Intro
Я ловлю себя на мысли, что пишу тебе одно бесконечное письмо. Это уже даже не дневник, хотя и похоже. Попытка проанализировать собственные мысли и поступки ничего не дала, так как анализировать, по большому счёту, просто нечего. Я знаю причину своего состояния. Особо "умные" люди скажут, что причина в тебе. А я улыбнусь. Нет. Не в тебе, Максим. Во мне. И только во мне. Это не эгоизм даже, а реализм. Как с попытками суицида - дело не в том, что я это делала из-за тебя. А в том, что я не могу быть - с тобой. Моя извечная аксиома, моя самая страшная боль. Самая большая проблема.
Проблема, чьи масштабы сразу-то и не оценишь. Это похоже на один бесконечный кошмарный сон. С той лишь разницей, что от сна можно проснуться. А вот от моей проблемы - нет.
- Мне плохо без тебя. Ужасно плохо. Физически плохо. Я должна это прекратить. Хватит. Я хватила через край. Нельзя, ну нельзя же так!
И я обнимаю себя за плечи. Глажу по волосам. А потом шепчу - самой себе:
- Успокойся, глупая. Тише ты. Только тише. Максим просто уехал в командировку. Вечером он тебе позвонит. А ты успокойся.
И тут до меня дошло, что я на полном серьёзе, сознательно, говорю - сама с собой. Вслух. Это было шоком. Потом шок прошёл. Я сидела над чашкой с кофе, перебирала в памяти все сегодняшние события. А чёрное облако в голове манило окунуться в него. Манило к себе. И мне было дико страшно, так как, судя по тому, что я читала на тему сумасшествия, я была к нему очень и очень близка. И я этим не гордилась.
Глава 1
Я, (ФИО), дата рождения, находясь в здравом уме и твёрдой памяти... Так надо? Смешно!
Нет, если уж начистоту, то начистоту. Я не в здравом уме. Зато в твёрдой памяти. Хотела бы я обратного? Не думаю. Я вообще мало, над чем думаю, если уж совсем честно. Ну... Исповедь - значит, исповедь.
Над Клермон-Ферраном весенний дождь. Хорошая весна в этом году во Франции! Солнечная, яркая, удивительно прозрачная. Если и лето будет такое же... Как говорили в старину виноделы, "луидоры падают с неба". Это они о солнечных лучах, благодаря щедрости которых виноградники приносят своим владельцам максимальный доход.
Стоп. Вот и приехали. Первая остановка. Я использовала слово "максимальный". Слово как слово, казалось бы. Да вот только первые шесть букв... Я закусываю губы. Что же это такое, а? Похоже, о здравом рассудке речь можно не вести. Я сама не понимаю, почему так реагирую. Закрыв глаза, пытаюсь восстановить дыхание.
- Всё играешь...
Голос звучит именно так, как звучал бы, сиди ты рядом со мной. Я умом понимаю, что в машине я одна. Умом. Не сердцем. Не открывая глаз, прислоняюсь к пассажирскому сиденью. До ужаса страшно, что я сейчас почувствую холод кожаной обивки, а не тепло плеча. Чудес не бывает, знаю. Но... Меньше болеть сердце не станет от осознания этого, поверь мне, Макс.
- Поверить - тебе?
Негромкий смех. Я знаю, что, сиди ты и вправду рядом, я увидела бы твою усмешку. Лёгкое подобие улыбки. Да, поверить - мне. Понимаю, звучит абсурдно. Только мы с тобой знаем причину, да ещё, может быть, пара людей, для которых я ничуть не белее ворона. Почему? Да кто его знает. Так почему-то сложилось.
Итак, над Клермон-Ферраном всё ещё весна. Я учусь заново гулять, любоваться красивыми пейзажами. Дышать воздухом, не боясь задохнуться, закашляться. Я даже пытаюсь меньше курить. Получается. Первые полчаса. А потом - всё начинается заново. Прислонившись к изгороди возле какого-то поля, я достаю сигареты. Одну тебе. Одну мне. И курю, попеременно затягиваясь то одной, то другой.
- Почему, Макс?! Почему, ну хоть сейчас скажи! Что со мной не так, что именно?
Вечный монолог. Я знаю, что последует за этим странным перекуром. Ключ в замок зажигания. Разгон. Музыка на полную громкость. The wall. А потом резкий поворот на обочину. Уймись, идиотка. Кому и что ты доказываешь? Собственную дурь, если только, рекламируешь? Кому нужно всё это? Лучше посмотри, как вокруг красиво.
Я смотрю. Любуюсь. Видишь, Макс, цветы у самой дороги? Почему в России такое невозможно? Вечно у нас всё изгажено. Грязное всё.
- Максим, я не знала. Не понимала, прости. Не представляла, что можно вот так... Так сильно, горько... Я сумасшедшая, да? Скажи!
Только не открывать глаза. Чёрт, я их не закрывала. Так, значит, не смотреть вправо. Не смотреть, не смотреть, не смот... Я медленно поворачиваю голову. Прислоняюсь щекой к кожаному сиденью. Пахнет табаком, солнцем почему-то. И чуть-чуть бензином. Странная смесь. А должно бы пахнуть тобой. Ведь я тебя вижу рядом. Говорю с тобой. Интересно, это тоже - признак того, что я спятила? Какой умник это прописал, а? Почему не разговаривать, молчать, даже находясь в одном городе/районе/здании/кафе - это нормально? А вот говорить с человеком, который владеет твоим сердцем, разумом, душой, мыслями - это сумасшествие.
Сумасшедшим закон не писан. Я медленно выруливаю на дорогу, еду в сторону города. Паркуюсь. Кафе на площади. Собор, люди, дети, голуби.
- Мадам?
Официант выжидательно смотрит на меня.
- Кофе, пожалуйста. Эспрессо. И каппуччино.
Ему лет сорок пять, на мой взгляд. Что он думает обо мне? Рукава платья, до локтя, открывающие татуировку. Обручальное кольцо. Шрамы на обеих руках. Потёкшая тушь. Раскрытый медальон на шее - чёрт бы меня, ленивую дуру, побрал, опять замочек не починила!
- Конечно, мадам. Хорошая сегодня погода, не так ли.
Это был не вопрос. Утверждение. Да, чудесная просто. Вообще всё кругом фантастически хорошо. Я смотрю в синее французское небо над Клермон-Ферраном и еле слышно шепчу:
- Максим...
Глава 2
Монастырь, а точнее, аббатство Мозак. Одна из главных достопримечательностей Оверни, где и находится Клермон-Ферран. История монастыря интересна. Ещё в седьмом веке... Да какая разница, Макс! Хоть в первом, хоть в двадцать первом. На ситуацию это не влияет. Я проезжаю десять километров, разделяющих Клермон-Ферран и Мозак, на одном дыхании. Я пытаюсь убежать. От себя, от реальности.
- Удачно?
Только не смотреть направо. Голос, такой знакомый, такой безумно родной. Твой голос. Я улыбаюсь.
- Ты знаешь, Мозак включен в список самых главных исторических памятников Франции. В колледже я читала о нём. Основали его бенедиктинцы, а потом, уже в эру Проклятых Королей, монастырь передали братству Клюни. И стал Мозак собственностью короны.
Я говорю очень медленно. Подсознательно жду, что ты скажешь о том, что я занудна до крайности. Да, стоит мне вспомнить о периоде в истории Франции, который так бесподобно описал Морис Дрюон в своей трилогии, как мне сносит крышу. Я могу часами об этом говорить. Не о крыше, конечно. Об этом периоде в истории.
Парковка перед аббатством почти пуста. Я выхожу, обхожу машину, открываю пассажирскую дверь. Потом закрываю её. Мне нужно было услышать этот звук, понимаешь? Чуть наклонив голову, как если бы я опиралась на твоё плечо, я иду к воротам.
Крест. Небо, серо-голубое, высокое. Тишина. А хорошее место выбрали монахи-бенедиктинцы! На холме, на останках каких-то древних развалин. Стиль у аббатства тоже интересный. Называют его вот только ужасно - язык сломаешь, пока выговоришь. Каролингский. Кто такие эти каролинги, ты знаешь? Я знала, Максим. Знала. Но я забыла. Пытаюсь вспомнить, а не могу. Вроде бы вот-вот найду это в памяти.
- Обними меня. Просто обними. Ничего не хочу, понимаешь? Ничего уже не хочу, только побудь со мной.
Птицы высоко в небе пронзительно вскрикивают. Шаги по дорожке, ведущей вглубь аббатства. На секунду бы продлить ощущение твоей близости, Макс...
- Вам плохо?
Нет. Мне до одури хорошо, отец мой. Стоящий передо мной монах похож на тех, что жили здесь в прошлом. Наверное похож. Такими их и изображали художники - в рясе, с верёвочным поясом, с чётками.
- Всё в порядке. Простите. Монастырь закрыт?
- Нет, проходите. Вы из Парижа?
- Не совсем. Я... Это долгая история.
Я не хочу ни о чём говорить. Странно, но монах это понимает. Он деликатно не замечает размазанной по лицу косметики.
- В монастыре есть алтарь, очень старый. Ещё при римлянах его возвели. Или при галлах - кто как это время называет. Хотите посмотреть?
Да, хочу. Я безумно хочу оказаться где-нибудь в укромном уголке монастыря, упасть на колени и плакать, задавая богу свой извечный вопрос.
- Максим, почему?..
А монах негромко рассказывает об аббатстве Мозак. Слушаю, киваю. И не слышу его почти. Запомнилось только, что датой основания этой обители считают пятьсот пятьдесят третий год. Пять пять три. Цифры бьются в голове, как пульс. Основали Мозак какой-то святой Кальмин и его жена, святая Намадия. Никогда таких имён не слышала. Интересно, а эта Намадия тоже была чокнутой? Говорила она вслух с Кальмином? Хотя... Ей-то зачем? Он был рядом. И они были святые. Наверное, святые не чувствуют, что им больно. Бог мой, какой же бред! Монах приводит меня к алтарю.
- Вы можете помолиться здесь. Я подожду снаружи.
Запах сырой земли, свечей. Пыли, камня. Не знаю, как его можно описать. Я опускаюсь на колени перед тем, что называется алтарь. Холод. Пронзительный холод каменной глыбы. Максим, а ледяное сердце такое же холодное? Бред какой. Я смотрю на догорающую свечу перед алтарём. Монах думает, что я молюсь богу. Или, на худой конец, святому Кальмину. А я, грешница, повторяю твоё имя. Макс. Макс. Макс.
Истерика закончилась. Вытираю лицо, иду в выходу. Монах ещё ждёт меня.
- Хотите увидеть главную реликвию нашего аббатства? Это ковчег с мощами святого Кальмина. Смотрите, он деревянный, с медью. Да, старинная работа, мадам! Медные пластинки с лиможской эмалью работы двенадцатого века, с изображением Христа, Мадонны и святых.
Я вежливо киваю.
- Макс, обними меня...
- Простите?
Супер. Я говорю вслух. При свидетелях. Извиняюсь, иду к выходу. Монах пожимает плечами. Неблагодарная я посетительница. Я и сама это знаю. А поделать ничего с собой не могу. Не могу, Максим.
Глава 3
Животные, которых поймали и посадили в клетку, частенько или лежат в углу, ни на что особо не реагируя, или меряют эту самую клетку, мечась от стены к стене. Потом одни привыкают, смиряются. Другие умирают. Вариантов не так уж и много, сбежать из современных клеток мало, кому удаётся. Да и толку? Поймают снова. Жизнь умеет загонять в угол и в клетку. Или обстоятельства это делают, а не жизнь.
Клермон-Ферран остаётся позади. Я так решила утром, после очередной бессонной ночи. Помню, как накануне шла через площадь, к гостинице. Был вечер, весенний, тёплый. Вокруг меня - люди, дома, машины. А мне до боли хочется почувствовать твою руку - в своей. И я протягиваю руку в пустоту. Почему мне кажется, что сейчас я почувствую тепло?! Прикосновение пальцев, перехват кисти. Мне дико страшно, потому, что это уже не совсем нормально. Точнее, совсем не нормально.
- Макс, а я, кажется, спятила...
Говорю эти слова вслух. И вижу, будто со стороны, как медленно останавливается время. Себя на площади, небо бирюзово-сиреневое, вечернее, в которое смотрю, подняв голову. Людей, которые идут по своим делам, дома, веками стоящие здесь. И кружится голова, небо куда-то в бок падает.
- Тихо! Ну-ка, прекрати. Не здесь. Не сейчас!
Это я сама себе так. Взять себя в руки, пройти эту огромную широкую площадь. Странно, вчера она казалась намного меньше! Всё, я её прошла. Можно прислониться к стене дома, немного отдохнуть.
- Пойдём, не стой здесь. Пойдём же, поговорим. Ну что ты?
Ты мог бы так сказать? Или в твоём стиле был бы другой вариант? К примеру, такой:
- Снова играешь? Перед кем на этот раз? Где зрители? Что-то их не видно.
Не важно, поверь. Какой бы вариант не выбрать, меньше больно мне не будет. Я бы в обоих случаях улыбнулась, конечно же. Это я себя научила такому приёмчику - чем сильнее боль, тем мягче и нежнее улыбка. Я с этой улыбкой обычно тебе вслед смотрела, Максим. С такой же и захожу в холл гостиницы. Поднимаюсь в номер. Открываю дверь, закрываю её за собой.
- Привет, милый. Я вернулась.
На кровати - фоторамка. В ней твоя фотография. Я всегда беру её с собой, во все поездки.
- Я сейчас закрою глаза. И не буду помнить ни о чём. Не буду. Не буду!
Крик разрывает тишину номера. Мне нечем дышать, реально. Прекратить, остановиться. А как? Максим, я не знаю. Понимаю, что надо, но не знаю, как. С медицинской точки зрения, это истерика. Наверное, истерика, я не медик.
- Ты знаешь, я почему-то не могу подолгу оставаться на одном месте. Не то, чтобы мне скучно становится, нет! Просто не могу. Мне нужно что-то делать, двигаться. Ладно, Максим, я сдаюсь. Ведь я просто убегаю от самой себя.
Лежа поперек кровати, на животе, я держу в руках твою фотографию. Еле касаясь стекла, ласкаю каждую чёрточку твоего лица. Говорю с тобой. Немного легче стало. Я уже могу дышать нормально. Значит, можно встать, выйти на балкон и покурить.
Вечерний Клермон-Ферран кажется на удивление мирным. Я закуриваю, просматриваю свою почту. Пусто. Захожу в ЖЖ. Дима пишет свои ощущения от Чикаго. Интересно, он реально передал тебе мою книгу? Или не счёл нужным это делать? Его право, естественно.
А асфальт внизу так манит к себе, Макс! Это даже булыжники, не асфальт. Я не прыгну, хоть и хочется. Высота маленькая, гарантий нет, что прыжок всё прекратит. Я не рисуюсь, не пугаю. Я уже философски смотрю на асфальт внизу, на столбы на обочине, на рассованные по всей квартире таблетки, на скальпель, припрятанный в одной из косметичек. Это не рисовка, милый. Проблемы смерть не решит, во всяком случае, моей. Опять народ будет говорить: ты, дура, из-за какого-то мужика... Да что они все понимают, Макс? Ничего.
Вернувшись в номер, снова оказываюсь на кровати. Теперь уже ложусь на спину. Отблеск фонаря на потолке похож на пламя свечи. Весенний ветер чуть колышет шторы, кажется, будто пламя дрожит, как настоящее.
- Макс, а ты сразу книжку выкинул? Или всё же раскрыл её? Если, конечно, Дима передал её тебе.
Мне разонравился мой голос. Он какой-то странный слишком. Может быть, надо меньше курить, как считаешь?
Так проходит ночь. Весенняя ночь в Клермон-Ферране, на протяжении которой я говорю с тобой вслух. Негромко, иногда срываясь на слёзы. И к утру я понимаю, что потолок кухни в Крылатском ничем не отличается от потолка этой гостиницы. Ничем, Максим. Поверь мне.
Последний подарок Клермон-Феррана - полчаса забытья. Я просто отключилась. Утренний ветер влетел в номер, неся с собой прохладу. Прижимая к себе фотографию, я свернулась в клубок и провалилась в сон. В короткий, но сон. А проснувшись, поняла, что ещё одной ночи здесь я не выдержу. Картинно звучит? Возможно. Наверное, всё, что я говорю или пишу, для тебя звучит картинно, лживо, фальшиво. Не знаю, Макс, хорошо это или плохо. Наверное, если играть, то больно не бывает.
- Поехали отсюда.
Я выхожу из номера, отдаю ключ портье. Расчёт, роспись на чеке. Обмен вежливыми улыбками. Машина, запотевшая изнутри после прохладной весенней ночи.
- Макс, хочешь кофе? Мне холодно, если честно. Согреться бы...
Холодно, да. Озноб от недосыпа, это каждое утро у меня так. Чуть прогреть двигатель, закурить первую сигарету. Чёртовы слёзы! Одно твоё слово, Максим. Одно лишь только. И это прекратится.
- Доброе утро, мой хороший.
Я закрываю глаза. Представляю, как разбудила бы тебя сегодня, нежно поцеловав, проведя рукой по щеке. Как, ласкаясь, положила бы твою ладонь на своё лицо. Как улыбнулась бы тебе. А весеннее солнце Клермон-Феррана зажгло бы огоньки в твоих глазах. И перед нами был бы целый день, полный чего-то нового, интересного. Полный весеннего воздуха, ветра, летящего с холмов французской Оверни. Скажи, Максим, я реально спятила, да?
Глава 4
В дороге немного легче. Курю, слушаю музыку. На заправках пью кофе. Апатия, отупение. Или, наоборот, адреналин, нездоровое возбуждение, странная, пугающая меня саму, весёлость.
- Макс, а давай на всё забьём? Поехали к морю, просто погуляем по пляжу. Не хочу я домой. Ну что я там буду делать, что?
Я допиваю остывший кофе, смотрю, как по трассе мчатся машины. Уже скоро - лето. Помнишь то лето? Кошмарное, душное, со смогом... Кондиционер в машине - какое счастье, что он есть, что он работает!
До границы километров двести. Хотя, какая это граница? Лишь знак, сообщающий о смене стран. Я поеду домой через Польшу, как обычно. Буду ехать долго. Очень долго.
"Я скучаю по тебе. И очень тебя люблю".
SMS отправлено. На единственный известный мне номер. Я периодически проверяю телефон, а внутри будто птичка бьётся. Где-то между сердцем и шеей.
- Максим, пожалуйста... Господи, мне только отчёт о доставке, ну пожалуйста! Больно. Больно, чёрт, ну почему больно так?!
Я давно уже объединила, невольно, сама того поначалу не заметив, твоё имя и слово "Господь". Обращаюсь попеременно - к тебе, к нему. За это, как сказал мне один священник, меня тоже наказывает бог. И за это тоже.
Заправка. Кофе, энергетик, бутылка холодной воды. Немец-кассир, приветливо кивающий мне. Рассматриваю сигареты, а потом мне становится плохо. На дисплее кассы слово "max". Я схожу с ума, Господи, наконец-то, спасибо тебе! Слёзы потоком. Немец говорит что-то. Я не понимаю. Доходит медленно. Pepsi Max. Бутылка с водой, которую я купила. Извиняюсь, подписываю чек. Забираю кредитную карту, иду к машине. А ведь это не в первый раз, Максим. Давно началось. Очень давно. Я писала про такие совпадения. Реклама Пепси, страховая компания, рестораны, кафе, имена людей, фильмы про Чикаго, фотографии Чикаго... Всё это почему-то попадалось и попадается мне на глаза. Ах да, ещё машина. Вон она, я и не сомневалась, что где-то поблизости её увижу. Nissan Maxima.
- С меня хватит!
Мне надо пройтись. Чёрт с ней, с моей машиной. Подождут. Но, если я сейчас не выйду, не заставлю себя выйти, я сойду с ума. Выхожу. Иду по парковке. Начинается дождь. Я пытаюсь прикурить, а не могу. Наконец, сигарета разгорается, но тут же гаснет - дождь попал. Ничего не понимающий немец стоит возле своего ниссана и смотрит на странную женщину, которая, зажимая рот рукой, не может отвести глаз от его машины. Не удивлюсь, если этого человека и зовут Макс. Или Максимилиан. Я уже ничему не удивляюсь.
Дождь помогает остыть. Я возвращаюсь в свою машину.
- Ты прости, я... Я такая дура, Макс! Я люблю тебя, понимаешь? Не хотела, совсем не хотела, чтобы вот так было. Поехали дальше? Да? Я сейчас успокоюсь, правда.
И я поворачиваю ключ в замке зажигания. Левый поворотник включен. На трассе не так уж много машин. Всё в порядке, любимый. Всё хорошо. Телефон молчит. Почта пуста. Всё, как обычно.
Только промёрзнув до костей, я поняла, что всё расстояние от заправки до границы с Польшей, километров сто примерно, я ехала с открытым окном. Дождь и ветер влетали в машину, успокаивая горящие щёки, остужали виски.
- Ничего, милый. Горячий кофе - и я согреюсь.
Заправка. Люблю польский "Orlen", здесь чисто, уютно. Кафе в стиле американских забегаловок 60-х годов. Пью кофе, откинувшись на спинку дивана.
- Макс, а вот сейчас я бы заснула. Вот так, здесь. Обними меня.
Я потёрлась щекой о прохладную обивку. Глаза только не нужно открывать, и всё будет хорошо. Тише. Это я самой себе говорю. Или это говоришь мне ты? Интересно, что они в кофе добавляют? Почему так хочется спать, да ещё так хорошо на душе? Спокойно...
- Пани?
Голос официантки выводит меня из состояния кайфа. Ах да, счёт. Пани, пани... Сейчас пани уедет. Не волнуйся, милая польская девочка. Не пугайся. Пани просто немного устала. Убегать устала от самой себя.
Глава 5
Варшава. Погода испортилась, дождь льёт. Максим, почему всегда, когда хочется открыть окно, идёт дождь? Проехав город, я выруливаю на трассу к границе. Тереспол, Брест. Два пограничных города. Ещё далеко до них. Очень далеко.
Заправка. Остаться здесь, потеряться. Наняться продавщицей, смотреть, как за окном пролетают фуры дальнобойщиков. По этой дороге раньше машины из Германии в Россию перегоняли. Польская мафия тут орудовала. А сейчас всё спокойно. Хотя... Машины, может быть, всё ещё перегоняют, я не знаю.
И я теряю счёт времени. Кафе при заправке, яркий свет ламп с потолка. Голоса людей, входящих и выходящих. Дисплей телефона мигнул. Я провожу пальцем по экрану.
"Истёк период ожидания для абонента +790572..."
Господи, мне бы самой истечь. Периодом ли, ожиданием ли - без разницы. Прекратить. Плакать, думать, вспоминать, чувствовать. Вру? Нет. Да. Чувствовать не хочу переставать. Больше того - я хочу именно почувствовать снова. Тепло руки. Губ. Тела. Увидеть взгляд, поймать взгляд, сказать...
- Ваша машина с московскими номерами?
Вопрос на русском. Будь оно всё неладно...
- Да, моя. В чём дело?
Молодой. В футболке со смешной картинкой: утка, поедающая апельсины. Почему она мне запомнилась? Смотрю на этого любопытного. Или смотрю мимо него. Что ему от меня надо?!
- Далеко вы забрались. Глазам не поверил, когда номера увидел. Что же, одна тут?
- Не одна.
Я медленно встаю. Опа... Надо завязывать с кофе. Голова кружится. Иду к машине, благо тут платила заранее.
- Подождите! Я вас обидел, что ли? Не хотел. Да подождите же!
Я не оборачиваюсь. Господи, только бы не свалиться прямо тут.
- Девушка, ну простите. Жена у меня с Москвы. Вот номера и в глаза бросились. Приезжаю я туда часто. Сам с Минска.
Он, похоже, мне хочет свою биографию рассказать? Похвально. Но не особо интересно. Я сажусь в машину.
- У вас сигаретки не найдётся?
- Пожалуйста.
Протягиваю ему пачку.
- Что это на руке? А, татуировка! Максим? Имя-то мужское, вроде бы.
Уставился, молчит. Раньше я прятала руки. Не люблю, когда смотрят на шрамы и на буквы. Кому какое дело? А последнее время мне стало безразлично. Скрывать мне нечего. Этот, "с Минска", молчит. Смотрит то на меня, то на руку. Мнёт сигарету в пальцах. Логично, на заправке не курят. А я наблюдаю, как аист взлетает со своего гнезда, расположенного на шесте возле заправки. Здесь много таких гнёзд. Странно, правда? Приграничная трасса, оживлённая, загруженная. А аисты живут здесь, вьют гнёзда, выводят птенцов. У них здесь дом. Дом, которого нет у меня. Мне он без тебя не нужен. Чёрт. Не вовремя слёзы. Не сметь. Не...
- Вам плохо? Почему Вы плачете? Помочь, может, надо? Вы что же, одна? А сказали, не одна!
Молча показываю руку с обручальным кольцом. Да отвали ты, добрый человек! Ну правда, отвали.
- Простите. Ваш муж наверное умер, да? Поэтому плачете? А я всё лезу с расспросами.
И тут я перестаю сдерживаться. Смех сквозь слёзы.
- Не умер. У меня, как в фильме старом, "Джентльмены удачи". Смотрели такой?
- Смотрел, а то! Хороший фильм! А что?
- Ничего. Это я умерла. Для него. Извините, я тороплюсь.
И я уезжаю. Думаешь, Макс, что я в очередной раз красивую фразу сказала? А разве я не сказала правду, любимый? Кольцо на пальце - с твоим именем и двумя вечными словами. Татуировка с твоим именем на руке. И венчальная клятва, ни разу мной не нарушенная, та, которую Бог слышал от меня один раз - и только тебе. У меня нет и не может быть другого мужа. И разве я не умерла для тебя?
- Умерших вспоминают хотя бы раз в год, дура. Им приносят цветы на могилу, разве нет?
Моё второе "я". То голос разума или сердца, Максим? Не знаю. Я так часто говорю с самой собой, что не анализирую этого.
- Я не люблю цветы.
Граница. Паспорт. Досмотр машины. Сухой трескучий звук - штамп о выезде из Польши. Шлагбаум поднят. Как думаешь, Максим, а аисты могут чувствовать боль? Любовь? Тоску?
Глава 6
Белоруссия была хороша тем, что я её не заметила. Ни светофоров, ни радаров. Точнее, светофоры были, штуки три. Горели зелёным. А радары не работали. Иначе бы меня упекли в тюрягу за такое количество превышений. Я останавливалась только, чтобы оплатить дорожный налог или заправиться. Перед Смоленском я поняла, что засыпаю за рулём. Такое со мной бывает, хоть и редко. Ещё омыватель закончился. Вышла, залила, благо он был. Весна в России совсем не похожа на весну во Франции. Грязь, пронзительный ветер, противно. Зато бодрит. Я взбодрилась по полной, стоя лицом к потоку. Идиотка. Промёрзнув, села в машину. В тепло. Тут и поняла, какую глупость сделала - после холода в тепле спать хочется намного сильнее.
Ты знаешь, Макс, я сейчас этот момент вспоминаю и снова чувствую, как клонит в сон. Почти согреваюсь даже. В конце концов, почему бы и не поспать? Обочина - не самое плохое место. Зато не буду рисковать, ведя машину, засыпая. И я сдаюсь. Закрываю глаза, опускаю сиденье назад. Протягиваю руку в пустоту.
- Макс, я так долго мечтала, что мы с тобой поедем куда-нибудь. Вдвоём. Спокойно. Я буду видеть твою улыбку, твои глаза. Слышать твой голос. Ведя машину, буду иногда смотреть вправо. И твой профиль на фоне окна - это будет явь, а не сон.
Я говорю очень тихо. Машины, проезжающие мимо, иногда заглушают мои слова.
- Как много я хотела показать тебе! Как много мы могли бы увидеть! Макс, почему? Почему всё так сложилось?!
Плохая идея была - сдаться. Сна не получится. Я просто довела себя до очередной истерики. Слёзы текут по щекам на волосы, я не вытираю их. Всё ещё держу руку протянутой в пустоту. И вдруг ощущаю тепло в пальцах. Разряд, как если бы сотни игл кольнули бы - на мгновение.
- Максим...
Это руку свело. От того, что навесу долго её держала. А я, дура, подумала, что... Да, ок. Я и правда подумала, что чудеса возможны. Что где-то очень далеко ты почувствовал, услышал.
Слёзы высохли. Или кончились. Знаешь, любовь моя, нет смысла и дальше тут стоять. Лучше домой. И побыстрее.
Впервые это состояние я тогда и испытала. Мне вдруг показалось, что мне очень нужно приехать домой - как можно быстрее. Что я зайду в квартиру, не успею даже туфли снять, как зазвонит телефон. Городской телефон. Я отвечу. И это будешь ты.
Я была счастливой, Макс. Самой счастливой, пока ехала от Смоленска до Москвы. На заправке улыбалась продавцам. Интересно, они понимали, что я спятила? Конечно, нет. Они ведь не знали. А я не позволяла себе до последнего отпустить эту странную улыбку. Я была предельно аккуратна в дороге. Даже не превышала скорость почти. Почему? Возможно, моё подсознание знало, что звонка не будет. И сознательно оттягивало моё возвращение домой. А что делало сознание... Макс, это было забавно. Я даже сподобилась зайти в магазин и купить чипсы, хотя сама их не ем уже давно. Зачем? Подумала, может, ты их любишь.
Место для парковки было около самого подъезда. Вещи - а их у меня всего-то - рюкзак и сумка - забрала, писк сигнализации. И вот я дома. Темно в квартире. Пусто.
- Ничего, сейчас включим свет, станет веселее. И ты позвонишь, да, милый?
Всё это я говорю вслух, обращаясь к твоей фотографии. Не к той, что у меня с собой, а к той, что в спальне. И на кухне тоже есть. Не одна даже. Голос звучит странно. Немного натянуто. Я знаю, почему, но запрещаю себе думать об этом.
- Кофе, Макс? Блин, надо было хоть какой-то еды купить. Какая из меня хозяйка...
Я искренне сокрушаюсь над тем, что есть нечего. А в голове набатом: "Ну позвони! Пожалуйста! Чёртов телефон, да звони же! Что у тебя, звонок, что ли, не работает?!"
Телефон не звонит. Я делаю кофе, пью его, сидя на диване, боясь поднять голову. Что-то говорю странное, невпопад. Наконец, поднимаю глаза. Напротив меня пустота.
- Макс, а ничего этот кофе оказался! Я думала, он будет хуже. Устала я. Надо бы лечь, наверное.
Всё это я говорю, улыбаясь, глядя в пустоту напротив меня. Потом подхожу к пустому стулу. Наклоняюсь к нему. Глажу себя по волосам. И ухожу в спальню. Там до меня доходит, что я только что сделала. Я заставила себя поверить в то, что ты здесь. Со мной. И погладила я себя по волосам так, как хотела бы, чтобы погладил ты.
Спасибо организму за то, что иногда он может просто отключиться. Или я просто потеряла сознание тогда, не знаю. Я медленно проваливалась в сон или в забытье. Обнимая двумя руками твою фотографию, вцепившись в неё, как в спасательный круг.
Знаешь, телефон бы и не смог зазвонить. Я ведь отключила его очень давно. В апреле. Два с лишним года назад. Почти три уже. Сначала потому, что не хотела говорить с одним мерзким персонажем. Да и пользовалась я в основном мобильной связью. А потом просто - не включила. Не за чем. Зато я спокойна сейчас. Я не жду звонка. Телефон ведь выключен. Кто бы выключил вот так - меня...
Глава 7
Началась привычная московская суета. Ночь, обычно бессонная. Оставаясь одна, я ложилась на диван, который стоит на кухне. Пила кофе. Писала стихи. Смотрела в потолок. Стоило мне попытаться отвлечься, включить фильм - сразу видела что-то, напоминающее о тебе. Так или иначе, но о тебе. Помню одну превеселенькую ночку. Вволю нарыдавшись, сорвав голос, я решила, что хватит депрессии. Сделала себе чай, вопреки обычному кофе. Нашла в интернете старую добрую "Some like a hot". Включила. После титров на экране появились первые кадры фильма. И надпись: Чикаго, 1929-й год.
Дальше - ясно. Кулак в стену. Хорошо, что не телефон, хоть тут мозгов хватило. Кина не будет, одним словом. В ту ночь у меня было своё собственное кино. С двумя актёрами. А в качестве сцены и декораций - потолок и окно.
Ты никогда не замечал, что старые окна были похожи на распятия? Как крест, были на них места креплений стекол. У меня однажды получилось сфотографировать интересную игру света: солнце, прошедшее сквозь оконные стекла, и тень на полу - как крест. Совершенно случайно это вышло. Сейчас вот почему-то этот снимок и вспомнился.
Под утро, если не спишь, а хочется, возникает ощущение, что в глазах горячий песок. И лицо горит. А руки ледяные. Я полюбила окно за прохладу стёкол. Прислониться к ним лбом или щекой, просто смотреть на пустую дорогу, на фонари.
- Максим...
Я произношу твоё имя очень тихо. И боюсь обернуться. Мне придётся это сделать, не могу же я всю жизнь стоять вот так, опираясь лбом о стекло. Но... Свеча, которую я зажгла несколько часов назад, скоро догорит. И будет темно. Тогда я обернусь. Я часто так делаю, милый. В темноте не так страшно, если не думать о том, что я совершенно одна.
Мне до боли, до дрожи во всём теле хочется увидеть тебя, прикоснуться к тебе. Или просто - услышать твой голос. Что же в нём такого, Максим? Почему он до сих пор стоит у меня в ушах, почему сводил с ума раньше, когда я его слышала? Думаешь, я это сейчас только придумала? Нет. Доказать я, конечно, ничего не смогу, но я и не ставила себе цель что-либо доказывать. Я просто вспоминаю свои ощущения. Хотелось перестать бороться с самой собой и, обойдя стол, опуститься возле тебя на пол, положить голову тебе на колени и тихо сказать:
- Говори. О чём угодно говори, только не молчи сейчас. А я временно растворюсь в твоём голосе, негромком, странно-тягучем, проникающим глубоко в сердце. Я закрою глаза и просто - буду счастливой.
Интересно, ты бы мне дурку сразу вызвал? Самоконтроль, конечно, штука хорошая. Многие сказали бы, прочитав мои слова, что я возвела тебя на какой-то пьедестал, что превратилась в какую-то рабыню. Макс, как же глупы эти люди! Да разве способны рабы плакать от счастья? Разве нужен пьедестал тому, кого любишь? Ведь тот, кто на пьедестале, недосягаем. А счастье для раба - не рядом с хозяином. Так что... Я свободна. И я свободна была всегда - в своих чувствах, мыслях, желаниях. Вот только комплексы... Они держали крепче самых прочных оков. Теперь у меня их нет. Я свободно говорю то, что чувствую. Цена за это была высокая, правда. Непомерно высокая. Хотя, разве я могу об этом судить? Ведь не дают там, наверху, креста тяжелее, чем человек может вынести. Значит... Значит, нечего и говорить о том, какой была цена. За любовь не платят.
Медленно наступает рассвет. Свеча давно догорела. Спасибо этому неясному предутреннему сиянию за то, что оно позволяет мне - всего на несколько мгновений - поверить в чудо. Диван у стены, потолок. Оконное перекрестье, пропускающее тот самый, смутный свет. Я беру в руки твою фотографию, улыбаюсь, глядя в твои улыбающиеся глаза. И долго, очень долго, не моргая, смотрю на тебя.
- Доброе утро, мой хороший...
В кухне ещё достаточно темно. И я закрываю глаза, чтобы не видеть, как новый день высветит пустоту по ту сторону стола.
- Поговори со мной. О чём угодно поговори, только не молчи.
Говорить с пустотой - это признак сумасшествия? Возможно. Но я говорю сейчас не с ней, а с тобой, Макс. Вопрос, слышишь ли ты меня? Странно как! Потолок слышит, стены слышат, окно, стол, даже фитиль от сгоревшей свечи - они слышат, хотя я обращаюсь не к ним. А ты, единственный, с кем я хочу поговорить, чей голос мне до безумия нужен, ты - не слышишь. Я стараюсь не думать об этом. Нельзя думать. Нельзя!
- Знаешь, Макс, ты лучше ничего не говори. Я сама. Хочешь, расскажу тебе сказку? О том, как утро приходит в дома. Через оконные распятия.
Глава 8
Иногда мне было невыносимо быть дома ночью. Как зверь в клетке, меряю шагами кухню, коридор, спальню. И понимаю, что не могу здесь оставаться. Спасибо Создателю за то, что у меня есть машина. Поворот ключа, мерный звук двигателя. Я свободна. Могу ехать, куда хочется. Хотелось обычно на набережную. На ту самую, где впервые до меня дошло, что такое любовь. И кого именно я люблю. Кого принимаю - любым. Без всяких "но", "если", "почему". Странное это место, Макс! Я не люблю этот город. Не люблю центр Москвы. Но, сама не знаю, почему, часто, даже слишком часто, приезжаю на набережную.
Есть такая программа - foursquare. Её предназначение мне лично до сих пор не понятно. Отметиться в месте, которое находится рядом с тобой, что-то написать, фотографию повесить. Создать своё место. Поделиться с друзьями, короче говоря. Самый прикол, что я, к примеру, ни одного друга из foursquare лично не видела никогда. Кроме моей крестницы, разве что...
Глупое занятие, понимаю. Но... Я использую эту программу, как личный дневник. Она сохраняет мои "чекины". Можно потом посмотреть, где ты была, когда. Что видела. Если отмечаешься в реальном месте, которое близко, получаешь баллы. К примеру, стоя на набережной, я отмечаюсь в месте, которое называется "Москворецкая набережная. Game over". Как ты понимаешь, это я его создала. И дала такое название. Отмечаясь там, я иногда и фотографии публикую. Река, небо, лёд, дорога - когда что. Или свой автопортрет, если он получается удачным. Зачем? Сама не знаю. Может быть, просто веду такой своеобразный дневник.
На набережной дико холодно. Мороз, зима. Лёд чуть треснул, но это от того, что с ТЭЦ опускается тёплый пар. Когда-то напротив этого места была гостиница Россия, был кинотеатр Зарядье. Сейчас - лишь забор, скрывающий стройку. Но меня это всё не смущает. Машина на аварийке, плеер в уши. А можно и без него. Смысл? Говорю-то я с тобой, глядя в ночное небо.
- Максим...
Сколько миллионов раз я произносила твоё имя? Просто интересно. Или не интересно. Не знаю. Здесь, на набережной, я тоже произношу его. Или пишу на снегу. Или... Я даже смс тебе оттуда посылала. Безотчётно надеясь, что ты его прочтёшь. Горькая игра слов. Без отчёта о доставке. Безотчётно надеясь. Каюсь, иногда мне вдруг казалось, что ты придёшь. Тронешь меня за плечо.
- Что ты слушаешь?
А я не смогу ответить. Не смогу вообще ничего сказать. Буду просто смотреть на тебя. А в голове одно: обнять, вцепиться в плечи и никогда не отпускать. И провались он пропадом, этот город. Эта набережная. Это небо.
Небо было глухим и пустым. Город - тоже. Промёрзнув до крайней стадии, я возвращаюсь в машину. Зачем я сюда приезжаю? Чтобы мёрзнуть? Нет. Просто я здесь почему-то могу дышать, пусть и очень короткое время. Я писала о том, что поеду на набережную, довольно часто. В ЖЖ, в фейсбуке, в стихах, в прозе. И я всегда приезжала. Но ещё чаще просто ехала туда. Час-полтора гуляла, говорила с тобой. Вслух говорила. Самое занятное то, что холод я не чувствовала до последнего. Тот холод, что от ветра и мороза - не чувствовала. Или мне было на него просто плевать. Это как с болью, когда что-то сильно болит, я ударяю кулаком о стену. Тогда мозг переключается на другую боль. Своего рода, попытка обмануть саму себя.
А куда после набережной? Домой? Нет. Это слишком было бы больно. И я... Макс, я представляла, что ты всё же приходишь на эту чёртову набережную, где так холодно. И надо согреться. Кафе, круглосуточное, пустое. Кофе. Я и правда заказывала две чашки всегда, милый. Смотрела в пространство - через стол, и тихо, чтобы совсем уж не шокировать сонных официантов, говорила с тобой. Или мысленно говорила. Чаще, конечно, просто держала в руках медальон с твоей фотографией. И говорила с тобой, как если бы ты и правда сидел - напротив. Ещё писала стихи. Или, как это было однажды, пост в ЖЖ. С какого-то момента мне стало наплевать, что и кто обо мне подумает. Я обращаюсь к тебе в своих рассказах, стихах, постах, статусах - и что? К кому мне ещё обращаться, если я для тебя это всё пишу? Если именно тебе я хочу рассказать что-то?
Кофе допито. Куда теперь? Только не домой. Точнее... У меня есть ещё один маршрут. Каширское шоссе. Другой конец города, конечно. Но мне без разницы, Макс. Уже ли без разницы, ещё ли без разницы. Кто сумасшедших поймёт? Можно проехать по дворам. Можно покурить у подъезда. А можно, с горьким смехом, подумать о том, что... А можно ни о чём не думать. Не потому, что мыслей нет, а потому, что их слишком много. Интересно, а что подумали бы те, кто хорошо знает тебя, твои близкие, родные люди - сестра, отец, друзья - если бы узнали, зачем я здесь? Я не особо любопытна, Максим. Но иногда задумывалась над взглядом со стороны. Потом уже стало всё равно. Это ведь ничего не изменит. Невольно сейчас попыталась поставить себя на место твоих родных. А как бы я прореагировала, если бы узнала, что мой сын для кого-то заслонил собой свет? Если бы прочла стихи, прозу, книги? Захотелось бы мне понять этого человека? Посмотреть ему в глаза? Не знаю. Мне страшно стало бы. Наверное, страшно. Или... Нет.
Я привыкла составлять о человеке своё мнение. Не основываясь на том, что говорят о нём другие. А люди многие очень часто иначе поступают. Возможно, так проще жить. Но не для меня.
- Макс, отвези меня домой.
Я действительно сейчас хочу оказаться дома. С тобой. Снова. Только на этот раз - вдвоём.
Глава 9
Тупизм. Еженощный тупизм в компьютер. Стихи, слёзы. Абсолютная невозможность сосредоточиться на чём-либо. Так уже давно. С того самого дня, после кафе в Европейском. Да, похоже, именно тогда всё и началось. Но и это уже не важно. Куда убежать теперь? Сидеть дома - невыносимо. И я... Я делаю очередную глупость. Я покупаю билет во Владикавказ.
Вылет из Домодедово. Будто во сне, проезжаю по всё той же Каширке. Не взяла такси, еду на своей машине. Уже привыкла оставлять её в аэропортах. Так проще. Сама себе хозяйка. И никто не узнает, что я и сейчас говорю с тобой. Вслух. Очень спокойно. Посто комментирую дорогу.
Стоянка, где я, отметившись в очередной раз через foursquare, стала мэром. Есть такая фишка - часто отмечаешься в каком-то конкретном месте, и становишься мэром. Смешно, правда? Вот я и стала мэром long-term парковки Домодедово.
Вещей нет. Зачем они мне? Медальон на шее, сумка, в которой документы, зарядка к телефону и косметичка. Весь багаж.
Я рано приехала. Успеваю выпить кофе, потупить на тех, кто вокруг. Но я их не вижу, Макс. Да, мозг фиксирует: мужчина, женщина, сумка, ребенок. И - не более. Мне всё равно. А если честно, подсознательно ищу среди этой толпы - тебя.
- Куда ты летишь, а? И зачем?
Закрыть глаза. Держать чашку с кофе, грея руки о фаянс. И не дышать. Просто ловить кайф от тембра голоса. Того самого голоса, который мне снится. Твоего голоса.
- Я не знаю. Я не могу без тебя, понимаешь? Я ищу тебя везде. Даже там, где тебя не может быть.
Рука, касающаяся моей щеки. Просто поправляет прядь волос. Я знаю, что это не твоя рука. Это поток воздуха из кондиционера. Может, поэтому и слёзы текут.
Регистрация. Внутренний рейс, здесь всё очень просто. Паспорт.
- Линзы?
- Да.
- Цвет красивый.
- Спасибо.
Вот и весь контроль. Самолёт, звук запускаемого двигателя. Рулёжка. Отрыв. Взлёт. Самолёт разворачивается над аэропортом, берёт курс на Владикавказ.
- Домой летите?
Ей лет пятьдесят, наверное. Волосы с проседью. Глаза карие. Смотрит, чуть улыбаясь.
- Нет.
- А я вот - домой. Не нравится мне Москва.
Женщина на соседнем сидении. Интересно, что сказала бы она, если бы я ей рассказала свою историю? Парашют бы попросила? Или святой воды? Я промолчала. Мне тоже не нравится Москва. Тебя ведь в ней нет.
Аэропорт Владикавказа. Беслан рядом. Я помню бесланскую трагедию. Поехать туда? Почему бы и нет. Такси, бомбилы. Смотрят странно немного. Прошу отвезти меня в Беслан. Водитель молодой совсем. Пока едем, болтает о чём-то. Я киваю. Но молчу.
- Вам сам монумент?
- Монумент? Да, если можно.
Город ангелов. Через два года я напишу о нём в ЖЖ. Напишу о том, что почувствовала впервые, оказавшись здесь. И чувствовала всегда - с тех пор. Я тогда провела там около часа. Невероятно, но водитель меня ждал, хоть мы и не договаривались об этом.
- Вам теперь куда?
- Во Владикавказ. Спасибо, что подождали.
Он улыбается. Я никогда не вспомню черт его лица. С тех пор, как я поняла, что ты для меня - Единственный, я перестала обращать внимание на лица. Возраст, цвет глаз, пол - вот и всё, что я фиксирую. Так само получается.
Мы едем в город. Водитель включает музыку, потом выключает её.
- К родным едете?
- Нет. У меня здесь нет родных.
- Может, тогда в гостиницу?
- Просто покажите мне её. Я хочу погулять по городу.
Для него я была более, чем странной. Заплаканная, держащая в руках медальон, как держат чётки - замок у цепочки сломался. Но он не задавал больше вопросов, спасибо ему. Мы рассчитались, и он, показав мне гостиницу, уехал.
Долго я в тот вечер гуляла по городу. Шла, сама не зная, куда. Смотрела на дома, на небо.
- Макс, а ты знаешь, где я сейчас?
Владикавказ почему-то вызвал у меня мысли о Брюгге, хоть эти города совсем не похожи друг на друга. Думаю, всё дело в том, что и в Брюгге я так же бесцельно бродила по улицам, отчаянно пытаясь найти тебя, хоть и знала, что тебя там нет.
Ночь в гостинице. Незнакомые звуки незнакомого города. Зачем я здесь? Стихи, как всегда по ночам. И бессонница. И мысли вслух:
- Я не знаю, почему я сюда прилетела. Просто перед глазами твой паспорт. А в нём буквы. Буквы, из которых складываются слова: "Место рождения: Владикавказ".