О. Камов
Розалия Зиновьевна, Илья Петрович, и Футбол
Он в очередной раз перевернулся на другой бок, накрыл голову подушкой и натянул поверх свой кусок одеяла.
- Что, что случилось? - проснулась она в тревоге.
- Прости, Розочка, ты немного храпела... я разбудил тебя? - спросил он.
- Что?.. - а как же мне не храпеть с этого убойного лоразепама - она постепенно приходила в себя - Я ведь тебя предупреждала, Люшик, ведь да? - прости меня, ну что же мне делать, я уже неделю спать не могу... а теперь и тебе не даю - ведь так? - надо было тебе на папином диване в столовой ночевать, как я советовала.
- Нет, с тобой мне спокойней - признался он, так ему и было на самом деле.
- Отвернись, пожалуйста, я встану - попросила она, гляди ж ты - казалось, что даже не спала, она очень переживала по поводу этих ночных и утренних пробуждений, расстраивалась что он может увидеть её непричёсанной, с мешками под глазами, без лифчика, с большими болтающимися... довольно, довольно - и так прямо душу режет... а ведь это когда-то была её гордость - «наша железобетонная линия Маннергейма» - шутила она, вспоминая папины рассказы о холодной Финской... Всё проходит, «ржавеет золото и истлевает сталь»... Великая конечно фигура, Поэт... почему она-дура так мало читала с молодости? Это одно из Люшиных любимых... два больших картонных ящика с собой привёз - только книги, другого добра у него и не было никакого. Только вот к смерти ещё не всё готово - она например... А он - тем более, так они и сошлись, чтобы друг дружке помогать на новой земле, не очень много радости. Хотя если сравнивать с домом престарелых - их совместное социальное «однобедренное» жильё - чистый рай земной, а в том доме смертью просто из каждой щёлочки тянет - она хорошо знает этот запах, она навещала там свою бывшую соседку Фиру, больную слабую женщину - пока та не скончалась тихо во сне под утро, что и говорить - легко отошла, упокой господь её бедные косточки, как говорила бабушка Соня. Kак там бедро по латыни будет?.. ага - кокса, тазобедренный сустав, помнит ещё, хоть и в кардиологии у замечательного доктора Мартиндэйла проработала последние... сколько лет? - последние и последние - все её.
Конечно это не вторая любовь и даже не третья молодость... если честно - она его как мужчину не очень-то и воспринимает - скорее как сына, верите - нет? Опять она размышляет со своими черноморскими присказками, только этого уже не изменить, она всю свою жизнь так проговорила... лишь неудобно перед Люшиком с его интеллигЭнтством, с его чистым мАсковским выгАвАрАм... но ему даже нравится, зовёт её «южаночка моя певучая», шутит «хочешь насос титановый себе в брюхо зашью? - самая модная вещь сейчас, доктор рассказывал, что у него в пациентах полно сенаторов да конгрессменов - будем наслаждаться неумеренным сексом на батарейках 24/7» - значит двадцать четыре часа в день круглую неделю - босяк! - и кто кого раньше похоронит, интересно знать? Что им этот секс? - оба в молодости не постились, спасибо судьбе что вовремя всё произошло. «Мы, Розанчик, на одной химии воспоминаний с тобой прожить можем, чего нам позориться по сравнению с собой же... ведь да?» - шутит он, поддевает её профессор бывший, кривляет, пёс седой беззубый... Он хороший, добрый, она не обижается. Нисколько - она ведь тоже иногда его необидно химиком называет с тех пор - ну вы понимаете: химия воспоминаний, физика прикосновений... итальянская бухгалтэрия чувств... коффэ-у-койку - она ведь тоже ответить может, ей палец и другие посторонние предметы просто так в рот не положишь, она в весёлой семье росла, её покойный родитель был на родине городской знаменитостью - его шутки на анекдоты растаскивали, и ей от этой славы чуть-чуть перепадало, даже Здесь ещё недавно её останавливали на улице незнакомые люди и спрашивали: «Извиняюсь, вы случайно не Зиновия Моисеевича дочка?... Как приятно всёж-таки, в такой дали... а где он, как он?... Так жалко... простите, милая, удачи вам». Правда теперь-то её уже никто не останавливает больше - «сик транзит глория мунди» - во залепила в самую девятку, это их лектор-прозектор-патологоанатом так говорил, глубоко латынь в ней засела, все эти большие-малые берцовые кости, тибии-фибулы - на всю жизнь запомнила, это вам не хухры-мухры: рост-вес-пульс-давление померить - «пописайтевстаканчикпожалуйста», а операционная хирургическая сестра, хорошее образование - оно и в Принстонах-Харвардах ценится, а не только у самого чёрного моря.
Неделю назад поговорила она с Галечкой. И не может спать спокойно с тех пор. Получила её доченька официальное письмо из иностранного - во как! - города Красноярска - спасибо вам, люди добрые - поделили для себя огромную страну на куски, как торт - в одну ночь, наелись от пуза - не подавились, «только б не было войны»... Господи, да за кого бы воевали, интересно - за батьку Петлюру, который задолго до Гитлера местечки на корню вырезал - бабушка рассказывала, или за его наследника - вечнозелёного Стёпку Бандеру? Сколько людей разделили, несчастными сделали... в одну ночь... что это она о политике после полуночи... а сама где оказалась? – «вспомнила девчоночка» - как её папа покойный говорил. Вот, обнаружили в том холодном сибирском городе изуродованный труп бомжа в колодце теплосети... И у милиционеров - их теперь все ментами зовут, все вдруг урками заделались в начале третьего тысячелетия... - короче возникло у них подозрение, что это - Коля, муж её и Галечкин отец, бесследно исчезнувший, так что дочке, которая больше тридцати лет папы родного не видела, надо было сдать «генетический материал» для идентификации личности - вот такие дела. А личности-то не было уже поболе тридцати лет, считай через год, как стал он пить неумеренно, и исчезла его личность... а потом уж и сам он сгинул бесследно... но это тогда никого и не удивило, уж больно он быстро и низко опустился, на самое дно. А какой он хороший да заботливый был, их Колечка-«Колечко» - левый край, мастер спорта международного класса... Считай заболел... да как тяжело, только раз попытался завязать, а потом сказал ей: «Хочу пить и буду пить, а если не дадите - я с собой покончу» - вот и весь разговор, и не очень долго их с дочкой мучил, исчез в один день, только записку оставил: «Ухожу, простите». Свекровь её умерла в тот же год, воспитывала единственного сына без отца, сгинувшего в волжских степях на войне. Так он собственную маму отблагодарил... а Галечка маленькая всё её спрашивала: - Мама, а где наш папочка? Он навсегда ушёл?
С той Финской вернулся её папа с простреленным лёгким, но «оклемался» - как он говорил, и даже успел позже с Гитлером повоевать, а потом жениться и дочурку сделать вскоре после войны. Только о профессиональном спорте пришлось ему забыть из-за ранения. А был он спортсменом завидным - тут и все командные игры, особенно футбол; и плавание, и даже лыжи - верите? - хотя чему тут не верить, в Карелии без них легко коньки отбросить можно было, быстро научился. Но всёж-таки далеко от своей любви он не ушёл - переквалифицировался по хозяйственной части, и в конце концов дорос до почётной должности главного администратора футбольной команды мастеров. Человек он был открытый и весёлый, к работе своей относился трепетно, люди его любили и уважали, и даже тренерский состав, и даже высокое начальство считались с его мнением... а уж про городских футбольных фанатов, как сейчас выражаются - ну что про них говорить? - обожали и боготворили.
И не они одни.
- Ой, Зиновий Моисеевич, какой же вы приятный и обходительный мужчина, полюбила бы вас безумно несмотря на вашу еврейскую национальность! - с большим чувством говорила ему в номере давняя знакомая Клавдия Ивановна - администратор хорошей московской гостиницы.
- Так люби, Клавочка, люби на здоровье - одобрял её порыв папа в позиции «к бою».
- Шутник вы невыносимый, я же о серьёзных семейных отношениях - отвечала коллега, аккуратно раскладывая своё тонкое бельё на спинке стула поверх служебного бархатного пиджачка...
- Подумай, Розочка - говорил он уже Здесь, - Вот я прибываю с командой в большой город, в столицу, там гостиниц - до Евгени Марковни, а бюджет у меня - один и тот же, и с этими деньгами моих ребят могут поселить или в центре на улице Горького или на ВДНХ на окраине - что мне делать? - в рулетку играть - чёт-нечет? Я обязан обеспечить коллективу наилучшие условия, всё должно работать на результат! Вот здесь и включается человеческий фактор: доброе слово, маленькие знаки внимания: флакон французских духов, бутылка горилки з пэрцем, сала нашего добрый шмат... Но главное - доброе слово.
- Добрые слова, которые ты в койке своим приятельницам напевал, весь город повторял - горько иронизировала она.
- Врут, доча, всё врут, шо они - со свечкой там стояли? Клянусь, если и было - то мимолётно и абсолютно с работой не связано, чисто личные дружеские симпатии...
Как же приятно вспоминать те времена - пАмпам-парапарапААмпарам, музыка в репродукторах, прекрасный воскресный день во второй половине, с моря дует лёгкий освежающий ветерок, они втроём идут на футбол: папа - импозантный, в белом чесучёвом костюме и тенниске с отложным воротничком... на голове соломенная шляпа в мелкую дырочку, на лацкане пиджака клубный значок - белая чайка над синими волнами..., мама ещё молодая - на высоком каблуке, в укороченной по моде юбке, в прозрачной кофточке - последний писк моды - второй тренер привёз со сборов в Египте по папиной просьбе для его женщин... - вот где настоящая эротика была... И она - юная студентка медучилища - раскрывающийся розовый бутон во всей своей красе - всё почти как у мамы, но короче... и ярче... и тесней - ну прямо-таки лопается всюду - верите? - тоже по моде... Со всех сторон сплошной ззвон и ссвист: «Здрас...Здрасс...Здрассс...» и ещё «Здоровьичка...» и «Здоровеньки...»... и папа раскланивается со всеми, пожимает протянутые руки, кричит кому-то: - Как живёшь, босяк, почему не заходишь?... и все глядят на неё как на принцессу из «Римских каникул»... - не забыть такого никогда!
Никогда! - с семи лет, с первого класса начались для неё эти праздники.
Подошли к трибунам... перед тем как сесть папа смотрит чуть наверх - там уже Первый машет ему приветственно, дескать, «Как дела, Зиновий Моисеевич?» - и папа в ответ, дескать, «Стараемся»... А вон невысокий такой, скромный, с краю спецложи медленно в ладошки пару раз похлопал папе одобрительно и подмигнул дружески, а папа с достоинством слегка поклонился как актёр на выходе... приятный такой дядечка - это кто? - Гондон Безопасный - прошептал ей папа на ушко, широко улыбаясь. - Это он меня за бугор не выпускает, падлюка...
А потом игра - как положено, со всеми страстями, с ситро и мороженым в вафельном стаканчике в перерыве... с голами... и даже в чужие ворота - если повезёт... а если ещё и домашняя победа - тогда и цветы тренеру... а тот подзовёт мальчика с боковой линии и передаст ему букет - для мамы, да ещё и воздушный поцелуй отпустит в её сторону... мама прямо заалеется вся, а папа строго спросит: - Муся, что у тебя с Витькой было? - признавайся...
Её нецелованный маленький мастер спорта тогда тоже на неё глядел как... помните шоколадную конфету «Тузик»? - вот именно так, а уж когда она его до себя Допустила - совсем голову потерял, всё для неё готов был сделать... по лестнице на пятый этаж бегом её на руках вносил запросто без остановок, он такой крепкий был - как литой, весь из мускулов. Но и она полегче была, попробовал бы он сейчас... один раз перед матчем с московской командой-чемпионом сказал: - Хочешь, я товарищу майору в левый нижний заделаю? - только для тебя! - это он о всемирно знаменитом вратаре... Она промолчала, а тот подумал что она не верит, завёлся, сказал: - Вот увидишь! - набросился на неё как сумасшедший, будто в последний раз, дурачок...
...Она его такого в игре никогда не видала, когда он бежал в отрыв по левому краю мышцы и вены у него на шее надувались прямо как телевизорные кабели - как на цветных схемах, которые в кабинетах у доктора Мартиндэйла развешены - она все их подробно изучила... Папочка восторженно сказал: - Что делает, бандит, - через полгода в сборной будет... Первый удар - мяч проскользил у земли в десяти саниметрах от левой штанги - стадион выдохнул как один человек, товарищ майор поправил козырёк своей заветной кепки, присел пару раз в растяжке, попинал бутсами штангу, как бы проверяя на прочность... Через десять минут - второй удар, опять левая штанга - прямо в основание... - на трибунах предынфарктные состояния через одного, после этого футбольная легенда незаметно смещается чуть-чуть от центра... И наконец за минуту до перерыва голкипер номер один в неимоверном броске отбивает мяч кончиками пальцев - из того же угла - за лицевую... Угловой. Здесь папа не выдержал, заорал: - Пёс шелудивый, правый угол пустой был! - потом вдруг строго поглядел на неё: - Твоя работа, зассыха? - ну я ему покажу! - и быстро исчез под трибуной... Воспитательная беседа принесла свои плоды: в самом начале второго тайма неутомимого в тот день Колечку снесли в штрафной. Одиннадцатиметровый. Товарищ майор ещё летел в тот самый угол, а мяч уже как снаряд вошёл в ворота прямо под перекладиной по центру... Её мальчик красивый смотрел в её сторону с извиняющимся выражением на лице, и весь ликующий стадион гадал: «Ну почему Колечко не рад?» - разве это забудешь? Ту игру они проиграли 1:2, только её это вовсе не волновало.
А когда футболисты отправлялись на матч за рубеж, даже не очень дальний, папа оставался дома, а с командой уезжал его молодой чернявый заместитель, член партии по фамилии, вы не поверите - Абраменко! - папа называл его «зампостуку» - не в лицо, конечно, и часто подкалывал: - Аркадий, ты какой национальности?
- Шутите, Зиновий Моисеевич, мы русские все натуральные.
- А мне наш массажист Жора Шевчук объяснял, что все Абраменки, Моисеенки, Исаенки - это евреи бывшие, крещённые насильно при Богдане Хмельницком, а может и позже - с серьёзным видом говорил её папа - Да и имя - цыкал он зубом скептически...
- А что имя, Зиновий Моисеевич, вон Аркадий Гайдар...
- Вот я о том и толкую - Гайдар - продолжал подначивать парня её весёлый папа.
- Зам замолкал напряжённо, а потом вдруг спохватывался - Да что вы, Зиновий Моисеевич, это же не его фамилия, он же... на Г, я помню!
- Конечно на Г - Гайдар - беспристрастно говорил её папа.
... - Голиков! Голиков он - вспоминал наконец партиец.
- Голиков говоришь? - ну-ну... тогда да... А Аркадий Архаров, сатирик-юморист - ебарина неумеренный, недавно с двумя валютными заходил ребят настроить перед игрой - тоже русский?.. В следующий раз фамилии менялись, но идея оставалась та же самая, национально сомнительные Аркадии шли непрерывным потоком как очередь в столичный Мавзолей.
Папа Там с ней подробностями своей работы редко когда делился, а уж похождениями своими котовыми... - вообще молчал как рыба об лёд, да шо вы. Что-то просачивалось случайно от друзей-спортсмэнов или их жён, город их хоть городом назывался, да ведь не Нью Йорк, все всё знали - кому надо... Только мама её доверчивая чистосердечная ничего не подозревала... да и то неправда - подозревала конечно, да в себе держала, так ей спокойней было... Но иногда прорывалось наружу: «Мурочка, ты помнишь я тебе рассказывал о враче из розиного училища - на сборах с нами в одном санатории отдыхала в Крыму... Катя... как её фамилия?». «Про****енко», - холодно отвечала мама так что у её родителя сразу пропадало желание продолжать тему. Откровенничать он стал только здесь, на атлантическом берегу - а с кем же было ему поговорить как не с дочуркой родной, мама-то их бедная на родине лежать осталась, у самого чёрного моря, спасибо Галечка за могилкой присматривает, золотая девочка... Генетический материал... за что её ребёнку такие испытания выпали.
Почти сразу как они с мамой попрощались - открылась слабая струйка отъездов в дальние края - просто совпало, случись такое двумя годами раньше - может здешние медики её и спасли бы - кто знает - она даже Там в своей хирургии всякого нагляделась, не только потерь, но и настоящих чудес... а Здесь - разве сравнить уровень?
Вот тут и засобирался её родитель в дорогу: - Ты же знаешь, доня, - говорил ей папа, - власть наша совецкая - как девка пугливая - щёлку приоткроет, а дать толком - не дасть, так что спешить надо, хочу напоследок по Бруклинскому Мосту пройтись.
- Ну что ты папа, как же тебе не стыдно - отвечала она.
- Ничего, ничего, - говорил папа, - присутствующих не касается, ты свою и приоткрывала, и давала честно, солнышко, - говорил папа и заразительно смеялся, чего с него шутника взять?
И хоть она ещё молодая совсем была, а кровиночка её Галина Николаевна - уже студентка, педагог будущий, да к тому же и влюблённая по уши в аспиранта с кафедры русского языка... и ехать - ни в какую! - вот и убивайся, вот и рвись пополам.
...Но отца бросить не смогла - он бы пропал без неё точно, уехала с ним, взяла с дочки слово, что та приедет к ним на океан как университет свой закончит... сколько лет прошло с тех пор - так она её ни разу Здесь и не увидала, даже деда не прилетела похоронить. Её внучек Коленька - конечно, по дедушке ушедшему мамочка его назвала - тогда со страшным воспалением лёгких в больнице лежал. Как она о нём убивалась - вам и не представить, сама сказала ей «оставайся». Но вылечили деточку, слава Богу, и какой же большой и красивый парень вырос - как её папа покойный, как и она сама, когда-то... - хоть про хромосомы вспоминай, а по-простому - кровь она и есть кровь - какая бы фамилия там не стояла. Галечка-то поменьше получилась, вся в папу-футболиста, но тоже красоточка и такая фигуристая... её доцент от ревности и сейчас с ума сходит.
Если уж совсем откровенно говорить - догадывалась она, что дочь не едет к ней не случайно - не могла простить ей, что не сумела её папу удержать... да и потом... - не монашкой жила, серьёзно встречалась сначала с одним человеком, женатым... тот говорил что любит и даже хотел из семьи к ней уйти, только она не приняла от него такой жертвы - знала как ребёнку без отца расти...
А второй её постоянный, по-здешнему - бойфренд вообще с самого начала под венец её звал, но не получилось с Галечкой у него никакого контакта...
И вообще никогда больше не было у неё того ощущения каждодневного праздника, как у них с Колечкой вначале, видно такое раз в жизни случается.
Сама она несколько раз ездила на родину, ненадолго - сначала работала тяжело, а в последние годы папа сильно болел и она не могла его оставлять одного на добрых людей... Город свой покинутый узнавала с трудом, многое с тех пор Там изменилось... Как в России говорят, «и трубы пониже и дым пожиже». И люди, люди... нет уже тех людей... а мовы да и просто гаков-хаков заметно прибавилось, так что в последний приезд ощущала она себя уже почти как настоящая московитка - как Здесь выражаются.
В последний год папа спросил её однажды: - Доча, может мне в синагогу сходить, все эти коммунисты оттуда с самого приезда не вылезают - как когда-то со своих партсобраний, поцы местечковые. Мне ведь скоро с тобой расстаться придётся, может ребе чего и подскажет дельного, как думаешь?
- Ну шо ты папа говоришь такое, как у тебя язык твой поворачивается... хочешь сходить - сходи конечно, я тебя отвезу, поговоришь с умным человеком, - сказала она едва сдерживая слёзы.
...Он вышел из храма в очень задумчивом настроении... а через несколько дней сказал: - Розочка, деточка, похорони меня, Фому неверного, по гражданскому обряду. И знаешь ещё что? - попроси выбить на камне нашу чайку над волнами - так честнее будет.
- Ты мне сердце разрываешь, папа - прошептала она, она всё сделала как он просил, красивая белая чайка парит теперь неутомимо над её папочкой.
Он сам спросил её тогда: - Ну как там у тебя с Николаем?
- Встречаемся, - скромно ответила она.
- Аха, - сказал он. - А то я не вижу... он после этих встреч спотыкается ходит, какой результат он на поле может показать после этого?
- Папа, ну как... - строго начала она, но он прервал её: - Вы любите друг друга? - отвечай честно.
- Навроде да, я так думаю, - сказала она.
- Это ты за себя или за него говоришь?
- Ну он-то - по уши, - сказала она и даже засмеялась, представив своего по уши влюблённого форварда.
- Вот если не навроде, а на самом деле - то выходи доня за него замуж, послушай моего совета, он хлопчик очень хороший, чистый, о матери заботится, все деньги ей отдаёт, в строительном институте учится на заочном, правда там все ему в рот глядят - национальный герой... Внуков мне наделаете - чего стройматериал впустую тратить... у вас красивые наследники должны получиться... начальство вам квартиру выделит, он-то скромничает, сам ничего не просит, даже того, что положено, ну я уж тут сам похлопочу... ты подумай ещё хорошенько.
А через пару месяцев уже и свадьбу сыграли замечательную, а потом в новую квартиру переехали, Галечку родили... так красиво, весело жили... Пока не случилась эта дикая травма... раздробленное колено... пять операций - конец футболу, он даже ходил чуть прихрамывая. А перестроиться не смог, бедненький... это же очень трудно, очень... ему же не только колено, ему душу разбили-разворотили на мелкие осколки - в самом расцвете сил, на самом пике славы... Вот папа - тот сумел... Генетический материал... может и не он это вовсе, и чем этот одинокий несчастный изуродованный труп смог так милицию-полицию ихнюю заинтересовать, это чего же там стряслось? - люди тысячами исчезают бесследно, а здесь - аж до генов роют! Его колено и есть удостоверение его пропавшей личности - никаких других экспертиз не требуется... принять такую страшную смерть - не приведи господь, спаси его - если жив ещё... да разве ж бомжи доживают до таких лет? - кто это будет сказки рассказывать дипломированному медику... - она его и в мыслях-то похоронила давным давно, только о хорошем вспоминала... и тут такая новость, горе горькое...
- Розочка, ты где? - услышала она из спальни.
- Спи Люшик, спи золотой, я сейчас.
Однажды спросила: - Папочка, ну почему вы мне имя такое странное дали - Розалия? Почему не просто Роза? - меня же все Розой зовут, даже ты и мама.
- Розочка, скажу тебе честно, когда ты родилась, нам позвонила тётя Люся из Челябинска: «Зиночка, родной, поздравляю, детка, ты ведь знаешь - только мы с Соней из всей нашей родни живы осталась, остальные - кто сам умер, а кого в гетто сожгли, уважь свою тётку, назови девочку Розалия, как твою бедную бабушку звали...» - вот и всё объяснение, доча.
А с Люшиком она познакомилась на приёме у доктора Мартиндэйла: - Take your shirt off, please - привычно сказала она перед тем как прилепить датчики электрокардиографа скромно одетому дядечке с культурным нервным лицом.
А тот отвечает ей по-русски: - Уже раздеваюсь, вы откуда будете такая красавица? - чего тут удивительного, родная речь и есть родная речь, её никак не скроешь.
- Да уж не с Москвы, - ответила она, а самой приятно стало, что он её, как он выразился, красоту через форменный крахмал разглядел, они все как куклы друг на друга похожи в этих белых халатах, шапочках и кроссовках, правда она старшая кукла там была, что поделать.
Мужчина действительно был сильно напряжён, спросил, натягивая рубашку: - Ну что там увидали?
- Так это ж не мои обязанности, моё дело ЭКГ снять, а смотреть-расшифровывать её доктор Мартиндэйл будет, он может быть лучший кардиолог в городе, очень внимательный, не волнуйтесь, вы в правильном месте оказались, - постаралась она успокоить новичка... Так они и повстречались.
Так и познакомились... слово за слово... от аппойнтмента к аппойнтменту. Её коллега на телефоне Нэнси в конце концов заметила: - Уже изучила - когда твой Илиа записывается к шефу на приём - всегда спрашивает: - А Роз работает в этот день? - поздравляю, подруга, может и мне подберёшь какого-нибудь завалященького русского бойфренда, не обязательно профессора, можно и PhD, ха-ха, у нас тоже есть, что показать - и дружески хлопнула её по заднице, лахудра крашеная. Разговорились конечно, хоть и официально, на вы: она ему про папу, он - про деловую дочь на Западном Побережье... и оба - про тех, кого Там оставили... ну как человеку жить в такой тональности? - так ведь и пить легко нАчать можно, это не шутки. А потом когда папа умер и Люшик пришёл вскоре после этого на приём и увидел её лицо с тёмными кругами под глазами... - он догадался сразу... сказал только: - Я вас так жалею, Роза, - и руку ей поцеловал, она этого никогда не забудет. Несколько месяцев прошло... доктор Мартиндэйл попросил её пригласить Илюшу для очередных тестов, она раскрыла его историю болезни на компьютере и вдруг обратила внимание, что у её пациента день рождения как раз на ближайшую субботу приходится, она позвонила ему, и в конце разговора набралась смелости, взяла, как папа, инициативу в свои руки: -У вас же день рождения скоро, может мы его отпразднуем?. Он с радостью ответил: - Конечно, Роза, с огромным удовольствием, давайте столик закажем... только я не особенно разбираюсь в здешних ресторанах. - А там и разбираться не в чём, дались вам эти общепиты, знаю что говорю - приходите лучше ко мне - покажу вам как готовить надо, соскучились наверное по родной кухне, - вот оно доброе папино слово, голос его дрогнул и он сказал: - Спасибо большое, буду ждать с нетерпением, - результат налицо.
Ведь не только он соскучился по родной кухне, но и она тоже - ей ужасно захотелось приготовить все эти замечательные забытые вещи, а ещё больше ей хотелось просто сидеть рядом и смотреть как он будет есть всё это... она и расстаралась тогда, он просто оторопел, когда увидел этот стол. А когда она внесла торт - у именинника покатилась слеза из глаза, верите - нет? И не потому, что он здесь еды такой не видал - он заботы такой не видал... здесь.
Вот, попили они чайку с тортом, с разговорами, тут она и говорит ему в первой паузе: - Илюша, вас родные как звали?
- Люшик - произнёс он смущённо это странное, очень детское имя.
- Люшик, золотой, ну чего тебе на ночь глядя домой тащиться, оставайся со мной, я так рада буду – правду говорю.
- Я бы с удовольствием, Розочка, - сказал он. - Да боюсь тебя разочаровать как мужчина.
- А вот этого бояться совсем не надо - я же медработник, и ничем ты меня ни удивить ни разочаровать не сможешь. Наоборот - как мужчина ты меня вполне очаровал, когда впервые разделся на ЭКГ... и страхов у тебя вообще никаких не должно быть - даже если ты в койке во сне и прикоснёшься случайно чем-нибудь к чему-нибудь - ничего сверхъестественного не случится... мне уже и под наркозом не забеременеть никогда, - во какой сухой лист завинтила, папа бы посмеялся вместе с ними, если бы мог...
Так и стали они жить-поживать: лягушка-квакушка и петушок-золотой гребешок - как в сказке, которую она Галечке когда-то читала, с ними ещё и мышка жила - как положено, но недолго - навсегда исчезла после профилактического рейда эпидемиологов из городской службы.
Она правду тогда ему сказала, она просто счастлива была, что могла заботиться о своём замечательном друге, сами подумайте - москвич, завкафедрой, мостовик - строительная элита - как операционная сестра... Он правда сильно смеялся когда услыхал от неё это модное словечко: - Розалинда, подумай над смыслом - я же не жеребец-производитель из спецконюшни, это всё новые богатеи придумали и проплатили - в редкую интеллигенцию их не берут, аристократов - тех вообще всех извели под корень... вот они и оживили зоотехнический термин, чтобы как-то выделить самих себя - временных держателей временных дензнаков - а также всё их сопутствующее элитное жильё-бельё-машины-жёны-рестораны-лечение-омоложение... - почти всё, что скифскому воину в могилу полагалось... За этим словом - пустота, придёт время - сгинут как все остальные. А вот мосты мои - они долго стоять будут, а устареют - новые построят, может мои ученики - у меня их много было, а может их собственные ученики. Мосты, Розочка, одно из самых главных творений человека, они не берега соединяют, а людей.
С тех пор и начала она постигать мостовые премудрости под руководством Люшика. Они собирались с самого утра, грузили в рюкзачок бутерброды, кофе или воду в термосе, фотокамеру, и уходили на весь день... добирались до очередного моста... «А это, Розочка, мощнейшие консоли, мы сюда потом ночью придём, увидишь как эти секции поднимаются...»
А когда можно было - то и пешком через мост - вот где сердце замирало, а уж если это подвесной гигант с небоскрёбными арками опор по двести метров высотой - сколько же этажей будет... а про тепловое расширение забыли? - дорожное полотно на метры опускается летом - почти до труб огромных океанских лайнеров... он всё ей объяснял, до атомных колебаний - и она всё понимала - только удивлялась и гордилась, чего люди делать могут и сколько же он знает всего и обо всём...
А сами тросы стальные - они же с ногу толщиной - а то и боле, их не привезти ни на чём, их на месте свивают специальными машинами - как косу плетут... но ведь стальные струны-«волосы» тоже кончаются и тогда строители подплетают новую струну, а потом - ещё одну, и так далее - и все новые струны навечно схватываются старыми в единую конструкцию - безо всякой сварки-спайки! - никогда бы ей до этого самой не догадаться.
- Когда говорят об Америке - все вспоминают плавильный котёл, - сказал ей Люшик, - а я думаю вот о таких тросах... только сам там никогда уже не буду, в отличие от тебя... и это тоже понятно - тебе надо было об отце заботиться, а я - отрезанный ломоть черствеющий... так что прошу тебя, Розочка, - не бросай меня, если можешь, ты мне не просто подруга, близкий человек - ты мне родина-мать, хочешь здоровьем поклянусь?..
Да, непростая неделя у неё получилась... А сегодня вечером, какое сегодня - уже вчера, вот как жизнь к старости разгоняется - позвонил ей внучек Колечка: - Здравствуй, баба Роза, как дела?...Вчера в газете большую статью напечатали про нашего прадеда Зиновия - твоего папу - на две страницы... Баба, о нём все так хорошо вспоминают, и футболисты бывшие, и тренеры, и артисты, и просто болельщики... он ведь очень известный человек был, а сколько у него оказывается боевых наград было, он у нас настоящий герой... я просто горжусь им, - вот здесь она не выдержала и заревела в голос...
Внук подождал немного, а потом сказал: - Баба, я очень хочу к тебе в гости приехать, ты не против?
- Да шо ты такое говоришь, солнце моё - конечно приезжай скорее, устрой своей бабке праздник, завтра тебе билет закажу, - сказала она, утирая глаза.
- Не, не надо, - ответил ей внук, - я за лето сам эти деньги заработаю, а в августе приеду, так ведь правильнее будет, ведь так?
- Всё так, любимый, - сказала она, - поцелуй за меня свою мамочку.
- Я тоже тебя люблю, - сказал внук...
Не будет она пить вторую таблетку лоразепама - всю неделю себя оглушает-тормозит, постарается так уснуть, вон Люшик уже посапывает тихо...
..................................................
Он проснулся ранним утром, на его подушке дрожали солнечные зайчики, его поразила полная тишина в комнате, он медленно повернул вмиг отяжелевшую голову, увидел её затылок с чуть седеющими у корней волосами, её большое белое неподвижное плечо... под непрерывный звон в голове он, как заворожённый, протянул к ней дрожащую руку, и с ужасом прикоснулся подушечками пальцев к прохладной коже...
- Ой, Люшик, - сказала она, раскрывая глаза и улыбаясь, - я такой сон замечательный видела: музыка в репродукторах, прекрасный воскресный день... Папа, и Мама, и я, и Галечка, и Колечка - мы все идём на футбол.