Дракон

               
        Ну вот. Седина в бороду, а бес, как говорится…. Хотя ему казалось, что бес этот самый, минуя пресловутое ребро, попал под все имеющиеся кости, а также под кожу, мышцы и мысли. Отравил кровь. Отравил жизнь. Не ему. Другим. А с ним сделал что-то такое, от чего у души выросли крылья. А может – они и раньше были?? А он жил вот сорок с лишним лет и даже не знал, что у него есть крылатая душа. Разве это бывает так – чтобы бес и крылья? Вместе? Дракон какой-то получается. Дракон и есть. Дракониха. Или драконица? Черт ее знает, кто она есть.
              Он не знал и не задумывался. Просто вдруг стало неожиданно ясно и так просто – как он раньше не догадался? – что счастье – это идти следом за ней и нести ее босоножки. Он старался зачем-то, как в детстве или на горном перевале,  своими большими ботинками попадать в ее невесомые босые следочки – и не попадал. Никто, наверное, не попадает… Никто и никогда не успеет за ней и уж точно не пойдет впереди нее. Она тогда остановится просто и все. Или пойдет в другую сторону. И тогда тот глупец, что решил идти вперед нее в надежде, что она пойдет за ним, уже точно никогда ничего не успеет. Ничего. Потому что без нее незачем жить. И спешить никуда не нужно. Он-то теперь точно знает, что никуда не нужно спешить. Морок это все и наваждение. Сначала он и о ней так думал, считал, что она пройдет, как простуда или изжога. А она не проходила. Перешла в хроническую форму. И теперь счастье его жизни – нести за ней босоножки.
             Она ничего еще не знала. На завтра у него был билет на поезд. Он  навсегда оставлял этот город. Именно – город. Ее он не мог оставить. Она все равно всегда будет с ним. Всегда. Он не говорил ей этого, и не мог сказать, потому что она ответит свое обычное – охота тебе всякую ерунду говорить. У нее все было так просто, и так радостно, и все удавалось ей. А у него теперь, как в том анекдоте   - хочу, чтобы у меня ВСЕ было! Да, мужик, у тебя все БЫЛО… Там, в той жизни до нее, было все. А в этой, нынешней, ничего нет. Тоненькие ремешки на пальцах, тоненькие каблучки постукивают друг о друга. Счастье. Обернулась –
 - А давай в выходной сюда придем и подольше погуляем, да?
- Нет.
Удивленные брови. Улыбка – не поймаешь. У нее странная улыбка – то ли рассмеется сейчас, зазвенят солнечные хрусталики, то ли ужалит ядовитым словцом – драконьим ядом. Или у драконов нет яда, только огонь?
  - Почему? Ты занят?
- Понимаешь ли, я уезжаю завтра.
Она сразу поняла. Улыбка ближе к драконьему оскалу.
- Да? Ну что ж, счастливо тебе…
Подумала и прибавила:
- Я тебе в «Одноклассниках» напишу.
      Он ничего не стал говорить. Бесполезно. Любая другая женщина на ее месте спросила  хотя бы, почему раньше молчал, или рассердилась бы, или расстроилась. А она – нет. Она уже забыла, отвлеклась и продолжает жить здесь и сейчас.
- О чем ты думаешь?
- Я? – она всегда переспрашивает и вздергивает тонкие брови, как будто удивляется, что здесь вообще кто-то кроме нее присутствует. Он даже иногда думает, что она забывает, как его зовут. – Я думаю, если комару дать напиться крови, сколько он хочет, лопнет он или нет? – и нет драконьего оскала, и глаза чистые, как два холодных осенних солнца.
             Здесь и сейчас. Это одна из ее любимых фразочек. Один раз он имел глупость задать дурацкий вопрос, как она к нему относится. Она немедленно разразилась цитатой из уличной рекламы и объявила, что все на свете ОТНОСИТЕЛЬНО, и она относится к нему здесь и сейчас, а не где-нибудь и потом.
Вот и все. Замнем для ясности. Тоже та еще поговорочка. И где только она их берет, все эти словечки?!
        На прощание она помахала ему узкой ручкой и поцеловала в щеку: «Ну все, я полетела!». Полная иллюзия того, что прощаются они не навсегда, а на денек-другой… Пошла, не оглядываясь – вскинет сейчас чешуйчатые золотые с зеленым крылья и правда полетит…
         На следующий день он уезжал. Вокзальная суета началась еще дома – казалось бы, ну чего суетиться, все решили – собрали – отправили – перевели и так далее. Нет ведь, все равно надо бегать, волноваться, суетиться, три раза поругаться… На вокзале он неожиданно увидел ее. Она стояла в стороне, курила неизменную тонкую сигарету и смотрела на толчею вокруг нее откуда-то свысока и вприщур – как всегда. И люди обходили ее, мужики оглядывались, женщины косились, а полусумасшедшая бабка, обитавшая на Нском вокзале в качестве местной достопримечательности, перекрестилась: «Сгинь, чертовка!». Она видела его, но не подходила – смотрела издалека. И глаза отливали не солнцем, а болотной зеленью.  Тронулся поезд. Он стоял у окна и видел, как она сняла свои босоножки на высоченном каблуке и пошла босиком по грязному перрону, и сама несла их в руке. Люди видели, что она плачет. И никто, кроме него, не видел, что по заплеванному асфальту за ней волочатся два драконьих крыла…