Сок березовый чистой слезой из пробитого пулей ствола вытекает,
В каске вдоволь его, что бы жажду мою утолить,
Третий час мы в кольце, но настала минута святая,
Перед смертью сам Бог нам решил передышку продлить.
Целых двадцать минут подарил нам Господь на прощанье,
И за двадцать минут ни один мой пацан не погиб,
Но осталось нас здесь, кто бы знал, как ничтожно нас мало,
Из тех юных двухсот, что вчера я в атаку водил.
Вспоминаю вчера, как давно подошла ко мне женщина в черном,
- Ты скажи, капитан, как погиб мой единственный сын,
Побелевшие волосы сжала рукой, и рыданья глотая,
- Только правду скажи, я должна это знать, командир.
Я не знал, что сказать, ведь от тела его не осталось и трети,
Все под танком ушло в эту землю, чужую для нас,
Я смотрел на нее, постаревшую в тридцать пять лет и не знал, что ответить,
- Ты скажи, командир, кто за смертью послал сюда вас?
А теперь мы лежим, наше время к концу, если б знать, что так мало,
Я и этих юнцов, как не жаль, не сумею спасти,
Уж простите мне матери, нет моей в том вины, что солдаты,
Возвращаясь домой, против воли ложатся в гробы.
Сок березовый чистой слезой из пробитого пулей ствола вытекает,
В каске вдоволь его, чтобы жажду мою утолить,
Но пусть знают враги, перед тем, как рвануться в атаку,
Здесь две роты их ждут, а не просто пол взвода живых.