассадо, Сеговия писал: «Играл он как ангел. Его звук был нежным, сочным, чистым...»
Не это ли восхищение стало источником проникновенного лиризма гитариста Сеговии – того, кто покорил сердца миллионов людей во всем мире? В жестоком, кровавом XX веке действительно была нужна божественная игра гения, чтобы люди могли услышать о самом сокровенном и дорогом для каждого человека.
Притягательная сила искусства Сеговии состояла в том, что он создавал в зале атмосферу интимности, приглашал каждого слушателя поговорить по душам. Публику неизменно очаровывала красота звука, который, по словам артиста, он старался сделать «ясным, чистым, божественным».
Иными словами, доверительность сочеталась с «ангельским» пением. Именно это обеспечивало постоянный успех концертов Сеговии.
Обращаясь к молодым музыкантам, Сеговия говорил: «...Поэзия струн рождается в вашем сердце».
Именно здесь кроется секрет исполнительского мастерства великого испанца. Его неизменная сердечность переходит в доверительный диалог артиста и слушателей.
5. Недуг субъективизма
Андрес Сеговия слишком велик и близок к совершенству, чтобы не заметить в этой личности некоторых изъянов.
«Музыка – моя религия», – признавался испанский поэт Гарсия Лорка. Столь же сильный эмоциональный тонус отличал и гитариста Андреса Сеговию. Обоих гениев захлестывала штормовая девятибалльная волна лирического восприятия жизни.
Сеговия смело, порой безрассудно расширял выразительные возможности гитары, но никогда не терял доверительного тона в общении с аудиторией. Он был проникновенным лириком, выражая свои чувства в романтическом, а порою и экспрессионистском духе. Пример Сеговии показывает, что иному, менее талантливому исполнителю недопустимо экспериментировать над инструментом без должной духовной основы.
Сеговия не терпел экзальтации в выражении чувств, не замечая, что создает магическую атмосферу интимности в каждом своем выступлении, а ведь это сильнейшее воздействие на публику! Здесь налицо рафинированная, субъективная, если не солипсическая психика Сеговии. Его магическая игра вызывает у слушателей едва ли не религиозный трепет и восхищение.
Главная особенность игры Андреса Сеговии – это проявление личности артиста, свободной, жизнелюбивой, никому не подвластной. Он словно говорит: «Принимайте меня таким, каков я есть, или вовсе не слушайте». Великий испанец – ярко выраженный индивидуалист. Внешний мир существует для него только как предмет субъективного самовыражения.
Андрес Сеговия – великий субъективист, однако его изысканное сознание охватывает необъятную Вселенную чувств.
Андрес Сеговия по своему мироощущению – сумрачный экспрессионист. Его красивый матовый звук плотно обволакивает предзакатное солнце, а его приторно-сладкая, так сказать, ликерная лирика, покрывает густым слоем все чувства и переживания, страсти и порывы души.
Андрес Сеговия – великий подвижник гитары и пропагандист этого инструмента. Однако как исполнитель он мягок, вкрадчив – этакий кошачий тип экспрессиониста-лирика.
Представьте себе модно одетого господина, удобно восседающего в кабриолете. Он рассеянно посматривает по сторонам и видно, что у него на душе лирическое настроение. Диапазон его чувств невелик – они какие-то невинные, детские. И кто эта персона? Великий гитарист Андрес Сеговия, покоривший мир волшебными звуками своего инструмента!
6. Речитативная и мелодическая гитара
Сеговия придал гитаре гибкость смычкового инструмента. Трудно сказать, хорошо это или плохо, равно как и установить границу между творчеством и экспериментом.
Сеговия превратил гитару в «поющий» инструмент, наделил его необыкновенной доселе «беглостью», то есть уподобил скрипке. Это, с одной стороны, замечательно, однако же, существует реальная опасность, что гитара утратит собственную индивидуальную природу.
Сеговия стремился сделать гитару столь же «певучим» и виртуозным инструментом, как скрипка, сохраняя при этом неисчерпаемое тембровое богатство старинного испанского инструмента.
Надо полагать, он создал некий «скрипично-гитарный гибрид», чьи достоинства и недостатки еще предстоит определить.
Сеговия преднамеренно выделяет у звучащей гитары средний, альтовый и нижний, басовый тембры, которые у артиста намного выразительнее, нежели верхний, скрипичный регистр, в результате чего мелодии в быстром темпе зачастую выглядят несколько суетливо и легкомысленно.
Скрипка поет о сокровенном, гитара говорит и шепчет о том же. Нет сомнения, Андрес Сеговия осознавал эту разницу.
Истинным ценителям музыки Сеговия демонстрировал «речитативную» гитару, а когда хотел угодить широкой публике - «поющую» гитару. К сожалению, вторая манера исполнения пьес у него преобладала.
«Скрипкоцентризм» Сеговии может стать тормозом на пути развития гитарного искусства, если эпигоны великого испанца станут бездумно претворять в жизнь его идеи и принципы. Ничто не стоит на месте, и даже вершинные достижения искусства через какое-то время подвергаются пересмотру.
7. Манера игры
Делая транскрипцию «Чаконы» Баха, Сеговия полагал, что великий композитор написал ее первоначально для лютни, а затем переложил для скрипки. Идея артиста подкреплялась мыслью о том, что чакона - испанский танец! Поэтому Сеговия дерзнул объединить три инструмента: лютню, скрипку и гитару. Такой эксперимент интригует, пробуждает законное любопытство, и вместе с тем правомерность его остается под сомнением.
Сделав транскрипцию Чаконы Баха, Сеговия приблизил гитару к скрипке. Задача архисложная и рискованная, как всякое новаторство.
В «Вариациях на тему Моцарта» Сора Сеговия представляет нам великого Моцарта предельно виртуозным и почему-то легковесным: головокружительные пассажи гитары сродни блестящей мелкой технике скрипки.
Прелюдия ор.29 Фредерика Шопена в сеговиевской транскрипции для гитары и собственном исполнении похожа на распустившийся цветок мака в жаркий летний день: подуй на него – и мгновенно осыплются нежные лепестки.
Такое сравнение надо иметь в виду гитаристу, который взялся играть эту прелестную миниатюру.
В Концертном этюде Франсиско Тарреги гитарист Андрес Сеговия подчас излишне прямолинеен: между простой мелодией и виртуозным аккомпанементом нет органической связи.
«Мелодия выражает скорбь человека, в чьих глазах застыли слезы, ритм по-школьному неуверенный и беспомощный», – так можно охарактеризовать «Воспоминание об Альгамбре» Тарреги в исполнении Андреса Сеговии.
А ведь великий артист провел юношеские годы в Гранаде и прекрасно знал знаменитый дворцовый комплекс! Вероятно, он просто не мог иначе выразить переживания детских лет.
В Испании мужчины некогда пели серенады под балконами прекрасных дам. «Севилья» Альбениса в исполнении Андреса Сеговии иная: это бесконечные соловьиные рулады в ночном саду.
Сеговия разрывает на части музыкальное полотно «Гранады» Альбениса. Гитарист поручает прелестную мелодию воображаемой скрипке, ничуть не заботясь о том, чтобы пульс ритма не прерывался. В подобной трактовке нет широкого дыхания. Невольно приходит на ум образ слепого, спотыкающегося старца.
В Испанском танце №5 Гранадоса сеговиевский ритм тоже сбивчив, он периодически возникает и куда-то исчезает.
Нечто подобное наблюдается и в танце № 10, так что начинаешь ломать голову: не был ли Сеговия чересчур эмоциональным человеком с мягкой женской душой?
Почему Андрес Сеговия так влюблен в произведения польского композитора Александера Тансмана, чей блеклый, аморфный стиль мало что дает уму и сердцу слушателя?
Видимо, обоих музыкантов роднили сходные взгляды на жизнь и творчество.
Исполняя произведения Александера Тансмана, Сеговия видит в нем родственную душу, человека завуалированных чувств и настроений, лирика, закрытого от внешнего мира.
Приходилось ли вам в детстве стоять подле матовой стеклянной двери, за которой мелькают силуэты людей и едва доносится их речь? Любопытство захватывает вас, вам хочется узнать, что происходит, но материнский запрет суров.
Примерно такие же чувства испытываешь, слушая гитариста Андреса Сеговию. Он мастерски вуалирует своим мягким, красивым звуком внутренний мир человека, его чувства и переживания, любовные порывы и душевные драмы.
Это особенно явственно, когда Сеговия исполняет родственного по духу Александера Тансмана.
Сами по себе «Вариации на тему испанской фолии» Мануэля Понсе – широкое монотонное гитарное полотно. Однако именно на нем Андресу Сеговии было удобно вышивать свои мелодические и фактурные узоры. Если мы слышим у маэстро древнюю, героическую Испанию – то это всего лишь отдельные эпизоды. Гораздо чаще перед нашим внутренним взором предстают картины тихого захолустья, откуда артист родом.
Сеговия во что бы то ни стало стремится блеснуть перед слушателями виртуозностью исполнения и поэтому иногда допускает некоторые погрешности: ритм у него оказывается скомканным, рваным.
Зато в классических сочинениях, которые все хорошо знают, он предельно внимателен, как школьник: лишь бы не случился конфуз!
Хромой, припадающий на одну ногу ритм Сеговии в Ноктюрне Морено-Торробы делает композицию этого произведения клочковатой.
Не есть ли такая манера игры великого артиста – дальний отголосок его прошлого, когда он был провинциальным виртуозом-самоучкой, не слишком озабоченным глубинным смыслом исполняемой пьесы? Юношеские привычки бесследно не исчезают!
Характерные черты стиля Сеговии-гитариста сполна проявились в его трактовке Фанданчилино из «Кастальской сюиты» Морено-Торробы: единая ритмическая линия распадается на отдельные ритмические ячейки, между которыми – едва заметные паузы; композиция разрывается на куски, мало связанные между собой.
Чем оправдано применение такого технического приема? Или «аритмия» – природное качество артиста?
Первую часть Сонатины Федерико Морено-Торробы Сеговия играет легко и непринужденно, словно порхает воробышек. Как обычно, он ставит перед собой две цели: очаровать публику красивым звуком и поразить ее виртуозными возможностями гитары.
Сладкая, ласкающая слух обывателя мелодия – вот что выставляет на первое место Сеговия в «Испанской серенаде» Малаца. Здесь мы имеем дело с типичным образчиком «сахарного» стиля испанского артиста!
«Этюд без света» Жозе Рубио в исполнении Сеговии – это своего рода мирная беседа двух приятелей. Редкий пример речитативной, а не мелодической гитары!
Несмотря на то, что собственные сочинения Андреса Сеговии в сущности, дилетантские, беспомощные, в них все-таки проскальзывают искренние нотки, в которых слышится неподдельное лирическое чувство и просветленное созерцание.
У Сеговии есть пьеса «Estudio sin luz» («Этюд без света»), где в умеренном движении выражена печаль, безысходность. Вспоминается стихотворение «Дорога» Гарсиа Лорки: «Едут сто конных в черном, / головы опустив, / по небесам, просторным / в тени олив...»
Близок по настроению к этой пьесе Этюд в аккордовой фактуре, который звучит умеренно, решительно, экспрессивно. Ему вполне соответствует концовка процитированного стихотворения Лорки: «...Семь смертоносных криков / всем им пронзили грудь. / По небесам упавшим / лежит их путь».
Цикл «Пять анекдотов» Сеговии имеет приблизительно такое эмоциональное содержание:
№1 – предисловие;
№2 – история незадачливого человека;
№3 – трагический случай с одной дамой;
№4 – повесть о славных былых временах;
№5 – смешное происшествие.
Там, где сходятся вместе два-три обывателя, всегда есть место побасенкам и ухмылкам. Гарсиа Лорка, редко опускавшийся до обыденности, так оценивает наши невинные пересуды в стихотворении «Коридор»: «Поутру из коридора / выходили два сеньора. / (Небо / молодое. / Светло-золотое). / ... Два сеньора ходят мимо. / Были оба пилигримы. / (Небо / как горнило. / Синие / чернила). / ...Ходят, ходят - и ни слова. / Были оба птицеловы. / (Небо / стало старым. / Сделалось / янтарным). / ... Два сеньора ходят мерно. / Были оба... / Все померкло».
У Сеговии два говорливых сеньора, у Лорки – два молчуна…
Импровизация Андреса Сеговии – это блестящая арабеска, подобная афористически коротким стихотворениям Лорки: «Светись, вода! / Синее, синь! / Как ярок / апельсин! / Синее, синь! / Вода, светись! / Как много в небе / птиц! / Свет / Синева. / Небо. / Вода. / Как еще рожь / молода».
Сеговиевское гитарное изящество так же лаконично, как и строки Лорки: его миниатюра длится не более минуты.
Название пьесы Сеговии «Neblina» можно перевести как «Легкая дымка», «Туман». В пьесе действительно есть лирическое чувство и давящая на него аккордовая фактура.
Символико-философский подтекст этой зарисовки можно охарактеризовать цитатой из стихотворения «Memento» Гарсиа Лорки: «Когда умру, / схороните меня с гитарой / в речном песке. / Когда умру... / В апельсиновой роще старой, / в любом цветке».
Очень выразительна пьеса «Oration» Андреса Сеговии. Название ее можно перевести на русский как «Речь», «Обращение», «Молитва». На фоне сложных гармоний развертывается тихая, беззащитная мелодия, словно это скорбная мольба о снисхождении Творца. Во втором разделе преобладает одноголосие, как знак одиночества. Третья часть – вновь молитва.
Если кто-то из гитаристов пожелает сыграть ее трагедийно, с глубоким философским подтекстом, пусть прочтет «Предсмертную жалобу» Гарсиа Лорки. Вслушайтесь: «В мир я с глазами пришел, о Господь / скорби моей сокровенной; зачем же / мир покидает незрячая плоть. / И у меня / только свеча / да простыня...»
Сеговии нередко удается глубоко проникнуть во внутренний мир человека, он умеет выразить в музыке то, что происходит в его душе. Часто это некое наваждение или погруженность в самого себя, как, например, в Прелюдии для теорбы и двух гитар. Точно такое же застывшее эмоциональное состояние встречается у Гарсиа Лорки: «Слушай сны, тишину – / эту мертвую зыбь тишины, / где идут отголоски ко дну. / Тишину, / где немеют сердца, / где не смеют / поднять лица».
«Remembrenza» Андреса Сеговии – это воспоминание о бесконечно дорогом прошлом. Лирика пьесы согрета тихим душевным теплом. Что видится нам? Лорковская Ампаро: «Ампаро! / В белом платке сидишь ты одна / у решетки окна / (между жасмином и туберозой / рук твоих белизна). / Ты слушаешь дивное пенье / фонтанов у старой беседки / и ломкие, желтые трели / кенаря в клетке. / Вечерами ты видишь - в саду / дрожат кипарисы и птицы. / Пока у тебя из-под рук / вышивка тихо струится. / Ампаро! / В белом платье сидишь ты одна / у решетки окна. / О, как трудно сказать: / я люблю тебя, / Ампаро».
Если гитаристу удастся воплотить хотя бы частицу этого поэтического текста, он поймет, чем наполнена душа каждого испанца и, конечно же, Андреса Сеговии.
Дивертисмент для двух гитар Андреса Сеговии полон импрессионистских красок и утонченных чувств. Этот творческий метод близок манере письма испанского прозаика Асорина (1873–1967). Достаточно прочесть несколько фраз из его очерка «Ветряные мельницы», чтобы понять, как созвучна музыка Сеговии словам Асорина: «...Еще издали, из окошка поезда, я увидел огромный белый город на косогоре, освещенный алым, кровавым светом вечерней зари».
Разве это не поэзия, не акварельная зарисовка, исполненная тонкой лирики?
Среди произведений Андреса Сеговии особняком стоит Вальс, в некотором смысле определяющий характер его музыки в целом. Во-первых, пьеса сочинена в типичной для него манере с применением богатой гитарной фактуры. Во-вторых, его лирика – это темно-белесая, замкнутая сама в себе, отмеченная какой-то тусклой, невзрачной красотой. Это прощальная, уходящая красота, поэтому она по-асорински хрупка и нежна.
То, что относится к Вальсу, применимо к исполнительскому искусству Сеговии. Да, он романтик, ощущает вкус ярких образов, свойственных поэзии Гарсиа Лорки. Иногда он сдержан и близок к повествовательному тону стихов Антонио Мачадо. Однако есть у Сеговии еще одно свойство: субъективизм, герметичность, некое духовное оцепенение перед угрозами XX века.