Зеркало пророка 1. Габриэль

«Габриэль» - первый роман из серии «Зеркало Пророка». Купить эту серию можно в ряде сетевых магазинов. Дешевле всего на сайте издательства «Ридеро».
https://ridero.ru/books/gabriehl/
https://ridero.ru/books/vrata_bogov_moj_vernyjkon/



1


Для Шотландии семнадцатый и восемнадцатый века были не лучшим периодом времени: борьба за независимость, религиозные войны, междоусобица, экономические санкции… В 1690-х годах голод уничтожил практически треть населения этой страны. В 1692 году английское правительство устроило то, что сейчас назвали бы этнической чисткой. В 1707 году Парламент Шотландии одобрил Акт Единства (Act of Union), объединявший две страны в одну, резко непопулярный в народе обеих стран. В соответствии с Актом, оба парламента должны были быть заменены новым Британским Парламентом, основанным в Лондоне, где от Шотландии должно было быть 45 членов парламента и 16 пэров. В 1715 году произошло якобинское восстание. Многие люди лишились своих земель, другие жизней…
В 1699 году из далекой, а для большинства шотландцев мифической России в Эдинбург приехал русский дворянин граф Макар Федорович Розанов с молодой женой Ольгой, чтобы остаться в Шотландии навсегда. Одно время его отъезд бурно обсуждали в России. Одни (те, кто ничего не знал о Шотландии) говорили, что, устав от петровских реформ, он решил перебраться в более спокойное место. Другие считали, что он был связан со стрелецким восстанием 1698 года, и вынужден был бежать из родной страны туда, где его не достанут руки российского императора. В 1698–99 годах было казнено 1182 стрельца, 601 был сослан. Следствия и казни продолжались до 1707 года. Было еще одно мнение, которое передавалось шепотом среди приближенных Петра: говорили, что Розанов был послан в Шотландию лично государем-императором, чтобы там служить интересам России или, говоря проще, заниматься разведкой.   
Макар Федорович Розанов поселился в доме на улице Ройял Майл (Королевская Миля). Он переиначил на местный лад свое русское, труднопроизносимое имя и стал Майком Мак-Розом или Майком, сыном Роза, что вполне можно считать сокращенным вариантом фамилии Розанов.
Обосновавшись немного на новом месте и узнав, что почем, он удачно приобрел небольшое, но достаточно ценное поместье в двух днях неторопливой езды от столицы. Это был живописный участок плодородной земли, столь редкой на севере и в центре Шотландии. Хозяином Розанов был хорошим, и его дела шли в гору, несмотря на постоянные междоусобицы и войны.
К своим сорока годам граф Бертран Мак-Роз, сын Макара Федоровича Розанова, имел все, о чем только можно было мечтать. Благодаря умелой политике и гибкому уму он не только не потерял родительские земли, но и смог значительно увеличить свое поместье. При этом он не потерял лица ни перед англичанами, ни перед шотландцами, которых считал своими соотечественниками. 14 лет назад он познакомился во Франции на водах с красавицей Еленой Федоровной Жанровой, дочерью небогатого русского дворянина-помещика, она вскоре стала его женой. Двенадцать лет назад у них родился сын: Габриэль Мак-Роз. Роды были тяжелыми. Графиня чудом осталась жива, но стала бесплодной.
Так Габриэль стал единственным ребенком и любимцем Мак-Розов. Несмотря на это, он был воспитан как настоящий мужчина. Окружив Габриэля любовью, родители делали все, чтобы их сын вырос сильным, крепким, выносливым человеком. В свои 12 лет он прекрасно ездил верхом, отлично владел шпагой, пистолетами и ружьем, умел читать и писать, знал основы математики… В общем, он получил весьма хорошее образование. На учителей отец денег не жалел.
Жили Мак-Розы в красивом просторном доме, построенном самим графом. Вокруг дома был разбит английский парк с настоящим озером с западной стороны дома. Из северных и восточных окон были видны пасущиеся на лугах коровы и овцы. На юге, сразу за забором, начинался лес. Здесь царили мир и покой. Казалось, война почтительно обходила стороной эту землю.
Большую часть своих земель граф отдал в аренду фермерам. Он получал приличную арендную плату, которой вполне бы хватило на безбедную жизнь. Кроме этого он имел хороший доход от нескольких предприятий в колониях, так что имущество графа приумножалось с каждым годом.


В тот день, или, лучше сказать, в ту ночь ничто не предвещало беды. Не было ни грозы, ни ливня, которые всегда сопровождают подобные события в романах. И даже няне юного Габриэля, всегда видевшей вещие сны, не приснилось ничего такого, на что стоило бы обратить внимание. Их было двадцать. Двадцать ночных убийц, воспользовавшихся предательством одного из слуг, чтобы незаметно проникнуть в дом. Надо отдать им должное: предатель умер одним из первых. Они убивали тихо, и если бы не короткий предсмертный крик дворецкого…
Граф и графиня встретили гостей во всеоружии. Граф ждал их у двери в спальню со шпагой и кинжалом. Графиня стояла за его спиной с пистолетами в руках. В спальню сына можно было попасть только через их комнату, и, следовательно...
Первого гостя граф проткнул шпагой. Еще двоих уложила графиня. Отбросив ненужные пистолеты, она обнажила шпагу. Граф прекрасно держал оборону возле узкой двери. Со стороны детской в комнату вбежала испуганная няня Габриэля – полная женщина невысокого роста лет пятидесяти. Она была одной из местных крестьянок.
– Уведи его, – приказала ей графиня по-русски, – ты знаешь, куда.
Убийцы оказались сообразительными. Убедившись, что просто так с графом не совладать, они ворвались в спальню, воспользовавшись столом, как тараном. Супругам пришлось сражаться спина к спине, отсекая неприятеля от спальни ребенка. На счету графа было еще двое, графиня убила одного. Но вот она совершила ошибку, и сразу три шпаги пронзили ее красивое тело, а еще через несколько минут был убит и граф – кто-то из нападавших хорошо метал нож.
Проснувшийся от криков и шума Габриэль сидел на своей кровати с маленькой, но боевой шпагой в руке. В его детском сердце шла своя битва: честь и любовь к родителям требовали, чтобы он бросился в бой, страх сковывал, приказывал бежать, а чувство собственного бессилия вызывало ненависть к себе и ко всему вокруг. Габриэль не мог заставить себя принять смерть в бою и проклинал себя за малодушие. В комнату вбежала растрепанная няня.
– Габриэль, мой мальчик, пойдем, пойдем скорей, – няня говорила шепотом и очень быстро, – пойдем, мой мальчик…
Она схватила его за руку и потащила из комнаты. К счастью, в доме был свой потайной ход. Беглецам удалось незаметно выбраться из дома. Затем ползком, под прикрытием ночной темноты, они добрались до забора, где была маленькая калитка, за которой начинался лес.
Целую вечность они бежали по тайным лесным тропам…


Габриэль лежал на земляном полу. Он был закутан в старый, но добротный плед, так что было не холодно. Маленькая комната, бревенчатые стены, дощатый потолок из некрашеных досок… Сильно пахло сухими травами и чем-то еще.
За старым покрывалом, закрывающим вход в комнату, разговаривали. Няня (он узнал ее по голосу) и какой-то незнакомый мужчина обсуждали события той страшной ночи.
– Бедный мальчик. Ему только двенадцать лет, – сказала няня.
Покрывало откинулось, и в комнату вошел высокий, атлетически сложенный мужчина непонятного возраста в добротном, но заметно поношенном охотничьем кафтане. С ним была няня. У няни были заплаканные глаза.
– Я же говорил, – сказал мужчина няне.
– Слава богу!
– Здравствуй,  –  сказал  вошедший  Габриэлю, – мое имя Джеймс. Боюсь, у меня не самые лучшие новости. Твои родители… – он сделал паузу, достаточную, чтобы Габриэль понял, что они погибли, – но это еще не все.
Той ночью произошло еще одно убийство. Точно так же был убит герцог Ричард Корнуэльский. Кто-то из слуг отворил убийцам дверь и точно так же поплатился жизнью. Погибли все, кто был в доме, но прошел слух, что герцогине и ее малолетнему сыну удалось избежать смерти. Герцогом стал брат Ричарда Оскар – давний враг Мак-Розов. В убийстве герцога обвинили отца Габриэля. Кроме этого его вроде бы обвинили в измене и подготовке нового восстания. В общем, на него навешали всех собак. Многие говорили, что именно Оскар был организатором двойного убийства, но, с одной стороны, никаких доказательств причастности к убийству герцога Оскара не было, с другой, король дорожил хорошими отношениями с герцогом, и молчаливая поддержка короля играла немаловажную роль.
– Слава богу, они не узнали главную тайну, – сказала, всхлипывая, няня, когда Джеймс закончил рассказ.
– Ты права. Но об этом позже. Габриэлю лучше поспать.
– Простите, сэр, но я не хочу спать.
– Хочешь, – мягко, но уверенно сказал Джеймс, и глаза Габриэля закрылись сами собой.
Джеймс был прекрасным врачевателем, так что дела Габриэля быстро шли на поправку.
Неизвестно, чем он занимался в миру, но в лесу, он был жрецом-друидом. Он умел разговаривать с животными и растениями и, постигая их желания, заставлять служить себе. Он мог будить спящие под землей семена, добывать воду...
С друидами была связана главная тайна семьи Мак-Розов: они принадлежали к этой древней вере, вытесненной впоследствии христианством с кельтских земель. Макар Федорович Розанов, всегда симпатизировавший славянскому язычеству, встретившись с друидами, нашел их веру истинной, и позже передал ее по наследству сыну, который вовлек в нее жену и всех домочадцев. Узнай герцог Оскар об этом, ему не надо было бы придумывать способ прибрать к рукам графские земли. Несмотря на то, что святая инквизиция вместе с католицизмом остались для Шотландии в прошлом, преступление против бога все еще было одним из самых серьезных. Поэтому друидам постоянно приходилось быть начеку. Внешне они казались такими же христианами, как и все остальные люди. Они регулярно бывали в церкви, исповедовались, причащались, соблюдали пост и иные церковные правила, но в «особые» дни они под разными предлогами отправлялись в лес, где встречались в условленном месте. Именно знание тайных лесных троп и особенное устройство дома, позволявшее его обитателям незаметно уходить в лес, помогли Габриэлю спастись.
Джеймс был отличным учителем, а Габриэль – хорошим учеником. Потребовалось всего несколько месяцев, чтобы мальчик научился чувствовать лес, разговаривать с деревьями и понимать язык природы.
– Если так и дальше пойдет, скоро ты сможешь меня заменить, – часто говорил, улыбаясь, Джеймс, но этому не суждено было произойти.
– Боюсь, у меня снова плохие новости, – сказал он как-то вечером Габриэлю, – твоя няня должна была вернуться еще три дня назад.
Няня отправилась в ближайшую деревню за теплыми вещами и свежими сплетнями относительно убийств.
– В лучшем случае она мертва, – продолжил Джеймс, и Габриэль с болью в сердце понял, что он имел в виду. – В любом случае здесь больше оставаться нельзя.
– Куда мы пойдем? – спросил Габриэль, стараясь держать себя в руках.
– Я уйду дальше в лес, а тебе лучше отправиться в Эдинбург. Судьба посылает тебя туда.
– Почему я не могу пойти с тобой?
– Потому что этого не хочет твоя судьба, и если бы ты был достаточно спокоен, ты бы смог понять это сам.
– А ты на моем месте был бы спокоен?
– Не думаю.
– А если меня узнают?
– Ты давно уже не похож на того юного графа, которого все считают погибшим.
Он был прав – сейчас Габриэль выглядел, как оборванец.
Ночь они провели возле костра, который Джеймс сложил в виде ритуальной магической фигуры. Они сидели, протянув к огню ладони, чтобы он поделился своей волшебной силой. Утром после сытного завтрака они распрощались.
– Надеюсь с тобой вскоре увидеться, – сказал Габриэлю Джеймс. – Оставляю тебе этот дом, но приходи сюда только в случае крайней необходимости и помни: твой главный заступник – лес.
– Клянусь, я убью герцога Оскара! – сказал Габриэль, прощаясь с Джеймсом.
– Думаю, у тебя будет такая возможность, – ответил тот, – но я на твоем месте отдал бы все силы на создание собственного лица.
Габриэль тогда не понял, что хотел сказать ему Джеймс, но, тем не менее, слова жреца запомнились ему на всю жизнь.


Восемь дней Габриэль плутал по лесу, пробираясь в город. Еду он добывал, охотясь на мелкую живность при помощи хитроумных силков и капканов, как учил его сначала отец, а потом Джеймс. Утром девятого дня он вышел к Эдинбургу со стороны Ланг-Дэйкс – проселочной дороги, ведущей в город с северной стороны. Перед Габриэлем предстал весь Эдинбург, который начинался с замка, стоявшего на утесе над лохом, и продолжался длинными рядами шпилей и крыш с дымящимися трубами. Габриэлю стало грустно. Он словно заглянул в глаза неизвестности, и ее взгляд не предвещал ничего хорошего.
На берегу залива Габриэль сделал последний привал. Он доел остатки зайчонка, пойманного два дня назад, запил водой из ручья и отправился дальше навстречу неизвестности.
Громадный и сумрачный город встретил его без малейшего намека на дружелюбие. Эдинбург подавлял Габриэля своими высокими каменными домами, запутанными переходами и закоулками, узкими как ущелья улицами... Ни один чужак не смог бы здесь отыскать нужный адрес или человека. Для этого нанимали мальчишек-проводников или кэдди. И повсюду был серый камень: каменные стены, каменные ограды вокруг церквей, мощенные камнем улицы.
Оборванный и голодный Габриэль бродил по городским улицам, стараясь всеми силами не поддаваться все нарастающему отчаянию. Он был совершенно один в этом огромном чужом городе, голодный, без средств к существованию, без каких-либо планов на будущее. Воровать или просить милостыню... Подобные мысли не могли прийти в голову юному графу.
– Пошел с дороги, щенок!
На Габриэля налетел здоровенный мужик с большой корзиной хлеба. Он грубо отшвырнул мальчика в сторону. Одна булка упала на землю. Габриэль схватил хлеб и принялся его жадно есть.
Габриэля окружили такие же оборванцы, как и он. Среди них выделялся рыжий толстяк, которому на вид было лет четырнадцать.
– Кто разрешил тебе жрать наш хлеб? – спросил он, стараясь выглядеть как можно более грозным.
– Это - мой хлеб. Я первый его нашел, – с обидой в голосе ответил Габриэль и зло посмотрел на толстяка.
– Он его нашел, – толстяк неприятно засмеялся. – Ты нашел его в нашем городе. Это все равно, что найти кошелек в чужом кармане. Ты вор, а знаешь, что мы делаем с ворами? С ворами мы вершим правосудие.
– Обычно правосудие вершат над ворами, – поправил его Габриэль, – а то, что творят с ворами, обычно называется беззаконием и произволом.
Он уже понял, что драки не избежать, и поэтому не старался быть особо любезным.
– Ты еще будешь указывать! – рявкнул толстяк, доставая  нож.  –  Надеюсь,  у  тебя есть хорошие адвокаты? – нарочито серьезно спросил он.
Шутка была встречена громким смехом. Одному только Габриэлю было не до острот.
– Давай, Кадор, покажи этому нахалу, – закричал тощий мальчишка с огромным синяком под глазом. Остальные подхватили его крик.
Кадор (так звали толстяка) принялся всячески оскорблять Габриэля под одобрительные возгласы и смех приятелей. Уверенный в легкой победе, он решил показать себя в остроумии, придумывая своей жертве как можно более смешные и оскорбительные прозвища. Это промедление стало спасительным для Габриэля. Гнев позволил ему справиться с отчаянием, а игра толстяка на публику - оценить ситуацию. Кадор, хоть и был значительно старше и крупнее, кое в чем уступал Габриэлю: он был толстым, и, следовательно, менее подвижным, к тому же он был мужланом, тогда как Габриэля воспитывали воином. Плюс ко всему Кадор был уверен в легкой победе, что тоже было на руку Габриэлю.
Выждав момент, Габриэль бросился на противника. Он достаточно легко выбил у Кадора нож и сбил его с ног.
– Спасибо за адвоката, – процедил он сквозь зубы.
– Ничего, я тебя и так достану, сученыш, – огрызнулся Кадор, поднимаясь на ноги.
Он уже успел пожалеть, что связался с этим оборванцем, но отступать было поздно: поражение лишило бы его авторитета среди приятелей, чего толстяк позволить себе не мог ни при каких условиях.
Габриэль приготовился защищаться до конца. Он понимал, что рано или поздно на него набросится вся банда, и тогда... Близость смерти преобразила мальчика, превратив его из жалкого оборванца в готового к смертельной битве воина. Эта перемена не укрылась от мальчишек. Стало тихо. Кадор не спешил нападать, остальные...
– Стойте! – в круг ворвался еще один парень. Высокий и бледный, несмотря на одежду бедного лавочника, он был чем-то похож на аристократа.
– Не лезь, Маб, тебя это не касается, – зло процедил сквозь зубы Кадор.
– Меня касается все, что происходит в городе, а если тебя это не устраивает, поговори с Филином.
– Я должен с ним разобраться.
– Раньше надо было разбираться. Теперь его хочет видеть Филин. Или для тебя это уже ничего не значит?
Кадор злобно выругался.
– Можешь ругаться, сколько угодно.
– Небось, ты успел уже доложить? – он зло посмотрел на Маба.
– Не твое дело. Тем более что, скорее всего, он бы надрал тебе задницу.
– С тобой я тоже когда-нибудь разберусь, как разобрался бы с этим заморышем.
– Хочешь это сделать прямо сейчас?
Их глаза встретились – злобные, полные ненависти и гнева глаза Кадора и спокойные глаза Маба, человека, чувствующего свое превосходство.
Кадор отвел глаза первым.
– Считай, что тебе повезло, – сказал он Габриэлю и демонстративно плюнул на землю. – Тебя хочет видеть хозяин. Молись, чтобы он не отдал тебя мне.
– Тебе тоже стоит об этом молиться, – ответил ему Габриэль.
– Пойдем, – пригласил Габриэля Маб.   
Они свернули в узкий переулок, прошли пару кварталов, свернули еще и очутились возле лавки старьевщика. Внутри, в темной, грязной комнате беспорядочно валялся никому не нужный хлам.
– Жди здесь, – приказал Маб и скрылся за грязным ковром, закрывающим дверь в другое помещение.
– Иди, он ждет.
За ковром была широкая, деревянная лестница, ведущая на второй этаж. Там начинался совсем другой мир, мир богатства и роскоши. Даже родительский дом выглядел намного беднее по сравнению с покоями Филина. Вместе с богатством в глаза бросалась и полная безвкусица хозяина. Пройдя через приемную, Габриэль вошел в просторный кабинет, где за большим столом красного дерева сидел пожилой человек, как две капли воды похожий на филина. У него были седые, всклокоченные волосы, большие выпуклые глаза и огромный крючковатый нос, вылитый клюв совы. Филин поднял голову и пристально и немного по-птичьи посмотрел на Габриэля. Поразительное сходство этого человека с птицей заставило мальчика улыбнуться.
– Ты что еще за чучело? Чего лыбишься? – нервно спросил Филин.
– Меня зовут Габриэль.
– Твое имя мне ни о чем не говорит и мало меня интересует. Кто твои родители, из какой ты семьи, что делаешь на улицах в таком виде?
– Мои родители умерли. В городе я первый день.
– И ты уже успел так разозлить беднягу Кадора.
– Он сам виноват.
– Конечно сам. И он заставит тебя заплатить, если я не захочу его остановить. Только не говори, что тебе не было страшно.
– Было. Но это не имело значения.
– Что ж, в твоих устах это не звучит как бахвальство. Ладно, то, что ты умеешь драться, я уже понял. Расскажи мне о других своих талантах.
– Я владею шпагой, умею ездить верхом, знаю хорошие манеры, могу читать и писать. Я получил хорошее для своих лет воспитание и образование.
– Чего ж ты тогда ходишь в лохмотьях и подбираешь хлеб с земли?
Габриэль не ответил.
– Ладно, это не мое дело. Я беру тебя в услужение. Иди вниз и позови Маба. И больше не лыбься, как идиот. Тебе понятно?
– Понятно, сэр, – ответил Габриэль, еле сдерживая улыбку.
– Ступай, шельмец.
– Правила простые, – объяснял Габриэлю Маб, когда они вышли из кабинета Филина. – Никогда не спорь с Филином, делай все, что я тебе буду говорить, молчи и никому не доверяй. Особенно Кадору. После того, что ты ему сегодня устроил, он сделает все, чтобы тебе отомстить. Помни: Филин – человек безжалостный, но не самодур. Будешь вести себя правильно – только выиграешь. Он назначил тебя моим помощником. Считай это хорошим знаком. Многие мечтали бы оказаться на твоем месте. Ладно, сейчас мыться, затем ужинать и спать. Завтра разбужу тебя рано. Завтра же подберем тебе приличную одежду, а эту лучше выбросить в огонь.
Так встреча, грозящая неминуемой смертью, принесла Габриэлю спасение. У него появились еда и крыша над головой, появились товарищи и относительная безопасность – Филин никому не прощал обиды, нанесенные не только лично ему, но и его людям, поэтому работа на Филина, ко всему прочему, была гарантией личной безопасности в разумных, конечно, пределах. Как сказал Маб, Филин не был самодуром или деспотом, он не цеплялся зря к людям, а если и наказывал кого-нибудь, то, разобравшись во всех деталях, и по делу. В его империи царила спокойная, деловая атмосфера, и каждый подопечный Филина мог рассчитывать на его помощь в случае чего.
Будучи умным, сообразительным мальчиком, обученным действовать, исходя из реальной жизненной ситуации, Габриэль быстро нашел общий язык с другими беспризорниками. В этом мире он был таким же оборванцем, как они, и прекрасно это понимал. К тому же откровенных подонков в его новом окружении практически не было. Мальчишки были не лучше и не хуже других, а в том, что судьба распорядилась их жизнями подобным образом, большинство из них не были виноваты, как не был виноват в этом и Габриэль.
Не обошлось, правда, и без врагов. Кадор так и не смог простить Габриэлю своего позора. Он и несколько его приспешников не скрывали, что ждут первого же удобного случая, чтобы уничтожить Габриэля. Сами же нападать на него они боялись – Филин жестоко наказывал любые распри внутри своей империи.
Фактически, Кадор оказывал Габриэлю услугу своим постоянным вниманием. Он заставлял его быть всегда в форме и даже самое пустяковое дело выполнять наилучшим образом. Габриэль контролировал каждый свой шаг, оттачивал каждое слово, становясь с каждым днем все более сильным как телом, так и духом.
Прекрасный ученик, Габриэль буквально налету схватывал основные правила теневой жизни Шотландии. Вскоре вдвоем с Мабом они уже вели практически все дела Филина, интересы которого простирались далеко за пределы этой страны. Он занимался буквально всем, начиная с контроля над мелкими воришками, заканчивая контрабандой, дворцовыми интригами и черт еще знает чем.
Несмотря на то, что Маб был на несколько лет старше и являлся начальником Габриэля, очень скоро между ними возникли настоящие дружеские отношения, главной  причиной  которых  стала  поездка  в Кэркосвальд – небольшой порт, жители которого поголовно кормились контрабандой. Конечно, у Филина были достаточно серьезные деловые контакты в Кэркосвальде, но ребят он направил туда по делу, никак не связанному с контрабандой, – они должны были встретиться с неким господином Маллоу.
– Отдадите деньги, заберете письма. И чтобы тихо. Об этом никто не должен знать. Даже я, – строго наказал им Филин перед отъездом. – И еще, будьте предельно внимательны и осторожны. Конечно, Маллоу не настолько дурак, чтобы подменить письмо, начать торговаться или попытаться силой забрать у вас деньги. Ничего этого он делать не станет. По крайней мере, в Кэркосвальде вам бояться нечего, но если этот плут шепнет кому-то еще о вашем грузе, по дороге домой у вас могут возникнуть неприятности. В любом случае помните, пакет мне нужен во что бы то ни стало. Надеюсь, вопросов больше нет?
– Нет, сэр.
– Тогда убирайтесь ко всем чертям!
Маллоу они нашли в портовой пивной, где тот пил крепкое пиво. Посетителей было много. Жители Кэркосвальда отличались веселым, беспечным нравом. Они могли за одну ночь заработать и спустить целое состояние. Привыкшие к смертельной опасности, они не очень старались откладывать на черный день, так как редко кому удавалось дожить до этих самых дней. Смерть здесь была слишком близкой, поэтому все страстно любили жизнь.
Маллоу было под шестьдесят. Одевался он, как моряк, хотя выглядел сухопутным человеком. Когда-то он знал лучшие времена и бывал даже при дворе, теперь был вынужден торговать остатками былого великолепия: сплетнями, тайнами, письмами. Больше у него ничего не имелось, зато этот товар он умел пристраивать, как никто другой. Был он высоким, крепким, благообразным. Маллоу казался благодушным, довольным своей жизнью стариком, лишенным ума и сообразительности, но это являлось только маской, за которой скрывался подлый, расчетливый, холодный ум.
– Господин Маллоу? – спросил Маб.
– Чем могу быть полезен столь юным джентльменам?
– Насколько я понимаю, вы ждете именно нас.
– Не совсем так, мой юный друг. Я жду нечто осязаемое, что должен передать мне друг. Но если вы явились именно за этим, я чертовски рад нашей встрече.
– В таком случае у вас тоже должно быть кое-что осязаемое для нас.
– К сожалению, вам придется немного подождать.
– Потрудитесь объяснить, сэр.
– Дело в том, что я только посредник. Настоящий владелец немного опаздывает, но я думаю, что скоро он порадует меня своим обществом.
– И как скоро вы рассчитываете испытать это чувство радости?
– Не позднее завтрашнего дня. Сегодня суббота, так что небольшая задержка... – он не договорил.
– Хорошо. Мы остановимся в «Пегом олене».
– Разумеется. Другой гостиницы здесь нет.
В те времена на шотландских, да и на английских дорогах существовал обычай останавливаться на воскресенье в каком-либо городе. Путешественник мог спокойно сходить в церковь, а его конь, – дальние поездки совершались обычно верхом, – насладиться однодневным отдыхом. При этом хозяин главной гостиницы города в воскресенье приглашал всех постояльцев разделить его семейную трапезу. Единственной платой, которую разрешалось предложить или принять, была бутылка вина, ее распивали сразу же после обеда за здоровье хозяина.
Выехать из Кэркосвальда друзья смогли только после обеда. Маллоу с наигранной любезностью принес извинения за задержку, пересчитал деньги и только после этого передал Мабу небольшой, завернутый в промасленную бумагу прямоугольный сверток.
– А теперь, господа, прошу меня простить, – буркнул он, выпроваживая ребят из своего номера в том же «Пегом олене».
– Поторопись, – сказал Маб Габриэлю, когда они остались одни. – Надо убираться отсюда как можно быстрее: не нравится мне этот Маллоу.
– Мне тоже он не понравился.
– Тогда не будем терять времени.
Они рассчитались с хозяином, оставив ему щедрые чаевые, и помчались прочь из Кэркосвальда. Маб так быстро скакал впереди, что Габриэль еле поспевал за ним. Сразу за городом начинался лес, где за каждым деревом мог прятаться враг, и от этого настроение Маба стало еще хуже.
Впереди было узкое ущелье, поросшее густым кустарником, среди него петляла чуть заметная тропа.
– Если что, скачи, не оглядываясь, – приказал Маб.
Пакет был у Габриэля.
Ущелье их встретило выстрелами. Лошадь Маба рухнула на землю.
– Скачи! – приказал он Габриэлю.
Но вместо того, чтобы спасать пакет, Габриэль бросился в бой. Он разрядил свои маленькие пистолеты в одного из нападавших, другого ловко заколол шпагой. За спиной Габриэля прогремел выстрел, затем другой. Это отстреливался Маб. Значит, он остался достаточно цел, чтобы стрелять. Габриэль пришпорил коня – надо было выручать друга.
Узнай об этом Филин, друзей ждала бы неминуемая смерть, но дружба или товарищество были для Габриэля важней собственной безопасности, и он подоспел вовремя: не очень крепкий физически Маб с большим трудом отбивался от троих противников. Его не нужные уже пистолеты валялись на земле. Габриэль вновь выхватил свои, теперь уже не заряженные, и запустил их в нападавших, одного из которых серьезно ранил в голову.
– Запрыгивай! – крикнул он, останавливая коня.
Маба не пришлось упрашивать дважды, и вдвоем, на одном коне, они помчались напролом через кусты.
Конечно, то, что они смогли уйти, было настоящим чудом, но не только. Противник ожидал встретить ничего не подозревающих детей, к тому же оружие в те времена было запрещено, и наличие у друзей столь мощного арсенала не было предусмотрено нападавшими. Столкнувшись с решительным сопротивлением, противник растерялся, чем и воспользовались друзья.
– Ты должен был меня бросить, – сказал Маб, когда они решились ненадолго остановиться, чтобы лошадь смогла отдохнуть.
– А ты бы меня бросил?
– Можешь быть в этом уверен.
– У меня и так уже умерло слишком много друзей. Практически все. Так что кроме тебя у меня нет ни единого друга, – признался Габриэль.
– У меня тоже. Для Филина я никто, для Кадора и его шайки – чужак дворянского происхождения, для остальных...
– Так ты дворянин?
– Только будь добр, никому не говори об этом.
– Даже тебе?
Друзья весело рассмеялись.
Маб был из рода Мак-Грегоров – мятежного клана, бывшего в те времена вне закона. Его отца, небогатого землевладельца, казнили за участие в антиправительственном выступлении.
Основателем своего клана Мак-Грегоры считают Грегора, или Григория, который будто был третьим сыном короля скоттов, Алпайна, царствовавшего около 787 года. Во время не прекращавшихся войн за независимость Шотландии соседи Мак-Грегоров Аргайлы и Бредалбейны умудрились получить дарственные грамоты на земли Мак-Грегоров.
Обманутый клан силой отстаивал свои права и довольно часто добивался победы, которой пользовался достаточно жестоко. В столице их вполне естественное поведение изображалось как следствие необоснованной жестокости, единственным средством против которой было искоренение всего племени.
Окончательным поводом для решительных действий против Мак-Грегоров стало их выступление во время якобинского восстания 1715 года...


Другим, не менее важным, чем встреча с Филином, событием для Габриэля стало его знакомство с маркизой Элеонорой Отис.
Была Элеонора высокой, стройной красавицей. Лицо античной богини, белая кожа, черные волосы и глаза, в которых сверкали искорки. Она имела властный, независимый характер и не боялась ни бога, ни черта, и уж тем более суждений поборников нравственности.
Тогда ей было около двадцати, и она отметила уже два года достаточно удачного замужества. Маркиз, сумевший волею случая оказаться на верной стороне во время второго якобинского восстания 1745 года, проявил себя в битве при Каллодене. Умело этим воспользовавшись, он делал стремительную карьеру военного, из-за чего наъходился в постоянных разъездах, что делало его очень милым в глазах жены.
– То, что мы встречаемся от случая к случаю, украдкой, помогает нам сохранить всю прелесть свежести отношений. Мы все еще остаемся любовниками, несмотря на узы законного брака, – говорила маркиза.
Маркиз был создан для того, чтобы быть идеальным мужем, то есть для того, чтобы гордо носить на своей красивой голове ветвистую корону, тщательно взращиваемую супругой. Он обожал маркизу, считал ее ангелом, не способным «на такое» и, наверно, единственный из их окружения не знал о шалостях жены. Надо отдать маркизе должное, она никогда не злоупотребляла наивностью мужа, и в любовные интриги были посвящены только немногие близкие друзья.
– Любовь должна быть красивой, – говорила она, – подобно птице она должна парить в небе высоких чувств и избегать низости разоблачения и скандалов.
В общем, маркиз мог гордо и с достоинством носить звание мужа.
Главной страстью маркизы было коллекционирование. Первой ее коллекцией являлся прекрасный, наверно, самый прекрасный в Шотландии зимний сад, где удалось собрать редкие растения чуть ли не со всего света.
В качестве второй коллекции маркизы выступал ее салон, где два раза в неделю собирались весьма интересные люди. Многие из них разыскивались у себя на родине как опасные преступники, а другие были поэтами, художниками, музыкантами. Третьи... 
Единственной запрещенной темой в салоне была политика.
– Если вам нечего больше сказать, лучше молчите, – обрывала она любого, кто пытался нарушить запрет, – это самая низкая из считающихся приличными тем, способная своими миазмами отравить дух моего дома. Молчите, иначе мои драгоценные растения завянут, а этого я вам уже не прощу.
Познакомил их Роберт Ричмонд – бедный дворянин из горной Шотландии. Потеряв все из-за якобинского восстания, он вынужден был покинуть родные места и отправиться на заработки, куда глаза глядят. В конце концов, он осел в Эдинбурге, где занялся торговлей дорогой контрабандой, и маркиз оказался в числе его клиентов.
Ричмонд был готов на все, чтобы стать одним из тех немногих, кому открыт доступ в салон маркизы, где собирались, как сказал один из завсегдатаев, самые исключительные люди. Сам Ричмонд не являлся исключительным человеком, что автоматически закрывало перед ним двери салона. Желание стать вхожим туда стало для него наваждением. Однажды он сам попытался напроситься на приглашение.
– Вы мне не интересны, – отмахнулась от него маркиза.
– А если я познакомлю вас с тем, кого вы с радостью захотите видеть у себя в салоне? – спросил он: оказавшись несостоятельным в качестве невесты, Ричмонд решил пробраться на свадьбу в качестве свахи.
– И с кем же вы можете меня познакомить? – лениво спросила маркиза, ей уже порядком надоел этот человек.
– С личным секретарем и советником самого могущественного преступника нашего города, настолько таинственным, что даже сам король ночной империи не знает, что он за птица. Он молод, красив, интересен, умеет себя вести.
– Он действительно таков, как вы говорите? – этот вопрос маркиза задала уже с подлинным интересом.
– Вы можете сами в этом убедиться. Только скажите, и я приведу его к вам.
– Хорошо. Я приму вас в четверг в четыре.
– В четверг в четыре мы будем у вас!
На следующий день в непростительно раннее время Ричмонд что было сил колотил в дверь дома Филина, обитатели которого спали крепким сном. Наконец, щелкнул замок, и дверь слегка приоткрылась.
– Что надо? – буркнул открывший мальчишка, недовольно глядя на столь раннего посетителя.
– Это шевалье Ричмонд. Мне нужен господин Габриэль. Он меня знает.
Габриэль жил в доме Филина, где делил с Мабом комнату рядом с его кабинетом. Филину это было удобно, так как они всегда были под рукой, если, конечно, не выполняли очередное задание.   
– Подождите, – сказал паренек и захлопнул дверь.
Через несколько минут дверь снова отворилась. На этот раз ее открыл Маб.
– Что вам угодно? – спросил он холодно Ричмонда.
– Мне нужен Габриэль.
– Он спит.
– Так разбудите!
– У него была трудная, бессонная ночь. Так что приходите позже.
– Это срочно.
– Ладно, я постараюсь его разбудить. Подождите пока здесь.
Сказав это, Маб нырнул за ковер, закрывающий лестницу на второй этаж в покои Филина.
– Что случилось? – недовольно спросил Габриэль.
У него действительно была трудная ночь, которую он провел в седле под проливным дождем и сильным, холодным ветром. Он вернулся домой каких-то пару часов назад. Выпил разогретого вина и забрался под одеяло. Утренний визитер был совсем некстати. Его поведение могло оправдать разве что известие о приближающемся конце света.   
– Вы не представляете, что я для вас сделал! – таинственно улыбаясь, воскликнул Ричмонд.
– Вы подняли меня с постели после бессонной ночи.
– Поверьте, дружище, это того стоит.
– Только давайте без пафоса и театральщины.
– Я добился для вас аудиенции у маркизы Отис.
– Что, прямо сейчас?
– Она будет нас ждать в четверг в четыре часа.
– И ради этого вы подняли меня на ноги ни свет ни заря?!
– Я думал, чем раньше вы услышите эту новость...
– Лучше бы вы меньше думали. К тому же, я не просил вас  ни  о  каких  аудиенциях, – резко оборвал его Габриэль. – И с какой стати ей меня приглашать?
– Я сумел заинтересовать ее вашей персоной, – гордясь собой, произнес Ричмонд.
– Вы посмели болтать обо мне?! Представляю, что вы ей наговорили. Хвастливый, болтливый дурак!
– Что за шум? – вмешался в разговор Филин, которого разбудил сначала стук в дверь, а потом и громкие голоса.
– Ваш секретарь лишен чувства благодарности. Вместо того чтобы меня отблагодарить, он...
– К делу.
– Я добился для него аудиенции у маркизы Отис. Вы можете себе представить, чего мне это стоило? А он отказывается туда идти.
– Оставьте нас вдвоем, я разберусь.
– Тебе обязательно надо там быть, – сказал Габриэлю Филин, когда они остались вдвоем, – маркиза Отис умная женщина. К тому же сплетни, обсуждаемые в ее салоне, легко могут превратиться в золото. Так что этот напыщенный болван по-своему прав. Постарайся ее очаровать.


– Позвольте представить, маркиза, мой друг Габриэль.
– Габриэль?.. – спросила она, ожидая, что кто-то из молодых людей произнесет его фамилию.
– Габриэль. Просто Габриэль, - ответил представленный Ричмондом юноша.
– Элеонора, – она протянула Габриэлю руку, которую он изящно поцеловал.
Маркиза сразу же поразила его своей красотой, что не могло не отразиться на его открытом, мужественном лице. Маркиза приветливо улыбнулась – она уже давно освоила в совершенстве искусство чтения мыслей по человеческим лицам.
– Чай, господа?
– С удовольствием.
За чаем они обсудили несколько новых пьес, вспомнили пару сплетен, поговорили о погоде... Габриэль легко поддерживал разговор. Он показал себя хорошо воспитанным молодым человеком, чего нельзя было сказать о Ричмонде. Тот, решив, что знакомство с интересным человеком автоматически делало интересным и его, из кожи вон лез, чтобы произвести приятное впечатление, и к концу чаепития был в печенках как у маркизы, так и у Габриэля. 
– Милый Ричмонд,  – сказала маркиза, посмотрев на часы, – извините, что злоупотребляю вашей любезностью. Совсем забыла.
– О чем?
– Вы же говорили, что сегодня у вас есть дело, простите. Это совсем вылетело у меня из головы.
– Вы ошибаетесь, у меня нет сегодня дел.
– Полно вам, шевалье, я не могу себе позволить вас больше задерживать.
Габриэль тоже собрался идти, но она его остановила.
– Не оставляйте меня наедине со скукой.
– Вы совсем не похожи на своего друга, – сказала маркиза, когда красный от злости Ричмонд оставил их, наконец, вдвоем.
– Возможно, так говорить нехорошо, но я не могу назвать этого человека своим другом.
– Что ж, это делает вам честь.
– Я не знаю, что он вам обо мне наговорил...
– Ничего, что могло бы быть правдой. По крайней мере, вы не похожи на злого лесного разбойника, приставляющего нож к горлу незадачливого путника.
– Наверно, это потому, сударыня, что я приставляю нож разве что к гусиному перу, когда пытаюсь его заточить. Моя жизнь не настолько безумна, как вы могли бы себе представить после его слов.
– На бумажного червя, мой друг, вы совсем не похожи.
– Наверно, это потому, что я не червь.
– Пожалуй, с этим вряд ли кто рискнет не согласиться. Сколько вам лет?
– Семнадцать.
– Знаете, Габриэль... Вы, сами, не ведая того, задали мне трудную задачу, которую я вряд ли смогу решить без вашего участия.
– Я к вашим услугам.
– Дело в том, что я хотела бы видеть вас частым гостем своего салона. Вы молоды, красивы, загадочны, воспитаны. Вы выглядите, как дворянин, но у вас нет имени, а это - непростительное упущение. Жизнь устроена так, что без имени, какими бы замечательными мы ни были, мы никто.
– Я привык к тому, чтобы быть никем.
– Бросьте! Не стоит обманывать ни меня, ни себя. Ваша привычка не более чем маневр, вынужденное перемирие в сражении с судьбой. Вы готовы терпеть свое положение лишь потому, что у вас есть надежда стать кем-то.
Габриэль побледнел: никто еще не мог вот так открыто смотреть ему в душу.
Маркиза улыбнулась.
– А посему, раз вы не можете пользоваться своим именем, – сказала она после небольшой паузы, – придется обзавестись чужим. И чем более загадочным оно будет, тем лучше.
– Не думаю, что мне это необходимо.
– И совершенно напрасно. Имя при умелом использовании может быть как скрывающим нас от посторонних взоров покровом, так и наоборот, блеском, привлекающим всеобщее пристальное внимание. Владеть именем надо так же искусно, как и шпагой, если даже не более виртуозно. Правильное имя откроет перед вами двери многих домов, как в Эдинбурге, так и за пределами Шотландии. Вас будут принимать, как одного из нас. Конечно, в наших домах бывают поэты, художники, музыканты, но они всегда остаются гостями. Отсутствие дворянского имени навсегда оставляет их чужаками. Уж вы-то должны об этом знать.
– Я знаю, маркиза.
– Ладно, начнем с титула. Барон, виконт, маркиз, граф... Пожалуй, лучше всего граф. Иностранец или иностранного происхождения... Кстати, граф, вы что-нибудь знаете о России?
– Увы, маркиза, совершенно ничего, – ответил Габриэль, похолодев внутри: маркиза читала его как книгу.
– Вот именно. Никто не знает о России практически ничего, поэтому вам лучше всего стать русским графом... Вронским. Владимиром Вронским. Вам идет это имя. Можете не сомневаться, скоро весь свет узнает о вашем русском происхождении. Политические интриги заставили вас бежать из родной страны... Или нет, политические интриги заставили вашу семью покинуть Россию. Вы выросли вдали от Родины, поэтому не знаете собственного языка. Вам надо только молчать и делать вид, что вы что-то скрываете. Да вы и так что-то скрываете, так что вам достаточно просто быть самим собой. А если вас начнут расспрашивать о России, станете либо рассказывать небылицы, либо отрицать свои русские корни. Россия похожа на Луну – такая же далекая и холодная, и о ней тоже никто ничего толком не знает.


– Русский граф! – от хохота Филин чуть не свалился под стол. Он был в восторге. – Повтори еще раз.
– Граф Владимир Вронский, – спокойно ответил Габриэль. Он давно уже привык к эксцентричности своего босса.
– Замечательно. Представить себе не мог, что у меня в секретарях будет служить граф! А почему не герцог или принц?! Представляешь, что значит иметь секретарем принца!
– Принцы служат только лишь королю.
– Вот именно, мой друг, королю! Став графом, ты сделал меня королем!
Филин вскочил из-за стола и стал возбужденно ходить по комнате. От смеха его лицо стало пунцовым.
– Черт возьми! Я король!
После этих слов последовал еще один приступ хохота.
– Я король! Хотя, если разобраться, я и есть король. Король Империи Ночи, – его лицо вдруг сделалось мрачно-серьезным. – Это я говорю тебе на случай, если светская роль вскружит тебе голову. Ладно, ты молодец. Ты действительно молодец. Ты не представляешь, сколько может стоить нечаянно оброненное слово! Завоюй их! Принеси мне их знамена, и тогда...
– Я сделаю все, что смогу.
– Нет, мой друг, этого мало, ничтожно мало. Ты должен сделать все! Ладно, иди и позови мне Кадора.
– Когда ты научишься думать, прежде чем подсовывать мне всяких уродов? – набросился на толстяка Филин.
– Вы о ком? – спросил тот, вбирая голову в плечи точно, как это делают черепахи. Правда, панциря Кадору господь не дал.
– О Роберте Ричмонде. Если мне не изменяет память, это ты привел его сюда.
– Он был полезен.
– Он слишком много болтает.
– Хотите, чтобы он замолчал?
– Да. И немедленно. Но это должно быть похоже на несчастный случай.
– Будет исполнено.
– Иди. И сделай это как можно быстрей.
Выйдя из кабинета, Кадор облегченно вздохнул – Ричмонд мог ему стоить жизни.


В маленьком зале таверны было приятно тепло. В камине горел огонь, согревая не только тела, но и души тех, кто зашел туда выпить кружечку пива или опрокинуть стаканчик вина. На железных рогульках вдоль стен горели сальные свечи. На втором этаже танцевала молодежь.
Габриэль любил это место. Неизвестно почему, оно напоминало дом. Он садился обычно у окна, заказывал пиво и ветчину. Он медленно пил пиво и смотрел на огонь, который словно выжигал из души мальчика все неприятные чувства, наполняя ее ровным, глубоким ощущением покоя.
Полюбил Габриэль и сам город. Эдинбург перестал быть для него тем враждебным чудовищем из серого камня, которым показался при первом знакомстве. Он полюбил Гоп-Парк – красивый сад с дорожками, посыпанными гравием, и милыми скамейками с навесами, которые охранял сторож. Там гуляла городская знать. Полюбил и почти безлюдный Кингс-Парк – суровую скалистую местность. Понравились ему и каменные ступени длинной лестницы от Парламентской площади вниз, на шумную, мощенную камнем улицу.
Юношу переполняли чувства. Не прилагая для этого никаких усилий, маркиза настолько перевернула жизнь Габриэля, что он не отдавал себе полностью в этом отчета. Он вновь чувствовал себя рыбой, выброшенной на берег. Буквально следующее утро должно было стать утром из совсем другой жизни. Габриэль возвращался в мир, который был у него отнят предательским убийством всех близких ему людей. Он входил в него тайно, через черный ход, под чужим именем, с вымышленным титулом и историей, практически полностью соответствовавшим его настоящему титулу и биографии. Это было похоже на одну из заумных античных историй, вроде истории о лжецах-сенаторах, Ахилле и черепахе или стреле, которыми так восхищался его отец.    
Позади осталась неделя суматохи, от которой, казалось, голова окончательно пойдет кругом. Положение вещей требовало перемен, причем не только в жизни Габриэля. Став графом, он должен был начать жить, как настоящий граф, пусть даже как обедневший граф в изгнании. Следовало срочно найти дом, пошить массу одежды, купить подходящий экипаж, найти прислугу или, на худой конец, слугу.
Филину тоже требовалось поменять свой имидж. Понятно, что русскому графу нечего делать в лавке старьевщика, а о том, чтобы появляться там регулярно, и речи быть не могло. Пришлось искать новый дом и для Филина, превратившегося из старьевщика в торговца дорогим вином. Пить русским графам, слава богу, никто еще не запрещал.
Но это было далеко не все. Своей красотой, проницательностью и умом маркиза произвела на юношу неизгладимое впечатление. Габриэль постоянно думал о ней – женщине, о которой, как он был уверен, он не мог даже мечтать. Оставалось только безнадежно вздыхать – он еще не начал пользоваться услугами красавиц, чью любовь можно купить за деньги.
Вошли новые посетители: изрядно пьяный Кадор и три его закадычных приятеля, такие же «очаровательные» молодые люди. Увидев Габриэля, Кадор поспешил к нему.
– Надеюсь, многоуважаемый сэр Габриэль позволит нам выпить по кружке пива за его здоровье в его благородном обществе?
– Почему ты назвал его сэром? – спросил один из приятелей Кадора.
– Ну как же! Разве ты не знаешь, что Филин сделал его джентльменом, и таким простолюдинам, как мы, надо проявлять к сэру Габриэлю особое почтение. Не так ли, уважаемый сэр Габриэль?
– Не так, – ответил спокойно Габриэль.
– Позвольте спросить, многоуважаемый сэр, в чем состоит моя ошибка?
– Джентльменом нельзя стать, джентльменом надо родиться, но, даже родившись джентльменом, можно потерять это звание. Присаживайтесь, господа. В одном Кадор прав, именно благодаря ему я не умер тогда от голода. Кадор, дружище, я премного благодарен тебе за то, что ты сделал для меня. Ты позволил мне проявить себя. Благодаря твоим стараниям у меня теперь есть пища и кров, а твое постоянное внимание было далеко не последней причиной, позволившей мне стать тем, кем я стал. Поэтому позволь мне угостить тебя и твоих друзей и выпить за ваше здоровье.
– Я готов это исправить, – прошипел багровый от злости Кадор.
– Позволь узнать, каким образом? – Габриэль продолжал говорить дружелюбным тоном, отчего Кадор все больше выходил из себя.
– Я заставлю тебя улыбаться горлом, щенок!
– Где и когда?
– Сейчас!
– Ты хочешь устроить резню прямо здесь? Надеюсь, у тебя хватит терпения прогуляться в Кингс-Парк?
– Лишь бы ты не сбежал по дороге.
– Беспокойся лучше о себе.
Габриэль заплатил за угощение и встал из-за стола.
– К вашим услугам, – весело сказал он. Ему тоже давно хотелось поговорить по душам с Кадором.
Холодный ветер и дождь (была поздняя осень) немного отрезвили Кадора, но злости от этого у него не убавилось. Он еле сдерживал себя, чтобы не наброситься на Габриэля прямо на городской улице. Скорее всего, он бы так и поступил, если бы не наказание – Филин за такие шалости приговаривал к смерти.
Кингс-Парк и в более теплые дни не пользовался популярностью среди эдинбуржцев, в такую же погоду он был совершенно безлюден. Выбрав подходящее место, противники скинули плащи и обмотали их вокруг левых рук, в правых руках у них были ножи. Один из «секундантов» хлопнул в ладоши: это был сигнал к началу драки.
Выросший в эдинбургских трущобах, Кадор значительно лучше Габриэля владел ножом. Но Габриэль был сильнее духом. К тому же он сохранял спокойствие и был практически трезв, тогда как в Кадоре бушевала злость, подогретая изрядным количеством алкоголя.
Едва прозвучал хлопок, Кадор слишком стремительно для такого толстяка, сделал выпад и ранил Габриэля в грудь. Рана была пустяковая: клинок всего лишь разрезал кожу, но вид крови окончательно разъярил Кадора. С диким криком он бросился на Габриэля и тут же получил рукояткой ножа по горлу. Кадору удалось опустить подбородок и значительно смягчить удар, поэтому он остался жив. Толстяк рухнул на грязную, холодную землю. Он хрипел и жадно хватал ртом воздух. Движения рта и безумные, выпученные глаза делали его похожим на диковинную морскую рыбу.      
– Передайте своему обжоре, когда он очнется, – сказал Габриэль друзьям Кадора, – что в следующий раз я его прикончу.
На следующий день взбешенный Филин устроил Габриэлю настоящий разнос.
– Простите, сэр, – сказал тот, когда Филин, наконец, высказался, – я не мог не принять вызов. К тому же, оскорбляя меня, он, тем самым, оскорблял и вас.
– Убирайся прочь! – заорал на него Филин.
Габриэль вышел из кабинета с улыбкой на лице.


Габриэль сразу же понравился маркизе – он был совсем не похож на тех, с кем ей раньше приходилось иметь дело. Опасность и горе его не сломили, но очень рано заставили повзрослеть. Дружба с Джеймсом позволила ему приобщиться к той гармонии союза разума и природы, которую в последние века всеми силами старались уничтожить христиане. Годы жизни бок о бок с Филином и его бандой научили Габриэля быть в достаточной мере порочным и чувствовать себя в преступном мире, как рыба в воде, но родительское воспитание, идеалы семьи сохранили его внутреннюю чистоту. 
Маркизе нравилось читать в его глазах обожание, нравилось иметь рядом с собой таинственного, красивого, интересного, влюбленного юношу, но если бы в начале их дружбы кто-то сказал ей, что он станет ее любовником, она бы рассмеялась. Она видела его своим пажом-воздыхателем, но никак не объектом любви. Она играла с ним, как кошка играет с мышкой, а когда заметила, что мышка на самом деле – сильный боевой кот, было уже поздно. Маркиза сама попалась на собственный крючок, несмотря на то, что никогда себе в этом не признавалась.
Маркиза прекрасно пела и очень неплохо играла на рояле. Она часто устраивала у себя в салоне вечера, на которых звучала музыка в исполнении лучших музыкантов, живших или приезжавших в город. При этом она не редко выступала сама.
Первое появление графа Вронского в салоне маркизы совпало с одним из ее концертов.
– Окажите мне любезность, граф, – обратилась она к Габриэлю, одарив его лучезарной улыбкой.
– Можете располагать мной, сударыня.
– Я хочу попросить вас ассистировать мне во время концерта.
– Скажите, что нужно делать.
– Всего лишь переворачивать ноты.
В тот день она играла великолепно. Музыка была тем языком, на котором она говорила о страсти, чувствах, любви, отчаянии, счастье... Габриэля поразила ее игра. Он чувствовал, что его душа и есть тот самый инструмент, на котором играла маркиза.
– А вы сами играете, граф? – спросила она, закончив выступление.
– Когда-то давно меня учили музыке, но с тех пор я не садился за инструмент.
– Сыграйте для нас.
– Боюсь, у меня не получится. К тому же после вашего гениального исполнения это просто стыдно делать.
– А вы не бойтесь.
– Я, право, не хотел бы...
– Полно, жеманство вам не к лицу, граф!
Габриэль не стал больше спорить. Сыграл он довольно слабо, совершив массу досадных ошибок, но инструмент он чувствовал, как и чувствовал то, что играл.   
– У вас талант к музыке. Вам надо брать уроки.
– Я никого не знаю в этом городе, кто мог бы меня учить.
– А хотите, я стану вашей учительницей?
– Это было бы пределом моих желаний!
– Будем считать, что мы договорились.
Уроки проходили два раза в неделю. Они садились вдвоем за инструмент. Он чувствовал тепло ее тела, запах духов. Каждое ее прикосновение дарило ему блаженство. Он жил от урока к уроку, а все свободное время мечтал о ней.
– Вы знаете, что похожи на рыцаря? – спросила маркиза на одном из уроков.
– Мне никто этого раньше не говорил.
– И тем не менее. Мне не спалось, и я прочитала книгу о рыцарях. Вы очень похожи на ее героев. Настолько похожи, что я с удовольствием звала бы вас рыцарем, если вы не против.
– Это большая честь для меня, – сказал он и покраснел.
– Но это не все. У каждого рыцаря есть его дама сердца. У вас есть возлюбленная? Признавайтесь.
– Нет, – ответил он и потупился.
– Это непростительная ошибка. У каждого рыцаря должна быть дама его сердца. Даю вам месяц на то, чтобы ее отыскать. Справитесь?
Габриэль не знал, что сказать. Признаться в своей любви он еще не решался, а согласиться на поиски дамы сердца не мог. Он покраснел еще сильней.
– Скажите, вы когда-нибудь ухаживали за девушками?
– Нет, – сознался он.
– Так нельзя! Жизнь рыцаря должна быть наполнена подвигами и любовными похождениями. А хотите, я научу вас ухаживать за женщинами? Научу вас быть приятным, интересным, галантным, недокучливым? Но для этого вам придется стать моим рыцарем?
– Конечно, сударыня!
– В таком случае, с сегодняшнего дня вы мой рыцарь, а я дама вашего сердца. Вы должны теперь меня сопровождать, защищать меня, мое имя и честь. Ну и, разумеется, совершать в мою честь подвиги. Вы согласны?
– Я буду счастлив, сударыня!
– И не называйте меня все время сударыней!..
Габриэль готов был умереть от счастья – о таком повороте событий он даже и мечтать не мог.
Несмотря на то, что после этого разговора они стали появляться везде вместе, для маркизы это все еще оставалось игрой. Она наслаждалась той абсолютной властью, что имела над Габриэлем, готовым на все ради ее улыбки или благосклонного взгляда. Иногда она одаривала его случайным прикосновением руки во время прогулки, или ноги, когда они ехали в карете. Ее забавляло выражение счастья на его лице в такие мгновения, но дальше этой игры она заходить не собиралась.
Все изменилось после пустячного, в принципе, события. Во время прогулки по Кингс-Парку маркиза случайно попала ногой в нору какого-то животного. Если бы Габриэль не успел ее вовремя подхватить, возможно, не обошлось бы без перелома, но благодаря его быстрой реакции все закончилось благополучно.
– Вы в порядке? – с тревогой в голосе спросил он.
– Почти. В туфлю набилась земля.
– Одно мгновение.
Бережно, словно археолог, имеющий дело с находкой века, Габриэль снял с ее ножки туфельку, обтер ножку платком, очистил обувь от земли, а затем так же бережно обул маркизу.
– Вы очень милы, рыцарь, – сказала тогда она и вдруг внезапно подумала, что из него мог бы получиться хороший любовник. Подумала и, испугавшись, отогнала эту мысль прочь. Правда, ненадолго.
– Признайтесь, вы влюблены, – спросила она его на следующем уроке.
– Как вы догадались? – воскликнул, краснея, Габриэль.
– У вас на лице все написано. Вы совершенно не умеете скрывать своих чувств.
– Вы правы.
– Любви тоже надо учиться, граф. Бывают ситуации, когда надо показать пылкую страсть, которой нет, или продемонстрировать полное равнодушие к тем, кого мы любим больше всего на свете.
– Я уже думал об этом.
– Вернемся к вам, мой доблестный рыцарь. Конечно, я не буду спрашивать, кто она. Любовь – это таинство. Но скажите, вы уже объяснились?
– Нет, – ответил он и покраснел еще сильней.
– Почему?
– У меня не было подходящего повода.
– Если она к вам благосклонна, может подойти любой, самый ничтожный повод.
– Есть и другая проблема.
– Позвольте, я угадаю. Вы не решаетесь заговорить с ней о любви. Угадала?
Габриэль кивнул.
– Нельзя быть таким нерешительным в сердечных делах, рыцарь. Женские сердца надо завоевывать как крепости.
– Дело в том, что, когда она рядом, я теряю дар речи. Я не могу сказать о любви ни слова. Дома, наедине с собой, когда я мечтаю о ней, я произношу целые речи, посвященные любви, но стоит мне ее увидеть... – он вздохнул.
– В таком случае, вам стоит ей написать. Письмо можно сотню раз переписать. В конце концов, его можно и не отправлять. Но нет ничего хуже неотправленного любовного письма.
Перед следующим уроком Габриэль трясущимися руками положил на клавиши рояля конверт с любовным письмом, которое он писал всю ночь.
 – О, вы принесли письмо, – заметила маркиза, обнаружив конверт. – Обещаю прочитать его после урока, а сейчас нас ждет музыка.
В этот день он играл из рук вон плохо. Мог ли он думать о музыке в такой момент!
– Что с вами, граф? – удивленно спросила маркиза. – Я вас не узнаю!
– Мне нездоровится, – ответил Габриэль внезапно охрипшим голосом.
– В таком случае, вам нужно в постель. Идите домой и возвращайтесь, когда почувствуете себя лучше.
Не находя себе места, Габриэль весь день бродил по городу. Только ночью, голодный и уставший, он вернулся домой. Но, несмотря на усталость, спал он очень плохо. Едва дождавшись двух часов (раньше маркиза не принимала ни под каким видом), он помчался к ней.
– Вам уже лучше, граф? – спросила она. – Вы неважно выглядите.
– Я плохо спал.
– Как я вам сочувствую, граф. Хотите чаю?
– С удовольствием.
– Я ознакомилась с вашим творчеством, – заговорила она, наконец, на волнующую Габриэля тему. – Должна сказать вам, неплохо. Думаю, та, кому адресованы все эти слова, сможет оценить ваши чувства.
Она говорила о письме, словно учитель, разбирающий домашнее задание ученика.
– Это письмо вам, – прошептал Габриэль.
– Что вы сказали, мой рыцарь?
– Это письмо было написано вам.
– Не хотите же вы сказать...
– Я люблю вас, люблю с самой первой встречи, люблю все это время. Я живу только рядом с вами, все остальное время я словно хищник, который караулит свою жертву. Я днем и ночью думаю только о вас... – переборов свой страх, Габриэль заговорил с той пылкой, еще не прирученной страстью, о которой нередко мечтают опытные в любви люди. Он говорил о своих чувствах около тридцати минут.
– Ваши слова... Это так неожиданно... – его слова действительно взволновали маркизу.
– Если вы мне откажете, я умру! – необычайно горячо воскликнул Габриэль.
– Только ради бога не в моей гостиной! Вы застали меня врасплох... и потом... Я замужем, граф. Мой милый рыцарь, вы толкаете меня на преступление... а если об этом станет известно в свете...
– Об этом никто не узнает! Клянусь! Я умею хранить секреты.
– Знаете,  рыцарь,  –  сказала  она после долгих раздумий, – любовь надо завоевать. Надо совершить подвиг.
– Приказывайте, я сделаю все!
– Всего вы, в любом случаете, не сделаете, так что не стоит и обещать. А сейчас оставьте меня. Мне надо собраться с мыслями, найти достойное вам испытание. А пока что не приходите и не пишите, пока я не разрешу. Только ради всего святого, не делайте глупостей. Идите же, граф, идите.


Вода была по-осеннему темной и не приветливой. Она медленно следовала к океану. Габриэлю нравилось смотреть на воду. Он погружался в похожий на гипнотический транс. Тело расслаблялось, а мысли становились такими же спокойными, как водная гладь. Казалось, они тоже уносились куда-то прочь, туда, где находится безбрежный океан сознания.
Габриэль мог часами смотреть на воду или на огонь. Магия огня была совершенно иной. Огонь сам проникал в сознание Габриэля, выжигая все лишнее и наносное. Однажды Габриэль видел, как Джеймс чистил очень древнюю асбестовую салфетку. Он бросил ее в огонь, и пламя вернуло ткани природную белизну.
– Твой разум должен быть таким же чистым и белым, как эта салфетка. Подобно асбесту он очищается пламенем регулярного созерцания.
Несколько дней Габриэль гостил у Грегора Мак-Найла, которого вполне мог назвать своим другом. У Мак-Найла была ферма, которую он арендовал недалеко от Эдинбурга. Пару раз Габриэль помогал ему уладить некоторые дела, пару раз Мак-Найл выручал Габриэля. Был Мак-Найл высоким, крепким человеком лет сорока с огненно-рыжими кучерявыми волосами и веселым задором в глазах. Габриэлю он сразу понравился, а вот Мак-Найл присматривался к Габриэлю достаточно долго: положение секретаря Филина не вызывало доверия.
– Что ты делаешь у этого человека? – спросил как-то раз Мак-Найл за кружкой пива.
– Я понимаю твой вопрос. Поверь, обстоятельства иногда играют с нами весьма злые шутки. К тому же теперь я вряд ли смогу спокойно уйти от Филина. Я слишком много знаю, чтобы он позволил мне жить.
– Обстоятельства... Если бы не чертова нужда, я бы тоже никогда не связался бы с этим монстром.
– Поверь мне, среди так называемых приличных людей полно негодяев, по сравнению с которыми Филин просто ангел.
– Ты, черт возьми, прав!
– Тогда давай выпьем и сменим тему. В мире достаточно приятных вещей, чтобы было о чем поговорить.
Проходя по дороге домой мимо реки, Габриэль почувствовал непреодолимое желание остановиться. Это было странное чувство, как будто само провидение пыталось заставить его свернуть сюда. Немного подумав, Габриэль решил прислушаться к внутреннему голосу. Минут через десять он набрел на несколько рыбацких лодок. Некоторые из них были вытащены на берег, а одна, довольно-таки большая, оказалась перевернута вверх дном. Метрах в двадцати от берега начинался лес. Было непонятно, что эти лодки могли делать здесь, вдалеке от человеческого жилья.
Габриэль вдруг понял, что останется ночевать здесь. Он закутался потеплее в плащ и сел на край лодки.
Лишенный возможности видеть свою возлюбленную (разлука была одним из испытаний), Габриэль, чтобы хоть как-то отвлечься от разрывающей его сердце тоски, полностью отдался работе. Он с удовольствием хватался даже за те дела, которые в другой раз перепоручил бы кому-нибудь другому. В свободные часы он просто слонялся по городу, выбирая самые трудные для пешей прогулки маршруты: физическая усталость помогала избавиться от тягостных дум. Настоящим кошмаром для него были часы, которые он проводил дома наедине с собой.
Поручение встретиться с Мак-Найлом обрадовало Габриэля. Ему нравился этот веселый, трудолюбивый человек, чей острый ум и хорошее образование, которое Мак-Найл получил сам, читая книги долгими зимними вечерами в гостиной возле камина, превращали любой разговор с ним в увлекательное занятие. Даже о делах он говорил так, как не всякий поэт может сказать о любви.
Ближе к ночи начался дождь. Габриэль сделал большой глоток прекрасного подаренного Мак-Найлом виски, после чего забрался под перевернутую лодку.
Его разбудили голоса и звук шагов. Полная опасности жизнь выработала у него ту особую чуткость, что встречается у охотников и дикарей. Габриэль осторожно выглянул из-под лодки.
Гостей было трое: мужчина и две женщины.
– Прошу вас сюда, сударыня, – сказал мужчина, помогая своей спутнице сесть на одну из лодок, – к сожалению, здесь все мокрое, так что вряд ли мы сможем рассчитывать на костер.
– Оставьте, Ральф, – ответила дама; ее голос показался Габриэлю знакомым, – к тому же огонь может привлечь внимание.
– Возможно, не все так плохо, сударыня, одна из лодок перевернута, и под ней может оказаться немного сухой травы или даже дров. В крайнем случае, там можно будет укрыться от дождя.
Речь шла о лодке, под которой прятался Габриэль. Вряд ли этот Ральф был опасен, но на всякий случай Габриэль достал свой любимый маленький пистолет: с оружием в руках значительно легче вести себя, как подобает джентльмену.
– Спокойно, дружище, – сказал Габриэль, когда Ральф заглянул под лодку.
Не ожидавший такого поворота событий, Ральф буквально отпрыгнул от лодки и выхватил шпагу.
– Вылезай сейчас же, или я заколю тебя как свинью!
– Забудь об этом. Я продырявлю тебя из пистолета задолго до того, как ты сможешь ко мне приблизиться.
– Кто там, Ральф? – услышали они слабый женский голос.
– Мальчишка. Кажется, он вооружен.
– Чего он хочет?
– Спокойно выбраться из-под лодки. Я человек мирный, и не хочу, чтобы меня проткнули шпагой исключительно из любви к искусству, – прокричал из-под лодки Габриэль.
– Мы тоже не разбойники, – ответил Ральф.
– В таком случае, давайте считать недоразумение исчерпанным. Вы прячете шпагу, я убираю пистолет и спокойно выбираюсь. Идет?
– Я не ожидал, что здесь кто-то будет, – примирительно сказал Ральф, убирая шпагу.
– Поэтому я и приготовился защищаться, – ответил Габриэль, выбираясь из-под лодки.
– Простите, что потревожили ваш сон, – устало сказала дама.
– Госпожа заболела, – вступила в разговор другая женщина, служанка, – и мы решили, что здесь, под лодками...
– Хороший выбор, – согласился Габриэль. – По крайней мере, там нет ветра и сухо. К тому же у меня достаточно теплый походный плащ, он вполне может послужить даме постелью. Ничего лучшего мы все равно не найдем. Да и не думаю, что вы захотите искать.
– А как же вы? – спросила дама.
– У меня есть хороший виски, и если Ральф поделится своим плащом...
– С удовольствием, мой друг.
– Простите, сударыня, мое любопытство, но ваш голос мне показался знакомым.
– Вряд ли мы раньше встречались...
– Что ж, в таком случае, не буду настаивать.
– Я – герцогиня Корнуэльская, – доверилась Габриэлю дама. – Бывшая, – добавила она с легкой грустью.
– Я же говорил... Вы пару раз останавливались в доме моих родителей. Я вас запомнил потому, что вы все время привозили мне редкие в наших краях сладости.
– Так мы знакомы?
– Я Габриэль Мак-Роз.
– Мак-Роз? – удивился Ральф. – Но ведь Мак-Розы погибли.
– Вас, судя по разговорам, тоже давно уже нет в живых. Но что вы делаете в этих местах?
– Мы приехали за правосудием, но, к сожалению, герцог и правосудие означают одно и то же. Поэтому у Фемиды всегда закрыты глаза. На все.
– Поэтому нам и приходится пробираться в город, как разбойникам или диким зверям, – добавил Ральф.
– Вы отстали от жизни. Сейчас разбойники ездят в самых дорогих каретах и живут в самых лучших домах. Кстати, если вы не знаете, где остановиться, я могу отрекомендовать вас своим друзьям. Они очень хорошие люди. И не из любопытных, – предложил Габриэль.
– Вы посланы нам провидением!
– К тому же герцогиня больна, – озабоченно сказала служанка.
– В таком случае, утром мы отправимся прямо туда. А сейчас, герцогиня, вам лучше выпить немного виски и попытаться поспать.
Пригубив виски, женщины отправились спать под лодку. Мужчины, закутавшись в плащ Ральфа, устроились на берегу. К утру бутылка была пуста.
При свете солнца Габриэль смог рассмотреть своих новых друзей. Крепкий и жилистый, с жесткими чертами лица, Ральф выглядел типичным шотландцем. Одет он был достаточно просто и практично, несмотря на то, что фактически каждый считающий себя джентльменом человек тратил в те времена на одежду значительную часть своего состояния. Возможно, Ральф был беден, либо скуп, но на скупца он не был похож. Говорил он просто, свободно и интересно. Ральф довольно непринужденно пользовался шотландскими оборотами, отчего его речь делалась только более колоритной. В своих суждениях он был осторожен и проницателен. Охотно рассказывая, казалось бы, обо всем, он говорил так, чтобы не сказать ничего лишнего. И, следовало отметить, это у него получалось замечательно.
Потрясения и болезнь не могли не оставить следа на облике герцогини: несмотря на природную красоту, выглядела она, мягко говоря, неважно. Болезнь делала ее лицо слишком белым, и на этом белом фоне неестественно выделялся болезненный румянец. Глаза ее были полны усталой грусти, веки припухли. Вокруг красных и слегка воспаленных глаз виднелись морщины, но герцогиня крепилась, старалась быть веселой и держала себя в руках.
Служанку, полноватую пожилую женщину, звали Мартой. Ее черные волосы начали седеть, но, несмотря на усталость, она выглядела вполне жизнелюбивой. Одеты женщины были в достаточно скромные дорожные костюмы явно с чужого плеча – видно, в последнее время им действительно пришлось туго.
По дороге к Мак-Найлу герцогиня рассказала Габриэлю, что в Эдинбург они прибыли хлопотать по делам сына Артура, который находится в надежном месте у верных людей. Она хочет восстановить его в правах, и для этого наняла одного ловкого стряпчего, взявшегося за дело, поверив в ее обещания отблагодарить несколько позже. Габриэль пообещал оказать посильную помощь. Он знал этого стряпчего – ловкого юриста по имени Август, зарабатывающего на жизнь прекрасным умением торговать правосудием. У Августа была репутация человека с мертвой хваткой, и если он брался за дело, то доводил его до конца. Несмотря на всю свою продажность, Август оставался честным, порядочным человеком, прекрасно разбирающимся в делах и психологии клиентов: за дело герцога он взялся под честное слово герцогини, даже не потребовав подписать долговые бумаги. 
– Ждите меня здесь, – сказал Габриэль своим новым друзьям, когда они вышли на край леса возле дороги, – я ненадолго.
– Не думал, черт возьми, что ты так быстро захочешь со мной встретиться, – удивился Мак-Найл, увидев Габриэля. – Заходи, тебе я всегда рад.
– Извини, я по срочному делу, и мне потребуется твой ответ немедленно.
– Ты еще не задал вопрос.
– Возвращаясь домой, я встретил одних очень хороших людей. Им надо где-то остановиться, подальше от чужих глаз. Извини, но кроме тебя поблизости я никого так хорошо не знаю. Я очень прошу тебя не отказать, но если ты скажешь «нет», я пойму.
– Это твоя личная просьба?
– Да. Это люди из другой жизни. Они никак не связаны с Филином, и ему в первую очередь о них лучше ничего не знать, так что это может быть опасно.
– Хорошо. Я выполню твою просьбу. Если ты так говоришь, это, должно быть, действительно хорошие люди. Зови их, а я пока приготовлю комнаты.
– Спасибо, ты настоящий друг!
– Не стоит. Если хорошие люди не будут друг другу помогать, небеса рухнут на землю.
– Я не буду вас ни о чем расспрашивать, – сказал постояльцам Мак-Найл, – друзья Габриэля – мои друзья. Располагайтесь. Живите столько, сколько нужно.
– Вы не представляете, как я вам благодарна, – ответила ему герцогиня.
Она чудом держалась на ногах – усталость с болезнью отняли последние ее силы.
– Вы пока здесь устраивайтесь, а я привезу доктора. Он очень хороший врач, да и рот лишний раз старается не открывать, – решил Габриэль.
– Возьми мою лошадь, – предложил Мак-Найл, – в таких случаях скорость играет слишком важную роль, чтобы можно было ей пренебрегать.
– Спасибо, друг.
Как Габриэль ни спешил, вернулся он с доктором только на следующий вечер.
Тот долго осматривал герцогиню, после чего сказал:
– Плохо. Простуда перекинулась на легкие. Все дело теперь в ее природной силе, а она сильно ослаблена... Боюсь, прогноз не утешительный.
Впервые Габриэль пожалел, что не знает, как найти Джеймса. Тот бы наверняка  вылечил герцогиню.


– Где ты был, черт возьми?! – накинулся Филин на Габриэля, когда тот вернулся в город.
– У Мак-Найла. Вы сами меня туда послали.
– Да, но я не приказывал тебе торчать там целую вечность.
– Он угощал меня своим виски.
– Я тебя жду, а ты там пьянствуешь!
– Старина Мак-Найл человек общительный, но одинокий. Для него приятная беседа за стаканчиком виски намного важней деловой выгоды. Если бы я ушел, это его бы обидело и, как знать, возможно, заставило бы искать нового, менее занятого компаньона.
– Чертов пропойца… – зло прорычал Филин.
– Вот поэтому я и не рискнул покинуть его посреди дегустации нового виски.
Филин понимал, что Габриэль был прав, но все равно злился на долгое отсутствие юноши. Одна только мысль о том, что он мог попасть живым в руки врагов, заставляла Филина покрываться липким, холодным потом. Габриэль знал это и старался не играть с огнем, правда, это не всегда у него получалось.
Габриэль подходил к своему дому, когда путь ему преградили двое мужчин. Судя по их лицам, это были бывалые парни, умеющие владеть как пером, так и шпагой и пистолетом. На таких людей у Габриэля был наметан глаз.
– Что вам угодно, господа? – спросил он, положив на всякий случай руку на эфес шпаги. Это могли быть как убийцы, подосланные Филином, который вполне мог решить не оставлять на этот раз своего помощника безнаказанным, так и кто угодно еще. Обычно подобные встречи не приводили ни к чему хорошему.
– Успокойтесь ради бога, граф, мы всего лишь должны передать вам письмо, которое, я уверен, вы с нетерпением ждете, – сказал один из них и медленно достал из-за пазухи неподписанный конверт.
Сердце юноши забилось часто-часто. Габриэль выхватил письмо из рук собеседника и поспешно вскрыл конверт, чуть не порвав вместе с ним и письмо: листок бумаги, на котором красивым почерком маркизы было написано:

«Мой милый рыцарь!
Вы прекрасно справились с испытанием разлукой, и сейчас самое время перейти к настоящему экзамену. Джентльмены, передавшие вам письмо, имеют четкие инструкции относительно вас. Делайте все, что они вам скажут. Таков мой приказ».

Габриэль готов был расцеловать незнакомцев, которые вот так, неожиданно, принесли ему счастье.
– Я к вашим услугам, господа.
– Следуйте за нами, граф.
Чуть поодаль ждал экипаж.   
– Граф, – сказал один из мужчин, – мы строго следуем данным инструкциям, поэтому прошу вас с пониманием отнестись к нашим требованиям. Ни одно из них не является нашей прихотью, клянусь вам.
– Мне уже сообщили об этом в письме, поэтому просто говорите, что я должен делать.
– Вам придется отдать нам оружие.
В груди Габриэля появился неприятный холодок. Оставить себя без оружия было непозволительной роскошью. К тому же, узнай Филин, что он сел в карету с двумя незнакомцами, да еще и позволил себя разоружить... Но это был приказ маркизы, его дамы сердца, которой он поклялся безоговорочно повиноваться. Любовь оказалась сильней рассудительности, и Габриэль отдал своим спутникам шпагу и пистолеты.
– Теперь мы должны завязать вам глаза, – сказал все тот же мужчина.
– Я к вашим услугам, сэр.
– И последнее, вы должны сохранять молчание, что бы ни происходило.
В знак согласия Габриэль кивнул.
– Прекрасно, граф. С вами приятно иметь дело.
Всю дорогу Габриэль следил за тем, как сильно бьется его сердце, готовое выскочить из груди. Ему не было никакого дела до того, кто и куда его везет, главное, чтобы там его ждала она. Наконец, карета остановилась. 
– Осторожно, граф, позвольте вам помочь.
Его взяли под руки, помогли выйти из кареты и отвели в комнату на втором этаже дома, возле которого остановился экипаж. Там Габриэля уложили на спину на кровать и крепко привязали за руки и за ноги к спинкам кровати.
– Помните, граф, вы должны молчать, что бы ни произошло.
Судя по звуку шагов, они вышли из комнаты. Целую вечность, как показалось Габриэлю, он был предоставлен самому себе. Он уже начал серьезно беспокоиться, когда послышались шаги и шуршание платья.
Женщина (Габриэль хотел, чтобы это была маркиза) подошла к кровати и поднесла к его губам бокал. Габриэль сделал несколько больших глотков. В бокале было вино с незнакомым привкусом. Скорее всего, в вино было что-то подмешано.
Острым, как бритва ножом незнакомка начала медленно разрезать его одежду. Когда на нем не осталось совсем ничего, она принялась медленно его ласкать. Каждое ее прикосновение приносило блаженство. Временами она была нежной, временами кусала или царапала его тело. Невозможно было предугадать ее следующий шаг, но что бы она ни делала, все было прекрасным. Но это не было только ее заслугой. Добавленный в вино восточный эликсир любви начал действовать в полную силу, перенося Габриэля в рай.
Не прекращая ласк, женщина села верхом на Габриэля. Ее движения были медленными. Они накатывали на Габриэля, словно морские волны, превращающиеся в волны экстаза и наслаждения.
Во время наивысшего блаженства Габриэль полностью растворился во вселенной. Он был никем и одновременно всем, как господь бог.
К тому времени, когда он пришел в себя, женщина уже покинула комнату. Во время любовных занятий ни он, ни его загадочная любовница не произнесли ни слова. Он также оставался связанным, а на глазах у него была повязка.
– Пора ехать, граф, – услышал он знакомый мужской голос. Его освободили от веревок, закутали в какой-то плед, после чего вывели из дома и посадили в карету. Повязку с глаз сняли уже возле его дома.
Габриэль так и не узнал, кто подарил ему это блаженство любви.


С каждым днем герцогине становилось хуже. Она мучилась кашлем, и никакие лекарства не приносили облегчения. Несмотря на это, она сохраняла присутствие духа. Не каждый мужчина мог бы похвастаться таким мужеством, какое демонстрировала эта удивительная женщина.
– Подойди поближе, – сказала она Габриэлю во время его очередного визита, – послушайте меня. Я скоро умру…
– Не говорите так, сударыня!
– Не перебивай меня, мне и так трудно говорить. Я умираю… не надо меня разубеждать… я знаю… и я хочу… Я назначаю тебя, Габриэль, опекуном единственного сына и наследника герцога Артура. Никто до поры до времени не должен знать о его существовании... Если вдруг тебе станет трудно... потребуется помощь, отправляйся в герцогский замок. Там найдешь лесничего Мануэля. Он наш хороший друг. Ему можешь рассказать все. Вот, держи, – она сняла с шеи золотой медальон. - Второй такой же у Артура. Однажды либо он, либо кто-то из его друзей тебя найдут. Медальон будет гарантом.
И еще. Я написала письмо. Вместе с ним я передаю тебе необходимые документы. Придет время, и ты сможешь ими воспользоваться.
Вместе с медальоном она протянула ему письмо.
– Прочти его как можно быстрей, а потом уничтожь. Никто другой не должен его увидеть, – распорядилась герцогиня.


«Мой милый Габриэль!
В этом письме я постараюсь объяснить тебе причину тех ужасных событий, в результате которых и Вы, и мы с герцогом Артуром разом лишились всего. Конечно, я могла бы обойтись без пера и бумаги, но думаю, так будет лучше и для меня, и для Вас. Жестокая смерть близких людей не самая приятная тема для разговора, к тому же наедине с бумагой я могу проявлять те чувства, которые постеснялась бы показать в Вашем присутствии.
Но перейду к делу.
Отец моего мужа, герцог Мэлвилл, отдал много сил на борьбу за свободу Шотландии, но дети разделились во взглядах. Ричард разделял взгляды отца, а Оскар стал поддерживать англичан. Чтобы не потерять все, Мэлвилл перевел большую часть своего состояния в драгоценные камни, которые спрятал в надежном месте. Но сокровища – это еще не все. Среди них хранится очень ценный магический амулет, творение рук одного из древних пророков. Мэлвилл потратил большую часть жизни на то, чтобы найти эту святыню. Он говорил, что она может творить чудеса. Себя он называл хранителем, который должен передать святыню тому, для кого она предназначалась. Свою роль хранителя он завещал моему мужу Ричарду. Эти сокровища и послужили причиной убийства. К счастью Оскар не знает, где спрятано достояние корнуэльского рода!
Я постоянно замечала, как Оскар завидует Ричарду, его герцогству, его положению, его красивой жене. Сколько раз я уговаривала Ричарда быть с ним осторожней!
Когда же Оскар узнал, что у нас родится сын, прямой наследник, он окончательно потерял голову. Он организовал убийство мужа. Нам с Артуром чудом удалось спастись. Умирая, я хочу открыть место, где спрятаны сокровища. Они находятся в фамильном склепе в седьмом гробу слева. Пусть они достанутся Артуру, когда он будет для этого достаточно благоразумным.
Святыню же должен получить тот, ради кого ее хранил герцог Мэлвилл.»

Вечером герцогиня умерла. До самого утра Ральф плакал навзрыд над телом герцогини, а служанка тихо, и от этого еще более тоскливо скулила рядом, так что и сам Габриэль еле сдерживал слезы.
На рассвете Герцогиню похоронили на местном кладбище...


«Милый друг, приезжайте немедленно. Это - вопрос жизни и смерти», – говорилось в письме маркизы.
Габриэль чертыхнулся. Он еще не совсем пришел в себя после смерти герцогини, успевшей, несмотря на столь короткое знакомство, стать для него по-настоящему близким человеком. Возможно, она напомнила Габриэлю мать, которую он так рано потерял. И вот теперь эта записка от маркизы. Как назло принесший письмо курьер не стал дожидаться ответа, иначе можно было хоть что-то у него узнать.
Отношения Габриэля с маркизой набирали силу с каждым днем. Пылающий страстью юноша готов был круглые сутки находиться подле предмета своей любви, но Элеонора, знающая разочарование пресыщения, не позволяла слишком часто бывать у себя, да и работа отнимала у юноши изрядное количество времени, так что маркизе редко приходилось сдерживать своего пылкого любовника.
Маркиза встретила его с выражением крайнего отчаяния на лице.
– Что случилось, сударыня? – взволнованно спросил Габриэль.
– Произошло самое ужасное, – она произнесла это голосом умирающей.
– Я могу вам помочь?!
– Вы моя последняя надежда.
– Клянусь сделать все, что в моих силах!
– Спасите меня от скуки!
Габриэль не поверил своим ушам: он ожидал услышать все, что угодно, но только не это.
– Вы не представляете, как вы меня напугали, – сказал он, переводя дыхание. Его обожание было настолько сильным, что он не чувствовал раздражения от капризов любимой женщины. – Я уж было решил, что с вами случилось что-то из ряда вон выходящее.   
– Что может быть более из ряда вон выходящим, чем смерть от скуки! Мне скучно. Я задыхаюсь в стенах этого дома, и если я не глотну свежего воздуха... Я хочу чего-нибудь необычного... Придумала! – оживилась она. – Я переоденусь в мужскую одежду, и мы отправимся в одно из тех мест, куда не смеют ходить истинные леди и джентльмены. Вы понимаете, о чем я говорю?
– Разумеется, дорогая Элеонора.
– И не вздумайте говорить, что вам что-то не нравится в моем предложении.
– Я к вашим услугам, сударыня.
– Отлично, часов в десять я отправлю гостей. Незадолго до этого времени, по моему сигналу... я чихну,  вы проститесь со всеми, но вместо того, чтобы покинуть дом, проберетесь на второй этаж и спрячетесь в моей спальне. Дверь будет открыта. Потом, когда слуги лягут спать, мы с вами отправимся на тайную ночную прогулку. Вам нравится мое предложение?
– Оно прекрасно, сударыня!
Вечером в салоне маркизы в центре внимания был один из тех героев-путешественников, которые рискуют своими, да и чужими жизнями исключительно из чрезмерно развитого тщеславия. Габриэлю было откровенно скучно слушать его истории о преодолении гор, морей и пустынь, но деваться было некуда, и он стоически ждал наступления ночи.
Примерно в половине десятого маркиза чихнула. Подождав на всякий случай минут пять, чтобы никто не увидел в этом чихании тайного знака, Габриэль попрощался с гостями.
– Уже уходите, граф? – совершенно искренне удивилась маркиза  – она была прекрасной актрисой.
– К сожалению, я должен вас покинуть: завтра меня ждет трудный день.
Ему легко удалось незаметно пробраться в спальню маркизы, а в начале одиннадцатого маркизе вдруг стало нехорошо. Она отказалась от доктора, решив, что лучшим лекарством для нее станет сон.
– Как вам мой гость? – спросила Габриэля маркиза, добравшись, наконец, до спальни.
– Должно быть, страшный человек, если один только ужас от пребывания в покое рядом с собой заставляет его бежать сломя голову в буквальном смысле на край света.
– Вы не знаете ужаса скуки, мой мальчик!
– Мне хватает других ужасов, Элеонора.
– Да? И что же вы делаете, когда нечем заняться?
– Со мной это бывает настолько редко, что каждая свободная минута приносит неописуемое наслаждение.
– Вы счастливец! Помогите мне одеться.
Костюм был великолепен. Кроме походной одежды в него входили парик и накладные усы с бородой. Никто из знакомых не узнал бы маркизу в этом наряде.
Тем временем к дому подъехал экипаж, откуда вышел красивый мужчина в военной форме. Он несколько раз позвонил в дверь.
– Кто бы это мог быть? – удивилась маркиза.
Она приоткрыла дверь, чтобы лучше было слышно.
Послышались голоса.
– Это мой муж! Мне конец! – воскликнула маркиза. Несмотря на всю свою любовь к авантюрам, она ни разу еще не попадала в подобную ситуацию.
Габриэль бросился к окну.
– Стойте! Вас заметят слуги!
Решение пришло мгновенно. Спальня маркизы соседствовала с туалетной комнатой с одной стороны и библиотекой с другой.
– Ключ от библиотеки, – потребовал он.
– Она всегда открыта, а ключ торчит с внутренней стороны в двери.
Удостоверившись, что в коридоре еще никого нет, Габриэль быстро прошмыгнул в библиотеку. Он запер дверь, встал за ней и прислушался.
Через несколько секунд маркиз стучал в двери жены.
– Почему ты заперла дверь, дорогая? – громко, чтобы было хорошо слышно через закрытую дверь, спросил маркиз.
– Мне стало страшно одной.
– Как ты себя чувствуешь? Говорят, тебе стало нехорошо.
– Уже все нормально.
– Тогда, может, ты соизволишь открыть эту чертову дверь?
– Конечно, милый, но почему ты ругаешься?
– Я соскучился по своей пантере.
– Подожди секунду... Или нет, у меня для тебя сюрприз. Я выйду через пару минут.
– Тогда я, пожалуй, выкурю трубку. Где моя любимая трубка, Джон? – спросил он у вертевшегося рядом слуги.
– Вы оставили ее в библиотеке, сэр.
«Дьявол!» – выругался про себя Габриэль.
– Так принеси ее! Вечно все надо разжевывать.
Джон несколько раз толкнул дверь.
– Там заперто, сэр.
– Ну, так отопри.
– Не могу, сэр. Ключ торчит изнутри в замочной скважине.
– Что ты несешь?
– Там кто-то заперся изнутри, сэр.
– Что?!
– Кто бы там ни был, немедленно открывайте и выходите, черт побери! Иначе я выломаю дверь, и тогда я за себя не ручаюсь! – закричал маркиз, стуча кулаками в дверь библиотеки. – Где мои пистолеты!
Больше медлить было нельзя. Габриэль бросился к окну. На его счастье, решетки на окнах отсутствовали, а вся стена дома с той стороны была увита плющом. Габриэль схватил стул и высадил им стекло. Затем, чтобы не пораниться об острые осколки, он сорвал занавеску и, скомкав, бросил ее на подоконник, после чего, используя плющ как лестницу, быстро спустился вниз и сломя голову побежал прочь.
Тем временем слуги маркиза выломали дверь и ворвались в библиотеку.
– Не дайте ему уйти! – рявкнул маркиз и выстрелил в Габриэля, почти не целясь.
В библиотеку вбежала маркиза. Она была все в том же мужском костюме, но босиком и без парика, усов и бороды.
– Что случилось? Почему стреляли? – испуганно спросила она.
– В библиотеке прятался вор. Я проводил его салютом.
– Ты ранил его?
– Вора ноги кормят. Позволь спросить, что у тебя за наряд?
– Это мой сюрприз.
– Действительно, сюрприз.
– Послезавтра мы идем на костюмированный бал, а это мой костюм разбойника.
– Но почему ты вдруг начала запираться?
– Дорогой, после того, что сегодня в нашем доме был вор, любящий муж должен был спросить, отчего я раньше спала с открытой дверью.
– Ты как всегда права, любимая…
– И он вам поверил? – спросил Габриэль при следующей встрече.
– Он предпочитает мне верить.
– Ценное качество.
– Доверие – это краеугольный камень семейной жизни. Оно приносит гармонию и покой. Сомнения портят здоровье и отравляют жизнь. К тому же они провоцируют измены. Так говорит маркиз, и знаете, я его понимаю.


На деревьях распускались почки, из-под земли пробивалась зеленая трава, а воздух уже пропитался тем ни с чем не сравнимым ароматом, который принято называть запахом весны.  Габриэль наслаждался прогулкой – он думал о предстоящей встрече с маркизой. Рядом шел Маб. На почтительном расстоянии от друзей, рассредоточившись, чтобы не привлекать внимания, шли еще несколько человек: двое рабочих тащили кованые шесты для ограды, несколько подвыпивших парней брели, куда глаза глядят, мирно прогуливалась влюбленная пара, а какой-то крестьянин катил тачку, нагруженную здоровым мешком. Друзья несли очень важный пакет, потеря которого могла привести к непоправимым последствиям не только для Филина, но и для многих весьма уважаемых как в Шотландии, так и в Англии людей.
Филин и раньше весьма серьезно относился к вопросам безопасности (поэтому он и дожил до почтенного возраста), а в последнее время, когда у него появился могущественный враг, чье истинное лицо скрывалось за множеством посредников, у Филина началась самая настоящая паранойя.
Путь лежал через Мэйчен-стрит – узкий, мощенный булыжником коридор между двумя рядами высоких серых домов, настоящее городское ущелье, прекрасное место для засады. Когда друзья проходили возле дома с аляповато-безвкусными подъездами (людей с плохим вкусом хватало во все времена), из крайних подъездов выскочили вооруженные шпагами люди. Они действовали смело, несмотря на то, что Мэйчен-стрит была не безлюдной.
Естественно, ни о каком сражении с превосходящими силами противника не могло быть и речи, к тому же строгие инструкции Филина требовали сохранить корреспонденцию любой ценой.
К счастью, телохранители свое дело знали. Не очень длинные, остро заточенные жерди оказались прекрасным оружием, пьяные – совершенно трезвыми, а женская одежда скрывала не только крепкого молодого бойца, но и две шпаги: вторую для кавалера. Тачка, в свою очередь, послужила прекрасной опорой для того, чтобы добраться до кованых оконных решеток первого этажа, а дальше – по балконам на крышу.
Крыша была крутой и скользкой. По такой не побегаешь. Рискуя сорваться вниз на каменную мостовую, друзья забрались на самый верх и медленно двинулись по коньку вперед, к соседнему дому, крыша которого более годилась для прогулок.
Неожиданно дорогу им преградили трое крепких молодых парней с оружием в руках. Лицо одного из них показалось Габриэлю знакомым.
Драться в таком месте никому не хотелось – слишком уж большим был риск свалиться на мостовую.
– Вы нам не нужны, – крикнул друзьям один из нападавших. – Отдайте письма и можете катиться ко всем чертям!
– Катиться ко всем чертям... Весьма остроумно подмечено, сэр, – ответил Габриэль. – В другой раз я бы точно последовал вашему совету.
– И что же мешает тебе последовать ему сейчас?
– Вежливость, сэр. Дело в том, что воспитание требует пропустить вперед вас, – сказав это, Габриэль метнул в своего собеседника тяжелый нож с костяной ручкой. Его собеседник сумел увернуться, но нож попал другому противнику, стоявшему на пару метров дальше, ручкой в пах. От такого удара тот не удержался на ногах и кубарем полетел вниз.
– Покатился ко всем чертям, как совершенно точно вы заметили минуту назад, сэр, – констатировал Габриэль.
– Сейчас ты отправишься за ним, щенок!
– К моему счастью, ваши столь остроумные прогнозы сбываются несколько неточно, поэтому меня ничуть не удивит, если щенком окажется кто-то другой.
– Иди же сюда, и я проткну тебя, как визжащую свинью.
– А этот тоже очень яркий образ, увы, не очень лестно вас характеризует, мой друг. Должно быть, вы выросли среди визжащих свиней. Тем ценнее ваш поэтический талант, который вы променяли на сомнительное удовольствие гулять по опасным крышам. А поэтов, должен заметить, у нас в стране не так уж и много. Поэтому считаю своим долгом призвать вас одуматься и уйти с нашего пути.
– С большим удовольствием, но только с вашим письмом.
– К сожалению, это невозможно. Увы, придется становиться убийцей поэта, но, клянусь небом, я все сделал для того, чтобы вы остались живы, сэр.
– Не слишком ли ты самоуверен?
– А это пусть рассудит история.
После этих слов собеседник Габриэля бросился вперед. Габриэль быстро нагнулся, схватил большой кусок черепицы, который он отломал ногой во время разговора, и со всей силы запустил ему в голову. На этот раз противник не успел увернуться и последовал за своим не более удачливым товарищем вниз, на камни мостовой.
– Иногда красноречие бывает страшнее клинков, – сказал Габриэль своему последнему противнику. – У вас, кстати, все еще есть выбор.
– Не убивайте меня, – взмолился тот, – я и так с детства боюсь высоты…
– Тогда с дороги, сударь. Или вам нужна помощь?
– Нет! Нет! Нет! – закричал он, лег на живот и начал спускаться вниз.
– Ну, ты красавец! – сказал Маб, когда они перебрались на более удобную крышу.
– Сейчас не время для комплиментов, дружище, – весело ответил ему Габриэль. Действительно, на этот раз против друзей было пятеро.
– За мной, – нашелся Маб.
Он бросился к участку крыши, с которого, судя по виду, давно исчезло несколько черепиц, и через проплешину выглядывали успевшие уже прогнить доски.
– Помоги мне!
Вдвоем им удалось пробить подгнившие доски, и они спрыгнули на чердак. Однако получилось так, что своим весом друзья проломили хлипкий потолок и свалились в квартиру верхнего этажа.
По иронии судьбы они очутились в спальне как раз в тот момент, когда семейная пара работала над созданием продолжателя рода. Едва друзья вместе со строительным мусором рухнули на пол спальни, женщина дико завизжала и инстинктивно спихнула с себя мужа так, что тот полетел с кровати вместе с одеялом.
– Кто вы такие, и что вам надо?! – заорал муж, стараясь перекричать супругу.
– Ангелы  небесные, не  видишь  что ли? – ответил Маб. – Габриэль, дружище, ты в порядке?
– Почти, – ответил тот, поднимаясь на ноги.
– Убирайтесь вон, мерзавцы! – завопил несостоявшийся на этот раз папаша.
– С удовольствием, сэр, если вы изволите открыть нам дверь, – максимально учтиво ответил ему Маб.
– Ключ в замке.
Не теряя времени, друзья выбежали из квартиры. Они благоразумно заперли дверь снаружи, после чего побежали вниз. Чтобы вновь не оказаться на злополучной Мэйчен-стрит, они выпрыгнули из окна второго этажа во двор с другой стороны дома и дальше дворами, преодолевая заборы, вышли на окраину города.
– Что будем делать? – спросил Маб, слегка отдышавшись.
– Уходить из города.
– Куда?
– В лес. Там у меня есть надежное место.
– Что ж, иногда твои тайны оказываются полезными.
Уже в пригороде они накупили на все деньги еды, после чего Габриэль привел друга в лесной дом Джеймса.
– Знаешь, Габриэль, чем больше я узнаю тебя, тем больше мне становится интересно, кто же ты такой, – восхищенно сказал Маб.
– Надеюсь, когда-нибудь я смогу тебе все рассказать.


Прошло чуть больше недели с тех пор, как друзья укрылись в доме Джеймса. Все это время они занимались тем, что принято называть ничегонеделанием. После городской серости и постоянного надзора со стороны Филина неделя в лесу показалась им праздником. Правда, на Габриэля обрушились воспоминания, но он старался не думать о тех событиях, которые привели его в этот дом в первый раз. К тому же с тех пор прошло достаточно много времени. Гораздо болезненней он переносил разлуку с любимой, но для него это тоже не было поводом сходить с ума.
Габриэль чувствовал, что закончился еще один большой этап в его судьбе. Филин, как и многие другие, остался в прошлом. Маркиза... Что ж, придется на время о ней забыть. Испытания делают любовь только сильнее. В глубине души Габриэль сомневался в истинности этой фразы.
– Я не вернусь больше к Филину, – сказал он Мабу, когда они решили покинуть убежище.
– Ты серьезно? – лениво спросил Маб, которого почему-то совсем не удивило решение друга.
– Более чем. Вырвавшись на свежий воздух, я понял, что не смогу больше выдерживать этот смрад.
– Ты не тот человек, кого Филин сможет отпустить. Для него это - непозволительная роскошь. К тому же я не готов еще уйти оттуда, поэтому я не могу просто так отпустить тебя. Филин мне этого не простит.
– Я понимаю.
– Хочешь сказать, ты нашел выход?
– Посмотри на мою одежду.
– И?
– Она вся изодрана, а на сюртуке кровь. Это вполне может послужить доказательством моей смерти. Ты вернешь Филину пакет, покажешь мой сюртук, расскажешь, как я умер у тебя на руках.
– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
Подождав, пока Маб уйдет достаточно далеко, Габриэль тоже отправился в город. Он не хотел, чтобы Маб знал об этом. Не то, чтобы Габриэль не доверял другу (их дружба многократно была проверена временем), но, узнай Маб об этом, он начал бы волноваться, и это волнение ни за что не укрылось бы от глаз Филина, который хорошо разбирался в людях. Действительно, возвращаться в город, где у Филина на каждом углу были глаза и уши, было безумием, но другого выхода у Габриэля не было. В городе оставались деньги и бумаги герцогини, спрятанные в надежном месте, и если на деньги еще можно было бы наплевать, то документы были слишком важны, чтобы от них отказываться.
Затея Габриэля была безумной, но не безнадежной. Эдинбург был достаточно большим и запутанным городом, чтобы там можно было укрыться на пару дней.
Габриэль давно уже заприметил гостиницу «Быстрый олень» – жалкое строение на окраине города. Это была дешевая ночлежка для тех, кто не мог раскошелиться на приличное заведение. Подобные места Филина не интересовали, так что здесь можно было спокойно пожить несколько дней. Управляла гостиницей мадам Смайк.
Туда и отправился Габриэль. В холле (маленькой тесной комнатке) было темно и безлюдно. За грязной стойкой из давно уже мечтающего об окраске дерева тоже не было никого.
– Есть кто живой? – крикнул Габриэль.
– Иду, – услышал он неприятно дребезжащий женский голос.
В комнату, тяжело дыша, вошла тучная женщина преклонного возраста. Плохое освещение не позволяло рассмотреть ее как следует, но даже в полумраке было видно, что у нее неприятное лицо, удивительно гармонирующее с голосом. Лицо не было уродливым или страшным, но что-то неуловимое вызывало чувство омерзения и желание как можно быстрей помыть руки.
– Рада вас видеть, сэр, – обратилась она к Габриэлю с нескрываемой насмешкой в голосе, – чем могу быть полезна?
– Мне нужна комната.
– Комната? – переспросила она, презрительно глядя на выглядевшего оборванцем Габриэля.
В другой раз он бы заставил старую ведьму проявить уважение. На службе у Филина его научили правильно обращаться с такими особами, но сейчас спорить было нельзя, и он сделал вид, что не замечает оскорбления.
– Мне нужна комната и приличная одежда. Не знаете, где поблизости можно купить недорогой костюм?
– Костюм можно купить и у меня, – она кинула на стойку поношенный, но достаточно приличный костюм его размера, – если, конечно, у вас есть на что его покупать.
– Это зависит от того, во сколько вы его оцените.
Решив, что Габриэль – один из тех провинциальных дурачков, что толпами шли в Эдинбург в поисках подходящей работы, она назвала сумму, в несколько раз превышающую стоимость одежды. Это было настоящим грабежом, но Габриэль не стал спорить. Пусть лучше она держит меня за идиота, – решил он и выложил на прилавок деньги.
– Где я могу это примерить?
– Вы интересовались комнатой? – в голосе мадам Смайк появилось уважение.
– Совершенно верно, мадам.
– Тогда пойдемте со мной. Посмотрите комнату, а заодно и примерите одежду.
– Во что мне обойдется неделя?
– Вряд ли вы сможете найти что-нибудь дешевле, даже если обойдете весь Эдинбург.
– Не сомневаюсь, но я должен удостовериться, что у меня хватит на это денег.
На удивление, цена за комнату оказалась сносной. С другой стороны, вряд ли кто-то вообще позарился бы на эту, громко говоря, гостиницу, если бы хозяйка просила больше.
– Надеюсь, у вас найдется нужная сумма? – спросила она.
– Да, – ответил Габриэль.
– В стоимость также входит питание, – добавила хозяйка.
– Это замечательно.
– Входите, – она открыла дверь в гостиничный номер, расположенный в дальнем углу длинного коридора.
Как и предполагалось, комната была маленькой, а обстановка бедной. Зато Габриэля приятно удивили чистота и порядок. К тому же в комнате было два окна, расположенных как нельзя лучше в случае возможного непредвиденного отступления.
– Нравится? – спросила мадам Смайк.
– Вполне, – ответил Габриэль.
– Хотите чего-нибудь?
– Я бы хотел примерить одежду, если позволите.
– Хорошо. Я подожду за дверью.
Чтобы я не нашел предлога затянуть с оплатой, – решил Габриэль.
Одежда оказалась ему впору и была еще вполне приличной.
«Скорее всего, ее сняли ночью с какого-то неосторожного бедолаги, – подумал Габриэль, – вряд ли здесь можно прокормиться только доходами с постояльцев даже при самых скромных потребностях хозяев».
– Мадам Смайк, – крикнул он.
– В вашем распоряжении, – ответила она, входя в комнату. Мадам Смайк алчно улыбалась, отчего ее лицо делалось еще отвратительнее. – Нигде не жмет?
– Все в порядке. Возьмите, – Габриэль протянул деньги, которые она пересчитала, профессионально окинув взглядом, и быстро, словно он мог передумать, спрятала в карман.
– Я буду внизу. Если вам что-то понадобится.
– Спасибо, сударыня.
– Вам спасибо. Не буду больше мешать.
Оставшись один, Габриэль, не раздеваясь, рухнул на кровать и мгновенно уснул.
Проснулся он вечером. За окном шел дождь. Было холодно. «Тем лучше», - подумал Габриэль. Он бодро поднялся с кровати и вышел из комнаты. Впереди было много дел. Он прошел по длинному коридору, спустился по скрипучей (еще один плюс) лестнице и почти уже вышел из гостиницы, когда его окликнула мадам Смайк.
– Господин Габриэль, – позвала она.
– Да, мадам.
– Уходите?
– Дела, мадам.
– Надеюсь, вы не сильно спешите?
– Нет, мадам.
– Очень хорошо. Дело в том, что мы с мужем хотели бы пригласить вас разделить наш скромный ужин, и если вы не торопитесь...
– С большим удовольствием приму ваше приглашение.
– Тогда прошу вас сюда.
Мадам Смайк привела Габриэля в такую же маленькую, как и холл, комнатку, где за освещенным целыми тремя (по случаю присутствия гостя) свечами столом уже сидел мистер Смайк. На вид он был значительно старше своей супруги. Милый, лысый старичок со следами одной из множества старческих болезней на лице.
На столе, сервированном на троих, были сыр, отварная говядина, картошка и графин с дешевым пивом.
– Извините нас за скромную кухню. В последнее время дела идут не очень-то хорошо. Гостиница требует расторопности, а в наши годы… – затараторила мадам Смайк с приторной улыбкой на лице.
– Я не привык к другой пище, – ответил Габриэль.
– Знаете, а мне почему-то показалось, что вы благородного происхождения.
– Спасибо за комплимент, мадам, но мои родители были бакалейщиками.
– Хорошая профессия.
– Это так, но постоянные войны лишили нас средств к существованию.
– Да, очень многих людей подкосила эта война, – заговорил вдруг господин Смайк. 
– Как долго вы собираетесь у нас гостить? – спросила Габриэля хозяйка гостиницы все с той же приторной улыбкой на губах.
– Для начала неделю, а потом будет видно.
– Чем собираетесь заняться?
– Надеюсь найти себе хорошее место.
– А сейчас? Вы куда-то собрались?
– Решил пройтись перед сном.
– В такую погоду?
– Мне надо навестить одного человека. Благодарю вас за угощение.
– Это вам большое спасибо за то, что согласились принять наше приглашение, – ответила мадам Смайк. При этом у нее в глазах блеснуло нечто настолько неприятное, что Габриэль дал себе зарок немедленно покинуть гостиницу.
– Знаете, вы совершенно правы. Пожалуй, я никуда не пойду, – сказал Габриэль, вставая из-за стола. – Лучше высплюсь, как следует.
– А как же встреча? – всплеснула руками мадам Смайк.
– Ее можно перенести на завтра.
– Ну, тогда спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
Габриэль поднялся к себе в номер, запер дверь. Он оставил ключ в замочной скважине, повернув его так, чтобы снаружи его не смогли протолкнуть внутрь. Затем громко плюхнулся на кровать. Подождав минут тридцать, он тихонько поднялся с кровати и, стараясь не шуметь, вылез через окно, выходившее на одну из боковых улиц. Оказавшись на свободе, он, стараясь быть незамеченным, быстро пошел в сторону Кингс-Парка, где были спрятаны бумаги.
Сверток лежал на своем месте в целости и сохранности, деньги были там же. Забрав свои вещи, Габриэль пошел прочь из города. В гостиницу он решил больше не возвращаться: слишком уж была с ним любезна старая ведьма.


Корнуэльский замок расположился на вершине небольшого предгорья. Выглядел он как нелепое нагромождение грубых, громоздко-тяжеловесных, аляповатых построек и башен с безвкусными решетчатыми окнами с каменными наличниками, с выступающими башенками и массивными архитравами. Сразу было видно, что внешний вид замка мало волновал его владельцев, достраивающих одну пристройку за другой, не думая о том, как они будут вписываться в общий вид замка.
Безвкусицу замка скрашивала роща величественных старых дубов, которые, наверно, были ровесниками замка. Красоту природной части пейзажа подчеркивала живописная река, текущая в узкой долине между предгорий.
Также внимание привлекала фамильная церковь герцога, стоявшая рядом с замком. Выполненная в готическом стиле, она была скорее мрачной и массивной, нежели изящной, но построена талантливо и гармонично. Церковь вызывала чувство благоговейной торжественности. Рядом с ней расположилось кладбище, где находился фамильный герцогский склеп.
Из замка вышли несколько человек и направились навстречу Габриэлю.
– Простите, господа, – спросил он, когда они подошли достаточно близко, – не скажете мне, где можно найти лесничего Мануэля?
– Лесничего надо искать в лесу, – ответил один из них, и все засмеялись удачной шутке, которая, тем не менее, могла быть воспринята как насмешка. Поэтому шутник тут же добавил:
– Большую часть времени он проводит именно там. Дом его находится в двух милях от замка.
Они подробно объяснили Габриэлю дорогу.
Дом лесника был добротным двухэтажным деревянным зданием. Стоял он на краю леса и, в отличие от замка, гармонично вписывался в окружающий ландшафт. 
Габриэль постучал в дверь. Ее открыл миловидный мужчина средних лет. Привыкший замечать многое в людях (от этого зависела его жизнь), Габриэль уловил безысходную грусть в глазах садовника, которую тот старался не показывать никому.
– Господин Мануэль?
– Что вам угодно? – сухо спросил он Габриэля.
– Могу я войти?
– Все зависит от того, с кем я имею дело.
– Мое имя вам вряд ли о чем-нибудь скажет, а имя человека, порекомендовавшего обратиться к вам, я не хочу произносить здесь, за порогом дома.
– Надеюсь, у вас есть письмо или...
– Разумеется. Но я не хотел бы, чтобы кто-то еще, пусть даже случайно, мог бы его увидеть.
– Ладно, входите.
Он проводил Габриэля в уютную, чистую гостиную и предложил сесть в удобное кресло. Для Габриэля, проделавшего весь путь пешком, это было настоящим подарком.
– Итак, молодой человек?
Габриэль снял с шеи медальон герцогини. Лицо Мануэля дрогнуло. В глазах появился вопрос.
– Боюсь, у меня для вас печальные новости.
– Говорите.
И Габриэль рассказал ему о своем коротком знакомстве с герцогиней. О своей родословной он, правда, решил не распространяться.
– Герцогиня сказала, что в случае чего я смогу рассчитывать на вас, – закончил он свой рассказ.
– К сожалению, молодой человек, герцог в последнее время стал очень подозрительным, поэтому единственное, что я могу вам предложить – это место моего помощника. Платить мне, к сожалению, особенно нечем, но стол и постель у вас будут.
– Этого более чем достаточно.
– В таком случае добро пожаловать. Утром приступите к своим обязанностям.


Все свои силы Габриэль отдавал лесу. Работы было много, и он с радостью брался за дело. Уроки Джеймса помогли ему полюбить лес и научиться с ним обращаться. К тому же, после мрачной жизни у Филина лес давал ощущение свободы и свежего воздуха, а это было как раз то, чего не хватало Габриэлю все эти годы. Лес превратился в верного друга, с которым можно было поделиться и радостью, и печалью. Он был прекрасен в любое время года. Весной он издавал аромат почек и свежей травы, он просыпался и заставлял просыпаться что-то хорошее в самой глубине души. Лето было «разгаром дня», осень – периодом даров, а зима… Зима в лесу была неописуемо чудесной.
Когда у Габриэля появлялось свободное время, он отправлялся на озеро. Там, спрятанная от посторонних глаз, на самом берегу стояла хоть и заброшенная, но живописная беседка, поросшая диким виноградом. В редкие теплые дни Габриэль купался и загорал, а в другое время просто смотрел на воду, – это успокаивало нервы и отправляло душу в запредельную даль, которую невозможно передать словами, – зимой он наслаждался спокойным величием всеобщего сна.
Габриэль часто вспоминал о маркизе, думая о том, как она живет, что делает, с кем встречается. Он с грустью вспоминал ее шалости и капризы, представлял себе, как снова перешагнет порог ее дома. Его так и подмывало написать ей письмо, но это было бы непростительной ошибкой, которую он не мог себе позволить.   
Мануэль оказался мрачноватым, неразговорчивым человеком. Большую часть времени он старался проводить наедине с собой и своими грустными мыслями. Несмотря на это он был честным, надежным товарищем. К тому же он никогда не лез в личные дела своего нового помощника. Очень скоро их отношения стали сначала приятельскими, а затем и дружескими. Габриэль видел, что его друга съедает печаль, но... Сам Мануэль ни разу не затрагивал эту тему, а приставать с расспросами Габриэль не решался. Позже от герцогских слуг он узнал, что Мануэль страдает из-за своей дочери, которая больна неизлечимой болезнью. Местный климат был опасен для ее здоровья, поэтому ей приходилось большую часть времени проводить на курортах под наблюдением врачей. Раньше она часто приезжала повидаться с отцом, но в последнее время ее здоровье настолько ухудшилось, что вот уже более двух лет она не бывала дома.   
С многочисленной прислугой, обитавшей в замке и его окрестностях, у Габриэля сложились идеальные отношения: он встречался с этими людьми только изредка, всегда только по делу, и никогда не лез ни в чьи дела, старался никого не оправдывать, но и не обвинять. К тому же жизнь очень хорошо преподала ему науку держать рот на замке. Подозрений он тоже ни у кого не вызывал. В ту пору многие, оставшись без средств к существованию, вынуждены были покидать родные места в надежде найти работу, и почти каждому было что скрывать.
Герцога Габриэль практически не видел, и это было к лучшему. Вряд ли у него получилось бы скрыть не проходящую с годами ненависть от вечно подозрительного Оскара, которого терзал душевный недуг.
О странной болезни герцога Габриэлю рассказала старая ключница Сара. В свободную минуту, – а их было немало, – она любила посидеть за кружкой пива, – в те времена это был благородный напиток, – и Габриэль периодически составлял ей компанию, не забывая частенько угощать старую женщину. За пивом она рассказывала все слухи и сплетни, а Габриэль внимательно слушал, иногда поддакивая или задавая наводящие вопросы. Кроме пива Сара любила сладости, и юный лесник нет-нет, да и подкидывал ей что-нибудь вкусненькое.   
Практически каждую неделю герцогу снился один и тот же кошмарный сон: он в библиотеке замка – мрачной комнате, уставленной дубовыми полками с тяжелыми старинными книгами. Многие книги были ценными, за многие его могли бы отлучить от церкви, но он не читал книг и практически не заходил в библиотеку. Не был он в библиотеке и тогда, когда нанятые им бандиты ворвались туда, чтобы убить его брата, образованнейшего человека, связанного по слухам с магией и масонами. Став герцогом, он захотел, было, переделать библиотеку в жилое помещение, но передумал. Свободного места в замке было достаточно, ремонт требовал хороших денег, а книги есть не просили, к тому же они чего-то стоили. В конце концов, герцог закрыл библиотеку на ключ, оставив в ней все, как есть. Без ремонта и отопления комната постепенно ветшала. Обои отваливались и свисали клочьями со стен, книги покрывались плесенью, а в полках завелся шашель. Герцог словно бы поручил времени сделать за него очередную грязную работу.
Но в его снах библиотека всегда была такой, как в ночь убийства: ярко освещенной, ухоженной, чистой.
Посреди комнаты на полу в луже собственной крови лежит его брат Ричард. За окном бушует буря. Герцог смотрит на Ричарда и не может отвести взгляд. В его руках окровавленный нож. Вдруг буря распахивает окно. В комнату влетает огромная черная птица, которая кружит по залу и, хохоча, кричит: «Встречай настоящего герцога!». Сами собой распахиваются двери, и в библиотеку под торжественную музыку входит мальчик 16 лет. Он как две капли воды похож на Ричарда. В руке у мальчика шпага. «Я принес правосудие», – говорит он и пронзает герцога шпагой.
На этом месте герцог всегда просыпается. Он поднимается с постели и бродит со свечой в руке по темным, пустым коридорам замка и что-то бормочет себе под нос на каком-то тарабарском языке. В эти минуты никто не хочет попадаться ему на глаза...
Герцог боялся, и его страх не был безосновательным. Жадный до денег и власти, он, разрастаясь подобно раковой опухоли, пожирал все вокруг. Это не нравилось многим могущественным людям, как в Шотландии, так и в самой Англии. К тому же о герцогине и ее сыне не было никаких известий. Неизвестно, были ли они живы, находились где-то далеко или совсем рядом. Разумеется, он не принимал личного участия в ночных убийствах, но сыну Ричарда скоро исполнится шестнадцать, а в этом возрасте он сможет претендовать на его, Оскара, с таким трудом добытое герцогство. Каждый день Оскар молил бога, чтобы юный герцог нашелся либо раньше своего шестнадцатилетия (в этом случае, будучи законным опекуном, он мог бы что-нибудь предпринять), либо не находился совсем.
Герцогиня хоть и назначила в своем завещании Габриэля опекуном Артура, но это был жест признательности, не имеющий никакой юридической силы. Во-первых, Габриэль был еще слишком молод для роли опекуна, а во-вторых, узнай Оскар, кто работает у него лесником...


Наверно, в жизни каждого человека бывают такие дни, когда с самого  пробуждения замечаешь ни с чем не сравнимое великолепие дня, а все вокруг превращается в песню.
Начиналось на удивление теплое лето. Природа еще не растеряла свои по-весеннему яркие краски, и каждый теплый день радовал душу. Дел было мало, и к обеду Габриэль уже был свободен. Недолго думая, он отправился в любимую беседку на берегу озера. Душа юноши рвалась в небо. Все вокруг было наполнено благодатью. Это состояние настолько пьянило Габриэля, что он то и дело пускался в пляс, принимался кричать на разные голоса или петь песни на каком-то тарабарском языке.
Габриэль решил, что обязательно нужно искупаться в озере, совершить омовение, смыть с себя если не все грехи, то хотя бы все минувшие неприятности. Взвыв по-волчьи, он начал срывать с себя одежду и разбрасывать ее вокруг. Он был совсем голый, когда...
В беседке на любимой скамейке Габриэля сидела очаровательная девушка примерно его лет. От неожиданности Габриэль застыл на месте. Его словно парализовало. Он стоял перед ней голый, а она смотрела на него широко открытыми от удивления глазами. Немая сцена длилась какое-то мгновение, после чего девушка рассмеялась звонким, немного нервным смехом, вернувшим Габриэлю способность двигаться, и он, пробормотав что-то невразумительное, бросился в воду. Изо всех сил он плыл прочь от беседки, словно за ним гнался не девичий смех (теперь уже веселый), а какой-нибудь дикий зверь, или, что во много раз хуже, человек.
Переплыв озеро, он бросился в лес, не обращая внимания на колючие кусты и камни. Боль привела его в чувства. Он сильно поранил о камни ноги, да и ветки с колючками внесли свою лепту.
– Какой же я идиот! – выругался Габриэль.
Разумеется, это была дочь Мануэля. Старая Сара много рассказывала ему о «необычайно красивой, милой малышке» – так она называла дочь садовника. Несмотря на то, что он видел ее всего лишь какое-то мгновение, образ девушки прочно врезался в память молодого лесничего. Ее красота была нежной, хрупкой и болезненной. На несколько бледном лице играл нездоровый румянец. Она была чуточку худа, но это ее не портило. У нее были огромные, наполненные бездонной чернотой (зрачки были расширены) глаза, из которых исходил вселенский свет. Габриэль часто, сидя на той скамейке, рисовал ее в своем воображении, представлял, глядя на водную гладь, как они познакомятся, как будут себя вести, как...
Надо было идти за одеждой. Чертыхаясь и ругая себя, на чем свет стоит, Габриэль добрался до злополучной беседки. Девушка ушла, но сначала она аккуратно сложила его вещи на скамейке.
– Какой же я идиот! – повторил он.
Вернувшись домой, Габриэль быстро, чтобы не попасться девушке на глаза, юркнул в свою комнату. Там он скинул обувь и лег на кровать. Надо было обработать раны на ногах, но выходить из комнаты или даже просто вставать не было ни сил, ни желания. Незаметно для себя он уснул.
Утром, кряхтя от боли и стыда, Габриэль спустился вниз. В столовой, за накрытым на три персоны столом сидел Мануэль. Дочка еще не вышла к завтраку. Завтракали они всегда плотно. В любой момент лес мог преподнести один из многочисленных сюрпризов, так что вполне можно было остаться без обеда или ужина.
– Вернулась Мариам, – сказал Мануэль. В его голосе, как и в глазах, были видны одновременно радость и тоска.
Габриэль густо покраснел, но Мануэль этого не заметил.
– А вот и она.
С появлением дочери он преобразился. Казалось, он буквально засветился нежностью и теплотой.
– Доченька, познакомься, это Габриэль, мой друг и помощник. А это моя любимая дочь Мариам.
– Очень приятно, – пролепетал Габриэль и покраснел еще сильней.
Мариам улыбнулась ему улыбкой, за которой скрывался еле сдерживаемый смех.
– Габриэлю редко приходится бывать в женском обществе, – Мануэль по-своему понял замешательство друга, – на самом деле он очень веселый и интересный юноша.
– Я уже знаю, – ответила она.
– Вот как?
– Он, как и я, любит беседку у озера.
– Так значит, вы уже успели познакомиться?
– Не совсем.
– Я сидела в беседке, а он... Увидев, что беседка занята, поспешил удалиться.
Габриэль готов был провалиться сквозь землю.
Во время завтрака говорили о пустяках. Мариам рассказывала о своей курортной жизни, расспрашивала о делах в замке, о лесе. Габриэль молча ел, глядя в тарелку так, словно тщательно изучает ее содержимое. Отцу и дочери было о чем поговорить, и молчание Габриэля было им на руку. Впервые в жизни юноша был несказанно рад, что на него не обращают внимания. Осмелев, он даже начал бросать осторожные взгляды на девушку.
– Ты не представляешь, отец, как я соскучилась по родному лесу! Мы так давно не виделись, что мне не терпится встретиться с ним прямо сейчас! – воскликнула Мариам, когда завтрак подошел к концу.
– У меня есть кое-какие дела, – ответил лесник, – но, думаю, Габриэль с удовольствием составит тебе компанию.
– Почту за честь... – пролепетал юноша.
– Вот и хорошо. А с работой я справлюсь и сам.
– Вы всегда такой молчаливый? – спросила Мариам, когда они выехали со двора.
– Дело в том, что я хотел бы принести вам свои извинения...
– Полно, сударь, забудем об этом, если вам так угодно. Расскажите лучше о себе. Как получилось, что вы стали лесником?
– Вашему отцу стало трудно одному справляться с таким количеством работы.
– Я не об этом. Почему вы стали именно лесником?
– Когда-то давно меня спасли люди, для которых лес был настоящим домом. Они показали мне, какой он на самом деле.
– И какой же он, по-вашему, на самом деле?
– Вы любите лес?
– Очень. Я здесь выросла. В детстве я представляла, что я настоящая лесная фея.
– В таком случае, вы тоже знаете, какой он на самом деле.
– Вы правы. Там, на морском побережье, иногда мне даже казалось, что по лесу я скучаю больше, чем по отцу. Глупо, не так ли? – она рассмеялась.
– Вы приехали домой надолго?
– На этот раз я приехала навсегда. Надоело скитаться по заграницам. Может, климат там и целебный, но когда все мысли о доме... Вы любите лошадей? – спросила вдруг она.
– Даже не знаю, что ответить...
– А вот Алмаз знает, – она ласково погладила своего коня по шее, – он тоже скучал, и теперь тоже рад нашей встрече. Вы понимаете, о чем я?
– Конечно.
– Тогда давайте наперегонки? Догоняйте!
Несмотря на болезнь, Мариам прекрасно управлялась с конем. Казалось, что вместе с Алмазом они были одним целым. Временами Габриэль с большим трудом поспевал за ними.
На красивой лесной поляне они спешились и отпустили лошадей.
– Пусть тоже поговорят, – сказала Мариам.
– Я действительно выросла в этом лесу, – рассказывала она. – Мама умерла, когда я была совсем еще маленькой. Нянек отец не любил, и все время таскал меня за собой. Дома мы только ночевали, да и то не всегда. Так что моей колыбелью была спина лошади. Когда я немного выросла, он подарил мне маленького жеребенка. Так что Алмаз мне как брат.
– Мои родители тоже погибли. Я был совсем мальчишкой. Мы с няней долго прятались в лесу. Потом она пропала...
Габриэль вздохнул.
– Это так вы меня развлекаете?
– Простите, ради бога!
– Ну вот, он опять извиняется.
– Простите...
– Еще раз попросите прощения, и я вас никогда не прощу. Расскажите лучше, что вы делали до того, как стали лесничим.
– Это не очень веселая история.
– Ничего. К тому же веселых историй, боюсь, я от вас все равно не дождусь.
– Как я уже говорил, родители мои погибли. Мы с няней долго жили в лесу у одного человека, затем, когда она бесследно исчезла, мне пришлось идти в Эдинбург. Там совершенно случайно меня взял на службу один человек, который зарабатывал себе на жизнь...
– Да вы настоящий разбойник! – воскликнула Мариам, когда Габриэль закончил рассказ.
– В мире, где соблюдение законов обрекает человека на жалкое существование, любой сделает все, чтобы стать разбойником.
Веселый и обходительный, Габриэль никогда раньше так не терялся перед девушкой, и дело было совсем не в неловкости из-за вчерашнего происшествия, оно было забыто. Несмотря на то, что он знал Мариам всего один день, Габриэль не мог представить себе жизнь без этой красавицы. Мариам была настолько живой, настолько неугомонной, что казалось, будто сама жизнь бурлит в ней с неистовством горного потока. Простая, но не простушка, веселая, жизнерадостная, красивая... 
И эта девушка скоро должна умереть!
Ей оставалось всего несколько месяцев. В лучшем случае. Душа Габриэля разрывалась от боли. Он полюбил Мариам чистой, нежной любовью, и предстоящая смерть девушки обостряла все его чувства до предела. Сама же она вела себя так, будто бы не знала, что ее ожидает. Хотя нет. Именно ожидание смерти, жизнелюбие и мужество позволяли девушке радоваться каждому дню, каждому мгновению. Габриэль не мог покорно ждать, но разве он мог что-то сделать? Он вновь почувствовал себя тем маленьким ребенком, у которого в одночасье исчезла почва из-под ног. В очередной раз он был бессилен что-либо изменить в судьбе близкого человека.
– Ты должен успеть сделать себе лицо, – вспомнил он такие важные и такие непонятные слова Джеймса.
Джеймс! Конечно же, он сможет найти выход, дать совет или, на худой конец, просто выслушать и поддержать! В этом Габриэль был совершенно уверен, как был уверен и в том, что сможет найти Джеймса в лесном доме.
Предчувствие оказалось верным. Джеймс сидел на пороге. Он был таким же, как и несколько лет назад. Казалось, что даже время не властно над этим загадочным, больше похожим на сказочного героя, чем на существо из плоти и крови, человеком. Вот только кафтан сменил длинный охотничий сюртук.
– Ты искал меня? – спросил Джеймс, совершенно не удивившись этой встрече.
– Мне нужна твоя помощь.
– Все, что в моих силах.
– Спаси ее! – выпалил Габриэль. Он был уверен, что Джеймс знает, о ком идет речь.
– Это выше моих сил, – в этих простых и в какой-то степени даже банальных словах было глубокое понимание сущности бытия, смирение, основанное на этом понимании и глубокий внутренний покой. В устах Джеймса они не были банальными.
– Но ты же можешь что-нибудь сделать?! – в глазах Габриэля была мольба.
– Боюсь, что я не в силах ей помочь.
– Ненавижу это бессилие! Почему каждый раз я должен бессильно наблюдать, как самые лучшие, самые близкие люди умирают, а я...
– А ты как раз и можешь кое-что изменить.
Отчаяние Габриэля сменилось надеждой.
– Помоги ей. Сделай так, чтобы эти дни были наполнены через край. Только глупцы отмеряют жизнь годами, не понимая, что жизнь – это волшебное покрывало, сотканное из действительно ярких, наполненных светом и красотой мгновений, достойных того, чтобы стать частью покрывала жизни. Только эти мгновения обладают ценностью. Остальное не в счет. Тот, кто видит меру жизни, понимает, что мгновение, по-настоящему прожитое мгновение перевешивает долгие годы существования. Большинство, доживая до глубокой старости, не живет на деле и нескольких секунд.
Габриэль понял, что надо делать.
 

– Любите сюрпризы? – спросил он Мариам. Прошло два дня после его возвращения. 
– Очень.
– Тогда, может, прогуляемся в беседку?
– Это мое любимое место.
– Мое тоже.
– Я всегда любила там сидеть, смотреть на небо и мечтать.
– А я - любоваться водой. Мне часто кажется, что она живая, что вода безмолвно говорит со мной, и если хорошенько прислушаться, можно услышать ее шепот.
– Ух ты! – воскликнула Мариам.
В беседке был накрыт стол: бутылка дорогого вина, закуски, мясо...
– Это все для нас?
– Для вас.
Едва они сели за стол, заиграла музыка.
Вы любите танцевать? – спросил Габриэль.
– Люблю.
– Позвольте вас пригласить.
– С удовольствием.
– Послушайте,  Мариам… Я понимаю, вы почти меня не знаете… но… поймите меня правильно… Я… я полюбил вас… полюбил со всей страстью… я не знаю, как об этом сказать… слова вылетают из головы… я хочу просить вашей руки… и…
– Ты хочешь, чтобы я вышла за тебя замуж?
– Я мечтаю об этом!
– Милый Габриэль, если мы будем делать все, как принято, я не доживу до брачной ночи. Если хочешь меня любить – люби сейчас. Скоро уже будет поздно.
Она совершенно спокойно говорила о приближающейся смерти, словно речь шла о чем-то обыденном.
– Ты любишь меня?
– Конечно, глупенький, но я не могу ждать.
– Ты так спокойно говоришь о смерти, – вырвалось у него.
– У меня достаточно было времени, чтобы смириться с тем, что придется умереть молодой. На самом деле смерть не такая уж и страшная. К тому же она научила меня любить и ценить жизнь. Знаешь, когда у тебя не так много времени, приходится быть бережливой. Когда я поняла, что скоро умру, я дала себе клятву не пропустить, не потратить зря ни одного мгновения. Конечно, можно начать горевать или умирать от страха, но этим ничуть не поможешь, а только отравишь остаток жизни. Когда остается так немного, само время начинает течь по-другому. Время сжимается, секунды становятся как минуты, дни как года… Не смотри, что я такая молодая. Я не боюсь. Я не боюсь смерти. Я не боюсь отправиться в этот путь. Не боюсь того, о чем шепчет лес. Не боюсь, даже если там нет ничего. Если нет ничего, значит, нет ничего страшного. Смерть – это путешествие в неведомое.
Габриэль слушал и удивлялся мужеству этой хрупкой, совсем еще юной девушки.


Сад Казался бесконечным. Деревья, цветущие большими благоухающими белыми цветами, были повсюду, до самого горизонта, со всех сторон. Габриэль шел по ярко-зеленой траве под руку с Джеймсом, который почему-то был одет, как слуга.
– Она умерла, – грустно сказал Габриэль.
– Я знаю, сэр, – почтительно ответил Джеймс, решивший, наверно, до конца играть роль слуги.
– Она умерла раньше срока.
– Простите, сэр, но позвольте вам напомнить, что отмерять срок...
– Я знаю, Джеймс, – оборвал его Габриэль, – но ты, ты-то мог вмешаться.
– Нет, сэр. Не нарушать, но исполнить... Я здесь, чтобы постигать реальность и жить согласно ее законам, а не перекраивать ее по своей прихоти. В этом и заключается принцип смирения, сэр.
– Смирение хорошо монашкам.
– Это не смирение. Это бегство.
– Не вижу разницы.
– Печально это слышать, сэр.
– Она умерла, – повторил Габриэль.
– Люди будут умирать и дальше, сэр, но если вы и дальше будете отказываться от понимания, их смерти для вас так и останутся бессмыслицей.
– Хорошо, что я, по-твоему, должен понять?
– Позвольте спросить, готовы ли вы это понять, сэр?
– Боюсь, у меня нет выбора.
– Выбор есть всегда, вот только мы далеко не всегда готовы принять свой выбор. Я спрашиваю еще раз, готовы ли вы сгореть в огне понимания, чтобы подобно Фениксу возродиться вновь?
– Готов.
– Я должен спросить трижды. Готов ли ты к тому, чтобы войти в огонь понимания? – Джеймс отбросил «маску» слуги. Теперь это был адепт, готовящий своего ученика к первому посвящению. 
– Готов.
– Готов ли ты к этому преображению?
– Готов.
– Тогда следуй за мной.
Сад сменился лесной поляной, на которой горел костер. Было темно.
– Здесь всегда ночь, – сказал Джеймс Габриэлю.
– Почему?
– Потому что так устроен мир, что костер понимания должен гореть в мире вечной ночи сознания. Отныне только твой собственный огонь будет освещать тебе путь.
– А как же солнце и звезды?
– В мире понимания есть только собственный свет. Солнце и звезды видят здесь только слепые, которые ни за что не согласятся прозреть.
– Почему?
– Страх. Стоит открыть глаза, как первое, что ты увидишь – будет тьма. Затем, если ты выдержишь испытание тьмой, ты увидишь свет. Это будет огонь понимания. Но только после того, как ты войдешь в него и сгоришь, ты увидишь свой внутренний огонь. И только после того, как ты смиришься с тем, что надо идти во тьме с собственным светом, свершится чудо. Ты поймешь, что тьма и есть свет, только из-за его яркости ты видел его как тьму, скрывающую от тебя все.
Габриэль не заметил, когда Джеймс оставил его наедине с огнем. Он подошел к костру. Страха не было. Был интерес и спокойствие. Габриэль сбросил с себя одежду и вошел в огонь.
Пламя приняло его, словно возлюбленного. Это действительно было похоже на встречу с возлюбленной, с той самой возлюбленной, отражение которой мы видим в самых близких нам людях, если отбрасываем страх перед любовью и полностью, сжигая за собой мосты, отдаемся этому чувству, не думая ни о чем, ни о каких последствиях.   
Пламя не тронуло тело Габриэля, но очистило душу от страдания. Выйдя из огня, он вновь оказался в саду. Джеймс его ждал с чашей вина в руках.
– Это вино понимания. Понимание всегда пьянит. Выпей его и сделай то, что должно, – сказал он.
Габриэль принял чашу.
– Судьба, мой друг, похожа на кузнеца, который своими ударами придает необходимые свойства стали. Только в нашем случае судьба выковывает лица. Каждому ее удару предшествует искра понимания, которая должна подобно кузнечному горну разогреть до нужной температуры исходный материал. Обычно мы теряем большую часть понимания, поэтому удары судьбы приносят боль, но если ты научишься впитывать эту искру без остатка...
Габриэля разбудил крик петуха.
Прошло около года со дня смерти Мариам. Ее не стало теплым октябрьским днем. Умерла она, как и жила, с улыбкой на лице. Похоронили ее в лесу, возле любимой беседки, – так она захотела сама.
Габриэль, с огромным трудом сдержавший слезы на похоронах, плакал ночами, закрывшись у себя в комнате. Он рыдал, уткнувшись лицом в подушку, стараясь не шуметь, чтобы... Он сам не понимал, почему так стремится сохранить тишину. Дни он проводил в беседке, возле могилы любимой. Там он вспоминал вновь и вновь каждое мгновение своей короткой любви, вспоминал их встречи, вспоминал каждое слово, каждое объятие, каждый поцелуй, каждый взгляд... словно воспоминания могли вернуть любимую или, на худой конец, заглушить боль, которую они делали еще более сильной. Больше всего он хотел остаться там, в прошлом. Настоящее, как и будущее, умерло вместе с любимой, и он делал все, чтобы не замечать движения времени.
Со временем боль сменилась апатией. В нем словно выключили все чувства разом. Он чувствовал себя мертвецом, который по каким-то нелепым причинам продолжал жить. Габриэль вставал по утрам, ел, шел работать, возвращался домой... Он был словно механическая кукла из музыкальной шкатулки или часов с хитроумным боем. Габриэль цеплялся за все, что помогало ему сохранить это состояние душевного анабиоза, которое вместе с чувствами выключило и боль.
Мануэль и в лучшие времена был не особо разговорчивым, любившим одиночество или привыкшим к нему человеком. После смерти дочери он полностью замкнулся в себе и часто даже не отвечал на приветствия друга. Он или бесцельно бродил по лесу, словно заблудившееся привидение, или молча сидел возле могилы. Часто они сидели там вдвоем: каждый сам по себе, словно рядом не было никого.
Проснувшись, Габриэль не сразу понял, что с ним произошло. Было что-то иначе, не совсем так... Странный сон, который он помнил только обрывками, каким-то чудесным образом изменил его. И только за завтраком юноша понял, что к нему вернулась жизнь. Он так же продолжал любить Мариам, так же горевал от ее потери, но теперь он больше не хоронил себя заживо, не прятал лицо от жизни.
– Пора возвращаться, – сказал он себе вслух, – а заодно и возвращать Мануэля.
Как он и предполагал, Мануэль был в беседке. Только сейчас юноша обратил внимание на то, как изменился лесник. Он сильно похудел и ссутулился. В волосах появилась заметная седина. Лицо постарело. За какой-то год Мануэль из крепкого мужчины превратился в старика. Словно о чем-то задумавшись, Мануэль сидел на скамейке, тупо уставившись в никуда.
Габриэль молча сел рядом. Он достал из сумки бутылку красного вина, откупорил, сделал большой глоток прямо из горлышка, затем молча протянул ее другу. 
– Спасибо, – сказал тот.
Они сидели, молчали, передавали друг другу бутылку. В первый раз за этот год они вновь были вдвоем.
– Пойдем,  –  сказал  Габриэль,  когда вино было выпито, – пора заниматься делами.
– Пора, – согласился Мануэль и посмотрел на друга.
– Спасибо тебе, – сказал он, глядя Габриэлю в глаза, – благодаря тебе она умерла счастливой.
– Ты знал?
Он кивнул.
– Она сама не захотела венчаться.
– Я знаю, – перебил его Мануэль, – с тобой она была счастлива. Остальное не имеет значения.


Была середина осени. Друзья возвращались с дальнего участка леса, где проработали целый день. Каждый год в это время герцог разрешал крестьянам из окрестных деревень запасаться дровами на зиму. Крестьяне убирали валежник, прореживали слишком густые участки леса, спиливали умирающие деревья. С одной стороны, это помогало сохранять порядок в лесу, с другой - давало возможность людям спасаться от зимних холодов. Целыми днями лесники наблюдали за тем, как идет заготовка дров.
Был уже вечер. Становилось темно. Они ехали медленно, отпустив поводья. Погода была чудесной, а домой можно было не спешить, тем более что они хорошо поужинали в лесу и выпили пару бутылок замечательного вина, которое располагает к общению и совсем не терпит спешки. Разговаривали они ни о чем, обсуждая текущие дела и свежие сплетни.
– Подожди, – перебил Мануэль друга. Он остановил коня и прислушался.
– Что-то не так?
– Ты ничего не слышишь?
– Нет, а что?
– Мне показалось, что там, – он указал рукой в сторону, откуда дул легкий ветерок, – кто-то кричал.
– Давай на всякий случай проверим. Это недолго, а вдруг... – предложил Габриэль. – Спешить нам все равно некуда.
Они развернули коней и медленно поехали туда, откуда мог доноситься этот загадочный крик. Через несколько минут они ясно услышали крики о помощи.
– Что за черт! – выругался Мануэль.
Друзья проверили ружья и помчались на теперь уже ясно слышимый крик.
На лесной поляне трое молодчиков делили пожитки какого-то бедолаги. Тот стоял там же, в одном белье, и громко голосил на весь лес. Перепуганный насмерть, он даже не пытался бежать. Подобные происшествия здесь были большой редкостью, и наши друзья немного опешили.
– Прекратить! – рявкнул Мануэль и выстрелил из ружья в воздух.
Габриэль, более опытный в подобного рода потасовках, не стал бесполезно тратить патроны. Почти не целясь, он выстрелил в одного из грабителей. Ружье было заряжено слишком мелкой дробью, чтобы наверняка причинить ему серьезный вред, но для того, чтобы вывести его на какое-то время из строя, такого заряда было вполне достаточно.
Грабители выхватили шпаги. Друзья соскочили с коней и тоже обнажили оружие. Пользуясь неразберихой, пострадавший от грабителей бедолага схватил одежду и скрылся в лесу. Началась схватка. Мануэлю, практически незнакомому с искусством фехтования, было нелегко. Его противник, к счастью, тоже не был искусным воином, но все равно садовнику приходилось защищаться изо всех сил. Габриэлю тоже не удавалось быстро справиться с противником. К тому же ему приходилось поглядывать на раненого бандита, который мог в любой момент вступить в бой.
– Черт побери! – выругался Мануэль.
– С тобой все в порядке? – спросил его Габриэль.
– Муравьи, черт бы их побрал. Этот гад загнал меня в муравейник.
– Терпи, друг. С муравьями будем разбираться позже.
– Стойте! – закричал раненый. – Остановитесь!
Габриэль узнал его голос.
– Маб! Дружище! Ты?!
– Да, черт тебя подери!
– Стойте!
Противники отступили друг от друга на безопасное расстояние.
– Кто бы мог подумать, что мы здесь встретим друзей, – сказал один из разбойников и рассмеялся.
Габриэль склонился над другом.
– Маб, дружище, ты в порядке?
– Ты еще спрашиваешь. Как ты вообще меня не убил?
– Ты как?.. Я тебя сильно задел?
– Не настолько, чтобы слагать об этом стихи, но ноге, чувствую, досталось.
– Лучше как можно быстрее вернуться домой, – подключился к разговору Мануэль. – У нас найдется, чем обработать раны, есть несколько бутылок вина, не говоря уже об ужине и крыше над головой.
Габриэль уступил раненому другу коня, и компания отправилась в путь.
– Откуда вы взяли этого несчастного? – спросил Габриэль, имея в виду  бедолагу, благодаря воплям которого он встретился с другом.
– Сами удивляемся, – ответил один из приятелей Маба. Маб, борясь с болью, ехал молча, стиснув зубы, чтобы не стонать. – Мы расположились в лесу на ночлег. Только собрались отходить ко сну, как к нам выходит богатенький еврейчик. Сам. Разве можно упускать такое? До сих пор в голове не укладывается, что такой тип, как он, мог делать в этой глуши.
По дороге домой новоиспеченные приятели успели познакомиться. Габриэль рассказал, как Маб спас его от неминуемой смерти, представил всем Мануэля.
Друзей Маба, если верить тому, что они рассказали о себе, звали Джон и Грегори. Они оба были из Глазго, где одно время работали грузчиками в порту. Джон был высоким здоровяком с большой рыжей бородой. Худой, среднего роста Грегори казался рядом с ним карапузом. С Мабом они познакомились во время потасовки в кабаке. Он тоже занимал какую-то незначительную должность в порту. Найдя общий язык, они решили заняться вольным трудом.
Так, за разговорами, они незаметно добрались до дома.
Дома, при свете лампы Габриэль заметил, что Маб значительно повзрослел. Он стал немного полнее, правда, ранение сделало его еще более бледным, чем обычно.
Рана оказалась не настолько пустяковой, как об этом говорил Маб. Основной заряд, к счастью, пролетел мимо цели, но довольно много дроби попало в бедро, и будь она чуть-чуть покрупней... Повезло еще и в том, что ни один крупный сосуд не был поврежден.
– Кто тебя только учил стрелять! – повторял Маб каждый раз, когда Габриэль вытаскивал из ноги очередную дробинку.
– Ты  бы  лучше  радовался  вместо  того,  чтобы стенать, – не выдержал Габриэль.
– Это точно, – согласился с ним Маб.
Пока Габриэль оказывал другу медицинскую помощь, Мануэль накрыл на стол. После сытного импровизированного ужина все отправились спать, и только Габриэль с Мабом остались немного поговорить по душам.
– Тогда я тоже не вернулся к Филину, – рассказывал Маб. – Все равно он бы меня убил. Ему надо было кого-то наказать, чтобы его авторитет оставался в силе. В конверте были деньги и записка, саму возможность потери которой он бы мне никогда не простил. Записку я уничтожил, а деньги забрал себе. На первое время хватило. Надо было уходить подальше от Филина, и я подался в Глазго. Там я долгое время работал в порту, где и встретил Джона и Грегори. С тех пор мы вольные странники. Собираем налоги в честь духа свободы. А ты?
– Я все время здесь.
– Никогда бы не подумал, что ты станешь лесником.
– Думаешь, я мечтал об этом всю жизнь?
Маб рассказал, что Филин уже несколько лет как умер, его банда распалась. После смерти Филина (поговаривали, что он умер не без помощи людей герцога), все дела перешли старому другу Габриэля, Кадору, который практически работает на герцога. Кадор подгреб под себя все, а те, кто не захотел идти к нему в услужение, погибли или были вынуждены уйти из города.
– Кстати, Кадор все еще хочет с тобой поквитаться, так что старайся не попадаться ему на глаза в каком-нибудь темном городском переулке, – сказал Маб, весело подмигнув другу.
– Он всегда был сволочью. Как, собственно, и герцог…
– Кстати, на всякий случай. Возьми вот это, – Маб положил на стол перед Габриэлем недорогое латунное кольцо. – Помнишь «Трех китов»?
– Еще бы!
Это была их любимая таверна.
– Покажешь хозяину, и я приду.
– Спасибо, друг.
– Это тебе спасибо.


Было уже далеко за полночь, когда кто-то настойчиво постучал в дверь.
– Ты кого-нибудь ждешь? – спросил Мануэль друга.
Они как по команде одновременно вышли из своих комнат в коридор.
– А ты?
– Я пойду узнаю, кому это не спится по ночам, а ты приготовь ружья. Не нравятся мне ночные гости, – почти шепотом сказал Мануэль, направляясь к двери.
Габриэль проверил ружья. На всякий случай они всегда были заряжены. Мануэль тем временем подошел к входной двери. Он встал чуть сбоку, возле стены, – вдруг кто захочет подстрелить его через дверь, –  и громко спросил:
– Кто там?
– Мне нужен садовник Габриэль, – услышал он мужской голос.
– Кто вы, и для чего его ищете?
– Мое имя – Ральф. Он меня знает. Остальное я скажу только ему.
– Ты знаешь какого-нибудь Ральфа? – тихо, чтобы не было слышно снаружи, спросил Мануэль.
– Если это тот Ральф, о котором я думаю, у него должен быть медальон.
– У вас есть что-нибудь для Габриэля? – громко спросил Мануэль.
– Тоже, что у него есть для меня, – ответил Ральф. – Кстати, наша беседа – прекрасный повод, чтобы разбудить всю округу.
Габриэль кивнул головой. Мануэль отворил дверь. На пороге стоял постаревший Ральф. Он был все такой же крепкий и жилистый. Ральф заметно похудел, и черты его лица стали еще более жесткими. Одет он был в достаточно дорогой, хотя и повидавший кое-что на своем веку дорожный костюм.
Ральф с Габриэлем обнялись, как добрые друзья.
– Надеюсь, ты с хорошими новостями? – спросил Габриэль.
– По крайней мере, уж точно не с плохими.
– Мануэль, это Ральф. Он друг покойной герцогини.
– Мануэль. Герцогский садовник и хозяин этого дома.
– Очень рад знакомству, – сказал Ральф и протянул Мануэлю руку.
– Всегда рад встрече с другом покойной госпожи. Может, вы пока выпьете и поедите, а я тем временем согрею воду?
– Чуть позже, господа, если вы позволите. Дело в том, что я не один, и чтобы не подвергать лишний раз своего спутника опасности, я решил сначала заглянуть к вам один. Мало ли кого я мог здесь застать.
– Я могу сходить с вами, – предложил Габриэль.
– Не стоит. Даже в самом безлюдном месте иногда можно встретить людей. Особенно, когда хочешь остаться незамеченным.
– Вы правы.
Через несколько минут Ральф вернулся с мальчиком лет пятнадцати.
– Позвольте представить, господа: Артур – юный герцог Корнуэльский.
– Для меня большая честь принимать столь высокого гостя у себя дома...
– Не надо. Я привык к более простому обращению, – оборвал Мануэля Артур.
– Артур воспитывался по-спартански, – заметил Ральф.
Маленький герцог был симпатичным мальчиком среднего роста, худой, но не истощенный. Было заметно, что он много времени уделял физическим упражнениям. Его волосы были достаточно давно острижены коротко, и теперь они слегка отросли и немного торчали в разные стороны непослушным ежиком. Лицом он был похож на мать, причем лицо имел мужественное, «мужское». Благодаря серьезному взгляду больших светлых глаз он казался старше своего возраста. Габриэль на собственном опыте знал, как у детей появляется такой взгляд. 
– Надеюсь, что-то хорошее заставило вас вернуться в родные края? – спросил Габриэль, когда поздние гости сели за стол.
– Есть время разбрасывать камни. Есть время собирать. Наши друзья в Эдинбурге сообщили, что сейчас самое подходящее время воскреснуть из мертвых. Правда, для этого надо еще подготовить почву, так что Артур здесь пока инкогнито.   
– Вы вполне можете сойти за моих родственников. Вы, Ральф, будете моим дядей, а Артур – кузеном. Если, конечно, вы или Мануэль не станете возражать. Все-таки хозяин здесь он, – спохватился Габриэль.
– Я всегда был верным слугой герцогине, – ответил Мануэль.
– Вот и хорошо. Только останется один Артур. Я покину ваш дом немедленно. Меня здесь слишком хорошо знают, чтобы лишний раз рисковать. Дядя приедет к вам завтра. Это стряпчий. Дядя Гурт. Нам порекомендовал его Август.
– Мы можем чем-нибудь вам помочь? Может, у вас трудности с деньгами или... – спросил Мануэль. – Думаю, здесь вам не стоит стесняться.
– Нет, все хорошо. Главное, уберегите Артура. Да, бутылка виски в дороге мне совсем бы не помешала.
Дядюшка приехал, едва взошло солнце. Ему было на вид около сорока лет. Невысокого роста, полный, с приятным, хорошо поставленным голосом актера. Его лицо имело довольно заметные семитские черты, хотя чистокровным евреем, скорее всего, он не был. Его глаза светились умом и пониманием, а совершенно необыкновенная улыбка вселяла в собеседника уверенность, что, окажись противником Гурта даже сам дьявол, ему все равно бы ничего не светило.   
– Я поверенный Гурт, – представился он, предварительно удостоверившись, что перед ним те, кто ему нужен.
– Здесь вы для всех мой дядя Гурт.
– Рад знакомству, племянник.
– Надеюсь, вам здесь понравится.
– Увы. У меня на это нет времени. Сегодня же я должен буду уехать в столицу. Суд – это всегда суд, а верховный суд Шотландии – это верховный суд Шотландии, – сказал он и весело рассмеялся над собственной шуткой. – С господами судьями надо всегда держать ухо востро, а руку на кошельке.
– Я слышал, что если вы беретесь за дело, всегда доводите его до конца. До победного конца, – заметил Габриэль.
– Несмотря на то, что у Артура есть все законные основания претендовать на герцогство, битва предстоит серьезная. Оскар чертовски влиятельный человек. В общем, дело сложное, но не безнадежное. У него тоже есть пара хороших врагов. Будем надеяться на успех, но не будем гневить бога, заранее предсказывая результат.
– Ваши слова подтверждают еще один слух о вас.
– Да?
– Говорят, вы никому ничего не обещаете. Особенно вашим клиентам.
– Шотландия – маленькая страна. И стоит нарушить данное слово хоть раз... Вы понимаете. Репутация в нашей  профессии  –  это  основной капитал. Все остальное – проценты. Моя репутация позволяет мне избегать обещаний и клятв.
В тот же день дядюшка Гурт уехал в Эдинбург. Начались долгие дни ожидания.
Мануэль, который трепетно относился к герцогине, принял Артура, как родного. Габриэль тоже быстро нашел с ним общий язык. Мальчик совсем не воображал и не кичился своим происхождением. Он с большим удовольствием помогал лесникам в работе. Сначала Мануэль пытался возражать, дескать, Артур герцог, а не садовник, на что тот ответил:
– О чем вы? Сейчас я кузен Габриэля. К тому же физические упражнения на свежем воздухе мне только полезны, да и время за таким занятием идет веселей.
О себе он ничего не рассказывал, да друзья и не старались особо расспрашивать. Они уважали чужие тайны. Пару раз, правда, Артур обмолвился, что жил где-то на юге Шотландии у небогатых фермеров, арендовавших землю у какой-то его родственницы. Пару раз он даже видел убийцу отца – по отношению к Оскару он не питал иллюзий. 
Прошло больше месяца, прежде чем Гурт появился вновь. На этот раз он приехал вместе с Ральфом в нанятом экипаже.
– Собирайтесь, ваша светлость, – сказал он герцогу, – пора.
– Надеюсь, назад вы вернетесь уже признанным герцогом, – сказал на прощание Мануэль.
– Не будем забегать вперед, – ответил Артур тоном прилежного ученика.
И вновь потянулись долгие недели ожидания.
Наконец, появился Ральф. Казалось, он еще сильней похудел и постарел, но на его лице играла довольная улыбка. Друзья набросились на него с расспросами.
– О, это был настоящий поединок Геракла с Гидрой. Иногда мне казалось, что на старине Гурте под мантией надеты доспехи, а в руке острый меч. Как он был красноречив! Старая лисица Оскар долго не хотел признавать Артура в качестве сына своего брата, но когда его приперли к стенке, разрыдался, как кухарка, чистящая лук, и запел, как сладкозвучная сирена.
– Думаю, ему не трудно было заплакать, – сказал Габриэль.
– Еще бы! Вот только слезы выглядели далеко не такими радостными, как он уверял всех присутствующих в зале суда. К сожалению, мы не смогли прищучить этого старого прохвоста. Он все же успел вновь заполучить расположение короля, так что нам пришлось ограничиться возвращением Артура.
– Где он сейчас? – спросил Мануэль.
– Оскар?
– Артур.
– Они оба в замке. Обливаясь слезами, герцог Оскар клятвенно заверил Артура, что теперь, после его чудесного возвращения, он не отпустит любимого племянника от себя ни на шаг.
– Это плохо. Очень плохо. Того и гляди, жди беды, – недовольно проворчал Мануэль.
– Согласен, но большего мы не смогли бы добиться.
– Уверен, что вы сделали даже больше, чем было возможно, – сказал Габриэль.
– В любом случае что сделано, то сделано. Артур восстановлен в своих правах. Скоро он станет совершеннолетним, а пока, граф, вам придется еще немного поработать на свежем воздухе.
– Граф? – удивился Мануэль.   
– А вы не знали, дружище, что командуете графом? – удивился Ральф.
– Я уже и забыл, когда меня так называли в последний раз.
– Ничего, думаю, очень скоро вы сможете об этом вспомнить.
– Если не произойдет ничего экстраординарного, – мрачно заметил Габриэль. – Герцог никогда не прощает врагов. Можете мне поверить. Перед тем, как подослать к кому-нибудь убийцу, он говорит очередному исполнителю кровавой работы так: «Я привык следовать Библии, она учит нас любить врагов, а любить их я могу только мертвых. Господь не оставляет мне выбора».
– Надеюсь, мы сможем уберечь юного герцога, а ваше участие, господа, в этом деле, думаю, пока пусть хранится в тайне. На всякий случай держите ухо востро.


Душа Габриэля заныла, когда он увидел город. Как и тогда, много лет назад, он подъезжал к Эдинбургу с северной стороны. Был легкий туман, придававший городу некоторую мрачную таинственность. Он словно прятал свое лицо за серой дымкой вуали. Как и тогда, Габриэля привела в город беда. Правда, на этот раз у него был конь, он не умирал от голода, за ним никто не гнался, а в городе у него был друг. Только сейчас, глядя на расположенный на утесе замок, на шпили и крыши домов с дымящимися трубами, он осознал, как повзрослел за эти годы.
Нечто похожее происходит с нами, когда мы перечитываем когда-то забытые книги. Вспоминая свои впечатления, сравнивая их с новыми, мы видим, как изменилось наше сознание за это время. 
Как и тогда, Габриэль сделал остановку на берегу озера. Голод давно уже давал о себе знать, да и размять ноги было бы более чем неплохо. Подкрепившись, юноша решил немного пройтись вдоль берега. Он медленно шел, глядя на воду. Нахлынувшие воспоминания просились на волю. Габриэль сел на большую корягу, достал из-за пазухи флягу с виски и сделал большой глоток. Алкоголь приятно согрел тело изнутри. Он сидел на коряге, пил виски и словно отпускал прошлое, которое вместе с водой уплывало вниз по течению.
– Пора, – сказал он себе вслух.
На этот раз громадный и сумрачный город встретил его, как старого знакомого. Габриэль даже представить себе не мог, насколько он соскучился по этим высоким каменным домам, по запутанным закоулкам, по узким, как ущелья, улицам, по когда-то казавшемуся зловещим серому камню.
– Показать вам дорогу, сэр? – спросил подбежавший к Габриэлю кэдди.
– Я не впервые здесь. Держи, – он кинул мальчишке монету. Кто-кто, а Габриэль знал, как таким мальчишкам достается хлеб.
– Спасибо, сэр.
Город был тем же и одновременно другим. Он словно бы тоже немного повзрослел, местами состарился, а местами помолодел. Появилось много новых, красивых домов, и это радовало Габриэля.
Таверна «Три кита» практически не изменилась. Как и много лет назад, в маленьком зале таверны было уютно и тепло. В камине горел огонь. На железных рогульках вдоль стен горели сальные свечи. За столами сидели посетители. Было еще рано, и на втором этаже, где обычно танцевала молодежь, никого не было. За стойкой, правда, хозяйничал незнакомый человек.
– Чего желаете? – спросил он.
– Мне пива. И еще. Я ищу друга, он дал мне ваш адрес. Его имя Маб.
– К сожалению, ничем не могу помочь, – сказал хозяин и чуть заметно кивнул двум крепким парням за столиком у входа. Если бы Габриэль не прошел службу у Филина, он вряд ли заметил бы этот сигнал.
– Он дал мне вот это, – Габриэль положил на стойку кольцо друга.
Хозяин внимательно повертел его в руках.
– Это меняет дело.
– Тогда дайте отбой своим парням. Думаю, ни мне, ни вам не нужны лишние неприятности.
Габриэль улыбнулся.
– Ваш друг вернется только вечером, и я сразу же ему передам. Где вы остановились?
– Пока еще нигде.
– Могу предложить вам комнату. Не королевские покои, зато тепло, чисто и далеко от любопытных глаз.
– Меня это устраивает.
– Тогда прошу вас следовать за мной.   
Комната была светлой, чистой и уютной. Кровать – удобной. В комнате был умывальник, стол, несколько стульев и шкаф для одежды.
Оставшись один, Габриэль умылся и лег в постель, положив на всякий случай пистолет под подушку. Проснулся он от ощущения, что в комнате кто-то есть. Медленно, чтобы гости не заметили движения, Габриэль нащупал рукоятку пистолета.
– Не спеши палить, – услышал он голос Маба.
– Ты меня напугал.
– Это хорошо. Страх помогает нам выжить. Только идиоты стремятся к бесстрашию. Ты хотел меня видеть?
– Мне нужна твоя помощь.
– Говори.
– Дело касается юного герцога Артура.
– Если честно, мне бы не хотелось переходить дорогу Оскару. Обычно это плохо кончается.
– Мне не к кому больше обратиться.
– Ты еще не сказал, чего хочешь.
– Три дня назад молодой герцог не вернулся с конной прогулки. Его лошадь прибежала вечером.
– А ты не думаешь, что это мог быть несчастный случай?
– Артур хорошо сидит в седле. Он внимательный и далеко не безрассудный мальчик. К тому же через неделю ему должно исполниться шестнадцать лет, что автоматически отдает герцогство в его руки. Так что только подобный несчастный случай мог бы спасти положение Оскара.
– Это понятно, неясно только, какую роль ты отводишь мне?
– Постарайся что-нибудь об этом узнать. У тебя ведь везде есть свои глаза и уши.
– Я не настолько могущественный человек, как тебе кажется. Ладно, сделаю, что смогу. 


– Какие новости? – спросил Габриэль, когда Маб пришел  к нему утром.
– Возможно, хорошие, а возможно, плохие. Все зависит от того, на что ты надеялся.
– Он жив?
– Думаю, да. Ты был прав. Убийство Артура организовал Оскар, и если бы он действовал сам... Ты понимаешь.
– Продолжай.
– Но он решил перестраховаться и поручил это дело твоему старому другу Кадору, который за последние годы достаточно поумнел. Резонно решив, что мальчишку всегда можно убить, он сохранил ему жизнь. Герцог пообещал слишком большую награду, а это могло означать только то, что наградой за убийство будет смерть. Отказать Кадор тоже не мог. А вот живой Артур стал его козырной картой, благодаря которой он сможет, если, конечно, не дурак, не только сохранить жизнь, но и заработать неплохие деньги.
– Не хочешь навестить старину Кадора?
– Думаю, это будет нелегко. Он отгрохал себе настоящую крепость.
– Нелегко – это не невозможно.
– Знаешь, я не хотел бы начинать войну.
– Думаю, став герцогом, Артур сможет отблагодарить тех, кто спас ему жизнь.
– Если честно, мне наплевать как на одного герцога, так и на другого. Если я и берусь за это дело, то только ради того, чтобы помочь тебе. Тебе, Габриэль. Больше в этом деле меня никто не интересует. Только я не понимаю, зачем тебе все это?
– Когда-то давно я пообещал его матери, что буду заботиться об Артуре. Это была последняя воля умирающей.
– Трогательно, но не думаю, что это все.
– Хорошо. Я скажу тебе. Герцог Оскар убил всю мою семью. Я выжил благодаря чуду. Спасаясь от герцога, я, умирая от голода, отправился в Эдинбург. Что было дальше, ты знаешь.
– Тобой руководит чувство мести?
– Не только. Убив моих родителей, Оскар обвинил моего отца в убийстве своего брата. Я хочу восстановить доброе имя семьи.
– Так ты...
– Он самый, – не дал договорить другу Габриэль.


– Знаешь, твой маленький друг родился в рубашке, – сказал Маб, входя в комнату Габриэля, – собирайся быстрей. Его сиятельство герцог Корнуэльский решил нам помочь.
– Что ты несешь?
– В городе появился его главный убийца. Этой ночью они нападут на Кадора. Конечно, было бы выгоднее использовать полицейские силы, но в этом случае Кадор мог бы проговориться не тому, кому надо, а так все шито-крыто.
– Подожди, ты хочешь напасть на них после того, как они перебьют друг друга? Но Кадор нам нужен живым.
– Кадор не такой дурак, чтобы участвовать в героической обороне замка. Он давно уже приготовил себе запасной выход. Вот только ни герцог, ни его Кровавая Тень об этом не знают, а я знаю. Я даже примерно знаю, где он находится.
Габриэль быстро оделся, проверил пистолеты. Шпага и пара кинжалов тоже всегда были при нем.
– Я готов.
В харчевне их поджидали четверо парней в черных плащах и черных шляпах.
– Познакомьтесь, это мой старый друг Габриэль. Джона и Грегори ты знаешь. А это Патрик и Франсуа, мой французский друг.
Патрик имел ничем не примечательную внешность. Он был не низким и не высоким, не толстым и не худым, не красивым и не страшным, не молодым и не старым. Настоящее олицетворение среднего человека. Франсуа был типичным французом лет двадцати пяти. Говорил он с заметным акцентом, которым, как показалось Габриэлю, немного бравировал.
Они обменялись рукопожатиями.
– Вперед, друзья.
Ночной город встретил их холодным ветром и моросящим дождем.
– Не самая лучшая погода для приключений, – пробурчал Франсуа, закутываясь в плащ.
– Можно подумать, у вас во Франции дождя нет, – ответил на это Джон.
– Тише, господа, – цыкнул на них Маб.
Они свернули за угол. Там их ждала карета – не самое лучшее средство перемещения по узким улицам с бесконечным количеством поворотов, лестниц и тупиков.
– Дом Кадора находится на Билдинг-стрит, – рассказывал Маб. – Эта улица расположена на самом краю города. Дом, – трехэтажный каменный особняк, – построен по всем правилам военного искусства. Это настоящая крепость. Он обнесен высоким забором, покрытым битого стекла и ржавого железа. Кроме того, из камня вверх торчат острые металлические штыри, фактически лезвия ножей, расположенные так, чтобы проткнуть любого, кто захочет преодолеть это препятствие. Двери дубовые, с обеих сторон обитые железом. На окнах решетки, а изнутри их можно закрыть железными ставнями. И во дворе, и в доме вооруженная охрана. Конечно, все это не секрет для доблестных убийц герцога Корнуэльского.
– Герцог отправил на штурм артиллерию?
– Лучше всего стреляет та пушка, которую заряжают золотом. Кое-кто в доме будет ждать гостей.
За пару кварталов от дома Кадора друзья вышли из кареты. По узенькой улочке они спустились в овраг, склоны которого густо поросли деревьями и кустарником, а дно - камышом.
– Ну и вонь, – тихо сказал Габриэль.
– А как ты хотел? – так же почти шепотом ответил Маб. – Сюда практически весь район вывозит мусор. Это давно уже стало доброй традицией.
– Не хотел бы я здесь жить.
– Здесь не живут, здесь выживают, а для выживания это вполне подходящее место. Сейчас ты сам в этом сможешь убедиться.
Пробираясь сквозь кусты, они подобрались, наконец, к пустырю, за которым был дом Кадора. Маб и Габриэль выбрались из оврага и залегли на пустыре. Остальные заняли позиции внизу.
– Сейчас ты увидишь один из самых замечательных спектаклей, на которые способен герцог, – прошептал Маб. – Ты не забыл театральный бинокль?
Он достал из внутреннего кармана подзорную трубу.
– Хочешь взглянуть?
– В свое время я уже имел несчастье участвовать в его постановке, – мрачно ответил Габриэль. – Плохо, что мы не захватили с собой виски.
– Сегодня нам лучше быть трезвыми.
– Я продрог до костей.
– Ничего, скоро согреешься. А вот и они. Видишь?
– Пока еще нет.
– На них черные костюмы канатных плясунов. Очень удобная, обтягивающая одежда, совершенно не мешающая движению. Да сколько их!
Нападавших действительно было много: человек тридцать, а может быть и больше. Практически незаметно они приблизились к забору. Две легкие лестницы, два толстых матраса, чтобы можно было безопасно перебраться через забор. Не прошло и пары минут, а внешняя охрана уже была перебита. Задняя дверь для прислуги оказалась незапертой. И тут совсем рядом с домом прогремел выстрел.
– Мы решили немного помочь Кадору. Если честно, я бы с удовольствием посмотрел, как этого борова прирежут ночью в постели, но, увы, нам он нужен живым, – пояснил Маб.
В доме тем временем началась настоящая война. По крайней мере, ружья и пистолеты стреляли не переставая.
– Пора бы уже нашему кабанчику подумать о спасении, – решил Маб. 
Габриэль достал пистолет.
– Убери.
– Но...
– Ребята сделают это без шума. Не стоит им мешать.
В камыше возле самой воды появилось движение.
– А вот и они.
Их было шестеро: Кадор и пятеро телохранителей. Они медленно пробирались сквозь камыш.
Кадор так и не понял, что произошло. Все его спутники разом повалились на землю. Он выхватил шпагу и пистолет, но вокруг не было видно ни одного человека, не прогремело ни одного выстрела.
– Опусти пистолет, Кадор, или...
– Или что, Маб? Если ты меня не убил, значит, я нужен живым.
Говоря это, Кадор пытался обнаружить противника.
– Ты нам нужен живым, но не обязательно здоровым, сказал Маб, и его слова послужили командой. В руку Кадора, сжимающую пистолет, вонзилась короткая стрела.
– Дьявол! – выругался он. Пистолет выпал из руки.
– Не кричи. Тем ты точно живым не нужен.
– Хорошо, я сдаюсь, – Кадор выбросил шпагу.
– Хороший мальчик.
Словно из-под земли возле Кадора появились две черные тени.
Не более чем через полчаса группа захвата вместе с пленным Кадором входила в ничем не примечательный дом, расположенный в паре кварталов от дома Кадора. Свет внутри уже был зажжен, но снаружи его не было видно: от постороннего глаза его закрывали толстые черные шторы изнутри и хорошо подогнанные ставни снаружи.
Кадора усадили на стул. Маб и Габриэль встали напротив. Джон с Патриком расположились справа от пленника, а Грегори и Франсуа - слева. У Грегори, Джона и Патрика в руках были маленькие, но достаточно мощные арбалеты, а Франсуа нехотя играл ножом. Когда-то давно он работал в цирке – метал ножи.
– Узнаешь меня? – спросил Габриэль.
– Надо было тебя прикончить еще тогда, – злобно процедил сквозь зубы Кадор.
– Мне нужен мальчишка.
– Тебя потянуло на мальчиков?
– Ты знаешь, кого я имею в виду.
– Разбирайся сам со своими мальчиками.
– Я несколько лет работал лесником, так что разделывать туши и снимать с них шкуру умею очень хорошо. Хочешь быть освежеванным заживо? Ты же знаешь, я слов на ветер не бросаю.
Габриэль действительно не болтал языком зря.
– Это был приказ Герцога.
– Дальше.
– Мальчишка ему сильно мешал. Он приказал мне убить его в лесу, подстроить несчастный случай.
– Ты выполнил приказ?
– Что я, дурак? Герцог не любит свидетелей.
– Мы это уже поняли.
– Мальчишка – мой козырь.
– Он жив?
– Живой и здоровый. Я хотел променять его на деньги и жизнь.
– Где он?
– В лесном доме. Маб знает это место.
– Его охраняют?
– Что за идиотский вопрос?
– Сколько их?
– Пятеро. Они убьют парня, как только поймут, что что-то не так.
– Если успеют.
– Что будет со мной?
– Ты не успокоишься, если не отомстишь. Я это знаю, ты это знаешь, – в качестве ответа сказал ему Маб.
– Суки! – крикнул Кадор.
Арбалетная стрела вошла ему в грудь.
– Надо ехать немедленно, – решил Маб.
– А что с телом? – спросил Габриэль.
– Ничего. С сегодняшнего дня этот дом все равно уже ничей.
– Гони! – приказал Маб кучеру, когда они сели в карету.
– Постой, но нам разве в эту сторону? – спросил через какое-то время Габриэль.
– Ты собираешься разъезжать по лесу в экипаже? – ответил вопросом на вопрос Маб, – у нас недалеко есть конюшня. Пересядем в седла, а заодно возьмем коня для Артура.


Они прибыли на место, когда уже начало светать. Оставив лошадей на попечение Патрика, остальные незаметно приблизились к лесному дому на безопасное расстояние. Лошади были приучены вести себя тихо, так что можно было не бояться, что они своим ржанием выдадут присутствие гостей.
– Подождем, – сказал Маб.
Из дома вышел один из бандитов с ружьем за плечами. Он справил малую нужду прямо возле двери и отправился в лес, даже не посмотрев по сторонам. 
Не успел он скрыться за деревьями, как арбалетная стрела вошла через спину в сердце.
– У хищников сегодня удачный день, – негромко сказал Франсуа.
Второго бандита они подстрелили минут через тридцать. Тот вообще вышел из дома без оружия и даже не закрыл плотно дверь.
Легче всего охотиться на человека, – вспомнил Габриэль слова Джеймса, – но никогда нельзя забывать, что сложнее всего бывает охотиться на человека.
– Пошли, пока они чего не заподозрили, – скомандовал Маб.
Они быстро ворвались внутрь. Оставшаяся троица мирно играла в карты. Они даже не успели схватиться за оружие.
Артур лежал здесь же на кровати. Он был связан, но жив и здоров.
– Уходим, – приказал Маб, после того, как веревки были перерезаны.
– Я не чувствую ног, – произнес Артур. Он пытался держать себя в руках, но был бледен, и его трясло.
– Помогите ему.
Грегори взял Артура на руки, и они бегом направились в лес.
– Я, как обычно, утром катался верхом, – рассказывал Артур уже в «Трех китах» после изрядной порции виски, которая привела его немного в себя, – и на меня напали чуть ли не прямо возле ворот замка. Их было пятеро. «Нам приказали тебя убить», – сказал их предводитель – толстяк с некрасивым лицом, – но мы не станем этого делать. Веди себя хорошо и не пострадаешь. Нам будет больше пользы от тебя живого, но если с тобой возникнут проблемы – умрешь. Ты хорошо меня понял?». Я ответил, что понял его хорошо. Тогда они приказали мне следовать за ними. Когда мы забрались далеко в лес, меня пересадили на лошадь одного из бандитов, а моего коня ударили хлыстом, чтобы он не бежал вслед за нами. Они привезли меня туда, где вы меня нашли. Вот и все.
– Ты знаешь, чей приказ они выполняли?
– Для вас, думаю, это тоже уже не секрет.
– Мы хотели бы услышать это имя от тебя.
– Меня приказал убить мой дядя Оскар, герцог Корнуэльский.


«Дорогой мой дядя Оскар, герцог Корнуэльский.
Пишу тебе под диктовку человека, которого ты нанял меня убить. Он сказал, что если это письмо будет написано моей рукой, ты поверишь, что я жив и здоров, и не сможешь использовать его во вред этим людям. Как ты уже знаешь, твоя попытка убить этого человека не принесла успеха. Он жив. Он хочет денег. На этот  раз сумма увеличивается в два раза. Это цена за твое вероломство. Один из его друзей встретит тебя лично ровно через неделю пятого числа в полдень у охотничьего дома. Удостоверившись, что все в порядке, он приведет тебя ко мне. Мой похититель будет иметь дело только с тобой лично. На месте он скажет, как и куда доставить деньги. Иначе он передаст меня твоим заклятым врагам.
И еще, курьера пытать бесполезно. Он ничего не знает ни о том, кто на самом деле отправил его к тебе, ни о том, где меня будут держать. Считай, что возвращение курьера в целости и сохранности – это часть сделки.
Твой племянник Артур».

– Замечательно, – сказал Маб, прочитав письмо, – немного коряво, но так даже лучше.
– Ты не боишься за курьера? – спросил Габриэль друга.
– Не думаю, что герцог рискнет что-нибудь с ним сделать. Он не настолько глуп. Герцог попытается обмануть нас хитрее, и на этом, думаю, нам стоит сыграть, – Маб хитро улыбнулся. В отличие от Габриэля, которым руководили в первую очередь личные мотивы, для него предстоящая схватка была смертельно опасной игрой.
Несмотря на то, что неделя была слишком недолгим сроком, чтобы успеть что-либо предпринять, герцог приготовился к встрече на славу. Буквально через час после получения письма, в Эдинбург помчался курьер с приказом устроить засаду возле лесного дома. У герцога было достаточно верных людей, чтобы достойно встретить там Кадора, с кем бы он ни надумал явиться на встречу. С собой герцог взял десять самых лучших парней, каждый из которых стоил армии. Командовал отрядом человек по прозвищу Кровавая Тень Герцога. Именно он отвечал за выполнение всех особо важных поручений, среди которых были убийство брата и убийство семьи Габриэля.
Габриэль изменился в лице, когда узнал, с кем ему предстоит встретиться на тропе войны.
– Держи себя в руках, – предупредил его Маб. – Если ты не сможешь относиться к нему, как к обычному противнику, лучше оставайся здесь, с Артуром.
– Не волнуйся. Если я столько лет смог работать корнуэльским лесничим... Только пусть он будет моим.
– Договорились.
Герцог не смог учесть только одно обстоятельство, а именно то, что имеет дело не с туповатым Кадором, привыкшим во всем полагаться на грубую силу и численный перевес, а с более тонким противником. Расставляя ловушки вокруг лесного дома, он даже представить себе не мог, что встреча может произойти где-нибудь в другом месте.
Едва отряд герцога углубился в лес, его встретил настоящий шквал пуль. Прежде чем кто-либо успел опомниться, пятеро герцогских солдат были убиты или тяжело ранены. Еще трое, включая герцога, остались без лошадей. Разрядив ружья и пистолеты, люди Маба выскочили из укрытия. Пятнадцать человек (включая Маба и Габриэля) против шестерых. Несмотря на численный перевес, бой получился жаркий. Маб практически сразу же получил пулю в плечо. Рана была не смертельная, но достаточно серьезная, чтобы вывести его из строя «в самом начале веселья». Еще троим его друзьям повезло значительно меньше. Двое были застрелены, а один получил смертельный удар шпагой. Отряд герцога все же оправился после внезапной атаки, и нападавшие начали нести потери: еще четверо были убиты. Но и ряды защитников герцога значительно поредели. Их осталось четверо, правда, против восьми.
С самого начала сражения Габриэль набросился на главного герцогского убийцу, который оказался прекрасным фехтовальщиком. Буквально в считанные минуты он нанес Габриэлю несколько легких ран, тогда как на противнике не было ни царапинки. Правда, Габриэль оказался более выносливым. Взятый под контроль гнев позволял не обращать на боль никакого внимания и придавал дополнительные силы. Не выдержав бешеного напора противника, Кровавая Тень Герцога замешкался на мгновение и получил сильный удар в живот, в область солнечного сплетения. Острие шпаги Габриэля вышло у него из спины.
Победа досталась трудной ценой. Только пятеро из пятнадцати отделались легкими ранениями. Еще трое были тяжело ранены. Остальные погибли…
Герцог Оскар исчез.


2


Карета неторопливо катилась по улицам новой части Эдинбурга. Габриэль смотрел в окно и не узнавал росший, точно сказочный богатырь, не по дням, а по часам Новый город, который словно бы вырвался на свободу, разорвав сдавливающую его крепостную стену, преодолев крепостной ров при помощи построенного в 1722 году моста Норт-Бридж. Он разрастался на север, и там, где совсем недавно были болота, возникали новые кварталы с широкими улицами и красивыми домами. Новый город разительно отличался от старого, расположенного на склонах горы, с его узкими крутыми улицами и башнеобразными домами до двенадцати этажей из грубо тесаного камня. Норт-Бридж словно бы связывал воедино две эпохи. Казалось, что он перекинут не через окружающий Старый город ров, а через пропасть длиной в сотню лет.
Карета остановилась возле красивого дома на Принсис-стрит. Построенный совсем недавно, он не начал еще выглядеть достаточно обжитым. Все вокруг: дорожки, сад, газон – было слишком молодыми, чтобы в полной мере отражать заложенную красоту. Деревья в саду были посажены, скорее всего, в прошлом или позапрошлом году, и надо было сильно напрячь воображение, чтобы представить себе истинное великолепие будущего сада. Возле дома рос плющ, но он тоже только-только начинал цепляться своими побегами за стены.
Несмотря на то, что Артур реабилитировал Мак-Розов и вернул Габриэлю титул и все его земли практически в тот же день, как стал по-настоящему герцогом Корнуэльским, на подходящий его новому положению костюм и собственный экипаж с фамильными гербами средств у Габриэля не было.
Львиная доля денег уходила на восстановление родительского дома, который приходилось строить с нуля.
В назидание другим или для того, чтобы замести следы, в ночь убийства дом Мак-Розов был сожжен. Герцог не стал трогать пепелище, несмотря на то, что обгорелый остов когда-то великолепного дома портил один из самых симпатичных уголков Шотландии. Время и местные крестьяне тоже внесли свою лепту в разрушение того, что пощадил огонь. Многие приходили к развалинам в поисках того, что могло пригодиться в хозяйстве. Время, наоборот, старалось залечить, убрать, укрыть зеленью кроваво-черный рубец, какие часто оставляют на земле люди. Всюду была трава, а кое-где появились небольшие, совсем еще молодые деревья. Сад тоже пришел в полное запустение. Клумбы и цветники одичали, да и предоставленные самим себе деревья приобрели дикий вид. Озеро обмелело, заросло камышом и стало обыкновенным болотом. Габриэль делал все возможное и невозможное, чтобы восстановить этот когда-то райский уголок. К тому же рядом с домом он хотел построить небольшую часовню, где специально нанятый для этих целей священник должен был молиться за упокой графа и графини.
Когда Габриэль впервые увидел, что осталось от его дома, он заново пережил весь ужас и страдания той ночи. Тогда от невыносимой душевной боли Габриэля спасла болезнь, приковавшая его на несколько дней к постели. Эта же болезнь позволила ему забыть наиболее острые и мучительные события. Так, вытесняя или даже заново переписывая воспоминания, наша психика спасается от чрезмерной душевной боли. Теперь же, спустя годы, защитные механизмы вдруг отключились, и в душе Габриэля словно лопнул нарыв. Ему стало чудовищно больно. Слезы покатились из глаз, но он не почувствовал этого. Он понял, что плачет лишь тогда, когда слезы уже начали приносить облегчение. Впервые за все это время он позволил себе расслабиться, проявить, отпустить свои чувства.
На время строительства Габриэль перебрался в Эдинбург. Артур долго уговаривал друга стать его гостем в герцогском доме, расположенном у подножия горы Касл-Рок, на которой возвышается Эдинбургский замок. На самой верхней точке горы находится часовня Святой Маргариты, построенная в XII веке. Рядом с замком расположились аббатство и дворец шотландских королей Холируд.
– Ты не представляешь, какое живописное у тебя будет соседство, – уговаривал друга Артур.
Габриэль отказался под благовидным предлогом и снял себе достаточно скромный дом на Хай-стрит в старом городе.
Габриэль несколько раз потянул за шнур звонка. Открылась дверь, и перед ним предстал дворецкий в темно-красной ливрее и черном парике.    
– Чем могу быть полезен, сэр? – спросил он, окидывая Габриэля профессионально-оценивающим взглядом. На его лице появилось выражение недоверия.
– Я ищу маркизу Элеонору Отис, – сказал Габриэль лакею, – она здесь живет?
– Я доложу, сэр, но боюсь, вы приехали слишком рано. Она принимает не раньше восьми, – ответил слуга. Несмотря на не слишком располагающий к почтению внешний вид Габриэля, слуга сумел увидеть в нем важного господина, иначе он не стал бы с ним разговаривать о делах маркизы.
Габриэль посмотрел на часы. Было около четырех.
– Сообщите маркизе, что ее хочет видеть граф Мак-Роз. Думаю, меня она примет, – поспешил сказать Габриэль, пока слуга не исчез за дверью.
– Я доложу, сэр.
На мгновение лакей заколебался. Он не знал, стоит ли впускать Габриэля в гостиную. Граф сам пришел к нему на помощь.
– Вы доложите, а я пока прогуляюсь по саду.
– Хорошо, сэр, – невозмутимо ответил слуга и закрыл дверь.
– Маркиза просит вас подождать в ее кабинете, сэр. Я провожу, – сообщил он буквально через минуту, найдя Габриэля прогуливающимся по дорожкам парка.
Габриэль поднялся по мраморной лестнице на второй этаж, затем зашел в кабинет, обставленный дорого и со вкусом. Он сел в удобное кресло, взял со стола пару французских книг, которые любила читать маркиза, немного полистал и положил на место.
– Чем могу быть полезной господину гра... Граф Вронский! Вот так сюрприз! – воскликнула маркиза, входя в кабинет.
За эти несколько лет, что они не виделись, она практически не изменилась. Маркиза была все той же «магической красавицей», как назвал ее когда-то Габриэль.
– Оказавшись в городе, я первым делом вспомнил о вас, – сказал Габриэль, целуя руку маркизе.
– Это говорит лишь о том, что все остальное время вы обо мне даже не думали, – холодно ответила маркиза.
Никто еще вот так не бросал ее, не сказав ни слова, не говоря уже о том, чтобы запросто ввалиться в ее дом через несколько лет под чужим именем.
– Невиновен, ваша честь!
– Виновны, граф, виновны. Вы исчезли, даже не попрощавшись.
– Я бежал от неминуемой смерти.
– И что, у вас не было ни минуты, чтобы написать мне пару строк за все эти годы?
– Поверьте, я не мог этого сделать.
– У вас что, не нашлось под рукой чернил, бумаги или пера?
– Милая Элеонора! Неужели вы думаете, что после того, что мне посчастливилось пережить множество прекрасных минут блаженства, благодаря вашей дружбе и особому расположению ко мне, которое я никогда не забуду, я мог бы вот так исчезнуть из вашей жизни, не сказав вам ни слова без веской на то причины?!
– Мне это больше не интересно.
– Дело в том, – продолжил Габриэль, не обращая внимания на ее слова, –  что мне пришлось поспешно бежать из города, как есть, не имея возможности даже забрать из дома ценности и деньги. Мои весьма могущественные враги делали все возможное, чтобы найти меня и убить. Любая попытка связаться с вами поставила бы под угрозу столь дорогую мне вашу жизнь и благополучие.
Меня не было несколько лет, но все эти годы я стремился к вам, как Одиссей стремился к своей Пенелопе. И точно так же, как в случае с Одиссеем, провидение ежеминутно строило всяческие преграды на моем пути.   
Теперь, когда я смог вернуть себе доброе имя и занять подобающее  положение в обществе, я вернулся в столицу с одной лишь целью: вновь оказаться у ваших ног. Я постоянно думал о вас, вспоминал вас, вспоминал каждое мгновение, проведенное вместе, и теперь, когда я опять могу находиться рядом с вами, дальнейшая разлука становится для меня непереносимой пыткой. Я осмеливаюсь говорить вам об этом потому, что не в состоянии терпеть больше одиночества, и мечтаю лишь о возможности припасть к вашим ногам и доказать вам свою преданность и любовь.
– Послушайте, рыцарь, – заговорила маркиза после долгой паузы. Было видно, что ее глубоко потрясли слова Габриэля. Он не лукавил. Действительно, стоило ему вернуться в Эдинбург, как в его душе вспыхнула с новой силой страсть к маркизе. – Признаюсь, меня приятно удивили ваши слова. Каждая женщина любит, когда с ней говорят на языке любви, каждая страстно желает быть любимой, пусть даже и на словах.  Тем  более  мне  приятно  слышать эти слова от вас – человека, сумевшего разбудить во мне настоящие чувства. Вы говорите, что все это время любили меня, и лишь печальные обстоятельства заставляли вас молчать. Вы говорите, что мечтаете припасть к моим ногам, говорите так, словно не сомневаетесь в том, что это право все еще принадлежит вам. Вы стали самоуверенным, рыцарь.
Габриэль попытался, было, ей возразить, но она не дала ему даже раскрыть рот.
– Вы сравниваете себя с Одиссеем, – продолжала говорить маркиза, – но насколько хорошо вам знакома эта история? Вам известно, что, вернувшись, Одиссею пришлось заново завоевывать расположение Пенелопы. Ему пришлось проявить все свое мужество, терпение, хитрость... А я ведь даже не ваша жена. Несмотря на это, ваше сравнение оказалось пророческим. Я позволю вам попытать счастья, и, возможно, место у моих ног снова станет вашим. Возможно... Вам вновь придется завоевывать мою любовь, и на этот раз легкой победы не ждите.
– В таком случае, я объявляю всеобщую мобилизацию и буду сражаться до последней капли крови, как и подобает человеку, чьей дамой сердца являетесь вы, мой друг. Обещаю самые мягкие условия капитуляции.
– Кстати, граф, а почему вы назвались чужим именем?
– Не понимаю, сударыня, о чем вы?
– Вас объявили как графа Мак-Роза, или я что-то неправильно поняла?
– Дело в том, Элеонора, что я действительно Габриэль Мак-Роз.
– Вы?! – удивилась маркиза так, словно у Габриэля вдруг прямо у нее на глазах вырос хвост или отвалились уши.
Дело в том, что в городе только и говорили о загадочном графе, повторившем чуть ли не все подвиги Геракла и прочих своих легендарных предшественников. Естественно, маркизе не терпелось захватить его первой, вторые места были не для нее, и тут вдруг оказывается, что этот человек – ее бывший загадочный любовник, который вновь объясняется ей в любви.
– Помните, я всегда говорил, что не могу открыть своего имени, – с лукавой улыбкой произнес Габриэль.
– Что ж, значит, я была права, назвав вас графом.
– Более того, я действительно сын русских эмигрантов, так что вы угадали все, кроме фамилии, а это не может быть просто так.
– Надеюсь увидеть вас сегодня в салоне, господин Мак-Роз, но не считайте это моей капитуляцией.


– Езжай на Мэйлроуз-Стрит, – приказал кучеру Габриэль, едва они выехали со двора маркизы. Сославшись на нездоровье, Габриэль покинул ее салон в разгар веселья.
В карете он откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Габриэлю действительно нездоровилось. Ему приходилось расплачиваться периодическими головными болями за полное приключений, страданий и нервного напряжения прошлое. Болезнь обострялась несколько раз в год, и каждое обострение длилось примерно около недели. Обычно он проводил это время в постели, принимая настойку по рецепту Джеймса и выполняя специальные упражнения, которым тот его обучил. На этот раз постель была непозволительной роскошью. 
Габриэлю предстояла встреча с мистером Брэмстоуном. Большинство жителей Эдинбурга никогда не слышало об этом человеке, но на тех немногих, кто прямо или косвенно был с ним знаком, уже одно его имя наводило ужас. На вид мистер Брэмстоун был миловидным, склонным к полноте мужчиной среднего достатка. Жил он на окраине города в собственном трехэтажном доме. Ничем не примечательный обыватель, отец многочисленного семейства, живущий на скромный заработок, который приносил его магазинчик, где можно было купить всякую ерунду. На самом деле Брэмстоун был одним из богатейших людей в Шотландии. Он нажил свое состояние, решая чужие проблемы. Он словно паук опутал незримой паутиной весь город и знал практически все обо всех. За свои услуги он брал безбожно дорого, зато действовал тихо и наверняка. Брэмстоун ограничивался торговлей информацией и за грязные дела лично не брался, но всегда мог посоветовать пару-тройку парней, умеющих организовать разбойное нападение или несчастный случай.
Было уже достаточно поздно, и свет в доме горел только в кабинете Брэмстоуна, позволявшего себе спать не больше 4-5 часов в день.
Габриэль постучал в дверь.
– Кто там? – услышал он нарочито сонный голос Брэмстоуна.
– Это я, мистер Брэмстоун. Вы мне сегодня назначили, – ответил Габриэль. Он не хотел называть свое имя вслух.
– Прошу  вас,  –  лицо  Брэмстоуна расплылось в улыбке, – всегда рад вас видеть.
Брэмстоун был действительно рад видеть у себя Габриэля, причем не только потому, что он был хорошим клиентом, никогда не торговался и всегда относился к Брэмстоуну с уважением, лишенным подобострастия, в основе которого был страх перед этим человеком. Габриэль был симпатичен Брэмстоуну, который обратил на него внимание еще тогда, когда тот бегал к нему по поручению Филина. Узнав всю подноготную Габриэля, Брэмстоун начал относиться к Мак-Розу с искренним уважением, которое было взаимным, несмотря на абсолютную противоположность этих людей. С годами их взаимная симпатия только крепла.
– Хотите пива, граф, или вы предпочитаете виски? – спросил Брэмстоун, усадив гостя в самое лучшее кресло.
– Если честно, я бы предпочел что-нибудь от головной боли.
– К сожалению, мы начинаем ценить здоровье постфактум, – с сочувствием в голосе произнес Брэмстоун.
– Хуже всего то, что мне нельзя сейчас болеть.
– В таком случае могу предложить свое излюбленное восточное средство от любых болей. Оно поможет вам перенести недуг на ногах.
– Буду вам очень признателен.
Брэмстоун достал из ящика стола маленькую шкатулочку из сандалового дерева с черными круглыми пилюлями.
– Возьмите, граф.
– Благодарю вас.
Габриэль проглотил одну из них. Пилюля была в безвкусной оболочке.
– Возьмите все. Думаю, вам они пригодятся.
– Еще раз благодарю. Сколько с меня?
– Окажите мне честь, граф, приняв их в подарок.
– Вы очень любезны, мистер Брэмстоун.
– Что вы, граф, это вы очень любезны. Но чем я могу быть вам полезен?
– Мне нужна информация об одной даме.
– Скажите имя, и я назову вам цену.
– Виконтесса Анна Лестер.
– К моему сожалению, эта особа не казалась мне достойной внимания, но я быстро исправлю свою ошибку. Скажите, что вы хотите о ней знать?
– Мне кажется, она не совсем та, за кого себя выдает.
– Все мы не те, за кого себя выдаем.
– Мне нужно знать, что она за птица, чем живет, что скрывает.
– Хорошо. Я займусь этим делом немедленно.
– Что слышно о герцоге?
– Ровным счетом ничего.
Неизвестно, что обходилось Габриэлю дороже: строительство дома или поиски бывшего герцога Корнуэльского. Поклявшись еще в детстве убить Оскара, Габриэль не пожалел бы ничего, чтобы только исполнить свою клятву, но после сражения в лесу Оскар словно провалился сквозь землю. Его искали все, кто только мог. Это были и частные независимые детективы, и люди Маба, и господин Брэмстоун, но все было безрезультатно. Оскар был слишком хитер, чтобы попасться противнику на глаза. Он (Габриэль это чувствовал спинным мозгом) был где-то рядом и ждал, чтобы нанести очередной удар по нему, Артуру и другим, ставшим близкими ему, людям. Потеряв однажды всех и все, Габриэль даже в мыслях не мог себе позволить повторения этого кошмара.
– Оскар – это старая крыса с паленым хвостом, – сказал Брэмстоун, наливая себе немного виски. Габриэлю после приема лекарства пить было нельзя, – он ни за что не полезет в капкан, разве что там будет лежать супернаживка, и эта супернаживка есть, по крайней мере, в мире слухов. Говорят, старый герцог перевел все свое далеко не малое состояние в камни, которые где-то благополучно зарыл. Вот на эти сокровища он мог бы, конечно, клюнуть.
– Хотите сказать, что если я сделаю вид, что нашел корнуэльские  сокровища,  Оскар  выползет из своей норы? – спросил Габриэль, забывший (на то были весомые причины) рассказ герцогини о сокровищах.
– Что вы, граф, для того, чтобы выманить герцога, вам надо на самом деле отыскать эти сокровища.
– Вы говорите о невозможном.
– Как знать, мой друг, как знать. Жизнь – забавная штука, и кто знает, что уготовано нам провидением.
– И все же, я бы предпочел более надежный способ поквитаться с Оскаром.
– Не сомневайтесь, граф, Оскар жаждет мести не меньше, чем вы. Сейчас он наблюдает за вами, выискивая ваши слабые стороны. На вашем месте я бы готовился к нападению в любой момент. Так что, если хотите, я готов буду поставить пару фунтов на то, что рано или поздно ваша встреча все-таки состоится.


Привычки маркизы не изменились. Ее приглашение в любовное гнездышко было как всегда внезапным и требующим обязательного исполнения. Курьер застал Габриэля в постели. В письме маркизы было только:

«Следуйте за подателем этой записки».

И больше ни строчки. Правда, на этот раз обошлось без повязки на глазах и прочих экзотических атрибутов. Любовным гнездышком, как и раньше, был дом на Клайд-стрит, который она снимала через подставных лиц для того, чтобы принимать там возлюбленных. В свое время Габриэль часто бывал в этом доме и знал его почти наизусть.
Там практически ничего не изменилось. Все тот же молчаливый слуга, больше похожий на злого демона или на вампира, проводил Габриэля в восточную комнату, где, среди ковров и подушек, ждала маркиза. На ней было настоящее японское кимоно из тончайшего шелка. Рядом с ней на низком столике стояли кальян, чайник и две пиалы.
Маркиза удостоила Габриэля аудиенции, как только проводила супруга в очередную командировку. По-своему маркиза любила мужа и считала их отношения идеальными. Маркиз редко бывал дома, что позволяло его жене жить так, как ей заблагорассудится. При этом каждое его возвращение она превращала в праздник.
– Я люблю и уважаю мужа, к тому же, как законный супруг, он имеет полное право на мою любовь, которая, благодаря особенностям нашего брака продолжает оставаться яркой и волнующей. Роль любящей и заботливой жены продолжает меня приятно волновать, – говорила она всем, кто пытался критиковать ее брак.
Уже почти утром, после долгих любовных ласк с короткими перерывами на сон, приводя себя в порядок, Габриэль спросил:
– Милая Элеонора, зная о том, что вы всегда в курсе всех событий, позвольте навести у вас справки об одной особе.
– Кто вас интересует, граф?
– Виконтесса Анна Лестер.
– Вам не кажется, граф, что это уже слишком...
– О чем вы?
– Еще несколько минут назад вы были готовы отдать все за то, чтобы оказаться у моих ног, но стоило вам побывать у меня в постели, как вы тут же заговорили о молоденькой виконтессе.
– Будет лучше, если я расскажу вам все сначала. Дело было за несколько дней до моего возвращения в Эдинбург. Я гостил у Артура. Кроме него в замок съехалось много гостей. Соскучившийся по свету Артур устраивает праздник за праздником. С танцами и фейерверками. Поздно вечером он пришел в мою комнату. Я еще не спал, решив перед сном прочитать пару страниц, чтобы лучше спалось.
«Я могу с тобой немного поговорить?» – спросил Артур.
«Конечно».
«Мне не к кому больше обратиться, и...»
Он был настолько взволнован, что не находил слов. Пришлось мне сходить за виски, несмотря на то, что он уже был слегка пьян.
«Дело в том, что я влюбился».
«Ты уверен?» – задал я глупый вопрос.
«Несомненно! Она великолепна! Она самая лучшая, самая красивая, самая-самая... У меня не хватает слов!»
Я принялся ему рассказывать о том, что любовь – прекрасное чувство, а потом спросил:
«И кто эта счастливица?»
«Виконтесса Анна Лестер».
Что ж, она действительно красива и приятна в общении, но что-то есть в ней фальшивое. В ней есть что-то от плохой актрисы, играющей роль. За годы службы у Филина я научился распознавать подобного рода людей.
«У тебя хороший вкус», – сказал я Артуру, – «она действительно очень хорошенькая».
«Ты находишь?!» – обрадовался он.
А потом сообщил, что уже объяснился в любви, и она ответила, что тоже любит его.
«Она согласна стать моей женой!» – воскликнул Артур.
Я начал, было, объяснять, что любовь и брак – далеко не одно и то же, но он не стал меня слушать.
«Она никогда не пойдет на это!» – оборвал он меня.
Как я понял, они уже все решили, и Артур хотел со мной посоветоваться, когда лучше объявить о помолвке. Он готов был сделать это прямо сейчас, но к счастью их юный возраст требовал соблюдения некоторых формальностей.
Я посоветовал Артуру сначала решить эти вопросы, а потом уже объявлять о помолвке. Он согласился.
– Вы до самой старости собираетесь водить его за ручку? – спросила маркиза.
– Я дал обещание его матери перед ее смертью. Мне кажется, этот брак может принести Артуру массу несчастий. Я боюсь, как бы он не наделал глупостей.
– Глупости – это то немногое, о чем мы будем с радостью вспоминать на склоне лет. И сожалеть о тех, что мы так и не осмелились совершить. Но, думаю, вы правы. Мне тоже кажется, что Анна Лестер далеко не та, за кого себя выдает, а ее шкафы ломятся от скелетов.
Дома уставшего и мечтающего о долгом, крепком сне Габриэля ждала охапка писем. Среди бесчисленных счетов, отчетов строителей о проделанной работе и светских приглашений были два письма, которые он решил прочитать, пока слуга готовит ванну. На чтение остальных писем у него не было сил.   
Первым он распечатал письмо Артура.

«Мой милый друг Габриэль!
Друг мой, ты не представляешь, насколько я счастлив. Я помолвлен, но это еще не все! От волнения, впрочем, совершенно приятного, я не могу собраться с мыслями, к тому же нехватка времени заставляет меня писать сразу начисто, поэтому заранее прошу тебя извинить меня за несколько сумбурное повествование. Очень жаль, мой друг, что тебя не было рядом со мной в моем фамильном замке. Всю неделю я принимал гостей. Кроме обычного круга лиц, которых ты всегда у меня наблюдал, меня навестили друзья Анны: граф Герман Вер, графиня Мэйбл Вер и лучший друг графа Германа – граф Ричард Вильерс. С Германом они практически неразлучны, настолько, что их дружба порождает, уверяю тебя, совершенно нелепые слухи. Все трое – очень милые люди. Возможно, они мне кажутся такими потому, что они друзья той, кого я люблю больше всего на свете. Мы замечательно провели время, а в четверг, когда я получил бумагу, решающую все юридические проблемы, мы отпраздновали нашу помолвку.
Мы чувствовали себя женатыми, и это заставило меня полюбить весь мир. Во время танцев мы незаметно улизнули в парк, чтобы побыть хоть немного наедине. Мы разговаривали о любви, я держал ее за руки. Я был настолько счастлив, что готов был целовать землю у ее ног.
Какие у нее чудесные губы! И как милы ее детские, наивные поцелуи. Она сама невинность!
В общем, мы так и не смогли расстаться до самого утра. Так случилось, что любовь оказалась сильнее приличий, и этой ночью мы были словно муж и жена!
Я настолько переполнен восторгом, что чувствую необходимость поделиться с кем-то своей радостью. И вот сейчас я смотрю, как спит мой ангел, и пишу тебе это письмо.
Не обижайся, если некоторые мои слова покажутся тебе неуместными. Я пьян самым прекрасным вином – любовью, а это должно меня извинить.
Твой самый счастливый в мире друг».

Второе письмо было от Брэмстоуна.

«Уважаемый граф!
Вот что я сумел узнать относительно интересующей вас особы:
Виконтесса Анна Лестер является приемной дочерью Джеральда и Гертруды Лестер – обедневших дворян, живущих (адрес поместья). Настоящие родители – герцог Оскар Корнуэльский и певица Жаклин Моник. Отдав дочь на воспитание Лестерам, герцог заплатил им довольно крупную сумму денег. Не имея своих детей, Лестеры с удовольствием приняли его предложение. Они заботились о ней, как о родной, и дали ей подобающее образование и воспитание. Герцог часто навещал свою дочь. Из этого можно сделать вывод, что она знает истинное свое происхождение.
Если вам потребуются мои услуги, обращайтесь в любое время суток. Всегда рад быть вам полезен.
ПС.  Хочу  обратить  Ваше внимание на то, что Анна – единственная дочь Оскара. Других детей у него нет».

Габриэль вскочил на ноги. Сна как не бывало. Анна лестер – единственная дочь герцога Оскара!!! Так вот, значит, господин Оскар, как вы собираетесь вернуть себе корнуэльские владения! Все правильно. Артур женится на Анне, а потом... По спине Габриэля пробежали мурашки. Стратегия Оскара была очевидной.
– Что ж, господин Оскар, посмотрим, достаточным ли для вас сокровищем является дочь, чтобы вы высунули нос из своей норы, – громко сказал себе Габриэль.
Он был готов к этому бою.


– Признайтесь, Элеонора, вы что-то затеваете? – спросил Габриэль, когда в следующий раз маркиза встретила его с тем озорным блеском в ее прекрасных глазах, который он так хорошо знал. Она приняла его в саду, где пила чай в беседке в гордом одиночестве.
– Чаю? – спросила она?
– С превеликим удовольствием, – ответил Габриэль.
– Должна признаться, граф, ваше разбойничье прошлое не дает мне покоя. Я долго размышляла о том, что вы мне рассказали, и это мне приснилось. Представляете, я была благородным разбойником, я грабила богатых купцов и раздавала деньги бедным. Это было так здорово, так романтично, что я решила испытать нечто подобное и наяву, – сказала она, наливая Габриэлю чай.
Слуги при их разговоре не присутствовали.
– Поверьте, дорогая маркиза, в этом нет ничего благородного или романтичного. Нет более жалкого зрелища, чем перепуганный до смерти обыватель.
– Не разубеждайте меня, граф. Я уже решилась на это, и отменять свое решение не собираюсь.
– И вам не жаль тех несчастных? А если они будут защищаться? Или узнают вас? Вы разве готовы убить ни в чем не повинного человека?
– Вы как всегда не даете мне договорить. Я не собираюсь кого-либо грабить или убивать. По-моему, это пошло. Другое дело забраться в чей-нибудь дом, чтобы предаться там страсти. Только представьте, граф, мы с вами ночью тайком в чужом доме, как ночные воры. Что скажете на этот счет? – на губах маркизы играла довольная улыбка.
– Я бы не стал так рисковать.
– Вы рассуждаете, как старая леди, воспитанная в добродетели.
– Я беспокоюсь о вас.
– В таком случае позаботьтесь о том, чтобы наше ночное приключение прошло без лишних хлопот. Буду ждать вас ровно в полночь в своем тайном пристанище. К этому времени вы должны быть готовы исполнить мое желание. Или можете больше не появляться вообще.
За пару минут до полуночи карета Габриэля остановилась перед домом маркизы на Клайд-стрит. Ее вампироподобный слуга был болен, а другой прислуги в доме не было, так что не удивительно, что дверь открыла сама маркиза, одетая в мужской костюм.
– Вы просто очаровательны в этом наряде, – сказал Габриэль.
– Надеюсь, вы все организовали, как надо? – спросила она.
– Думаю, да, но риск всегда присутствует в подобных делах.
– Тогда не будем медлить.
Габриэль помог ей сесть в экипаж.
– Я уж было решила, что мы отправились в кругосветное путешествие, – сказала маркиза, когда экипаж остановился возле особняка на другом конце города.
– Вы бы предпочли, чтобы мы забрались к вашим соседям? Прошу вас.
Едва они вышли из кареты, как та отправилась прочь.
– Вы что, хотите войти через парадный вход? – удивилась маркиза, когда Габриэль уверенно направился к парадной двери.
– А как предпочитаете вы? – с легкой иронией в голосе спросил он.
– Не знаю, я думала, нам придется лезть через забор, забираться в окно, предварительно разрезав стекло алмазом.
– Подобные вещи хороши на страницах романов. Мы же смело войдем через парадный вход. Как к себе домой. Так на нас никто не обратит внимания.
Говоря это, Габриэль легко справился с замком и открыл дверь. 
– Никогда не думала, что это так возбуждает, – прошептала Элеонора, когда они были уже внутри темного дома, казавшегося большим и загадочным. Свет, разумеется, искатели приключений зажигать не стали.
– Прошу наверх, дорогая, – пригласил Габриэль, найдя лестницу на второй этаж.
– Помогите мне.
– С удовольствием.
Элеонора оперлась на руку графа, и они медленно, чтобы не шуметь и ненароком не скатиться с лестницы, поднялись наверх и толкнули первую попавшуюся дверь. Шторы на окне не были задернуты. После кромешной тьмы первого этажа в комнате было светло, как днем.
– Да это же спальня!
Повинуясь охватившему их чувству, они бросились друг другу в объятья, но едва они начали раздеваться, как хлопнула входная дверь.
Послышались голоса и смех.
– Сюда! – прошептал Габриэль, увлекая маркизу за штору, отделявшую спальню от другой комнаты, скорее всего, туалетной.
В спальню буквально ворвались двое: мужчина и женщина. Оба молодые и красивые. Мужчина нес женщину на руках, а она держала в руках шампанское и подсвечник со свечами. Шампанское полетело на пол, а подсвечник все-таки оказался на тумбочке возле кровати. После этого они неистово занялись любовью.
Женщина была миниатюрной блондинкой, прекрасно сложенной, с длинными, волнистыми волосами. Она отдавалась любви с таким неподдельным неистовством, точно это был ее первый и последний раз в жизни. Мужчина был высоким, крепко и красиво сложенным. Его волосы были коротко подстрижены. Рядом со своей возлюбленной он казался настоящей громадой. Его ласки были нежными и одновременно неистово страстными.
– Нам лучше уйти, – прошептал Габриэль на ухо маркизе.
– Ни за что! Веселье еще и не начиналось.
Казалось, маркизу совсем не волновала опасность. Она с большим интересом наблюдала за хозяевами дома. Ее тоже переполняли страсти. Глядя на нее, Габриэль вдруг подумал, что, будь ее воля, – она вместе с ним присоединилась бы к любовникам, чтобы предаться любви вчетвером. Маркиза была счастлива. Сбылось то, о чем она даже и не мечтала.
Когда любовники в изнеможении рухнули на постель в ленивые объятия друг друга, маркиза сделала то, чего Габриэль меньше всего мог от нее ожидать:   
– Браво! браво! – аплодируя, маркиза вышла из-за шторы. – Никогда не думала, что подобное зрелище может так волновать!
От неожиданности женщина скатилась с кровати, забилась в угол и завизжала, а ее любовник бросился к разбросанной по полу одежде в поисках шпаги.
Габриэль стремительно ринулся в бой. Он сильно ударил мужчину кулаком в грудь, а когда тот упал, приставил к его груди острие шпаги.
– Ведите себя спокойно, сударь, иначе мне придется вас убить.
– Кто вы такие, и какого черта вам нужно?
– Позвольте представиться, – вступила в разговор маркиза. – Я маркиза Отис, а джентльмен, который держит вас на острие шпаги граф Мак-Роз.
– Что все это, черт возьми, значит?! – закричал поверженный противник Габриэля.
– Мы пропали, Ричард! Это кузина моего мужа Элеонора со своим другом.
– Ричард? – Повторила маркиза.
– Ричард Вильерс.
– Очень рада нашему знакомству.
– А это, граф, супруга моего кузена графиня Вер. Моя милая Мэйбл.
– Но что вы здесь делаете? – спросила графиня Вер.
– Этот же вопрос я могу задать и вам, господа, – с видом победителя, принимающего ключи от города, ответила Элеонора.
– Простите, граф, но вы не могли бы убрать свою шпагу? – поинтересовался Вильерс, немного придя в себя.
– Конечно сэр. Прошу прощения за то, что ударил вас.
– Пустяки, – бросил тот, не объясняя, что именно он назвал пустяками, – позвольте мне одеться.
– Не утруждайте себя, граф Вильерс, – вновь присоединилась к разговору Элеонора, – после того, что нам довелось увидеть, стесняться не имеет смысла. Впрочем, как вам угодно.
– Мне тоже надо что-то надеть, – пролепетала Мэйбл.
– Ладно, мы немного погуляем по дому, а чтобы нам не бродить бесцельно... Вы принесли шампанское, но забыли бокалы.
– Они внизу.
– Мы принесем. У вас есть еще свечи?
– Конечно. Можете эти забрать.
– Вы очень любезны, моя милая Мэйбл.
– Вас прислал мой муж? Он все знает? – спросила графиня Вер, когда все были одеты, а шампанское, правда, недостаточно холодное, разлито по бокалам.
– Не стоит оскорблять нас подобными предположениями, сударыня, – возмутился Габриэль.
– Простите, граф, но я просто не понимаю...
– Ты же знаешь, как я люблю сюрпризы, – ответила маркиза, говоря чистую правду.
– Ты не представляешь, как я испугалась! Я подумала, что вы бандиты.
– Я тоже об этом подумал и сразу же пожалел, что не взял пистолет, – немного рисуясь, сказал Вильерс. В любом случае он не смог бы воспользоваться оружием, находись в доме даже целый арсенал.
– Сейчас вы тоже об этом жалеете? – с очаровательной улыбкой спросила маркиза.
– Сейчас я чертовски этому рад.
– Мой муж, он ничего не знает? – спросила в очередной раз графиня. Ей покоя не давала мысль о том, что ей придется объясняться с мужем, который был необычайно ревнив.
– Я его об этом не спрашивала, но, думаю, что если вы впредь будете себя аккуратно вести, он никогда об этом и не узнает. Лишние знания приносят скорбь. Так, кажется, сказано в Библии? Мы же с графом Мак-Розом не имеем привычки распускать сплетни направо и налево. А если я смогу еще надеяться на вашу благодарность... – ответила ей маркиза.
– Мы понимаем, в каком мы перед вами долгу, – потупившись, сказал граф Вильерс.
– А в каком долгу перед вами граф Вер, мой милый Вильерс!
– О чем вы, маркиза?
– Ну как же, будучи его лучшим другом, вы взяли на себя обязательство по обеспечению долгов, а если точнее, супружеского долга.
– Подождите, – опомнился Габриэль, – вы те самые граф Вильерс и графиня Вер, которые должны сейчас быть в Корнуэльском замке?
– Мы только что сбежали оттуда, – ответила графиня.
– Когда? Сегодня утром я получил письмо от Артура.
– Письмо запоздало, граф. Моего мужа срочные дела заставили выехать в Глазго. Вот мы и решили вернуться в Эдинбург. К тому же влюбленным сейчас не до нас.
– Раз вы та самая графиня Вер, я хотел бы конфиденциально обсудить с вами один очень важный для меня вопрос. Ни вас, ни вашей личной жизни этот разговор не коснется, даю слово.
– Габриэль, вы хотите говорить с ней прямо сейчас? – вмешалась маркиза.
– Ни в коем случае. Но я буду очень признателен графине, если она примет меня завтра днем.
– Буду рада вас видеть, граф, часов в пять.
– А я предлагаю всем выпить за приключения! – произнесла тост маркиза.


На следующий день ровно в пять часов Габриэль был в гостиной графини Вер.
– Я хотел бы поговорить с вами о виконтессе Анне Лестер, – сказал он, делая глоток чая из старинной китайской чашки.
– Что именно вас интересует, граф?
– Все.
– Но зачем это вам? Неужели вы опустились до собирания сплетен для Артура?
– У меня есть свои причины интересоваться этой особой, о которых вам знать необязательно. Скажу только, что передавать кому-либо суть нашего с вами разговора я не намерен.
– Не знаю, что вам сказать. Анна очень милая, добрая девушка. Родом из знатной, но небогатой семьи. Но она не скрывает своей бедности... – графиня Вер рассказывала это с таким искренним простодушием, что, не знай Габриэль, кто такая Анна, он вполне мог бы поверить словам графини.
– Скажите, сударыня, вы верите в провидение? – прервал ее Габриэль, которому надоело слушать эту ерунду.
– Обычно все зависит от того, что следует за этими словами, – ответила графиня, явно удивленная его вопросом.
– Я узнаю о поспешной помолвке моего друга, и провидение в тот же день отдает вас в мои руки. Вас – лучшую подругу той, в чьих намерениях я сомневаюсь. Не пытайтесь меня убедить после этого, что вам нечего мне сказать. Тем более что вы далеко не единственный и не самый лучший источник информации.
– Хорошо, я скажу. Она не родная дочь виконтов Лестер, но поверьте, это не делает ее менее достойной девушкой. К тому же она наверняка уже призналась в этом жениху, а если нет, то обязательно это сделает в ближайшее время.
– Вы правы, это давно уже не секрет, по крайней мере, для меня. Скажите то, что мне неизвестно, и я навсегда оставлю вас в покое. Иначе... Вы ввязываетесь в войну не на жизнь, а на смерть, в войну, в которой погибли очень многие люди, близкие мне люди, в войну, которую я буду вести до смерти или до победного конца. Так что подумайте хорошенько, прежде чем занимать сторону моих врагов.
Говоря это, Габриэль пристально смотрел в глаза графини, и холодный, безжалостный блеск в его глазах был более красноречивым, чем слова.
– Она беременна, – чуть слышно произнесла графиня, до смерти испугавшись этого взгляда.
– Что?
– Вот уже несколько месяцев она безумно влюблена в одного молодого человека.
– Имя, графиня.
– Шевалье де Лорм. Он очень милый. Души в ней не чает.
– Если у них все так здорово, почему она выходит замуж за Артура?
– Шевалье непростительно беден, как и она. Они совершенно не готовы воспитывать ребенка, а тут герцог. Сначала она... Ну, знаете, всегда приятно, когда вам оказывают знаки внимания, а когда она узнала о своем положении... тем более, герцог мил, наивен, богат. Из него получится хороший отец, да и муж...
– И что шевалье?
– Сначала он был взбешен. Они даже расстались, но позже...
– То есть они не расстались?
– Они любят друг друга и решили, что продолжат встречаться и после свадьбы. Вы так удивлены, граф, как будто никогда не слышали о том, что люди заводят себе любовников.
Габриэль не знал, что сказать. Он вскочил на ноги и принялся ходить по комнате из угла в угол, сам не понимая, отчего это свидетельство чужой ему во всех отношениях измены так на него подействовало.
– Полно вам, граф. Любая женщина знает, как быть хорошей женой для одного мужчины и страстной любовницей для другого. Мне ли вам объяснять, что супружеская верность – это такой же миф, как и непорочное зачатие. Все об этом знают, все признают, никто, кроме некоторых вольнодумцев, в открытую с этим не спорит, но действительно в это верят лишь те, чьи ничтожные умишки просто не в состоянии усомниться. Вам не нравится виконтесса потому, что она обманывает Артура? Будет другая, которая тоже будет его обманывать. Супружество – это бесконечная череда взаимных обманов.
– Неужели вы совершенно не признаете добродетель? Почему вы считаете, что все вокруг исключительно порочны?
– Ну что вы, граф. Добродетель всегда была, есть и будет. Но упаси вас бог соединить свою судьбу с действительно добродетельным спутником или спутницей!
– Вы интересно рассуждаете, графиня.
– Добродетель всегда глупа, скучна, нравоучительна и пошла. Да вы и сами, граф, далеко не столь высокого мнения о добродетели, как стараетесь здесь показать. А это значит, что беспокоит вас далеко не любовная сторона интриги, а нечто совершенно иное. И я более чем уверена, что вы понимаете, что для света она была и остается виконтессой, а после того, как она станет герцогиней, уже никто не посмеет вспомнить ее родословную. Неужели вы не можете простить дочери преступления ее отца?
– Я не собираюсь прощать ей те преступления, которые она совершит, став законной женой Артура.
– А о нем вы подумали? Вы ни разу не задумались о том, как бедный влюбленный юноша перенесет потерю своей любви. Думаю, он будет безутешен.
– Думаю, кто-нибудь сможет его утешить.


 «Мой друг Габриэль!
Пишу тебе вновь, так и не дождавшись твоего ответа на мое прошлое письмо. Ну да я на тебя ничуть не в обиде. Как ты, наверно, догадываешься, мне сейчас больше нужен слушатель или, на худой конец, читатель, чем собеседник.
Поистине время – великий волшебник. Мое время несется вскачь, и каждое мгновение происходят радикальные перемены.
Не успел я отправить тебе свое прошлое письмо, как граф Вер сообщил, что получил известия из Глазго, где сосредоточен его деловой интерес, и что обстоятельства требуют его присутствия там. Едва он покинул мой дом, засобиралась графиня Вер. Она решила, что будет лучше вернуться домой. Граф Вильерс, разумеется, вызвался ее сопровождать, так что мы остались вдвоем с моей милой Анной, если не считать прислуги. Впервые я пожалел, что окружен слугами, перед глазами которых нам приходится соблюдать приличия. Правда, помолвка позволила нам гулять вместе по парку, держаться за руки или обмениваться быстрыми поцелуями. Весь день мы делаем вид, что между нами ничего нет, и это доводит нас до исступления.
Мы много разговариваем. Я рассказываю о своей жизни в изгнании, рассказываю о тебе, она, в свою очередь, все рассказала о себе. Она даже доверила мне тайну, которую я говорю тебе только лишь потому, что ты умеешь хранить секреты. Представляешь, она приемная дочь виконтов Лестер. Настоящих своих родителей она, правда, не знает, но слышала, что ее отец очень знатный человек чуть ли не королевской крови. Вряд ли найдется много женщин, настолько откровенных со своими будущими мужьями. Теперь я ей буду верить во всем.
К приемным своим родителям она относится с той любовью и тем почтением, которое встретишь далеко не в каждой семье. Она очень многое рассказывает мне о своем детстве, о доме и местечке, где жила. Она настолько прекрасная рассказчица, что я вот прямо сейчас закрываю глаза и вижу ее родительский дом, напоминающий норманнский замок. Вижу обширный вестибюль с высоким потолком и широкой лестницей, ведущей наверх, вижу широкие двери в гостиную и в другие помещения... Я закрываю глаза и словно переношусь на посыпанную гравием дорожку, по обе стороны которой растут старые дубы, клены и липы. Я брожу по берегу огромного озера, на котором в детстве моя обожаемая Анна играла в океан. Я смотрю из окна экипажа на фермы, луга, поля...
Но я увлекся описаниями. Извини, если заставил тебя заскучать.
Так у нас проходит день. Вечером мы очень рано отправляемся спать, и когда затихают слуги, я крадучись, словно ночной вор, вхожу в спальню моей возлюбленной и там попадаю в ее объятия. Ночь принадлежит любви, но под утро, чтобы нас не застали все те же чертовы слуги, я возвращаюсь в свою комнату.
Так было до сегодняшнего дня, когда моя прелестница объявила о своем желании уехать на несколько дней в Эдинбург. Эта ее поездка связана с нашей свадьбой, а точнее, с ее приготовлениями. Я хотел поехать с ней, но она категорически воспротивилась. Она сказала, что горечь разлуки компенсирует радость встречи, что у нее должна быть и своя жизнь, как и у меня своя, и что для любви страшнее всего пресыщение. Она совершенно права, но я не хочу ее отпускать.
Скажи мне, а ты любил так, как я? И как ты переносил разлуку?
Твой преданный друг Артур».

Габриэль скомкал письмо Артура и бросил его в корзину для бумаг, затем взял чистый лист бумаги, обмакнул перо в чернильницу и задумался. Первым его побуждением было написать правду о его будущей невесте, но делать этого было нельзя. Во-первых, он знал это на собственном опыте, любовь слепа и глуха, особенно по отношению к доводам разума. К тому же Анна могла найти тысячи правдоподобных причин, по которым он, Габриэль, мог так плохо о ней отзываться, а этого было достаточно, чтобы сделать Артура своим врагом если не навсегда, то, по крайней мере, на долгое время. Во-вторых, Габриэль сам еще не знал всей правды. У него ничего не было кроме подозрений и косвенных улик. Как он мог объяснить Артуру, что за всей этой историей прячется ухмыляющееся лицо Оскара?
Наконец, Габриэль еще раз макнул высохшее перо в чернильницу и начал писать:

«Мой юный друг!
Прими мои искренние извинения за долгое молчание, но поверь, у меня не было ни одной свободной минуты, не говоря уже о более долгом времени, необходимом для написания письма.
Поверь мне, я очень рад за тебя и за те прекрасные чувства, которые ты испытываешь. Береги их, ибо каждое мгновение такой любви – это истинное сокровище, и такие сокровища далеко не часто встречаются в нашей жизни.
Ты спрашиваешь, любил ли когда-нибудь я? Тогда мне было примерно столько же лет, сколько тебе сейчас. Я повстречал самую прекрасную в мире девушку. Ее имя тебе ничего не скажет, поэтому и по другой причине, которую ты поймешь, дочитав до конца мою историю, я не буду его называть. Это была удивительная, жизнерадостная, мудрая, несмотря на свой юный возраст, девушка, которую я полюбил так, как никого никогда уже не смогу полюбить. Такая любовь бывает единожды, и то, если провидение будет к тебе благосклонно.
С самого начала наша любовь была пропитана отчаянием той беспомощности, которую временами нас заставляет испытывать Бог. Дело в том, что эта удивительная женщина должна была умереть, умереть очень скоро, в течение нескольких месяцев. Я места себе не находил до тех пор, пока один очень хороший человек не подсказал мне, что делать. «Наша жизнь состоит не из лет, а из истинных мгновений, и можно прожить целую жизнь, не прожив и секунды, а можно и наоборот, – сказал он мне. – Наполни любовью каждое ее мгновенье, сделай так, чтобы из оставшихся ей секунд зря не пропала ни одна».
Слова этого человека и близость смерти обострили наши чувства до предела. Мы любили друг друга так, как не любили бы ни при каких иных обстоятельствах, и каждое мгновение любви переживалось нами, как единственное и последнее.
Даже перед лицом смерти эта девушка умела жить всей полнотой жизни. Умирающая, она была более живой, чем я.
Когда она умерла, я умолял Бога послать смерть и мне. Я думал, что моей жизни пришел конец, но прошло время, и я смог справиться с горем. Я снова вернулся к жизни и стараюсь жить так, как научила меня она.
Надеюсь, если, не дай Бог, тебе тоже придется испытать одну из таких потерь, ты вспомнишь мою историю, и она поможет тебе преодолеть кажущееся непреодолимым горе.
Извини за столь грустное повествование, тем более, что твое счастье вновь заставило и меня пережить заново, пусть только в воспоминаниях, все счастливые дни, которые я провел вместе с той, кто была и остается моей первой и единственной любовью.
Искренне желаю тебе удачи и счастья.
Твой Габриэль.»


Габриэль сразу узнал шевалье де Лорма. Высокий, стройный, смуглый, черноволосый красавец. Графиня Вер очень точно описала его в письме, которое Габриэль получил накануне. Де Лорм вышел из подъезда, где на втором этаже снимал комнату для встреч с виконтессой. Подождав, пока шевалье скроется за углом, Габриэль вошел в дом. Он чуть не опоздал: виконтесса уже спускалась по лестнице.
– Простите,  сударыня,  вы  виконтесса Анна Лестер? – спросил он.
– Да, но кто вы, и что вам угодно?
– Габриэль Мак-Роз. Думаю, мое имя вам известно.
Анна побледнела.
– Что вам угодно, сударь? – спросила она.
– Обсудить с вами одно деловое предложение в спокойной обстановке. Думаю, та квартира, откуда вы только что вышли, нам подойдет, – продолжил он.
Анна не стала отнекиваться и ломать комедию. Она прекрасно понимала, что поймана практически с поличным.
– Хорошо, сударь, идемте, – сказала она. Анна прекрасно держала себя в руках, и даже бледность лица бесследно исчезла.
В квартире, довольно маленькой и бедно обставленной, еще можно было уловить запах разгоряченных любовной страстью тел. Анна предложила Габриэлю стул, а сама села на потертый диван. 
– Я вас слушаю граф, – уже совершенно спокойно сказала она, словно речь шла о покупке шляпки или пары перчаток.
– Я пришел просить вас расторгнуть помолвку с Артуром.
– Вы шутите?
– Нисколько.
– Но зачем я должна это делать?
– Затем, что у вас нет выбора.
– Не смешите меня, граф. Если бы я не слышала, что вы умный человек, после этих слов я бы уже выставила вас вон. 
– Ну что ж, как умный человек, я ни за что не отправился бы к вам, не наведя о вас справки и не убедившись, что моя карта старше, чем ваша.
– Вполне возможно, сударь, а возможно, вы просто блефуете, – виконтесса улыбнулась улыбкой спокойной, уверенной в себе женщины, у которой все под контролем. Она удивительно хорошо умела держать себя в руках. – Откройте ваши карты и тогда, возможно, мы перейдем к вашему предложению.
– Начнем с того, что вы никакая не Лестер.
– Ну и что? Кого это интересует? Артуру я уже успела об этом сказать, а делать это достоянием общественности вы не станете, хотя бы ради Артура.
– А вы сказали, кто ваши настоящие родители?
– Увы, мне самой интересно это узнать, – виконтесса совершенно спокойно посмотрела в глаза Габриэля. Она даже не пыталась скрыть, что откровенно забавляется этим разговором.
– Может, вы уже сообщили Артуру и о своей беременности?
– О, граф, вы уже знаете, что Артур скоро станет отцом наследника или наследницы! Поздравляю. Думаю, Артур будет счастлив узнать об этом.
– А насколько, по-вашему, он будет счастлив узнать о том, что отец ребенка не он, а некто по имени шевалье де Лорм?
– Что за бред вы несете, сударь? Я не знаю никакого де Лорма.
– Зато его прекрасно знает тот врач, к которому вы так неосторожно обратились за помощью. Насколько я знаю, он констатировал беременность незадолго до того, как вы впервые отдались Артуру. Или вы думаете, он поверит, что вы стали второй богородицей?
– Хорошо, граф, давайте перейдем к вашему предложению.
– Я хочу, чтобы вы написали Артуру письмо, в котором вы разрываете с ним всякие отношения. Причину придумайте сами, затем забирайте своего шевалье и уезжайте отсюда немедленно. Зная, что у вашего возлюбленного нет ни гроша за душой, я готов дать вам денег, которых вполне хватит на первое время. Вот, – Габриэль бросил на стол увесистый кошелек. – Потом об этом пусть позаботится ваш шевалье.
– Как благородно, граф.
– Мне нет никакого дела до вашего сарказма, сударыня. Пишите письмо. Немедленно.
Анна села за письменный стол.

 «Мой милый Артур.
Обстоятельства моей жизни сложились так, что я должна разорвать нашу помолвку. Не спрашивайте, почему и не ищите меня. Поверьте, так будет лучше для нас обоих. Будьте счастливы и постарайтесь как можно быстрее меня забыть.
С наилучшими пожеланиями, виконтесса Лестер.»

– Вас устроит? – спросила она, прочитав Габриэлю письмо.
– Прекрасно. Теперь не забудьте его отправить. Сегодня же вы должны покинуть Шотландию.
В квартиру ворвался взбешенный шевалье де Лорм с обнаженной шпагой в руке.
– Где этот негодяй?! – закричал он. – Иди сюда, я проткну тебя шпагой!
– Я к вашим услугам, сударь, – спокойно ответил Габриэль. Между ним и де Лормом был стол, помеха, преодоление которой давало Габриэлю достаточно времени, чтобы приготовиться к бою. Пока он решил не обнажать оружие, чтобы не провоцировать де Лорма на резню прямо в квартире.
– Успокойся, дорогой, – попыталась его увещевать виконтесса, – этот человек - Габриэль Мак-Роз, друг герцога Артура. Он пришел сюда для того, чтобы сделать нам одно предложение, которое...
– Я знаю, кто этот мерзавец! – перебил ее де Лорм. – И знаю, для чего он сюда пришел! И пусть убирается ко всем чертям, пока я его не спустил с лестницы.
– Шевалье, вы уже наговорили на несколько поединков, но так и не потрудились объяснить, какие у вас ко мне претензии, – Габриэль старался говорить как можно спокойней. Он понял, что кто-то уже успел завести де Лорма, наговорив ему черт знает чего, и если это не Оскар...
– Тебе нужны объяснения?! Получи!
Шевалье настолько молниеносно кинулся на Габриэля, что тот едва успел выхватить шпагу. Де Лорм был слабым фехтовальщиком, к тому же злоба и ревность – плохие советчики во время схватки. Габриэлю потребовалось всего несколько секунд, чтобы острие его шпаги вонзилось в живот противника и пронзило его насквозь.
– Шарль! – закричала истошно Анна и бросилась к своему любовнику, но Габриэль оттолкнул ее.
– Кто тебя прислал? – закричал он, хватая умирающего де Лорма за ворот рубашки, – скажи мне!
– Оскар, – прохрипел де Лорм, – он сказал, что ты шантажируешь Анну, чтобы затащить ее в постель.
– Клянусь, у меня даже мыслей таких не было!
– Теперь уже все равно.
– Где Оскар?
– Там, – ответил де Лорм и потерял сознание.
– Будьте ты проклят! – закричала виконтесса, кидаясь с кулаками на Габриэля.
– Проклинайте своего отца!
Габриэль со шпагой в одной руке и пистолетом в другой бросился на улицу, но Оскара, разумеется, там уже не было.


3


Дорога не была ни широкой, ни узкой; ни трудной, ни легкой; ни длинной, ни короткой; ни людной, ни безлюдной… Она была живой, подвижной, изменяющейся после каждого шага. Она была нигде и повсюду. Можно было повернуть в любую сторону, и дорога поворачивала вместе с идущим. Можно было бежать по ней вприпрыжку, идти прогулочным шагом, остановиться и стоять, сесть на обочине, лечь поперек дороги… Можно было делать практически все, и дорога подстраивалась под каждое движение. Но у нее была своя логика, свое видение,  своя цель… Логика, которая не была логикой; видение, которое не было видением; цель, которая не была целью. Дорога существовала вне слов и понятий.
Дорогу надо было чувствовать, понимать, знать, куда она хочет вести. Иначе… По ней можно было годами карабкаться из последних сил в гору, брести среди бескрайних песков или пробираться через непроходимые джунгли, а можно было сделать всего один правильный шаг и оказаться в прекрасном саду, в дорогом ресторане или на веселой пирушке среди друзей.
У дороги были свои ценности. Так многие вещи, кажущиеся очень важными и безотлагательными, вообще не влияли на дорогу, и наоборот, какая-то мелочь, ерунда, безделица могла в корне изменить все. 
В конце дороги путника ждал дом. Он был построен в виде идеальной геометрической фигуры, которая была всеми фигурами одновременно и каждой в отдельности. Это зрелище невозможно описать, как невозможно описать и саму дорогу. У парадного входа прямо на лужайке перед мраморной лестницей сидел человек и пил чай. Это был Джеймс в костюме слуги. Он встречал гостей.
– Не желаешь чашечку чая? – спросил он Габриэля, когда тот подошел к дверям дома.
– С удовольствием, – ответил Габриэль, присаживаясь рядом с ним.
Как и положено было в дороге, его остановка резко переменила картину. Лужайка превратилась в беседку, вокруг которой благоухали цветы.
– К этому трудно привыкнуть, как и к дороге, – сказал Джеймс.
– Да, – согласился с ним Габриэль.
– Устал?
– Не очень.
Габриэль был не из тех, кто рвался вперед изо всех сил. Он шел спокойно, особо не напрягаясь и не утруждая себя почем зря, но и без чрезмерной лени.
Джеймс заварил чай и разлил по чашкам.
– Замечательный у тебя чай, – сказал Габриэль, с удовольствием делая глоток ароматного, горячего напитка с терпким, насыщенным вкусом.
– Я собираю его сразу за домом.
– Скажи, а внутри дом такой же, как и дорога?
– Что ты имеешь в виду?
– Ну… такой же подвижный и бесконечно меняющийся.
– Не знаю, – ответил Джеймс, – я никогда там не был.
– Как?! – удивился Габриэль.
– Мне и здесь вполне нормально.
– И тебе ни разу не было интересно?
– Мне интересно все и всегда. И здесь не менее интересно, чем там. К тому же кто-то должен встречать гостей, а гость может появиться в любую минуту.
– И тебя ни разу не звал хозяин?
– Я никогда не видел хозяина.
– Почему?
– Потому что он бог.
– Какой бог?
– Никакой. Просто бог. Я пью чай и встречаю гостей, а не рассуждаю о боге.
– Пью чай и встречаю гостей, – повторил Габриэль. – Ты говоришь загадками.
– Отнюдь. Это ты думаешь загадками. И загадки эти происходят оттого, что твое сознание неспособно осознавать данную реальность. Ну да это уже философия. А философия иссушает душу.
– Так что внутри дома? – повторил вопрос Габриэль и внимательно посмотрел в глаза Джеймсу.
– Все и одновременно ничего.
Мимо них, тяжело дыша, прошел мужчина. Видно было, что он шел из последних сил, сконцентрировав всю волю на доме. Его дорога была трудна и терниста.
– Подожди, я сейчас, – сказал Джеймс.
– Ты не угостишь его чаем?
– Ни в коем случае. Для него это грех. К тому же он спешит.
– Но на приглашении нет ни даты, ни времени.
– Ты прав. Но это понимают очень немногие.
Легким кивком головы Джеймс поприветствовал идущего, который его даже не заметил, и ловким движением распахнул дверь. Когда мужчина оказался внутри, он также элегантно закрыл дверь и вернулся за стол.
– Тогда почему ты остановил меня? – вернулся к прерванному разговору Габриэль.
– Потому что ты кое-что знаешь, только еще не понял этого.
– Подожди, мне кажется, ты меня обманул! – осенило вдруг Габриэля.
– Разве что самую малость.
– Ты сказал, что хозяина нет дома.
– Сказал.
– Тогда получается…
– Еще чаю? – улыбаясь, спросил Джеймс. 


– Простите, сэр, вас спрашивает господин, пожелавший назвать себя Джеймсом. Я сказал, что вы спите, но он говорит, что это срочно.
Голос Паркера разогнал очарование сна, сюжет которого, стоило только проснуться, напрочь исчез из памяти Габриэля.
– Что? – сонно переспросил Габриэль.
– Вас спрашивает господин Джеймс. Говорит, срочно.
За время службы у Габриэля, (а он был нанят сразу после того, как герцог реабилитировал Мак-Розов), Паркер привык к тому, что в дом Габриэля могли заявиться в любое время суток визитеры, похожие как на крестьян, разбойников, беспризорников, так и на королей… Они приносили поклон от Маба, и Габриэль брал их временно на работу, оставлял погостить или уходил с ними, пропадая неизвестно где по несколько дней. Паркера тоже порекомендовал ему Маб. Габриэль не стал любопытствовать, какое тайное прошлое скрывал его слуга, а тот служил ему верой и правдой, всегда в точности исполнял поручения и никуда не совал нос.
– Проводи его в кабинет. Я скоро выйду. И еще, наверняка, он не откажется от завтрака, так что распорядись на кухне.
Отпустив слугу, Габриэль сел и тупо уставился перед собой. Он все еще был под впечатлением сна и сожалел, что так и не смог его запомнить. Его интуиция говорила, что сон нес важное послание, которое так и не смогло пробиться к его сознанию. Вспомнив о том, что его ждет Джеймс, Габриэль нехотя поднялся на ноги и начал приводить себя в порядок.
Увидев Джеймса, Габриэль застыл от удивления.
Сам Джеймс был все таким же. Казалось, само время было над ним не властно. Менялось все вокруг, кроме него самого. И к этому Габриэль давно уже привык. Поразил его костюм Джеймса. Обычно он носил одежду торговцев, фермеров или зажиточных крестьян, но на это раз он пришел к Габриэлю в костюме хайлендера знатного происхождения. К тому же он был вооружен луком и стрелами.
Традиционно шотландцы подразделяются на хайлендеров или жителей гор и лоулендеров – жителей равнин. Хайлендеры считают себя кельтами, потомками скоттов, которые пришли в Британию из Ирландии в VI веке. Несколько тысяч шотландцев, проживающих у озер в Западном Хайленде и Гебридских островах, и в наши дни говорят на шотландском галльском, древнем кельтском языке, который очень похож на ирландский галльский и сродни валлийскому. Известная всему миру шотландская мужская юбка килт является частью национального костюма хайлендеров.
Лоулендеры в большинстве своем являются потомками датчан и англосаксов. В отличие от своих горных собратьев, они традиционно носят штаны, причем зачастую даже не клетчатые.
Хайлендеры смотрят на лоулендеров несколько свысока.
У каждого шотландского клана есть день, когда все члены клана надевают свой костюм, где бы они ни были.
Традиционно в дневной шотландский костюм входят: килт, твидовая куртка, простые длинные чулки, тэмешэнте (берет) и кожаный спорран – кошелек, который висит на узком ремешке, охватывающем бедра.
Вечером надевается меховой спорран, чулки со своим определенным тартаном, усложненная, отделанная рюшем рубашка и усложненная куртка.
Особо следует упомянуть о ноже, который истинный горец носит с собой всегда за правым чулком. Обычно на рукоятке ножа выгравирован цветок чертополоха и вправлен топаз. Мирные люди носят нож с внешней стороны голени, и наличие ножа с внутренней стороны свидетельствует об объявлении войны.
Принадлежность к клану определяется по рисунку тартана – шерстяной материи с образцом линий различной ширины и различных цветов, пересекающих друг друга под определенными углами. Надеть чужие цвета или заиграть чужую мелодию на волынке во время церемониального марша – грубейшее социальное нарушение.
За порядком строго наблюдает Главный Герольд, Хранитель гербов и старшинства кланов.
Другая почетная традиция в Шотландии связана с гвардией лучников. Шотландцы всегда слыли превосходными лучниками, поэтому их набирали для служения в личной охране короля. Даже сейчас, в наши дни, в случае приезда королевы в Шотландию гвардия лучников – четыреста землевладельцев, должны оставить все свои дела и явиться для ее охраны, вооруженные луками и стрелами.
– Ты что, никогда не видел шотландцев? – спросил Габриэля Джеймс.
– Видел, но тебя в таком виде я вижу впервые.
– Я еду в Эдинбург на ежегодный праздник клана Мак-Райтов.
– Ты едешь на праздник клана? – тупо переспросил Габриэль.
– Да. В эти дни Мак-Райты съезжаются в столицу со всех уголков мира. Мы пройдем торжественным маршем мимо резиденции короля, будем веселиться, танцевать, соревноваться в искусстве стрельбы из лука...
– Так ты Мак-Райт?
– У тебя есть сомнения?
– Нет, но...
– Вот и отлично.
– Чертовски рад твоему приходу, – спохватился Габриэль.
– Не спеши радоваться.
– Что-то случилось?
– Еще нет, но может, если ты не предпримешь срочных мер. Ты уже просматривал почту?
– Обычно я делаю это после еды.
– Тогда тебе лучше поторопиться с трапезой.
– Позавтракаешь со мной?
– С удовольствием.
– Заодно расскажешь, что стряслось.
– Никаких дел во время еды.
– Завтрак подан, – сообщил слуга.
Друзья сели за стол.
– Чем занимаешься? – спросил Джеймс.
– Наслаждаюсь тишиной и покоем. Ты не представляешь, какое это мучительное занятие – строительство. К концу стройки я был в таком состоянии, словно построил все это своими руками. Наверно, я слишком сильно устал, потому что деревенская тишина действует на меня, точно чудодейственный бальзам для души.
– Чем думаешь заниматься, когда надоест тишина?
– Не знаю. Вернусь в столицу, отправлюсь путешествовать, заведу любовный роман... Я об этом еще не думал. С проблемами надо бороться по мере их возникновения.
– Что ж, ничегонеделание или искусство быть джентльменом – это тоже вид искусства, доступный далеко не всем. Большинство довольствуется этим на уровне ремесла, а некоторые несут свой досуг как тяжкий крест, предпочитая любое занятие встрече с самим собой.
– Я люблю быть наедине с собой.
– Значит, тебе интересно общество самого себя. Цени это.
– Я знаю, что для многих это настоящая пытка, но я нашел в душе дверь, за которой находится безбрежный океан. Мне нравится плескаться в его волшебной воде. А как поживаешь ты?
– Все так же. Правда, положение верховного жреца накладывает на меня определенные обязательства, но они мне приятны так же, как тебе твой досуг. Я делаю то, что должно, и это наполняет меня радостью и блаженством. 
Закончив трапезу, друзья перебрались в кабинет Габриэля, где тот занялся почтой. Среди счетов и ни к чему не обязывающих светских посланий он обнаружил письмо Артура.
– Прочти его, – попросил Джеймс.
Габриэль вскрыл конверт. 

«Милый Габриэль. Представляю, как ты удивишься, когда прочитаешь это письмо. Только не падай в обморок, ладно? Дело в том, что я собираю внеочередное заседание клуба для того, чтобы объявить о своей помолвке. Я женюсь. Представляешь? Мне самому еще не верится. И, тем не менее, я женюсь! Подробности расскажу при встрече. Надеюсь, ты не пропустишь такое заседание клуба? Об этом в клубе никто не знает, но я не удержался и написал тебе, поэтому прошу тебя, не говори об этом ни с кем из клуба. Не лишай меня удовольствия увидеть, как вытягиваются  их лица.
Всегда твой, Артур.»

Вместе с письмом в конверте лежал официальный бланк-приглашение клуба:

«Уважаемый господин Габриэль Мак-Роз. От лица Правления Клуба имею честь известить Вас о внеочередном заседании Клуба, которое состоится (числа) сего года во Дворце Заседаний.»

– Это что, дурацкая шутка? – Габриэль посмотрел на Джеймса. – Подожди. Неужели Артур?.. Глазам своим не верю!
Габриэля столь сильно удивило даже не само известие о предстоящей женитьбе друга, что само по себе уже было нонсенсом, а то, что у этой свадьбы не было никаких предвестников. Насколько знал Габриэль, а он был уверен, что у юного герцога от него нет тайн, у Артура не было на примете никого, кто мог бы заставить его сбиться с уверенного холостяцкого курса.
– Боюсь, тебе придется в это поверить, и чем быстрее ты это сделаешь, тем будет лучше.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Только то, что ты должен сорвать этот брак любой ценой.
– Но почему?
– Потому что он нарушает порядок вещей. Ты разве еще не понял, что в твоей жизни нет и быть не может случайных событий. И ты не можешь отказаться, потому что это не чья-либо прихоть, а воля тех сил, что управляют нашим миром, а их воля не обсуждается.
– Но почему именно я?!
– Потому что это нужно для твоего лица.
– О каком лице ты все время долдонишь?
– Скоро, очень скоро ты это узнаешь, а пока тебе достаточно знать, что ты все еще жив только потому, что должен создать собственное лицо. А теперь извини, мне надо спешить, – сказал Джеймс, вставая с кресла.
Разговор был окончен.


Габриэль так и не смог забыть, каким стало лицо Артура, когда прощальное письмо Анны выпало у него из рук. Артур побелел как мел. Его губы затряслись мелкой дрожью, а глаза... Он не мог, не хотел поверить в то, что Анна, его Анна, его милая, нежная, любящая, добрая, божественная Анна вдруг без всяких причин вот так просто объявила ему о разрыве. Этого не могло быть, по крайней мере, с ним и с его самой лучшей на свете Анной. Не желая верить этим убийственным словам, Артур пытался ее искать, пытался вернуть, ждал, надеясь на чудо. Он сильно похудел, спал с лица и был на грани того, чтобы серьезно заболеть. Он даже нанял целую армию шпионов, чтобы хотя бы узнать, где находится его возлюбленная, жива ли, здорова, и, как знать, чтобы может в один прекрасный момент набраться сил и отправиться к ней, броситься к ее ногам, и если не вернуть, то, по крайней мере, узнать, почему она так поступила.
Видя страдания друга, Габриэль тоже не находил себе места. Его душа еще при жизни жарилась на адской сковороде, подогреваемой чувством вины. Габриэль сотню раз раскаялся в том, что помешал этой свадьбе, которая, чем не шутит бог, вполне могла оказаться удачной или, по крайней мере, не хуже многих других свадеб.    
Помощь пришла, откуда ее никто не ждал. Графиня Мэйбл Вер сумела излечить душу юного герцога. Рассказывая ему о подруге, графиня смогла дать пылкому юноше то утешение, которое может дать только юная, опытная в делах любви красавица. Вскоре Артур перестал даже вспоминать об Анне. Тогда только Мэйбл очень мягко рассказала Артуру о том, что его возлюбленная была далеко не самой порядочной особой, обманывавшей его с самого начала.
Перед привыкшим идеализировать любовь юношей предстала изнанка любовных отношений во всей своей красе, и это принесло окончательное исцеление от недуга любви, побочным эффектом которого стало полное разочарование во всех и вся. И если раньше Артур смотрел на мир через розовые очки своего романтического идеализма, то после излечения он сменил их на серые очки разочарования. Его новый взгляд на жизнь был также далек от реальности, как и предыдущий, и нужно было время, чтобы он смог изменить свое отношение к людям.
Разочаровавшись в людях, Артур торжественно поклялся себе, что никогда не женится ни под каким видом. Став ярым противником брака, он сплотил вокруг себя еще нескольких молодых людей и учредил с ними Тайное Общество Холостяков, которое между собой они называли клубом. Подобных клубов в те времена существовало достаточно много, так что эдинбургские холостяки не были первооткрывателями в этом деле.
Кроме Артура и Габриэля, в клуб входило еще трое молодых, богатых людей из хороших, древних семей: Алан Алистер, Гарольд Мак-Вейн и Грей Гордон.
Алан Алистер, граф, сын генерала Алистера, прославившегося ратными подвигами на территории Индии, был высоким, хорошо сложенным молодым человеком, известным своим пристрастием к оружию, лошадям и красивым женщинам. Отец Алана хотел, чтобы тот стал военным, но Алан был для этого слишком ленив. К тому же он не выносил муштры и дисциплины. Опасностей в его жизни хватало и без войны. Он был известным дуэлянтом, не упускающим случая померяться с кем-нибудь силой. Во время поединков был всегда хладнокровен и изысканно вежлив.
Гарольд Мак-Вейн, сын члена парламента лорда Мак-Вейна, был полной противоположностью Алана Алистера. Он был среднего роста, имел склонность к полноте, правда, толстяком его тоже нельзя было назвать. Был он болезненным домоседом, но при этом веселым, остроумным человеком, любившим веселье, женщин и вино. Ходили слухи, что он тайком пишет не то музыку, не то стихи.   
Герцог Грей Гордон, изящный, высокий, несколько худой и всегда изысканный джентльмен был известен своим баснословным состоянием, которое, будучи еще более баснословным, досталось ему в наследство от деда. Резонно решив, что денег ему хватит на остаток жизни, он посвятил всего себя освоению искусства ничегонеделания, любовь к которому заставила его примкнуть к веселым, находчивым Холостякам.
Учредив клуб, молодые люди сняли большой красивый дом на улице Хай-стрит, где проводили заседания общества: пили, играли, занимались любовью с дорогими проститутками или чьими-то добродетельными женами... в общем, развлекались, как могли это позволить их воображение и кошельки, причем и то и другое было весьма богатым.
Ключевой игрой при всем этом у холостяков была игра в тайное общество. Дав торжественную клятву никогда не жениться, все пятеро прошли через странный, напоминающий пародию на масонский (кое-кто из них вполне мог принадлежать к масонам) ритуал отречения от брака, после чего Тайное Общество Холостяков было официально провозглашено. После этого они утвердили герб и гимн. Они долго спорили над тем, каким должен быть герб, олицетворяющий тайну и холостяцкую жизнь, и, в конце концов, приняли парадоксальное решение, намного опередив возникших значительно позже дадаистов и сюрреалистов. Они нашли художника, достаточно сумасшедшего для того, чтобы взяться за этот заказ, и заказали ему холостяцкий герб, любой на его усмотрение. Закончив рисунок, художник должен был тщательно закрасить его голубой, под цвет обоев в Зале Заседания, краской, и никому ни под каким видом не выдавать содержание рисунка. С гимном они поступили таким же образом. Гимн тайного общества должен нести в себе саму суть тайны, поэтому его музыка и слова должны быть никому неизвестны.
Позднее они пришли к выводу, что им необходим Ответственный Секретарь – человек, исполняющий обязанности слуги, дворецкого, сторожа, секретаря и умеющий держать язык за зубами. Таким человеком стал Монтгомери Коэн, который сам был окутан тайной. Рекомендовал его обществу Габриэль.
Игра в тайну начиналась у входа. Несмотря на то, что все шестеро, включая Ответственного Секретаря, прекрасно знали друг друга, для того, чтобы войти в Дом Собраний, они должны были произнести правильные слова у входа, затем вручить Монтгомери отпечатанное на специальном, заверенном печатью, бланке приглашение.
Внутри Дома Собраний молодые люди обращались друг к другу исключительно используя тайные имена, состоящие из одной буквы. Так Артур был К; Габриэль – М; Алан Алистер – А; Гарольд Мак-Вейн – В; Грей Гордон – Г.
Какое-то время ими интересовалась полиция, и это немного даже льстило молодым людям, но вскоре, поняв, чем они занимались, их оставили в покое, взяв, на всякий случай, на заметку.
Каждое заседание клуба начиналось с торжественной клятвы верности идеалам Общества, затем шла импровизированная молитва Тайному Хранителю Клуба Великому Духу Боанусу (богохульство было элементом игры, оно будоражило кровь). После этого они молча исполняли гимн и переходили к удовольствиям.


Габриэлю пришлось поспешить, чтобы прибыть в Эдинбург хотя бы за день до заседания клуба. Едва переодевшись и приведя себя в порядок, он отправился с визитом к Артуру – в день заседания его бксполезно было искать. Хлопоты по организации праздника отнимали достаточно много времени.
– Какой удивительный сюрприз! – наигранно удивился Артур. – Рад, что у тебя нашлись время и желание навестить меня здесь до начала заседания. Кстати, ты хорошо разбираешься в собаках? Мне тут подарили пару щенков, и я не знаю, оставить их себе или передарить кому-нибудь еще.
– Кто она? – выпалил Габриэль.
– Ты о ком? – удивился Артур.
– Попробуй угадать с трех раз.
– Рад, что тебе понравилась моя милая шутка.
– Шутка?!
– Разыгранная, причем, по всем правилам. Если честно, я не представляю себе, насколько вытянутся лица холостяков.
– Так это шутка?
– Мой друг, сегодня ты невнимателен.
– Так значит, ты не женишься?
– Женюсь, еще как женюсь, и в этом вся соль шутки. Представляешь? Я женюсь!
– Если честно, не представляю.
– Ты еще можешь немного поупражнять свое воображение.
– Но кто она? И почему я ничего не знаю?
– Послушай, Габриэль, почему ты всегда такой несправедливый?!
– Я?!
– Из всех моих друзей ты первый и единственный, кто знает о моей предстоящей женитьбе, и ты упрекаешь меня, доказывая обратное. Да я сам об этом узнал буквально за несколько дней до тебя.
От этих слов Габриэль остолбенел.
– Ты веришь в любовь с первого взгляда? – как ни в чем не бывало спросил Артур. Он словно не замечал состояние друга.
– Я верю в неприятности с первого взгляда, – недовольно ответил Габриэль, вспомнив, какую роль отвел ему Джеймс.
О том, чтобы ослушаться Джеймса, и речи быть не могло. Как верховный жрец и просто как человек, умеющий видеть саму сущность вещей, Джеймс пользовался абсолютным авторитетом, причем не только у Габриэля. Он никогда не вмешивался в чужие дела, если на то не было крайней необходимости, а если и вмешивался, то ему лучше было не перечить. Любое невыполнение просьбы Джеймса грозило серьезными неприятностями. Джеймс объяснял это тем, что он всегда следовал воле природы, а на того, кто осмеливался перечить этой владычице всего и вся, обрушивалось само провидение.
– И тем не менее. Я влюбился в нее именно с первого взгляда и не стал откладывать помолвку в долгий ящик.
– То есть, ты... ты... ты женишься на первой встречной?
– Как ты можешь так говорить о невесте друга и твоего, между прочим, герцога?!
– Извини. Я несколько не в себе.
– Вернись в себя, мой друг. И в качестве средства для возвращения я могу предложить тебе виски.
– С удовольствием.
– Значит, ты женишься на женщине, которую знаешь всего несколько дней? Я думал, ты уже вышел из этого возраста, – вернулся к теме Габриэль после доброго глотка виски.
– С чего ты взял?  – удивился Артур. – Она выросла у меня на глазах.
– Подожди, но ведь несколько минут назад ты говорил, что влюбился в нее с первого взгляда.
– Совершенно верно. И я не собираюсь отказываться от своих слов.
– И теперь ты заявляешь, что знаешь ее с самого детства... Не понимаю.
– А что тут понимать? Я знаю ее с самого детства, а несколько дней назад влюбился в нее с первого взгляда. Что тут непонятного?
– Не знаю. Наверно, я для этого слишком стар. Кто она?
– Воспитанница герцогини Хоум.
– Ты ничего о ней не говорил.
– Если быть точнее, то я ничего тебе не говорил ни об одной из них. Герцогиня Хоум это моя дальняя родственница. Живет она на юго-востоке Шотландии в своем родовом имении. Там климат намного теплее и мягче, чем здесь. Когда со мной в детстве случилась беда, она согласилась меня приютить. Правда, устроила она меня у своих друзей. В общем, тетушка Хоум стала мне второй матерью. Не удивительно, что я люблю часто бывать у нее в гостях.
– Насколько я понимаю, женишься ты не на ней.
– Ты правильно понимаешь. Тетушка, доброе сердце, взяла себе на воспитание ребенка, милую девочку, ставшую сиротой. Эта девочка, кстати, из хорошей семьи. К тому же она приходится мне дальней родственницей. Достаточно дальней, чтобы можно было на ней жениться. Как видишь, это далеко не та история о пастушке и принце, которая сейчас входит в моду. Я приезжал к тетушке в гости, отдыхал от света, играл с Кэт – так, кстати, зовут мою избранницу, в общем, валял дурака. Мы всегда дружили, и тетушка часто, шутя, называла нас женихом и невестой. Как видишь, ее шутка оказалась пророческой. Если честно, я никогда раньше не думал о том, что смогу так запасть на Кэт. Поэтому, собственно, ты до сих пор ничего о ней не знал.
– Так что же заставило тебя переменить к ней свое отношение?
– Случай или провидение. Не далее как несколько недель назад я отправился с очередным визитом к тетушке Хоум. У нее гостили молодые Картриджи со своим юным, (ему исполнилось месяца три) наследником. Был теплый солнечный вечер. Все были в саду. Кэт носилась с ребенком на руках. Когда я ее увидел в первый раз в тот день... Солнце словно запуталось в ее волосах. Глаза ее светились своим, внутренним светом. Она была похожа на сошедшую с небес Мадонну. Я был так поражен, что, клянусь, готов был броситься к ее ногам, умоляя о благословении. В тот раз я впервые увидел, какая она, моя Кэт. Не успело солнце коснуться земли, а я уже уладил все дела с тетушкой, а потом объяснился с Кэт. Она согласилась стать моей женой. Теперь ты знаешь все о моей любви с первого взгляда.


Чтобы хоть немного привести себя в чувство, Габриэль решил отправиться на заседание клуба пешком, к тому же из-за множества лестниц и узости улиц этот способ передвижения в старом городе был оптимальным. Не успел он выйти из дома, как промозглый, сырой ветер пробрал его до самых костей. Стояла та мерзкая погода, в какую не спасает от холода и ветра никакая одежда. Мечтая как можно скорее оказаться в кресле перед камином с порцией хорошего подогретого виски, Габриэль прибавил шаг.
«Не дай бог в такую погоду ночевать под открытым небом», – подумал он.
Погода и нетерпение заставили его пренебречь этикетом. Не дожидаясь назначенного времени, Габриэль уверенно трижды постучал в дверь Дворца Заседаний. До начала собрания было примерно полчаса.
Монтгомери открыл буквально через минуту. Разумеется, они сразу же узнали друг друга, но ритуал...
– Господин ищет кого-то? – поинтересовался Монтгомери, словно перед ним стоял незнакомец.
– Мне нужен ответ на вопрос, который я не решаюсь произнести, – этот ответ давно уже был у Габриэля в печенках.
– Боюсь, сударь, вы ошиблись. Здесь нет никого, кто мог бы выслушать ваш вопрос, и уж тем более нет никого, кто мог бы на него ответить.
– Я и есть тот, кто готов его выслушать. Я и есть тот, кто готов дать на него ответ.
– В таком случае, может, вы соизволите назвать себя?
– Я лист, которым играет ветер.
– И что вам сказал ветер перед игрой?
– Он подарил мне вот это, – сказал Габриэль, вручая официальное приглашение Монтгомери.
Когда-то, когда они только что придумали этот диалог, он казался членам клуба мистическим, загадочным, таинственным и черт еще знает каким. Теперь же, когда его приходилось повторять каждый раз, чтобы войти в клуб, он стал казаться им напыщенной глупостью. Но о том, чтобы отказаться от ритуала, не могло быть и речи.
– Прошу вас, сударь.
– Как дела, Монтгомери? – спросил Габриэль, войдя в дом.
Подобное обращение к Ответственному Секретарю противоречило уставу Общества, но Габриэль мог позволить себе эту вольность.
– Господин герцог приготовил очень интересную программу, сэр.
– Вам не трудно принести мне немного виски? На улице жуткий холод.
– Куда подать, сэр?
– Я буду у себя в комнате. Кстати, если хотите, можете тоже выпить. Порция хорошего виски еще никому не вредила.
– Вы очень добры ко мне, сэр.
В комнате Габриэль обнаружил заранее приготовленную мантию и парик – обязательные атрибуты любого заседания. Габриэль посмотрел на красивые бронзовые часы, которые шли против часовой стрелки. Оставалось еще минут двадцать. Он взял с книжной полки первый попавшийся томик и начал читать с середины. Неслышно вошел слуга с порцией виски.
– Спасибо, Монтгомери.
– Еще чего-нибудь желаете, сэр?
– Спасибо, Монтгомери, можешь быть свободен.
Габриэль сразу же отнесся с симпатией к этому уже начавшему стареть человеку. Всю жизнь Монтгомери был лакеем, причем лакеем первоклассным, да и человеком, судя по всему, неплохим. Примерно за год до того, как Габриэль пристроил его в клуб, он потерял со скандалом работу. Ходили слухи, что дело было связано с преступлением или даже с убийством. Скорее всего, его где-то разыскивали, так что получить работу ему было практически невозможно. Только отчаянное положение заставило его обратиться за помощью к Паркеру, чьим дальним родственником он был (по крайней мере, тот так отрекомендовал Монтгомери).
– Ты за него ручаешься? – спросил тогда Габриэль.
– Больше, чем за себя, – ответил Паркер.
– Хорошо. Я постараюсь найти ему место, а пока, если хочешь, можешь предложить ему погостить у себя.
Больше Габриэль ничего не спрашивал и никогда не напоминал о том, что именно ему Монтгомери обязан своим спасением. Старый слуга был настолько благодарен за это, что готов был пойти за Габриэля в огонь и в воду.
Наконец, часы пробили восемь – время занимать места в Зале Заседаний. Габриэль отложил книгу, достаточно хорошую для того, чтобы, глядя в текст, не отвлекаться от собственных мыслей, и поднялся на ноги. В предвкушении того, что ему предстояло увидеть, он улыбнулся. Пришлось сделать над собой усилие, чтобы вернуть серьезное выражение лица. Затем он вышел из комнаты и решительным шагом направился в зал заседаний. Там стоял большой круглый стол с пятью удобными креслами. За этим столом вполне могли поместиться еще 10 человек, так что члены Общества заседали в достаточно свободных условиях.
Над креслом председателя в тяжелой, дорогой раме висел герб Тайного общества Холостяков. Справа от председателя стоял письменный стол, за которым Ответственный Секретарь должен был вести протокол заседания.
Согласно уставу общество должно было собираться не реже 10 раз в году, а председательствовать должен был по очереди каждый член общества. Главной обязанностью председателя было обеспечение всеобщего веселья. Уставом допускались внеочередные собрания общества. Поводом для такого собрания могла послужить любая идея веселого времяпрепровождения. На внеочередном собрании председательствовал тот, кто его созывал. Надо отдать должное холостякам, только первое собрание было очередным, да и собирались они в любом случае не реже раза в месяц, а иногда и по несколько раз в неделю.
Роль председателя носила также и церемониальный характер. Дело в том, что за столом члены общества садились так, чтобы сидеть по алфавиту, то есть от личности председателя зависело, где и кто должен сидеть. Наверно, история больше не знала обществ, где личность председателя могла так влиять на происходящее.
Когда холостяки чинно заняли свои места, Артур, исполняющий обязанности председателя, попросил всех подняться для торжественного исполнения гимна: 45 секунд тишины. После гимна была обязательная молитва: 30 секунд тишины.
– Прошу садиться, – разрешил Артур.
– Друзья, – начал он свою речь после того, как с формальностями было покончено, – я собрал вас здесь для того, чтобы объявить о своей помолвке. Я женюсь, господа, и устав требует, чтобы я покинул наше общество, поэтому я предлагаю учредить должность почетного члена общества, чтобы на этом основании принимать участие в дальнейших собраниях. Надеюсь, моя женитьба не станет препятствием для моего участия в этих столь милых моему сердцу встречах.
Ответом было гробовое молчание. Никто не знал, что сказать. Габриэль, переживший этот шок несколько раньше, как и Артур, наслаждался, глядя на лица своих друзей. Артур был доволен произведенным эффектом.
– Никогда не слышал более удачной шутки, если только это шутка, – первым нашел что сказать А.
– В том-то и шутка, что это не шутка, – вторил ему остряк В, – не знаю, поздравлять тебя, дружище, или соболезновать. Решай уже сам.
– Все зависит от того, какая муха тебя укусила. Лично я не слышал, чтобы ты хоть раз что-нибудь хорошее сказал о женитьбе. Что за внезапность? – проворчал Г.
– Такова воля богов. Сегодня, господа, я собираюсь устроить прощальную вечеринку и отобедать с вами в последний раз в качестве члена клуба.
– В таком случае предлагаю откупорить шампанское и выпить прямо здесь за самого находчивого хитреца, который, практически заполучив красавицу жену, а я уверен, что она у тебя настоящая красотка,  уже сейчас думает о том, как, став женатым человеком, остаться одновременно и холостяком. Думаю, лишиться такого члена клуб себе позволить не может, – нарочито торжественно произнес В.
Его речь была встречена аплодисментами.
После шампанского все дружно перебрались в столовую, где на этот раз их встретил Рим эпохи расцвета.
Из просторной комнаты была вынесена вся мебель кроме гигантского стола, ломившегося от изысканных блюд. В центре находился кальян с лучшими сортами табака и дорогие, сигары. В комнате их уже ждали очаровательные красавицы, одетые в полупрозрачные римские одежды, которые, скорее, окутывали тайной, чем скрывали прекрасные женские тела. И помогали им в этом тени, отбрасываемые пламенем факелов, которыми освещалась комната.


На следующий день Габриэль проснулся около двух, и это пробуждение стало настоящей путевкой в ад. Слишком много он вчера выпил и съел, слишком был невоздержан в любви, да и курил значительно больше, чем того требовала осмотрительность, и теперь все это вылилось в состояние жуткого похмелья.
Не открывая глаз, Габриэль позвонил слуге.
– К вашим услугам, сэр.
Каждое слово слуги отозвалось пульсирующей болью в висках и запрыгало красными искрами перед глазами. Габриэль поморщился.
– Приготовь мне, пожалуйста, ванну, – произнес он голосом умирающего.
– Ванна готова, сэр, – сообщил слуга спустя какое-то время.
– Спасибо, Паркер.
С большим трудом Габриэль поднялся на ноги и, страшно галсируя, побрел к ванной, куда плюхнулся, сильно ударившись локтем о край.
– Черт! – выругался Габриэль.
Горячая вода начала медленно возвращать его к жизни. Минут через двадцать он понял, что его организм уже в состоянии принять порцию живительной влаги (но не алкоголя!). Все это время ему приходилось терпеть страшную жажду и сухость во рту, так как даже одна только мысль о воде вызывала приступ тошноты и спазмы в желудке.
Габриэль позвонил Паркеру.
– Чего желаете, сэр?
– Будь добр, приготовь крепкий сладкий чай с молоком.
– Одну минуту, сэр. 
Крепкий сладкий чай с молоком – одно из лучших средств от похмелья. С огромным удовольствием Габриэль выпил две чашки этого напитка. Мучившая его тошнота начала проходить, да и в голове немного прояснилось.
– Будь добр, Паркер, приготовь мне еще чай с молоком, – попросил он, выбравшись из ванны.
Выпив пару чашек чая, Габриэль почувствовал себя достаточно хорошо, чтобы рискнуть выйти из дома.
– Прикажи кучеру запрягать, – распорядился он и начал нехотя одеваться.
– На Принсис–стрит, – сказал Габриэль, садясь в карету. Он откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза.
Габриэлю предстояло стоически переносить все невзгоды поездки. Карету немного трясло, и это было до отвращения неприятно. Правда, свежий воздух внес свою лепту в процесс выздоровления. К тому моменту, когда карета остановилась возле дома Отисов, он уже чувствовал себя довольно сносно, правда, ноги еще ощутимо дрожали. Габриэль с трудом поднялся по мраморной лестнице на второй этаж. Начавшая, было, успокаиваться головная боль с новой силой запульсировала в висках, отдавая тошнотой в затылок. Поэтому, войдя в кабинет маркизы (она просила подождать ее там), он с удовольствием забрался в свое любимое кресло и закрыл глаза. Габриэль не заметил, как она вошла в комнату.
– Не вставайте, граф, – смеясь, разрешила маркиза.
– Прошу прощения, Элеонора.
– Похоже, у вас была бурная ночь.
– Ох, не то слово, маркиза.
– Попросить Элриджа приготовить свое фирменное?
– Это было бы очень любезно с вашей стороны.
Маркиза позвонила горничной.
– Будь любезна, попроси Элриджа приготовить порцию его фирменного эликсира, – сказала она той и, уже обращаясь к Габриэлю, продолжила: – Похоже, мой друг, у вас ко мне действительно важное дело, раз вы решились на визит в таком состоянии.
– Вчера на внеочередном заседании клуба холостяков Артур объявил о своей помолвке.
– Что?! – лицо маркизы вытянулось от удивления.
– Мы тоже были в шоке. Тем более что до этого он ни словом не обмолвился о том, что у него кто-то есть на примете.
– Вы уже знаете, кто эта счастливица?
– Практически только имя. Ее зовут Катрин Мак-Рой. Она воспитанница герцогини Хоум.
– Я кое-что слышала о герцогине. Говорят, в молодости она была весела и очень недурна собой. Какое-то время ее считали первой красавицей света.
– Общественное мнение – это последнее, чему стоит доверять, – морщась от боли, произнес Габриэль.
– И, тем не менее, в свое время она разбила множество мужских сердец. К тому же поговаривают, что в ее шкафах хранится не одна дюжина скелетов. Ну да это все сплетни. Одно могу сказать точно. Герцогиня очень добрая, умная женщина. В свое время она неудачно вышла замуж, овдовела и больше не стала себя связывать узами брака. Своих детей у нее нет, так что, думаю, юная Катрин станет наследницей всего ее немаленького состояния. К тому же герцогиня вполне сможет ее научить всему тому, что должна уметь юная дама, особенно тем женским секретам, которые вам, мужчинам, знать не положено. Так что, думаю, на этот раз Артур нашел себе вполне подходящую пару. Или вы так не думаете? – маркиза проницательно посмотрела в глаза Габриэля. – Нет, мой друг, вы так не думаете.
– Бесполезно спорить с вашим искусством чтения мыслей собеседника, – восхищенно сказал Габриэль.
– Это искусство хорошо лишь тогда, когда у собеседника есть хотя бы одна мысль, а такие люди в наши дни встречаются крайне редко, – нарочито разочарованно ответила Элеонора.
– Куда подевался ваш оптимизм?
– С годами оптимизм улетучивается. На его место приходит жизненный опыт, который очень редко свидетельствует о чем-либо в нашу пользу.
– Ваши рассуждения о годах, маркиза, выглядят как кокетство. Я знаю вас достаточно долго, чтобы заметить, что время совершенно не властно над вами. Вы абсолютно такая же, как и были.
– Бросьте, Габриэль. Я живу в доме, где есть зеркала. К тому же, сейчас мне приходится прибегать чуть ли не к волшебству, чтобы выглядеть сносно, тогда как еще несколько лет назад это давалось само собой. И даже не пытайтесь со мной спорить, граф! Подобные откровения даются мне нелегко даже перед вами.
Постучав в дверь, в комнату вошла служанка с подносом, на котором стоял бокал с непонятного цвета жидкостью.
Габриэль залпом осушил бокал, и волна пряной свежести ударила ему в мозг. Приятная теплая волна прошла по всему телу. Начала возвращаться жизнь.
– Ваш Элридж – настоящий волшебник, – воскликнул Габриэль, не переставая удивляться действию фирменного эликсира, который он принял далеко не в первый раз.
– К сожалению, зная о своих достоинствах, он обходится нам в целое состояние.
– Думаю, он стоит того.
– Он стоит большего, но об этом ему лучше не говорить.
– Знаете,  мой  друг,  седина,  морщины, количество лет – это все ерунда, – вернулась маркиза к теме возраста. – По-настоящему начинаешь чувствовать, что стареешь, после того, как старость напомнит тебе о себе. Ко мне в дом она уже приходила с визитом. Когда-нибудь, мой друг, старость точно также придет и к вам. Думаю, это будет какой-нибудь пустяк, на который вы при других обстоятельствах даже не обратили бы внимания, но именно этот пустяк и станет для вас посланием старости.
– Ни за что не поверю в то, что вы уже получили весточку от нее.
– И тем не менее. В моем случае старость продемонстрировала мне отменное чувство юмора. Она пришла вместе с любовным письмом. Я получила письмо от одного пылкого юноши, который почти так же, как когда-то вы, клялся мне в вечной любви. И вдруг я поняла, что этот мальчик вполне мог быть моим сыном, и сразу же после этой мысли я услышала смех старости. Она была совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки.
– Надеюсь, это не стало причиной для отказа пылкому влюбленному?   
– Нельзя пренебрегать своим долгом по отношению к подрастающему поколению. И если не мы, то кто еще сможет их научить всем тонкостям величайшего из искусств!
Случилось то, что должно было случиться: постепенно взаимная страсть маркизы и Габриэля иссякла, но они оказались достаточно разумными людьми, чтобы сохранить пришедшую на смену любви крепкую дружбу. В любой момент они могли обратиться друг к другу за помощью и довериться практически во всем.
– И все же вы не сказали, почему этот брак вас так встревожил. Артур уже достаточно большой, чтобы самостоятельно принимать решения. К тому же, видя, как вы страдали в прошлый раз, я не думаю, что вы захотите принять участие в его личных делах вновь.
– Увы, маркиза, я не должен допустить этой свадьбы. И вы правы, мне чертовски не хочется в этом участвовать.
– Так не участвуйте.
– Не могу. От меня этого требуют высшие силы, с которыми я не могу не считаться.
– Надеюсь, к вам не являлся господь бог собственной персоной?
– К счастью, нет, но того, кто заставляет меня помешать этой свадьбе, вполне можно считать его доверенным лицом.


– У вас гость, сэр, – сказал слуга, открыв Габриэлю дверь.
– Кто?
– Герцог Корнуэльский, сэр. Он ждет в кабинете. Я сказал, что вас нет, но он изъявил желание дождаться вас, чего бы это ему ни стоило. Надеюсь, я правильно поступил, впустив его, сэр?
– Все правильно, Паркер. Будь добр распорядиться насчет обеда. Думаю, Артур будет обедать у нас.
Войдя в кабинет, Габриэль застал Артура слегка похрапывающим в кресле. Выглядел он, мягко говоря, неважно, несмотря на то, что был значительно моложе Габриэля. Чтобы привлечь к себе внимание друга, Габриэль взял с полки увесистую книгу и с шумом уронил ее на пол. Артур застонал, повернулся на другой бок и проснулся. Он непонимающими глазами уставился на друга.
– Ты Артур, герцог Корнуэльский. Я Габриэль Мак-Роз, твой друг, – сказал Габриэль, тщательно выговаривая каждую букву.
– Фу-у-ух. До чего же хреново! – простонал Артур.
– Иногда мне кажется, что религию придумал настоящий пропойца, – поддержал его Габриэль, – пока пьешь, вино возносит душу в рай, зато на следующий день приходит расплата в виде адских мук.
– Судя по твоему юмору и свежести лица, ты умудрился продать душу дьяволу похмелья, и теперь он обходит тебя стороной.
– Все намного проще. Я случайно встретил одного лекаря, и тот сумел вылечить меня своим эликсиром. Иначе, поверь, я был бы не лучше тебя.
– Скажи мне лучше, где тебя черти носили?
– Я был с визитом у одной дамы.
– У дамы?! После того, что было вчера?! Я преклоняюсь пред тобой! Извини, что не падаю на колени – здоровье не то.
– Я был с деловым визитом у дамы.
– Все равно. В любом случае ты умудрился надеть достаточно приличное лицо, чтобы быть принятым дамой.
– Обед подан, – сказал слуга, входя в кабинет.
– Спасибо,  Паркер.  Надеюсь,  ты  отобедаешь со мной? – спросил Габриэль Артура.
– Мне кажется, что я не смогу проглотить ни кусочка.
– Ну, по крайней мере, ты можешь попытаться.
– Кстати, ты так и не сказал, что заставило тебя притащиться сюда, превозмогая страдания, – спросил Габриэль за столом, – пойми меня правильно, я рад тебя видеть и все такое, но любопытство жаждет получить ответ.
– Я приехал просить тебя составить мне компанию.
– Ты уезжаешь?
– Да. Меня ждет тетушка. А если точнее, она ждет нас.
– Нас? Я не ослышался?
– Я написал ей в письме, что приеду с тобой.
– И что она?
– Она будет рада.
– Подожди. Ничего не понимаю. Когда ты успел получить ответ?
– Я написал, что мы уже выехали. С какой стати ей отвечать?
– То есть, ты хочешь, чтобы я свалился к ней, как снег на голову?
– Она давно хочет тебя видеть.
– С чего бы это?
– А рассказами о чьих, по-твоему, подвигах я развлекал тетушку и Катрин?
– Признавайся, что ты уже наболтал?
– Ничего лишнего. Поверь. Катрин достаточно умная девушка, чтобы задать себе вопрос: а где в это время был ее голубок? Понимаешь, о чем я?
– Нет, я не поеду.
– Возражения не принимаются. К тому же я поклялся памятью предков, что уйду отсюда только вместе с тобой.
– Хорошо. Когда ты собираешься ехать?
– Немедленно.
– Что?!
– Я даже готов помочь тебе собрать вещи.
– У меня с этим прекрасно справляется Паркер.
– Вот и попроси его продемонстрировать свое искусство.
– Ладно, к тому же ты все равно не отстанешь.
Всю дорогу Артур рассказывал о своей возлюбленной.
Будучи женщиной умной и жизнелюбивой, герцогиня резонно решила, что раз детство бывает один раз в жизни, оно должно быть как можно более счастливым и беззаботным. Поэтому она отвергла мрачное и чрезмерно строгое монастырское воспитание. К тому же она была уверена в том, что излишняя религиозность плохо сказывается на пищеварении и не способствует улучшению цвета лица. Поэтому детство у Катрин было радостное, безоблачное и беззаботное. Она росла такой же чистой, свежей и непорочной, как окружающая ее природа.
Позже, когда пришло время учиться, герцогиня тщательно подбирала для своей воспитанницы учителей, которые не должны были своим занудством испортить ее характер. Заметив природное обаяние воспитанницы, герцогиня всеми силами старалась его развить. В результате Катрин выросла веселой, жизнерадостной, немного наивной (настолько, чтобы это ее украшало), умной и естественной, не лишенной при этом хороших манер, девушкой.
Артур так подробно описывал все детали, что Габриэлю начало казаться, будто он тоже знает ее много лет. Он буквально закрывал глаза и видел ее густые волосы цвета спелой ржи, вместе с Артуром он тонул в бездонной голубизне ее глаз, видел ее правильное, красивое лицо с чуть заметным золотистым пушком на верхней губе, видел очаровательную родинку, мушку на правой щеке. Казалось, он мог, не глядя, нарисовать ее стройное тело, ее красивые точеные руки и ноги...
Артур во всех деталях описал, какие у нее были любимые игры, как звали ее коней, как она кормила их хлебом с солью, который воровала на кухне – домашние делали вид, что не замечают этого... Габриэль знал, какие она носит платья, какие шляпки, где покупает туфли и какого размера...
Все это Артур повторил раз по сто.
Артура восхищало и то, как она отнеслась к его объяснению. Она не стала ломаться, кокетничать или проявлять жеманство. Она сказала, что давно уже знала, что так и будет, и всегда серьезно относилась к словам герцогини о том, что они жених и невеста.
– И  кроме  всего  прочего,  –  признался под конец Артур, – она единственная воспитанница, почти родная дочь герцогини, и та дает за нее большое приданое, а позже к ней перейдет все ее состояние. Деньги, конечно, не главное, но холостяцкая жизнь очень сильно прошлась по моему кошельку, так что ее деньги лишними не будут.
– Что ты собираешься с ними делать?
– Пущу в оборот. Я ведь собираюсь обзавестись наследником, а он не должен быть нищим. Таков наш родительский долг. Семья налагает определенные обязательства на человека. Надеюсь, ты не станешь с этим спорить?
– Удивительно это слышать из твоих уст.
– Я кажусь тебе страшным кутилой, однако заметь, я никогда не влезал в крупные долги, никогда не делал слишком большие ставки, не потерял ни одного имения. Я привел свои дела в порядок, и если и просаживал лишнее, компенсировал это последующей экономией.
– Иногда мне кажется, что в тебе живет сразу два совершенно разных человека.
– Всего лишь два? Ты меня обижаешь.
Чтобы как-то отвлечься от назойливой болтовни друга, Габриэль принялся рассматривать пейзаж за окном, который только из-за медленной скорости экипажа казался ему однообразным. На деле природа юга Шотландии разительно отличается от природы ее северной или центральной части.
Практически четыре пятых территории Шотландии покрыто болотами и скалистыми холмами, сменяющимися в центральной и западной частях горами, которые не имеют четко выраженных хребтов. Беспорядочно расположенные горные вершины разделены глубокими узкими долинами, называемыми гленами, или узкими вытянутыми озерами-лохами. Только на нижних частях склонов гор и в гленах можно увидеть пастбища и пашни, так как большая часть территории горной Шотландии не пригодна для сельского хозяйства.
Зато на юге и востоке Шотландии, наоборот, находятся плодородные земли, приносящие своим владельцам хороший доход. 
Габриэль смотрел, как скалистые вересковые пустоши медленно сменяются пашнями, на смену которым, в свою очередь, приходят луга. Но чаще всего ему приходилось наблюдать поросшие камышом болота.
Все это было слишком скучным и унылым для того, чтобы вызвать к себе интерес. Артур в очередной, тысячный раз описывал детство своей возлюбленной, отчего уставшего от многодневной, (дорога со всеми остановками заняла три дня), поездки Габриэля потянуло в сон. Надо отдать должное Артуру – он не стал будить друга, позволив ему спать до самого дома герцогини.


Герцогиня Хоум жила в большом, красивом доме, выстроенном на месте когда-то великолепного фамильного замка – настоящей боевой крепости, которую англичане сровняли с землей во время войн Уоллеса. От крепости остался только ров, превратившийся со временем в живописный канал, и старинный подъемный мост, по обе стороны которого стояли оставшиеся с рыцарских времен, боевые башенки, служившие когда-то для обороны моста. Разумеется, сам мост давно уже никто не поднимал, да и при всем желании вряд ли его можно было бы поднять, однако и его, и башенки содержали в хорошем состоянии. Для герцогини они были настоящей реликвией – памятью подвигов ее знатных предков.
Сам дом стоял у ухоженного большого пруда, за которым начинался лес. К воде вела широкая мраморная лестница, нижние ступеньки которой уходили под воду. К специальным перилам были привязаны несколько лодок, на случай если кто-то из многочисленных гостей герцогини, а гости у нее были всегда, захочет покататься.
Вокруг дома был разбит сад, и издалека дом казался волшебным замком, утопающим в зелени.   
– Вот здесь и живет моя фея, – сказал Артур, когда карета остановилась во дворе дома.
На удивление, герцогиня была одна – так случилось, что все гости разъехались. Она пила на веранде чай – день был теплый и безветренный. Увидев гостей, она поспешила им навстречу.
Герцогиня оказалась милой, подвижной дамой, среднего роста, немного в годах. У нее были красивые, длинные волосы и живые, с искорками глаза. Форма морщин у ее рта характеризовала ее как веселого, любящего смех человека. Одета она была относительно просто, но со вкусом, правда, несколько старомодно.
Герцогиня нежно расцеловалась с Артуром, после чего он представил ей Габриэля.
– Так значит, вот вы какой, граф Мак-Роз! – совершенно по-детски воскликнула она, окинув Габриэля с ног до головы оценивающим взглядом. – Артур нам много о вас рассказывал, но я представляла вас несколько иным.
– Представляю, что он вам наговорил.
– Напротив, он рассказывал о вас, как о своем спасителе, и даже признаюсь, я представляла вас этаким рыцарем в доспехах и на боевом коне.
– Не знаю, к счастью или к сожалению, но рыцари остались в далеком прошлом, и теперь они смотрят на нас либо с картин, либо со страниц романов, – ответил ей Габриэль.
– Да вы, граф, настоящий поэт!
– Сударыня, вы мне льстите.
– Нисколько. Или, может быть, самую малость, но не больше.
– А где Кэтти? – поинтересовался Артур.
– Она поехала кататься верхом. Ничто так не укрепляет здоровье, как прогулки верхом на лоне природы, но если бы она знала, что к нам пожалует сам Ланцелот!
– Тетушка!
– Не перебивай старших, негодный мальчишка! Артур разве не говорил вам, как они вас здесь называют?
– До недавнего времени он вообще ничего о вас не рассказывал.
– Так вот почему вы ни разу не приезжали к нам погостить. Здесь особенно хорошо летом, и намного теплее, чем у вас.
– Мне пришлось его чуть ли не силой сажать в экипаж, – вставил довольный собой Артур.
– Вы не любите путешествовать? – удивленно спросила герцогиня.
– Люблю, но я не имею привычки наносить визиты без приглашения.
– К нам все приезжают, когда вздумается. Я не трачу времени на приглашения. К тому же после рассказов Артура мне кажется, что я знаю вас очень давно, так что вы в этом доме, как свой. А какие могут быть условности среди своих?
– Вы очень добры ко мне, герцогиня.
– Да  чего  же  я вас держу на улице! – спохватилась она. – Вы наверняка устали с дороги. Хотите чаю, пока слуги приготовят вам комнаты?
– С удовольствием.
– Пойдемте.
Герцогиня взяла молодых людей под руки и повела на веранду.
С момента знакомства прошло всего несколько минут, а Габриэль уже чувствовал себя у герцогини, как дома. Ему сразу же понравилась эта в высшей мере обаятельная, веселая женщина, которая, ко всему прочему, оказалась хорошей рассказчицей. Любой ее рассказ, даже о самой незначительной ерунде, получался забавным и увлекательным.
В конце чаепития, видя, что Габриэль все еще немного смущен, она сказала:
– Знаете, граф, я действительно очень рада, что вы нашли время выбраться к нам в гости, особенно сейчас, когда меня все покинули, и я чувствую себя одиноко. В молодости я жила в столице, и каждый день бывала у кого-то с визитом или же устраивала прием у себя. Позже, решив немного отдохнуть от светской суеты, я уехала сюда, в свое родовое имение, но свет не захотел меня отпускать. Фактически свет перебрался ко мне, и на протяжении многих лет не было и дня, чтобы меня не навестил кто-либо из друзей. И когда сегодня утром Четтеры сообщили о своем отъезде, я почувствовала себя страшно одиноко. Так что, доблестный рыцарь Ланцелот, считайте, что вы стали моим спасителем. Кстати, этим прозвищем вы обязаны Кэтти. А теперь, господа, думаю, вы устали с дороги и хотите немного отдохнуть. Ваши комнаты готовы. Располагайтесь. Можете немного поспать. Я и сама люблю поспать перед ужином. Обычно с годами люди жалуются на бессонницу, я, наоборот, с каждым годом все больше хочу спать.
За ужином Габриэль познакомился с Кэтти.
– А вот и наш Ланцелот, – отрекомендовала его герцогиня.
Ее слова заставили покраснеть как Габриэля, так и девушку.
Катрин действительно была очень красива. К тому же после фальши светских красавиц, которые практически все поголовно были рабынями этикета и приличий, ее естественное очарование было особенно пленительным. Своим воспитанием герцогиня смогла превратить редкий от природы алмаз в прекрасно ограненный бриллиант. В такую действительно можно было влюбиться с первого взгляда.
– Ну и как тебе моя фея? – спросил Артур, когда они с другом остались одни.
– Думаю, можно тебя поздравить, – ответил Габриэль с заметной фальшью в голосе.
– Мне кажется, ты  хотел сказать что-то другое.
– Это не мое дело. Тем более что хуже некуда быть советчиком в сердечных делах.
– Ты мне друг, или?..
– Ладно, раз ты настаиваешь... Признаюсь, сегодня Кэтти меня очаровала, и если бы не ты, возможно, я и сам бы захотел объясниться ей в любви, но позже, возможно даже из зависти, я подумал, что она для тебя слишком проста.
– Что ты имеешь в виду?
– Знаешь, устав от изысканной кухни, я часто иду обедать туда, где питается простой народ. Я наслаждаюсь вкусом грубой пищи и дешевого пива, но питаться так всю жизнь я бы не захотел.
– Я бы не стал сравнивать Кэтти с постной бедняцкой пищей. К тому же, думаю, она легко сможет войти в свет.
– А если нет?
– В таком случае она будет воспитывать моих детей. Я ведь собираюсь обзавестись наследниками.
– А что будешь делать ты?
– А я буду часто выезжать по делам в столицу, – Артур хитро улыбнулся.
– В таком случае будет хуже, если она действительно сможет легко войти в светское общество.
– Почему?
– Вспомни себя несколько лет назад. То, от чего ты сейчас устал, для нее будет новым и интересным. Ты не сможешь запереть ее в доме, а, бывая в обществе, она наверняка будет узнавать о твоих шалостях. И что тогда?
– Если бы все обманутые мужья узнавали о своих головных украшениях, нам бы пришлось драться на дуэли чуть ли не каждый день.
– Ты преувеличиваешь. К тому же мужчину намного легче обвести вокруг пальца, чем женщину.   
– А тебе не кажется, что ты делаешь из мухи слона?


За последние несколько недель Брэмстоун сильно сдал. Он постарел и осунулся, а ставшее совсем худым лицо приобрело землистый оттенок. К тому же, несмотря на все его старания, ему не удавалось скрывать дрожание рук и легкое подрагивание подбородка. Брэмстоун болел неизлечимой болезнью, от которой не помогало ничего, разве что опиумные пилюли, которые снимали боль и помогали чувствовать себя сносно, но не мешали болезни делать свое дело.
Габриэля он встретил, как родного, и у того в очередной раз промелькнула мысль, что этот странный человек питает к нему в какой-то степени родительские чувства.
– Чем могу служить? – спросил он, наливая Габриэлю виски, – извините, граф, сам я пить больше не могу. Мое лекарство несовместимо с алкоголем.
– Как ваше здоровье, господин Брэмстоун?
– Ужасно. Несмотря на то, что я провел целых два месяца на водах, где лекари пытали меня самым изощренным способом. И что? Ничего, кроме значительного облегчения кошелька.
– Надеюсь, все же, дела обстоят не так плохо, как вы рассказываете.
– Увы, мой друг. Дни мои сочтены. В лучшем случае я не протяну и года.
– Никто не может этого знать.
– Я все чаще думаю о добродетели, а это плохой знак. Я даже взвинтил цены на услуги, но вас, мой друг, это не коснется.
– Благодарю вас, мистер Брэмстоун, но, если честно, я что-то не улавливаю связь между ценой и добродетелью.
– Это потому, граф, что вы привыкли видеть только то, что лежит на поверхности. На самом деле связь очевидна: благодаря дороговизне человек трижды подумает, прежде чем обратиться ко мне за помощью. Ну а тот, кто все же согласится выложить такие деньги, не остановится ни перед чем. Я же сделаю это профессионально, так, что никто случайно не пострадает, тогда как действия дилетанта наверняка поставят под угрозу здоровье и жизни непричастных к делу людей. Так что, граф, нравится вам это или нет, но фактически я ангел-хранитель невинных людей.
– Интересная философия.
– И если отбросить ложную мораль, к ней не придерешься.
– Мне больше ничего не остается, как согласиться с вами, несмотря на всю необычность ваших доводов.
– А теперь, мой друг, позвольте спросить, что привело вас ко мне на этот раз?
– Дело в том, господин Брэмстоун, что я должен сделать одну очень привлекательную особу безобразной.      
– Нет ничего проще. Гораздо трудней безобразное сделать красивым. Я могу, конечно, взяться за дело, но вы, граф, вполне можете нанять любого бродягу, который обойдется вам намного дешевле.
– Вы не совсем правильно меня поняли, мистер Брэмстоун. Я не хочу, чтобы она действительно пострадала.
– В таком случае, боюсь, вам придется поведать мне суть дела. Болезнь выбила меня из колеи, и теперь мне нужно значительно больше информации, чтобы принять правильное решение.
– Я хочу расстроить брак герцога Корнуэльского.
– Вот видите, мой друг, я даже не в курсе, что он хочет жениться. Разве когда-нибудь раньше было подобное?
– Он помолвлен с Катрин Мак-Рой – воспитанницей герцогини Хоум.
– Думаю, это будет даже проще сделать, чем может показаться на первый взгляд, – сказал Брэмстоун, выслушав подробный рассказа Габриэля об отношениях Артура и Катрин, – нет ничего более непрочного, чем любовь, основанная на двух заблуждениях.
– Я вновь не могу уследить за полетом вашей мысли.
– Сами посудите. Артур – человек, которому свойственно все идеализировать. Для него любая женщина – это ангел или дьявол во плоти. В женщине он видит кого угодно, но только не ту, кем она является на самом деле. Да взять хотя бы его отношения с Анной Лестер. Сначала полное обожествление совершенно обычной смазливой девчонки, затем полное разочарование во всех женщинах на свете. Теперь, думаю, происходит то же самое. Вместо мадемуазель Катрин он любит созданный в собственном воображении идеальный романтический образ. Он ни в коей мере не любит реальную девушку из крови и плоти, поверьте моему опыту, граф. А такая любовь всегда обречена на разочарование, так что вам достаточно просто его ускорить. А для этого нужно заставить герцога увидеть, что его возлюбленная – обычный живой человек, со всеми присущими нам достоинствами и недостатками.
– А как насчет второго заблуждения?
– О, здесь еще проще. Юная леди попросту не видела ни одного более или менее стоящего мужчины.
– В доме герцогини всегда было полно людей.
– Согласен, но никто из них не годится на роль жениха.
– Вы, как всегда, правы.
– Поэтому, с одной стороны, отсутствие выбора как такового, а с другой, - требование природы заставило ее сказать «да», не понимая, на чем основано ее согласие.
– Получается, что этот брак изначально обречен быть несчастным?
– Не знаю, несчастным ли, но счастливым ему не бывать.
– Вы почти меня убедили.
– Дайте мне  несколько дней. Думаю, я найду способ вам помочь.


«Габриэль, дружище! Мне очень жаль, что дела заставили тебя столь спешно вернуться в столицу. Если честно, мне тебя не хватало все эти дни. Конечно, все это время я нахожусь в обществе очаровательной Кэтти, но не знаю, к счастью или к сожалению, так называемый романтический период любви вызывает у меня скуку. Я больше не трепещу, как когда-то, от случайных прикосновений и редких поцелуев, они важны скорее для нее, чем для меня. Мне же нужна любовь во всей ее полноте, а ее я смогу получить исключительно после свадьбы. Конечно, я мог бы заставить Кэтти отдаться мне и сейчас, но я не хочу делать этого, тем более что до свадьбы осталось совсем мало времени.
Вчера я уговорил Кэтти переехать в Эдинбург. Думаю, ты понимаешь, что до свадьбы жить вдвоем под одной крышей мы не можем, поэтому я намерен снять для нее дом. Кстати, если ты вдруг знаешь, что где-то в хорошем месте сдается приличный дом, сделай одолжение, сними его для меня. Я в долгу не останусь, ты знаешь.
Надеюсь на скорую встречу.
Твой Артур».

Тем же вечером Габриэль осматривал весьма милым дом. Два этажа, небольшой дворик, рядом парк. Район был приличным. Здесь жили в основном представители аристократии. Цена тоже оказалась приемлемой, и Габриэль, не задумываясь, дал хозяевам задаток. 
Катрин была в восторге от дома.
– Ланцелот, вы прелесть! – воскликнула она, осмотрев свое новое жилище.
– Рад, что вам понравилось, сударыня.
– А разве вы могли предложить мне то, что мне бы не понравилось? По-моему, это невозможно. Непременно приезжайте завтра обедать. Приедете?
– Отказа я не приму, – поддержал ее Артур.
«Знали бы вы, что я собираюсь для вас сделать», – подумал Габриэль.
– Конечно же, я приду, – пообещал он вслух.
От влюбленных Габриэль отправился к Брэмстоуну: тот еще утром прислал записку, в которой сообщил, что для реализации замыслов Габриэля у него все готово.
За эти несколько дней Брэмстоун еще сильней похудел и осунулся. 
– Болезнь буквально пожирает меня изнутри, – ответил он на вопрос Габриэля о здоровье. – Я слышал, граф, ваши подопечные собираются на бал?
– Мне об этом ничего не известно.
– Зато мне известно наверняка. Это, – он показал Габриэлю небольшой пузырек с белым, похожим на пудру порошком, – то, что вам нужно. Достаточно сделать так, чтобы он попал на изнанку бального платья дамы.
– И что в этом случае произойдет?
– Пусть это будет для вас сюрпризом.
– Надеюсь, для нее это не опасно?
– Совершенно. Никаких последствий, кроме маленькой неприятности.
– Что я вам должен?
– Поговорим об этом после бала. Тем более что это только начало.
– Благодарю вас, господин Брэмстоун.
– Всегда рад быть вам полезен, граф.


За обедом Кэтти взахлеб рассказывала о своих впечатлениях от столицы, о приготовлениях к балу, о доме. Ее глаза светились радостью и интересом, и это делало ее еще более очаровательной.
– Хотите посмотреть, как я устроилась? – спросила она, когда Артур и Габриэль встали из-за стола.
– С удовольствием, – ответил Габриэль.
– Скажите, Ланцелот, вы поедете с нами на бал? – поинтересовалась Кэт во время импровизированной экскурсии. – Баронесса Мак-Койл дает на следующей неделе бал. Это будет мой первый светский бал. Мы уже заказали мне платье у самой лучшей портнихи. 
– Боюсь, я не смогу составить вам компанию.
– Я же говорил тебе, что он не интересуется балами, – заметил Артур.
– Жизнь Ланцелота полна приключений и тайн?
– Скорее, скучных, малоинтересных дел, – с грустью в голосе сказал Габриэль.
– Ничего не хочу слышать о скучных делах! Скажите, что готовитесь биться с очередным драконом!
– Вы совершенно правы, сударыня, – согласился Габриэль и испугался собственных слов.
– Очень жаль, Ланцелот, нам будет без вас скучно, – было видно, что Кэт огорчил отказ Габриэля.
– Не думаю, что на балу вы будете скучать, – странно улыбнувшись, ответил он. 
– Послушайте, Ланцелот, а хотите, я покажу вам свое платье?
– Я тоже хочу, – вступил в разговор Артур, – представляешь, она мне не показала даже материю.
– Мы же решили, что для тебя это будет сюрприз, – одернула его Кэт.
– Мы еще не женаты, а она уже готова уединиться с другим мужчиной, оставив меня ждать на лестнице.
– Как ты можешь так говорить! – в притворном гневе прикрикнула на Артура девушка.
– Входите, Ланцелот, – пригласила она Габриэля в комнату рядом со своей спальней.
Платье действительно было великолепно.
– Нравится? – спросила Кэт.
– Это произведение искусства.
– На мне оно смотрится еще лучше.
– Несомненно, сударыня.
– Может, вы все-таки отложите свои дела и отправитесь с нами на бал?
– Боюсь, что это невозможно.
– Но почему вы такой несносный, Ланцелот!
Габриэль не ответил.
Вернувшись домой, он разделся и лег в постель. Часа в три ночи его ждала не самая приятная прогулка, и до этого времени надо было выспаться, но сон, как назло, не приходил. Габриэль ненавидел себя, Джеймса и те силы, которые заставили его впутаться в эту омерзительную игру. Наиболее отвратительным было то лицемерие, которое должно было встать между ним и лучшими друзьями. И если бы не альтернатива, которую очень четко обрисовал ему Джеймс, Габриэль ни за что бы не согласился на свою роль.
Проворочавшись до двух часов ночи, он поднялся с постели. Чтобы как-то привести себя в порядок, Габриэль выпил чашку крепкого чая. Затем он надел удобные, не сковывающие движение штаны, мягкие, бесшумные сапоги, длинный двухсторонний сюртук, черный с одной стороны и светло-коричневый с другой, и шляпу. В карман сюртука он положил маску, закрывавшую практически все лицо.
Погода была неподходящей. Ливший почти две недели дождь прекратился. Тучи разошлись. Огромная, полная луна освещала город, как днем.
Не успел Габриэль выйти из дома, как сильный, холодный ветер пробрал его до костей. Несмотря на это, он решил прогуляться пешком. У ворот дома Катрин он надел маску, затем ловко перебрался через забор. Не боясь быть замеченным, – кроме Катрин, в доме были только служанка и старый, больше похожий на привидение, чем на слугу, дворецкий, оставшийся Катрин в наследство от предыдущих жильцов, – он смело прошел через двор к парадной двери дома. Практически бесшумно он отворил дверь отмычкой и вошел в дом, который изнутри достаточно хорошо освещался лунным светом. Стараясь не наступать на скрипящие ступеньки, Габриэль поднялся наверх и вошел в комнату, где находилось бальное платье. Он обильно обработал порошком изнанку, стараясь оставить как можно больше порошка на лифе и подмышками.
Он уже был возле двери, когда она вдруг открылась. На пороге стояла Кэт с подсвечником на три свечи в руках. С распущенными волосами и в одной ночной сорочке она была великолепна. Остолбенев от этой встречи, они оба уставились друг на друга. В ее глазах читались удивление, решимость и вызов.
– Убирайтесь прочь! – крикнула она и запустила в Габриэля подсвечником. Он увернулся, затащил девушку в комнату, затем выскочил в коридор и как можно быстрее побежал вниз. Теперь ему было не до тишины. Разбуженные криками Катрин слуги, – дворецкий спал на первом этаже, а горничная в комнате рядом со спальней госпожи, – выскочили в коридор. Старый слуга, несмотря на свой возраст и на то, что он был без оружия, заступил Габриэлю путь. Стараясь не перестараться, тот оттолкнул старика, который, не удержавшись на ногах, упал на спину, и выбежал из дома.
Погони можно было не опасаться, поэтому, забежав за угол соседнего дома, Габриэль снял маску, забросил подальше в кусты шляпу и переодел сюртук. После этого он неспешно, прогулочным шагом отправился домой.


– Посыльный принес приглашение на завтрак к госпоже Мак-Рой, сэр, – сообщил Паркер.
– В котором часу?
– В два, сэр.
– Приготовь мне, пожалуйста, крепкий чай.
Габриэль нехотя поднялся с постели. Бессонная ночь давала о себе знать. Голова была тупой и тяжелой. На душе было мерзко.
«Жаль, что нет ванны для души», – подумал он, погружаясь с головой в приятно горячую воду.
– Ваш чай, сэр.
– Спасибо, Паркер.
Горячая ванная и крепкий, тонизирующий напиток привели его в чувство.
– Что у нас сегодня с погодой?
– Дождь и ветер, сэр.
– Тогда прикажи запрягать. Стар я стал для всего этого.
– Представляешь, у Кэтти был вор! – выпалил Артур, едва Габриэль вошел в гостиную Кэт.
– Надеюсь, она не пострадала?
– Досталось только слуге. Он решительно бросился на врага, в результате – ушиб нижней части спины. Теперь он гордо болеет с чувством выполненного долга.
– Вот ты смеешься над ним, а старик действительно рисковал своей жизнью, – вступилась за слугу Кэт.
– Я ничуть не умаляю его поступок, даже наоборот, – поспешил оправдаться Артур.
– Может, кто-нибудь расскажет, что произошло? – спросил Габриэль, как будто он действительно ничего не знал о ночном происшествии.
При этом он понял, что лицемерие с каждым днем дается ему все легче. Это открытие оставило неприятный осадок у него на душе.
– Ночью я нос к носу столкнулась с вором, – гордо ответила Кэт. Ей было приятно вспоминать о ночном приключении. Девушка не пыталась скрыть своего волнения. Ее глаза горели, что делало ее похожей на Афину Палладу.
– Где вы его нашли? – удивленно спросил Габриэль.
– Он был в соседней комнате с моей спальней. Мы столкнулись в дверях.
– Что вас туда понесло?
– Не знаю. Мне не спалось... Возможно, захотелось взглянуть еще раз на платье, а может, я услышала шум.
– Надеюсь, с вами не случилось ничего плохого?
– Представляешь,  она  запустила  в  него подсвечником, – ответил за девушку Артур.
– Очень опрометчивый поступок, сударыня. Он мог бы вас ранить или даже убить.
– Только не этот человек, – уверенно произнесла Кэт.
– Почему вы так решили? – удивился Габриэль. Он старался действовать как настоящий грабитель.
– У него в глазах была любовь.
– Что?! – спросил Артур, ошалело уставившись на невесту.
– Я поняла это по его глазам. Там были грусть и любовь. Мне показалось, что он делал свое дело вопреки своей воле, – ответила она, спокойно глядя на Артура.
Габриэлю стало не по себе от слов девушки.
– Возможно, вы правы, сударыня, – сказал он.
– Тебе-то откуда знать? – спросил Артур.
Габриэль улыбнулся.
– Ах да, извини. Но не все же разбойники столь благородны.
– Вам надо поменять замки, – поспешил сменить тему Габриэль, – а потом нанять кого-нибудь из крепких слуг, кто в случае чего смог бы защитить дом.
– Дом нужен нам только до свадьбы, и нанимать слуг, чтобы потом их сразу же и уволить... – ответил на это Артур.
– Поговори с Монтгомери.
– А он не слишком стар для этого?
– Он даст фору многим молодым. Можешь мне поверить. Я разбираюсь в таких людях.
– Я не хочу выгонять старика, – твердо сказала Кэт.
– И не надо. Оставьте его почетным слугой. Пусть, например, приносит вам чай.


Было чуть больше полуночи, когда в спальню Габриэля влетел взбешенный Артур. Он не стал обращать внимания на возражения слуги и, просто оттолкнув того, ворвался в дом.
– Дай выпить! – потребовал он с порога у толком еще не проснувшегося Габриэля.
– Что случилось? – взволнованно спросил Габриэль. Артур должен был быть на балу вместе со своей невестой, и появление его в таком состоянии в это время могло означать все, что угодно.
– Эта дрянь меня опозорила! – закричал Артур, потрясая руками. Он был вне себя.
– Ты не преувеличиваешь?
– Я опозорен перед всем светом... – Артур схватился за голову и буквально рухнул в кресло.
– Держи, – Габриэль протянул ему изрядную порцию виски, которую Артур выпил, как воду. – Еще?
– Пока хватит.
– Рассказывай, что случилось.
– Я опозорен! – повторил он.
– Ты можешь мне объяснить?!
– Представляешь, едва мы начали танцевать, от нее пошел запах...
– Людям иногда свойственно потеть.
– Потеть?! Да от нее несло, как от дохлой кошки. От нас начали шарахаться люди. Мне пришлось посадить ее в экипаж и отправить домой!
– Ты не поехал с ней?
– Я не мог вынести этой вони.
– Как ты мог?!
– Это скандал! Не знаю, что она с собой сделала...
– А ты не подумал, что это - какая-нибудь болезнь?
– Мне было не до того.
– Ты бросил ее одну. Представляешь, каково ей теперь?
– А каково мне? Стать посмешищем всего света...
– Я бы тебе посоветовал отправиться к ней, вызвать доктора, и так далее.
– Я не смогу к ней пойти при всем желании.
– Что ты уже натворил?
– Я несколько вспылил. В общем, мы поссорились.
– Очень хорошо.
– Представь себя на моем месте.
– Ладно, утро вечера мудренее.
– А если она будет так благоухать в постели? Я не смогу исполнять свой супружеский долг.
– Раньше с ней часто такое случалось?
– Думаю, это в первый раз.
– Тогда возможно больше и не повторится.
– Я сейчас в таком состоянии... Я не могу идти домой. Пойдем куда-нибудь напьемся.
– Не думаю, что это хорошая идея.
– Куда-нибудь, где собирается всякий сброд. У меня чешутся кулаки, – продолжил Артур, не слушая возражения друга.
– Я уже стар для таких приключений.
– Тогда я поеду один, и пусть меня убьют и бросят в море. Спокойной ночи, – сказав это, Артур поднялся с кресла и направился к двери. Он не шутил.
– Ладно, черт тебя подери, пойдем, если тебе так не терпится на тот свет, – остановил его Габриэль. – Дай только одеться.
Переходя от одного питейного заведения к другому, друзья оказались в настоящем притоне, куда отваживались заходить только те, кого здесь считали своими. У каждого посетителя был нож, а у некоторых, возможно, и пистолеты.
Мгновенно оценив обстановку (для этого он был достаточно трезв), Габриэль попытался, было, заставить Артура убраться оттуда как можно быстрее, но тот и слушать ничего не стал.
– Я хочу выпить! – громко сказал он пьяным голосом и нетвердым шагом направился к свободному столику у окна, который был непростительно далеко от выхода. К тому же столы здесь стояли чуть ли не один на другом.
Габриэлю ничего не оставалось, как последовать за ним. Едва друзья уселись на грязные табуреты за такой же грязный деревянный стол, столешницу которого отполировали своими локтями бесчисленные посетители, к ним подсели две шлюхи. Они были старыми и отвратительными, к тому же от них воняло немытыми телами. Габриэль хотел их прогнать, но Артур был настолько пьян, что захотел угостить их выпивкой. Расплачиваясь, он опрометчиво показал кошелек с крупной суммой.
Габриэль незаметно переложил свой незаменимый в подобного рода местах короткий двуствольный пистолет из внутреннего кармана в наружный правый карман сюртука и взвел курки. Более чем серьезная опасность заставила его окончательно протрезветь.
Кошелек Артура перекочевал к одной из шлюх, и все их внимание переключилось на Габриэля. Он уже готов был позволить себя обокрасть в надежде на то, что это поможет им спокойно выйти из притона живыми, когда окончательно опьяневший Артур грохнул кулаком по столу и громко, на весь притон произнес:         
– Какой же я дурак!
Сказав это, он обхватил голову руками и заплакал. Сидевший за соседним столом остряк отпустил какую-то шутку в адрес Артура, и вся компания из пяти человек громко заржала.
Взбесившись, Артур вскочил на ноги и выхватил бесполезную в этой тесноте шпагу.
– Что ты сказал?! – процедил он сквозь зубы.
– Только то, сударь, что полностью с вами согласен.
На этот раз засмеялись почти все посетители, а некоторые полезли в карманы. Это было более чем плохо.
Решение пришло, словно удар молнии. Габриэль набрал полный рот виски, схватил со стола огарок свечи и обдал струей пламени незадачливых шутников. Затем он схватил тяжелый табурет и запустил им в окно. Схватив Артура за шиворот, он потащил его к разбитому окну.
– Не дайте им уйти! – завопил хозяин заведения.
Кто-то с ножом в руках преградил друзьям путь. Не вытаскивая из кармана оружие, Габриэль выстрелил. Получив пулю в живот, смельчак согнулся пополам и рухнул на пол. Вторая пуля досталась мрачному типу, пытавшемуся зайти сзади. Габриэль не стал ждать, когда тот решится напасть.
За окном друзей уже ждали несколько человек с ножами и длинными палками. Габриэль выхватил шпагу и нож, который был хорош как в рукопашном бою, так и для метания. Артур издал совершенно дикий боевой клич и ринулся в атаку. Несмотря на свое опьянение, он был достаточно хорош, чтобы суметь постоять за себя. Буквально за считанные секунды трое нападавших получили серьезные ранения. Правда, им на помощь уже спешило многочисленное подкрепление.
– Бежим! – закричал Габриэль, и друзья бросились наутек.
Несмотря на то, что страх заметно увеличил их скорость, друзьям то и дело приходилось ввязываться в короткие стычки. Враги нападали отовсюду, словно весь потревоженный гадюшник желал их смерти. Прогремело несколько выстрелов.
– Черт! – выругался Артур.
– Ты ранен?
– Пустяк.
Из подворотни вынырнул человек с охотничьим ружьем. Габриэль метнул нож, который вонзился тому в грудь. Нападавший рефлекторно нажал на спусковой крючок. Пуля оцарапала лицо Габриэлю.
Сзади их догоняла толпа.
– Держите, – закричал Габриэль, бросая в толпу все свои деньги.
Это помогло оторваться от преследования. Сил больше не было. Еще немного, и...
– Сюда! – Габриэль увидел незарешеченное окно полуподвального этажа какой-то конторы. Вокруг были склады. Разбив стекло, друзья забрались внутрь. Пахло сыростью и краской. Скорее всего, хозяева делали ремонт, поэтому не было никакой охраны. Габриэль первым делом перезарядил пистолет.
Дышать было больно. Во рту был привкус крови.
– Надо уходить, – сказал Артур, когда они слегка отдышались.
Отыскав на ощупь дверь, они вышли в длинный, темный коридор, по обе стороны которого были ряды дверей. Они оказались незапертыми. Открыв одну из них, друзья увидели такую же каморку с выходящими в просторный, заваленный строительным хламом двор, окнами. Вокруг не было никого.
На этот раз Габриэль аккуратно открыл, а потом и закрыл окно. Когда они выбрались во двор, к ним подбежал здоровый пес. Артур хотел, было, его убить, но Габриэль воспротивился. Обнюхав друзей и убедившись, что ничего вкусного не перепадет, пес убежал дальше по своим делам.
Двор заканчивался высоким забором. Было тихо.
– Вперед, – сказал Габриэль.
Улица за забором была безлюдной.
– Теперь  я  понимаю  тех,  кто не может жить без войны, – сказал Артур. Он был практически трезв.
– А я понял, что больше ни под каким видом не ввяжусь в подобную авантюру.
– Знаешь, а ведь ты в очередной раз спас мне жизнь.
– Еще нет.
Прижимаясь к забору, друзья медленно пошли вперед. 


– Ты? – удивился Габриэль, когда вместо Паркера ему открыл Джеймс.
В глазах поплыло, и он потерял сознание. Очнулся Габриэль в ванной. Вода была зеленой с голубым оттенком и резко пахла травами. Паркер поддерживал его голову, а Джеймс осторожно массировал тело, болевшее так, словно в нем не осталось ни одного целого места.
– Хорошенько же тебя отделали, – сочувственно сказал Джеймс.
Габриэль не ответил. Действие адреналина, который помог ему не замечать боль вплоть до самого дома, закончилось, и у Габриэля не было сил даже на разговоры.
– Ничего, завтра будешь, как огурчик.
Травяная ванна настолько расслабила тело, что оно словно бы растворилось в воде. Веки стали тяжелыми и закрылись. Время остановилось.
…Габриэль пришел в себя на полу в спальне. Он лежал обнаженный, животом на простыне, а Джеймс вправлял ему суставы и обрабатывал многочисленные, но неглубокие раны. Состояние транса вернуло Габриэлю силы.
– Как ты здесь очутился? – спросил он Джеймса. 
– Тебе нужна была помощь, – ответил тот.
– Но как ты узнал об этом?
– Знать – это часть моих полномочий.
– А если бы меня убили?
– Тебя не убили, и довольно об этом. Сейчас тебе стоит поспать.
Джеймс помог Габриэлю перебраться в кровать. Затем он произнес что-то неразборчивое, и Габриэль погрузился в глубокое забытье.
Всю ночь ему снилась битва с драконом, и этим драконом был он сам.
Утром его разбудил густой, терпкий дым, которым Джеймс окуривал комнату. Несмотря на то, что сон длился всего несколько часов, Габриэль чувствовал себя свежим и хорошо выспавшимся.
– Как спалось? – поинтересовался Джеймс.
– Еще не знаю.
– Выпей, – жрец протянул ему чашку с травяным отваром.
Напиток был до ужаса горьким. Он обдал все тело волной холодного огня, иначе это ощущение и не назовешь.
– Дьявол! – выругался от всей души Габриэль.
– Я вижу, ты идешь на поправку.
– Завтрак готов, господа, – доложил Паркер.
– Хватит разлеживаться, – сказал Джеймс.
– Я не хочу есть.
– Через минуту ты будешь готов проглотить быка. Вставай.
Габриэль нехотя встал. Конечно, боль совсем не исчезла, но стала терпимой.
– Надеюсь, ты уже понял, что этот брак – настоящая катастрофа, – спросил Джеймс после еды.
– Катастрофой его делаю я. По твоему, кстати, приказу.
– Ты всего лишь создаешь условия, при которых проявляется истинная природа вещей.
– Да, но это вызывает слишком сильную боль.
– Боль вызывает как скальпель хирурга, так и инструмент палача. Все дело в том, какой смысл несет в себе эта боль.
– В таком случае я подручный палача.
– Скорее, ты ассистент хирурга. А вот любой другой на твоем месте был бы уже палачом.
– Не вижу разницы.
– Это потому, что ты не видишь альтернативы. Поверь, она намного ужасней того, что делаешь ты.
– Давай обойдемся без философии.
– Думаю, ты уже достаточно силен, чтобы идти к ней. Собирайся. Сейчас ей нужно, чтобы рядом был настоящий друг.
– Настоящий друг. Какая ирония.
– Не лишай богов чувства юмора. Это единственный грех, который они не прощают.


Кэт выглядела ужасно. Ее прекрасные глаза были красными от слез, а веки опухли. Под глазами были большие черные круги. Скорее всего, она проплакала всю ночь.
– Милый Ланцелот, я так хочу умереть! – сказала она и заплакала, едва он вошел в дом. – Они смотрели на меня, как будто я прокаженная... А Артур… видели бы вы его глаза. Он меня ненавидел! Почему вас там не было! Только вы могли бы меня защитить!
– Мне очень жаль, милая Кэт. Клянусь, я больше не буду бросать вас ради дурацких сражений с мифическими драконами.
– Клянетесь?
– Клянусь.
– Но скажите мне, почему? За что? В чем я провинилась перед богом или людьми?
– Иногда господь нас наказывает, просто шутя, как Иова. В нем не больше любви или справедливости, чем в булыжнике на мостовой.
– Не говорите так, Ланцелот!
– Вы уже вызывали врача?
– Я не хочу никаких врачей.
– Нельзя быть такой беспечной.
– Полно вам. Это мог быть мимолетный недуг, из которого не стоит делать трагедию… Представляю, как меня сейчас обсуждают светские гусыни.
– Они  всегда  будут  вас  обсуждать, а если перестанут – закроют перед вами двери. Так устроен свет. И поверьте, если вы не будете давать им повод, они найдут его сами.
– Но ведь это ужасно!
– Не спорю, но такова жизнь.
– А Артур. Если бы вы слышали, что он мне наговорил! Вместо того чтобы поддержать. Ведь я ничего не сделала. Я не специально...
– Он слишком серьезно относится ко всей этой мишуре. К тому же он один раз уже стал жертвой любви и боится, что судьба вновь сыграет с ним шутку.
– Но почему это надо вымещать на мне?!
– Вы ангел, поэтому пьете из той же чаши страдания, что и сам спаситель.
– Но что с вами, Ланцелот? – спросила сквозь слезы Кэт. Немного успокоившись, она заметила, что Габриэль бледнее обычного. Его разбитые губы были опухшими, а руки покрыты мелкими ссадинами.
– Дрался с очередным драконом.
– Вам надо быть осторожней.
– Я обещал, что больше не буду. Ради вас.
Она улыбнулась.
– Знаете, Ланцелот, с вами мне так легко... Еще утром я хотела умереть, а теперь чувствую себя так, словно вновь вернулась к жизни. Сейчас вчерашнее происшествие мне кажется ничего не значащим пустяком.
– Вы правы. Это действительно ерунда, о которой все очень скоро забудут.
– Скажите, Ланцелот, а вы когда-нибудь любили?
Габриэль не ответил, но его глаза были красноречивее любых слов.
– Какая она была?
– Такая же прекрасная, как вы, – вырвалось у него.
Кэт вспыхнула.
– Расскажите о ней.
– Тогда мне приходилось жить у одного человека под чужим именем. Она была его дочерью. Мы встретились и сразу же полюбили друг друга, как в сказке.
– Если вы так любили, почему вы один?
– Она умерла. У нас было всего несколько месяцев.
– Вы опять меня расстроили.
– Я сходил с ума оттого, что она должна умереть, но один человек объяснил мне, что жизнь состоит не из долгих лет прозябания, а из ярких, живых мгновений, которые только и имеют значение. Мы любили, зная, что у нас совсем нет времени, любили так, чтобы ни одна секунда не пропала зря...
– Я думала, что Артур меня любит, – нарушила молчание Кэт.
– Он любит вас.
– Вы так говорите, потому что он ваш друг.
– Я так говорю, потому что в это верю.
– А я, мой доблестный Ланцелот, перестаю в это верить. Это так ужасно.
– Не говорите так, сударыня! – слишком горячо произнес Габриэль. Он и сам уже начал сомневаться в любви Артура, но была и другая причина, в существовании которой он боялся признаться даже себе. Особенно себе.


Брэмстоун принял Габриэля, лежа в постели. Он умирал, и счет уже велся на дни или даже часы. В комнате стоял неприятный запах, поэтому, несмотря на холод, окно было открыто.
– Извините, граф, что принимаю вас в таком виде.
– Если кому и стоит извиняться, так это мне за то, что беспокою вас в таком состоянии.
– Вы очень любезны, граф. Вы отвлекаете меня от страданий, к тому же я всегда рад вас видеть.
– Вы очень добры ко мне. 
– Если верить слухам, вы уже испытали чудесный порошок.
– Вы как всегда правы.
– Скажите, граф, я вам угодил?
– Могли бы и не спрашивать. Вы в очередной раз доказали, что добились совершенства в своем деле. Если честно, не хотел бы я стать одним из ваших подопечных.
– А зря.
– Зря?
– Я, мой друг, всего лишь инструмент, и инструмент, как вы сами только что заметили, превосходный. Другими словами, я всегда поступаю наилучшим образом. Причем я ни разу еще не выступал от своего имени. Как я уже вам говорил, человек, готовый заплатить огромные деньги за мои услуги, в любом случае сделает то, чего желает. Но, выбери он плохой инструмент, и, как знать, возможно, это принесет страдание посторонним людям, или заставит испытывать неоправданно сильную боль. Я же оберегаю людей от лишних страданий.
– Вас послушать, так ваши подопечные должны быть вам благодарны за то, что именно вы имели с ними дело.
– А разве не так? Даже если взять ваш случай. Несколько курьезов, а вы никогда не думали, что могло бы произойти вместо этого, не будь моих волшебных средств?
Габриэль внутри весь похолодел, представив такой поворот событий.
– Вот видите, хороший, непредвзятый инструмент без лишней жестокости – это благословение. Проклятием служит рука, сжимающая плохой, поломанный или непредназначенный для выбранных целей инструмент. Представьте себе врача, который пускает кровь, вскрывая вены ржавым куском железа.
– С вами трудно не согласиться.
– Но вернемся к делу. Как повел себя ваш друг?
– Ужасно. Он накричал на девушку, затем всю ночь нарывался на неприятности.
– И вы ему в этом помогали.
– Я не мог оставить его одного.
– Чувство вины - не самый лучший советчик, поверьте мне, мой друг.
Утомившись от разговора, Брэмстоун закрыл глаза.
– Поведение вашего друга, граф, – продолжил он после длительной паузы, необходимой ему, чтобы собраться с силами, – подтверждает нашу теорию. Он не смог простить своей невесте не этих благоуханий, а того, что она вышла из образа, который он нарисовал себе в воображении. К сожалению, мы устроены так, что лелеем свои химеры и никогда не прощаем тех, кто открывает нам глаза на действительность. Что ж, мы нашли его больную мозоль и попробуем наступить на нее еще пару раз. В коробочке на столе лежат две пилюли. Они легко растворяются в любой жидкости. Подмешайте их во время очередных светских мероприятий в чай или вино юной даме. Думаю, этого будет достаточно.
– Что я вам должен?
– Я буду признателен, если вы замолвите за меня слово.
– Перед кем?
– Перед тем, кто скоро меня будет судить.
– Но я не священник.
– Думаю, доброе слово такого человека, как вы стоит больше лицемерного прощения священнослужителя. Если бы у меня был выбор, я взял бы своим адвокатом вас.
– Спасибо за доверие, сэр. Скажите, что я должен сделать, и я это сделаю.
– Поступайте по своему усмотрению. Думаю, в этом деле вы справитесь лучше меня. Не спешите. Решение придет само, и оно будет решением бога. Сейчас мне вполне довольно вашей готовности и вашего желания принять участие в судьбе умирающего старика, которого ненавидит практически весь город.
– Они просто не знают, какой вы на самом деле.
– Для этого они слишком мелочны и глупы, но довольно об этом. Мысли о боге не должен отвлекать шум толпы.
Мистер Брэмстоун вновь надолго закрыл глаза.
Габриэля поразило то, насколько этот человек, который держал в своих руках весь город, действительно был благодарен за то обещание, что он ему дал. Или это была благодарность человеку, возможно, единственному человеку, который, не задумываясь, готов был искренне дать умирающему Брэмстоуну это обещание?
Дождавшись, когда Брэмстоун погрузился в сон, Габриэль тихонько вышел из комнаты.


Через пару дней Габриэль навестил Артура. Тот выглядел, как вставший из гроба покойник или сошедший с креста Иисус. Глядя на него, Габриэль оценил врачебное искусство Джеймса, поднявшего его на ноги на второй день.
– Спасибо, что заглянул, – сказал Артур, принимая Габриэля на веранде. Был один из редких для Шотландии теплых дней.
– Извини, что не наведался раньше.
– Раньше мне было не до гостей. Хочешь пива?
– С удовольствием выпью.
– Говорят, на следующий день ты был у Кэт, – спросил Артур, распорядившись, чтобы подали пиво.
– Я подумал, что так будет лучше.
– Меня удивляет, как ты нашел в себе силы подняться с кровати.
– Ко мне в гости забрел друг, владеющий искусством врачевания.
– Странные у тебя друзья.
– Какие есть. Как у тебя с Кэт?
– Прекрасно.
– Вы помирились?
– Я написал ей письмо, прочитав которое, она примчалась ко мне в ту же минуту.
– Что ты такого ей написал?
– Правду, только правду и ничего кроме правды. Жаль, что у меня не сохранился черновик письма. Если в двух словах, то я умолял о прощении. Я написал, что, устыдившись своего поведения, решил умереть, поэтому отправился в район притонов. И если бы не ты, Габриэль, она бы больше меня не увидела. В общем, ты спас мне жизнь, и я раскаиваюсь. На бумаге получилось великолепно.
– Рад, что у вас все хорошо, – сказал Габриэль. Однако ему не понравилось, какие аргументы Артур использовал для примирения с любимой.
– Кстати, у меня была делегация холостяков. Они, как один желают увидеть ту, ради кого я стал вероотступником. Это их слова. В следующее воскресенье мы будем обедать во Дворце Заседаний.


– Вы,  сэр?  –  удивился  Монтгомери,  увидев Габриэля, – сегодня никого нет.
– Я пришел поговорить с тобой.
– Со мной? – еще сильнее удивился он.
– Если ты не возражаешь.
– Что вы, сэр, это большая честь для меня.
– Тогда, может, позволишь мне войти?
– Извините, сэр. Я совсем растерялся. Прошу вас, сэр.
Монтгомери жил с женой во Дворце Заседаний в комнате на первом этаже. Еще ни разу холостяки не появлялись здесь в «выходной» день, не говоря уже о том, чтобы приехать специально для разговора со слугой.
– Пойдем в Зал Заседаний.
– Как пожелаете, сэр.
– Садись, – пригласил Габриэль слугу, указав на одно из кресел.
– Я постою, сэр.
– Садись и давай без лишних церемоний.
– Как скажете, сэр.
– Видишь ли, Монтгомери, мне нужна твоя помощь.
– Все, что в моих силах, сэр.
– В воскресенье герцог Корнуэльский устраивает здесь обед в честь своей невесты.
– Совершенно верно, сэр.
– Если я правильно понимаю, за обедом будешь прислуживать ты.
– Все правильно, сэр.
– Я буду тебе очень признателен, если эта пилюля попадет в бокал невесты Артура, – Габриэль положил на стол перед слугой изящную коробочку с прозрачным маленьким шариком слегка розоватого цвета.
– Будет исполнено, сэр, – сказал слуга, побелев как мел.
– Ты не так меня понял.
– Надеюсь, вы правы, сэр.
– С ней ничего не случится такого. Я не...
– Очень хорошо, сэр. Я не хотел бы брать этот грех себе на душу. 
– Зачем ты тогда согласился, думая, что?..
– Я ваш должник, сэр.
– Забудь об этом.
– Спасибо, сэр.
– Нет, Монтгомери. Это тебе спасибо. Я не забуду твою преданность, – произнес Габриэль, которого поразило поведение слуги.


Обедали в зале заседаний. Разговаривали о «подвигах» холостяков. Правда, о любовных похождениях не было сказано ни слова. Больше всех распинался Грей Гордон, которого хорошее вино (оно было в изобилии) и красивые женщины (чьей представительницей по праву можно было назвать Кэт) превращали в соловья.
Кэт была естественна и грациозна. Она сразу же покорила сердца всех одиноких мужчин как красотой, так и умом и манерой себя держать. Все они с завистью поглядывали на Артура и, как знать, может быть, вынашивали коварные планы разведения на его голове рогов.
Кэт практически не пила.
– Я не люблю вино, – призналась она.
– Но за любовь вы не откажетесь выпить? – спросил Алан Алистер.
– До дна, – поддержали его холостяки.
Стоило Кэт осушить свой бокал, как на нее напала безудержная жажда. Она пила вино бокал за бокалом и не могла остановиться до тех пор, пока не свалилась без чувств под стол. 
Артур был красным от злости. Он готов был ее убить.
– Вы так и оставите ее под столом? – удивленно спросил Грей Гордон, видя, что Артур не собирается ничего с этим делать.
– Она сама выбрала это место, – зло процедил сквозь зубы Артур.
– Монтгомери, будь любезен, помоги мне, – попросил Габриэль.
Вдвоем они бережно вытащили девушку из-под стола. Габриэль взял ее на руки. Вместе с Монтгомери, – тот открывал двери, – Габриэль отнес Кэт в свободную комнату и положил на диван. 
– Простите, сэр, с ней все будет в порядке? – спросил слуга.
– Надеюсь, что да.
– Мне бы не хотелось, чтобы с ней что-то случилось.
– Мне тоже.
– Тогда, может быть, вы позволите моей супруге побыть возле нее сиделкой.
– Это будет очень любезно с ее стороны.
К тому моменту, когда Габриэль вернулся в компанию, Артур уже успел хорошо опьянеть. Он был зол, и злость требовала выхода.
– Не желаете прогуляться, господа? – предложил Алистер. – Я знаю один дом, где нам будут искренне рады.
Алистер был экспертом в области увеселений, и если он куда-то приглашал, то был уверен в том, что там обслужат по высшему сорту.
Все встали из-за стола и начали собираться.
Погода была превосходной, поэтому решено было прогуляться пешком. Трое холостяков шли впереди, а Габриэль с Артуром немного сзади.
– Тебе лучше поехать домой, – сказал Габриэль.
– Я что, вам уже в тягость? – спросил Артур с вызовом в голосе.
– Я больше не буду вытаскивать тебя из переделки.
– Конечно, тебе больше нравится возиться с этой пьянью.
– Иногда мне кажется, что ты просто дурак.
– Если бы ты не был мне другом...
– Ты слишком пьян. И зол.
– А ты бы не был зол? Мне что прикажешь – держать ее в монастыре или на необитаемом острове?
– Полно тебе. Она молодая. Неопытная. Вино оказалось слишком крепким, а она - слишком слабой. Кто из нас не напивался до такого состояния. Она не пила до этого, поэтому не умеет пить. Что ты от нее хочешь?
– Я хочу, чтобы она вела себя достойно.
– Так помоги ей вместо того, чтобы вести себя, как бездушная скотина.
– По-твоему, я во всем виноват?
– Мне нет дела до всей этой демагогии вокруг вины, но на твоем месте я бы остался с ней.
– Зачем? Она будет спать до утра.
– А если...
– Об этом позаботится Монтгомери.
– Как знаешь.
Гарольд Мак-Вейн достаточно громко произнес имя Кэтти, чтобы Артур смог его услышать.
– Что ты сказал? – гневно окликнул он.
– Я сказал, – невозмутимо ответил Мак-Вейн, что теперь понимаю, почему ты оставил наш клуб.
– Я никому не позволю превращать себя в посмешище!
– Ты пьян.
– Ты что, думаешь, что можешь отпускать в мой адрес свои шуточки?! – с каждым словом Артур заводился все сильней.
– У тебя действительно великолепная невеста, и если ты так не считаешь, то ты полный дурак.
– Я докажу тебе, кто дурак! – Артур выхватил шпагу и бросился на Мак-Вейна. Тот был без оружия. Возможно, Артур убил бы его, о чем сильно сожалел бы потом, но на защиту друга вовремя встал Алан Алистер, который был прекрасным бойцом.
Он заслонил собой бледного, как смерть Мак-Вейна.
– Не думал, что ты настолько ничтожен, что готов драться с безоружным, – в голосе Алистера было нескрываемое презрение.
– Ты, как я вижу, не безоружен.
– Я к вашим услугам в любое удобное для вас время.
– Мне очень удобно сейчас, не сходя с этого места.
– Вы не слишком пьяны, герцог?
– А ты не слишком труслив?
– У меня нет выбора, – как бы извиняясь перед друзьями, произнес Алистер, доставая шпагу.
Артур бросился на него, но Алистер был намного более искусным фехтовальщиком, к тому же опьянение и злость не давали Артуру правильно вести бой. Несколько раз Алистер выбивал шпагу из руки Артура, но тот не унимался. Ему нужна была кровь, причем без разницы, чужая или своя. Угомонился Артур только после серьезного ранения в плечо.
Его отвезли домой и вызвали доктора. К счастью, рана была не опасной.


– К вам маркиза Отис, сэр, – сообщил слуга.
Габриэль занимался деловыми бумагами.
– Пригласи ее в гостиную.
«Дописав до точки», он убрал письменные принадлежности, вытер руки и направился к маркизе. Она сидела в кресле рядом с диванчиком.
– Чем обязан столь приятному сюрпризу? – спросил он, целуя руку даме.
– Я оторвала вас от дел?
– Я собирался сделать перерыв, выпить чаю. Составите мне компанию?
– С удовольствием. Садитесь, граф. Иногда вы, ей-богу, излишне манерны.
– Это потому, что я безумно рад вас видеть.
– Я приехала пригласить вас к себе на концерт. У меня будет струнный квартет из самой Вены, – сообщила маркиза, когда Габриэль сел на диван.
– Непременно буду.
– Кстати, ваши друзья тоже обещали приехать.
– Артур и Катрин? Они уже помирились?
– Тысячу лет назад. Не думала, мой друг, что текущие дела способны заставить вас позабыть о главном.
– О чем вы?
– Не вы ли говорили, что этот брак должен быть предотвращен любой ценой? А он уже не за горами.
– Это потому, Элеонора, что мне отвратительна моя роль.
– В свете много говорят о невесте Артура.
– Да? И что же о ней говорят?
– Говорят, что она была бы очень милой, если бы не ее выходки, которые безумно бесят герцога. Кстати, кое-что говорят и о вас.
– Что именно?
– Да вы покраснели, как мальчик!
– Это...
– Милый Габриэль, мне не нужны ваши объяснения. К тому же ваш румянец заставил меня вспомнить далеко не худшие годы моей жизни.
– Так что же все-таки обо мне говорят? 
– Вас называют ее верным рыцарем, который всегда приходит на помощь.
– Герой, спасающий друга от неприятностей, которые сам же и подстраивает.
– Кстати, граф, я хочу предложить вам свои услуги, – сказала маркиза, улыбаясь загадочной, хитрой улыбкой.
– Что вы имеете в виду?
– Надеюсь, вы не станете мне доказывать, что малышка чудила без вашего участия?
– Неужели вы хотите принять участие в травле?
– Я воспринимаю это, как хороший спектакль, и не хочу пропустить больше ни одного действия. И не пытайтесь мне отказать.
– Я разве когда-нибудь пытался вам отказать, маркиза?
– Что вы приберегли для этого случая?
– Одну минуту, маркиза.
Габриэль достал из стола в кабинете коробочку с последней пилюлей Брэмстоуна, затем вернулся в гостиную.
– Это должно попасть в ее бокал, – сказал он.
– И что произойдет?
– Если честно, я сам до конца не знаю.
– Отлично. Загадочность результата хоть как-то компенсирует прозаичность процесса. Не смотрите на меня так. Во время прошлого приема у меня был философский вечер.
– Скажите, маркиза, зачем вам это?
– Говорят, философия помогает развивать ум.
– Вы прекрасно поняли, что я хотел спросить.
– Интрига – лучшее средство от скуки, к тому же... А впрочем, не стоит об этом.


– Все оказалось намного проще, чем я думала, – сообщила Габриэлю маркиза, выкроив минутку для разговора наедине перед началом концерта. Как хозяйка дома, она должна была уделять внимание всем, – оказывается, в последнее время интересующая нас особа вообще не прикасается к спиртному, так что для нее мы приготовили лимонад. С сюрпризом.
Габриэль не успел ничего ей ответить. В гостиную вошел герцог Монтроз, и Элеонора поспешила ему навстречу.
Было жарко, и гости с удовольствием пили холодное вино или пиво. К началу концерта бокал Кэт тоже был пуст. Маркиза чуть кивнула Габриэлю.
– Пройдемте в зал, – пригласила она.
В музыкальном зале в несколько рядов стояли удобные стулья. Гости заняли места. Габриэль сел рядом с маркизой. Они сели так, чтобы хорошо было видно Кэт. Музыканты заиграли. Они исполняли как уже ставшие известными всем произведения, так и новые сочинения современных композиторов.
На лице Кэт появилось выражение глупого блаженства. Несколько раз она без причины принималась хихикать. Иногда пыталась подпевать или дирижировать. Все смотрели на нее с негодованием и любопытством. Под конец концерта она громко икнула.
– Кажется, я попала в такт, – громко сказала она, ничуть не смутившись.
Артур выглядел так, словно его вели на казнь. 


– Герцог Корнуэльский, – сообщил слуга.
– Не помешал? – спросил Артур, входя в кабинет друга.
– Нисколько. Я только что позавтракал и как раз думал о том, чем бы себя занять.
– Не хочешь пройтись по свежему воздуху?
– С удовольствием.
– Куда пойдем? – спросил Габриэль, когда они вышли из дома.
– Куда угодно. Можно в парк.
Они отправились в Гоп-парк.
– Жаль, что я тебя не послушал, – начал разговор Артур, ради которого он пришел к Габриэлю. – В очередной раз я убедился, что ты почти всегда бываешь прав. Идея с женитьбой – это большая глупость. Теперь я это понял. Я хочу расторгнуть помолвку, но не знаю, как к этому подойти.
– А как же любовь?
– Любовь? Забудь об этом. Мне давно уже не до любви. Никогда еще я не был в таком положении. Обиднее всего то, что я не могу воспользоваться этими ее прибамбасами. Никто не поверит, что я не знал, как ведет себя Кэт. И если я откажусь от нее после этих скандалов, все решат, что я... – он развел руками. – Пойми, я не могу себе этого позволить. Мне нужен более серьезный повод. Лучше всего неверность или... При всех ее недостатках, Кэт трудно заставить увлечься кем-нибудь на стороне настолько, чтобы это можно было вменить ей в вину. Значит, остаюсь я. Поэтому я хочу сделать так, чтобы она застала меня с любовницей или проституткой. Что скажешь?
– Если такая репутация тебя устраивает...
– Поверь, это великолепная репутация. Удачливый в любви мужчина всегда был своеобразным эталоном этого общества.
– Удачливый в любви мужчина не попадается на глаза невесте в объятиях другой женщины.
– Это можно изобразить, как предательство. Анонимное письмо с предложением увидеть все своими глазами... Смотри! – Артур схватил Габриэля за руку.
В проехавшей мимо карете сидела Кэт. Она весело смеялась. Рядом был изысканно одетый мужчина чуть старше тридцати. Когда карета поравнялась с друзьями, он поцеловал ее в губы.
– Да ты еще и шлюха! – вырвалось у Артура.
Он был белый, как мел.
– Подожди, несколько минут назад ты разве мечтал не об этом?
– Оставь меня! – крикнул он Габриэлю и бросился бежать за каретой.
Вернувшись домой, Габриэль закрылся у себя в кабинете, где принялся ходить из угла в угол. Он переживал за Артура, который по причине своей горячности мог натворить глупостей, волновался за Кэт. Габриэль жалел, что отпустил Артура одного. Чтобы чем-то себя занять, он взял с полки книгу, но ему не читалось. Глаза механически бегали по строчкам, но мысли были далеко от текста книги.
В дверь осторожно постучали.
– Входи, Паркер.
– Вам письмо, сэр. Курьер ждет ответа.
Габриэль разорвал конверт. Внутри была короткая записка от маркизы:

 «Бросайте все и приезжайте. Срочно».


Маркиза сама открыла ему дверь.
– Что случилось? – спросил Габриэль, даже не поздоровавшись.
– Где ваши манеры, граф?
– Извините, Элеонора, я сильно испугался, получив ваше письмо.
Габриэль поцеловал ей руку.
– Прошу вас в кабинет, граф.
– Элеонора, прошу вас, не томите!
– Я все расскажу вам в кабинете.
– Случилось то, что должно было случиться, – сказала она, когда они сели на свои любимые места, – герцог разорвал помолвку.
– Где он?
– Думаю, где-то пьянствует. А вот малышка Кэт...
– Что с ней?
– Признайтесь, вы влюблены в нее.
– Она невеста моего друга.
– Бывшая невеста.
– Это ничего не меняет.
– Еще как меняет.
– Но не для меня.
– Бросьте молоть ерунду, граф. К тому же чувства не подвластны приличиям.
– Вы правы, маркиза, я люблю ее всей душой. Она удивительная, редкая девушка!
– Тогда почему вы все это сделали? – спросила Кэт, входя в кабинет. Внешне она была совершенно спокойна.
– Вы?! – ее появление стало для Габриэля ударом молнии.
– Я ей все рассказала, граф.
– Поверьте, Катрин, я не мог поступить иначе. Клянусь жизнью, мой отказ привел бы к действительно трагическим последствиям!
– Не слишком ли легкомысленно вы относитесь к собственной жизни? – ледяным тоном спросила Кэт.
– Отныне моя жизнь у ваших ног! – Габриэль опустился перед ней на колени.
– Скажите, граф, вы действительно меня любите?
– Безумно. С самого первого дня, как вас увидел. И с каждым днем я влюблялся все сильней и сильней.
– Тогда скажите, что вы чувствовали, когда устраивали свои фокусы?
Лицо Габриэля исказилось болью.
– Что я...
– Не надо, не отвечайте, я уже все поняла. Помните, вы обещали, что будете всегда защищать меня?
– Если вы считаете, что я достоин...
– Готовы ли вы повторить свое обещание?
– Клянусь!
– Встаньте, Ланцелот, – она протянула ему руки.
Габриэль принялся их целовать. На глазах у него появились слезы.
– Прекратите, на нас смотрят, – Кэт опустилась рядом с ним на пол.
Их губы встретились в страстном и одновременно нежном поцелуе. Маркиза смотрела на них с легким чувством зависти. Тем не менее, она была довольна.
– Браво,  господа,  –  воскликнула  она,  хлопая в ладоши, – не часто можно стать свидетелем подобного излияния чувств. Особенно приятно осознавать себя в какой-то мере виновницей всего этого. Думаю, нам есть что отпраздновать.
Она позвонила прислуге.
– Принеси нам вина. Из того самого закутка, – распорядилась она.
«В том самом закутке» хранились особенно ценные вина для особых случаев.
– Я ваш должник, Элеонора, – сказал Габриэль.
– Бросьте, граф, какие между нами могут быть счеты.
– На следующий день после злополучного концерта я получила одно странное письмо, – начала свой рассказа Кэт...

«Поверьте, сударыня, я ни за что не стала бы беспокоить вас, если бы не была уверена в том, что моя история позволит вам сделать правильные выводы. Поверьте, те, кого мы считаем хорошими или даже лучшими друзьями, на деле оказываются злейшими врагами. Подтверждением тому служит моя история.
Несколько лет назад я познакомилась с Артуром, вашим нынешним женихом. Мы очень быстро полюбили друг друга первой, невинной и самой романтичной, возвышенной любовью. Артур сделал мне предложение. Я, разумеется, согласилась. Мы объявили о нашей помолвке и начали жить, как муж и жена. Как видите, сударыня, я не скрываю от вас ничего.
Признаюсь, кое-что я скрыла от своего будущего мужа. Дело в том, что люди, которые официально считались моими родителями, на самом деле были мне родителями приемными. Они всегда относились ко мне, как к родной, и я всегда говорила, что я их дочь, несмотря на то, что знала всю правду о своих настоящих родителях. На самом деле моим отцом был герцог Корнуэльский, дядя Артура. Это был очень страшный человек. В свое время, чтобы заполучить герцогство, он убил брата. В убийстве он обвинил графа Мак-Роза, отца Габриэля Мак-Роза, которого убил той же ночью, что и брата.
Думаю, вы знаете, что именно Габриэль Мак-Роз помог Артуру стать герцогом и несколько раз спасал его от неминуемой смерти. Возможно, его трепетное отношение к Артуру и стало причиной того, о чем я хочу вам рассказать.
Узнав каким-то образом, кто мои настоящие родители, он решил, что я строю против Артура коварные планы. Устроив мне настоящую ловушку, Габриэль Мак-Роз, угрожая расправой, заставил меня отказаться от любви. В доказательство того, что его угрозы не пустые слова, он убил у меня на глазах одного близкого мне человека. Для меня это было настолько сильное потрясение, что я потеряла нашего с Артуром ребенка. Он родился мертвым задолго до срока.
Для чего я об этом пишу? Узнав о том, что случается с вами в публичных местах, я подумала: «А что если граф считает, что вы не пара Артуру?» Заметьте, каждый раз, когда с вами случается скандал, граф Мак-Роз находится рядом. Поверьте, я бы очень хотела, чтобы это было простым совпадением.
В заключение письма я хотела бы попросить вас никому не показывать это письмо и не говорить о нем. Поверьте, если Мак-Роз узнает, что я посмела вам написать, он меня убьет.
Ваш искренний друг А. Л.»

Кэт была в смятении. Конечно, с одной стороны, многое из того, о чем говорилось в письме, она уже знала от Артура. Кое-что ей рассказал Габриэль. Поэтому сказать, что все это ложь, она не могла. С другой стороны, она не могла, не хотела поверить в ужасные, леденящие душу подробности, которые, чего греха таить, объясняли внезапное исчезновение Анны Лестер. Вот если бы можно было с ней встретиться, посмотреть ей в глаза, попросить ответить на мучившие девушку вопросы...
Ночью она так и не смогла сомкнуть глаз. Около полудня к ней в комнату вошел слуга.
– Там какой-то господин. Он говорит, что должен вам передать кое-что на словах. Он должен сказать это вам лично наедине.
– Хорошо, пусть войдет.
Сердце Катрин затрепетало. Как знать, возможно, у этого человека есть ответы.
Вошел изысканно одетый мужчина чуть старше тридцати лет.
– Мне поручено передать, – сказал он после того, как элегантно поцеловал руку Кэт, – что некая дама готова открыть вам глаза на некоторые события. И если вы желаете этого, я готов отвезти вас к ней.
– Мне нужно собраться, и...
– Если вы изволите ехать, я подожду.
– Я быстро.
– Как вам угодно.
Через несколько минут Катрин была уже в карете. Ее совсем не интересовало, как выглядит ее согласие ехать в одной карете с незнакомым мужчиной. Всю дорогу они молчали. Только один раз, когда карета проезжала через Гоп-Парк, мужчина заметил:
– Простите, сударыня, у вас на лице...
Он наклонился к самому ее лицу и что-то убрал со щеки.
Карета остановилась возле парадного подъезда высокого, многоэтажного дома. Мужчина, который так и не назвал себя, проводил Кэт в апартаменты на втором этаже.
– Боюсь, мы приехали чуть раньше времени. Вам придется немного подождать.
– Хорошо, – согласилась она.
– В таком случае позвольте вас покинуть. Можете располагаться здесь, как дома.
Какое-то время Кэт оставалась одна. Наконец, входная дверь открылась. Вошла женщина, лицо которой было спрятано под вуалью.
– Рада вас видеть здесь, – сказала она Катрин.
– Я и мечтать не могла о нашей встрече. Вы не представляете, сколько вопросов у меня накопилось после вашего письма! – воскликнула Кэт.
– Надеюсь, оно с вами? – спросила дама.
– Конечно. Я подумала, что вы можете захотеть, чтобы я вам его вернула.
– Вы очень милая барышня. Дайте письмо.
Вместо того чтобы убрать его или бросить в камин (там горел огонь), дама принялась внимательно его читать.
– Это письмо правдиво только отчасти, – сказала она, дочитав до конца, – и это делает его лживей любой лжи.
Она сняла вуаль, и Кэт узнала маркизу Отис.
– Вы?! – удивленно воскликнула она.
– К счастью, вы приняли меня за другую. Но я, пожалуй, смогу еще лучше ответить на ваши вопросы, чем та, кого вы ожидали здесь встретить.
– Скажите мне, это правда?
– И да, и нет. Анна Лестер оставила Артура действительно после того, как в это дело вмешался Габриэль. Она действительно была беременна, и, скорее всего, потеряла ребенка, вот только беременна она была не от Артура. Поэтому она и согласилась на добрачную связь. Кстати, Габриэлю пришлось убить ее любовника, потому что тот набросился на него в порыве ревности. Как видите, сказать, что ее слова – чистая ложь, нельзя, но тем более нельзя считать их правдой.
– А я? – Кэт выдавила из себя вопрос, боясь услышать ответ. – Неужели Габриэль!.. – у нее перехватило дыхание.
– Я знаю Габриэля намного лучше, чем кто-либо еще, и если он согласился на этот шаг, значит, у него были веские на то основания.
– И все это время он мне безбожно врал?! Но зачем?
– Не знаю. Габриэль окутан множеством тайн. Боюсь, вы никогда не узнаете, что заставило его так поступить. В одном я с ним согласна полностью. Ваш брак с Артуром – настоящая катастрофа.
– Почему вы так решили? И вообще, кто дал вам право решать за меня?
– Поверьте моему опыту. Есть браки, которые заключаются на небесах. Ваш брак должен был быть заключен в преисподней. Артур сделал бы вас очень несчастной женщиной. Поверьте, в этих вопросах я еще ни разу не ошиблась.
– Тогда, может быть, вы скажете, кто сможет сделать меня счастливой? – гневно спросила Кэт.
– Знаю. Причем наверняка, – невозмутимо ответила маркиза.
– И кто же?
– Габриэль Мак-Роз.
– Кто?!
– Ваш Ланцелот.
– После того, что он со мной сделал...
– Особенно после того, что он с вами сделал.
– Он превратил меня в посмешище.
– Кто знает, какую бы вам пришлось заплатить цену, не сделай он этого. Я вам в сто первый раз повторяю: у него была более чем веская причина так поступить, иначе он убил бы любого, кто попытался бы причинить вам вред.
– Вам-то откуда знать?
– Мы с Габриэлем очень многое доверяем друг другу. Более того, тот концерт я организовала специально для того, чтобы проделать с вами еще одну злую шутку. Это я подложила вам в напиток небольшую волшебную пилюлю.
– Вы?! – Кэт вскочила на ноги.
– Сядьте! – приказала маркиза. – Я не сказала еще самого главного.
– По-моему, вы сказали уже все, – резко ответила Кэт, и, тем не менее, села на свое место.
– Я давно уже подозревала, что Габриэль любит вас, как любил ту, которая умерла.
– Он рассказывал мне о ней.
– Во время концерта я наблюдала за ним. И за вами. Вы любите его.
– Это вас не касается.
– Вы созданы друг для друга, но сейчас вы оба готовы сделать ту глупость, о которой будете жалеть всю оставшуюся жизнь. Больше мне нечего вам сказать.
Маркиза встала, давая понять, что разговор окончен.
– Артур? – удивилась Кэт, увидев жениха возле подъезда дома, где состоялась встреча с маркизой, – что вы здесь делаете?
– И  у  вас  хватает  наглости задавать мне этот вопрос? – он весь кипел от злости.
– Гнев окончательно лишил вас рассудка? – холодно спросила она.
– Достаточно лицемерия! Я все знаю!
– Что вы можете знать такого, чтобы разговаривать со мной подобным тоном?
– Не далее как час назад я видел вас в карете с мужчиной.
– Это еще не повод устраивать сцену.
– Вы целовались с ним у меня на глазах.
– Вы сошли с ума, – она повернулась и пошла прочь по улице.
– Дьявол! Вы не смеете так со мной поступать!
– Идите прочь!
– Это ты убирайся прочь, шлюха! Между нами все кончено!
– И за это ничтожество я чуть не вышла замуж!
– Шлюха! – закричал Артур так, что его услышали все, кто был на улице и не столько сильно, сколько презрительно ударил ее по лицу. Затем он бросился прочь.
Кэт заплакала. В глазах у нее потемнело. Кто-то подхватил ее под руки и усадил в экипаж.
– Надеюсь, вы убедились в правоте моих слов, – услышала она голос маркизы.
– Это вы! Вы чудовище!
– Пройдет немного времени, и вы будете меня благодарить, – сказала маркиза, но Кэт ее не услышала. Она была в обмороке.
– Очнулась  я  у маркизы.  Вскоре  пришли  вы, Ланцелот, – закончила она свой рассказ.
Тень герцога Оскара промелькнула перед лицом Габриэля.


– Вы?! – Артур буквально остолбенел, увидев Анну Лестер у себя в кабинете. Расставшись с Катрин, Артур вернулся в свой замок. Он строго-настрого приказал слугам сообщать всем, что его нет дома и неизвестно, когда будет.
С годами она превратилась в настоящую красавицу.
– Наконец-то я снова могу видеть вас! – воскликнула она. В ее глазах была страсть.
– И что же мешало вам видеть меня все это время? – холодно спросил он. – Только не говорите, что вас заколдовал злой волшебник.
– И, тем не менее, это так.
– Может, эта деталь ускользнула от вашего внимания, но я давно уже вырос из того возраста, когда еще можно поверить в подобные сказки.
– Клянусь вам, это истинная правда! Иначе, почему я, по-вашему, так внезапно исчезла из вашей жизни?
– Несмотря на ваше молчание, я сумел найти ответ на этот вопрос.
– Вы поверили всей этой клевете?
– Почему вы так уверены в том, что это клевета?
– Позвольте мне рассказать вам правду, и вы сами все поймете.
– Одну попытку я, так уж и быть, вам дам.
– В тот злосчастный день ко мне явился ваш друг Габриэль. Он приставил к моему животу шпагу и сказал, что убьет нас обоих – меня и вашего ребенка, который был у меня в чреве, – если я не брошу вас и не уеду как можно дальше из Шотландии. И все потому, что я незаконнорожденная дочь герцога Оскара. Не знаю, откуда он это узнал, а узнав, решил, что я должна ответить за преступления отца. Думаю, он решил, что я собираюсь использовать нашу свадьбу для того, чтобы причинить вам какое-нибудь зло. Продолжить, так сказать, дело своего отца. Как ему казалось, он защищал вас от неминуемой гибели.
– Но почему вы не обратились ко мне? Если даже вы боялись приехать, то могли бы объяснить все в письме.
– Я была напугана. На моих глазах он убил слугу, который попытался за меня вступиться.
– Убийство слуги – это одно, а убийство беременной невесты своего друга... На это он никогда бы не пошел.
– Вы плохо знаете своего друга. Продиктовав мне то самое письмо, Габриэль силой усадил меня в карету и привез к доктору, который... Он убил нашего ребенка!
Она заплакала.
– Я вам не верю.
– Тогда взгляните на это.
Она положила на стол приглашение на свадьбу Габриэля Мак-Роза и Катрин Мак-Рой. Это был отпечатанный в типографии бланк, куда оставалось только вписать имена приглашенных и дату торжества.
Лицо Артура исказила гримаса гнева.
– Возможно, она тоже не подходила вам по каким-то причинам. Говорю вам, ваш друг ужасный человек.
– Он мне больше не друг, – процедил сквозь зубы Артур.
– Мой милый Артур... Все эти годы я только и думала, что о вас, и если бы не Мак-Роз, который всегда был рядом с вами...
– Я себе места не находил. Вы исчезли, оставив меня без объяснений, – перебил ее Артур. Он готов был простить ей все на свете.
– Теперь вы знаете, почему.


Небо было затянуто низкими, серыми тучами, которые лениво ползли с запада на восток. Казалось, их можно было достать руками. Ветра почти не было, и мелкие, холодные дождевые капли падали почти вертикально. В практически безлюдном и в более подходящую для прогулок погоду Кингс-Парке не было никого. Почти никого.
Из единственной на весь парк кареты вышли трое: Габриэль, Алан Алистер и Гарольд Мак-Вейн. Мак-Вейн посмотрел на часы.
– Еще пятнадцать минут, – сообщил он.
– Думаю, лучше подождать в карете, – предложил Алан Алистер.
Все трое вернулись в экипаж. Габриэль был немного бледен и казался чуть более меланхоличным, чем обычно.
Через десять минут подъехала вторая карета. Оттуда вышли четверо: Артур, двое незнакомцев и доктор.
Компании обменялись приветствиями.
– Господа, вы еще можете примириться, – сказал Алан Алистер, которого выбрали распорядителем.
– Никогда! – ответил Артур.
– Тогда прошу вас к барьеру.
Противники, Габриэль и Артур, сняли верхнюю одежду и заняли позиции. В рубашках было холодно, но они не замечали этого.
Прозвучал сигнал. Соперники начали сходиться. Артур выстрелил первым. Габриэль сделал еще пару шагов, затем его ноги подкосились, и он рухнул на землю.


Это был настоящий ад в буквальном смысле слова. Полчища демонов, один ужасней другого обступили Габриэля, распятого звездой в абсолютном нигде. Не было ни верха, ни низа, ни права, ни лева, ни времени, ни пространства. Вокруг было ничто, в котором он висел, окруженный демонами, и неспособный не то что двигаться, а даже кричать. Демоны острыми, как бритвы, когтями срывали с него кожу. Боли не было, и от этого ужас и непонимание происходящего были еще сильнее, что в свою очередь делало страдания еще более невыносимыми. Сорвав кожу, демоны оставили ее «проветриваться», а сами занялись плотью Габриэля. Своими когтями-бритвами они начали отрывать огромные куски мяса и бросать их в появившийся из ниоткуда котел, под которым горел огонь. Они были настолько искусны в своем деле, что скоро остались только кости и голова, лишенная кожи и мышц лица. Демоны были довольны своей работой, – это было понятно по ворчанию, которым они обменивались друг с другом, и жутким, нелепым улыбкам, появлявшимся на их свирепых мордах. Разобравшись с телом, демоны занялись головой. Они вырвали Габриэлю язык, который распяли на специальных спицах из черного камня. Затем они вынули глаза и мозг и поместили их в золотую чашу, покрытую руническими письменами. Оставшийся скелет демоны отправили в превращающую кости в муку мелкого помола мельницу. Спицы, чаша и мельница появлялись из ниоткуда, как котел, по мере необходимости. Закончив с телом, демоны перешли к более тонкой субстанции. При помощи специального инструмента, похожего на кальян, они выкачали из Габриэля его разум и чувства.
Габриэль вдруг понял, что он все еще остается самим собой, без тела, без мыслей, без чувств, и это озарение в мгновение ока прогнало весь страх. Лишившись всего того, чего можно было лишиться, он начал с интересом наблюдать за работой демонов.
Первым делом они смешали костную муку с кровью, добавили туда какой-то порошок и замесили тесто, из которого ловко вылепили новый скелет. В череп они вернули мозг вместе с жидкостью, в которой он лежал в золотой чаше, в глазницы вставили обновленные глаза. После этого они вставили в рот язык, сумевший впитать в себя спицы. Затем они ловко налепили на кости мясо, оно мгновенно прирасло к костям. В конце концов, они натянули на тело кожу.
Новое тело оказалось сильней и моложе, что не могло не понравиться Габриэлю.
– Кури, – приказал демон, поднося к губам Габриэля мундштук от кальяна.
Сделав несколько затяжек, Габриэль понял, что полностью вернул себе чувства и разум, только они тоже стали очищенными и более совершенными.
– Это  тело  позволит  тебе  отправиться в путешествие, – сказал на прощание руководивший этим процессом демон и вытолкнул Габриэля из ничего в царство яркого, белого света, который был словом: «послание».
То, что Габриэль первоначально воспринял за ад, оказалось модифицирующей плоть мастерской...


– Все-таки я умер, – прошептал беззвучно Габриэль. Было тепло, и солнечные лучи приятно согревали душу, или... Тела, по крайней мере, у Габриэля не было. Рядом было море – волны накатывали на берег. Он не мог их видеть, но слышал этот ни с чем не сравнимый шум. Габриэль смотрел в бездонное синее небо, на котором не было ни облачка. Было тихо, но иногда налетал легкий ветерок.
«Так, должно быть, выглядит рай», – подумал Габриэль. Он хотел встать, но тела не было, а без тела он вставать не умел. По крайней мере, пока.
– Он очнулся, – произнес рядом приятный женский голос.
– Тебе показалось, – ответил другой, не менее приятный и тоже женский.
– Да говорю же я, очнулся. Смотрите.
В следующее мгновение над ним склонилось несколько красивейших женщин. Они принадлежали к разным расам, и некоторые из них, несмотря на небесную красоту, выглядели экзотически.
– Вы ангелы? – с большим трудом произнес Габриэль.
Разговаривать при отсутствии рта было неудобно и непривычно.
– До ангелов нам далеко, – ответила красавица апельсинового цвета с немного заостренными кончиками ушей. У нее были красивые, гранитного цвета волосы.
– Разве я не в раю?
– Пока еще нет, – ответила представительница Азии.
– Тогда почему у меня нет тела?
– Тебя выбросило на берег. Ты был слаб, и мы дали тебе немного лечебного бальзама. Это из-за него тебе кажется, что у тебя нет тела, – пояснила «Королева Пантер» совершенно черного цвета. Белыми были только ее глаза и зубы.
Они взяли его под руки и помогли встать. С телом все было в полном порядке. Даже слишком. Оно было сильным и молодым. Габриэль был нагим, и божественные создания могли наблюдать, как он ими очарован. Габриэля это почему-то не смущало.
– Пойдем.
Они привели его в просторный дом из белого камня, увитый самыми удивительными растениями. Некоторые из них цвели, и воздух был наполнен смесью ароматов.
В ванной комнате женщины его вымыли в огромной мраморной купальне, какие были во дворцах древнего Рима, натерли целебными маслами и благовониями и уложили на шикарное ложе, застеленное тончайшим бельем. Габриэль сразу же погрузился в глубокий сон.
Утром его разбудила одна из красавиц. Она принесла завтрак – тонкой работы чашу, наполненную кусочками мяса и экзотических овощей, политых фруктовым соусом. Габриэлю никогда не приходилось есть ничего подобного. Было вкусно. Еда буквально таяла во рту.
Запивал он шедевром виноделия, настоящим фруктовым нектаром, достойным стола богов.
– Как я сюда попал? – спросил Габриэль.
Он не понимал, как оказался на этом острове. Последнее воспоминание было о выстреле Артура.
– Тебе должно быть виднее, – ответила девушка.
– Я ничего не помню.
– Это даже к лучшему.
– К лучшему?
– Здесь твои воспоминания были бы только обузой.
– Ты говоришь загадками.
– Естественно. Ты же на острове Тайн, – сказав это, она звонко рассмеялась.
Она достала из шкафа красивую, легкую одежду из тончайшего, воздушного материала, который, тем не менее, не был прозрачным, и удобные туфли с острыми, слегка загнутыми носами.
– Я буду ждать тебя за дверью, – сказала она, выходя из комнаты.
Габриэль оделся и тоже вышел из комнаты.
Они спустились вниз, прошли через изящно обставленную гостиную и оказались в огромном зале с круглым столом посредине. Вокруг стола стояло тринадцать кресел. Двенадцать из них предназначалось для красавиц. В тринадцатое сел Габриэль.
– Как ты уже понял, – обратилась к нему одна из женщин, – нас двенадцать, и каждая из нас представительница своей неповторимой расы. Некоторые давно исчезли с лица Земли, другие еще не появились. Кроме нас здесь живет Господин Тайн, но его ты увидеть не сможешь. Это - Остров Тайн, а мы Тайны, и одна из нас принадлежит тебе. Кто? – это ты должен будешь определить до заката. Не позднее, чем солнце коснется своим краем водной глади, ты должен будешь поцеловать одну из нас, но если ты поцелуешь чужую Тайну – тебя ждет смерть.
– А если я никого не поцелую прежде, чем солнце коснется своим краем водной глади?
– Ты умрешь, причем далеко не самой приятной смертью.
– Почему-то я так и предполагал.
– Самое главное, доверься интуиции и не бойся ничего. Ты избранник Пророка, а это значит, что между тобой и Тайной существует сакральная связь.
– Поверь, мы бы тебе помогли, но мы сами не знаем, кто из нас принадлежит тебе.
– Спасибо на добром слове.
Весь день Габриэль внимательно наблюдал за женщинами, пытаясь уловить, кто из них является его избранницей, но так ни к какому выводу не пришел. Вечером его вновь пригласили в зал с круглым столом.
– У тебя осталась последняя минута, – предупредила золотая женщина, – но я не советую тебе тянуть до последней секунды.
Взгляд Габриэля упал на девушку небольшого роста с зелеными волосами, слегка фиолетовой кожей и черными глазами с красными зрачками. Она была прекрасна, несмотря на всю непривычность своего облика.
– Я выбираю тебя, – сказал он.
– Тогда целуй меня немедленно! Твое время на исходе.
Это был самый прекрасный поцелуй в его жизни. У Габриэля словно выросли крылья, которые унесли его в заоблачную даль.
– Ты справился с задачей, – прошептала Тайна и поцеловала его вновь под радостные аплодисменты своих подруг.
Тайны не дали Габриэлю закончить поцелуй. Они подхватили его под руки и, поздравляя с удачным решением задачи, буквально поволокли на морской берег, где уже горел огромный костер, возле которого на белоснежной скатерти ждала поистине королевская еда. Вокруг лежали подушки. Тайны бросились занимать места. Они позаботились о том, чтобы Габриэлю досталось место рядом с его избранницей. Они ели, пили, плясали вокруг костра под музыку, которая, казалось, лилась прямо с небес.
– Пойдем, – прошептала Тайна, уводя Габриэля в дом. В лучах лунного света она была еще более великолепна. Они вошли в комнату Габриэля, где Тайна без лишних слов начала раздеваться. Габриэль последовал ее примеру...
Ночь получилась незабываемой. Габриэль даже не подозревал, что любовь может приносить такое блаженство. Тайна оказалась одновременно искусной и невинной любовницей, и каждое ее прикосновение возносило Габриэля на самые вершины наслаждения, с которыми ничто не могло сравниться, даже изощренные восточные рецепты грез. Заснули они только на рассвете, а в полдень к ним в комнату ворвались все остальные Тайны.
– Вставайте, лежебоки! – закричали они,  – солнце уже прошло половину пути!
Тайны вытащили любовников из постели и, не дав им даже одеться, потащили на морской берег, где ждал завтрак – настоящее произведение искусства.
После еды они все вместе отправились купаться в море. Они плавали и загорали до самого вечера.
– Нам надо поговорить, – сказала Тайна, когда они вернулись после ужина в комнату.
– Считай, что я превратился в слух, – ответил не желавший ни о чем думать кроме любви Габриэль.
– Сегодня первый и последний день праздника. А с завтрашнего дня тебя ждет серьезный труд.
– Давай поговорим об этом завтра.
– Нет, я не могу нарушать правила.
– Хорошо, – согласился Габриэль. Он понимал, что спор отнимет еще больше времени, – давай поговорим об этом сейчас.
– С завтрашнего дня ты должен будешь начать усмирять море.
– Я?! Не смеши меня.
– Не забывай, что это не простое место. Здесь все неслучайно, все символично и все связано с тобой и твоим посланием.
– Все равно я не знаю, как усмиряется море.
– Море символизирует состояние твоего ума, который включает и твои чувства. Успокой ум, и море успокоится само по себе.
– Можно подумать, я знаю, как успокаивать ум.
– Ты должен просто сидеть и наблюдать за морем.
– Это сколько угодно.
– А теперь...


Каждое утро Габриэль садился на берег и наблюдал за морскими волнами. Позже (на острове не было часов) Тайна приносила еду. Они вместе завтракали, затем Габриэль оставался один до самого вечера. Когда солнце садилось за горизонт, он возвращался в дом, ужинал, принимал ванну и окунался в мир любовных ласк.
Так проходил день за днем. Иногда из морской глубины приплывали невиданные чудовища. Они с удивлением рассматривали Габриэля, что-то говорили на своем глубоководном языке и уплывали прочь. Когда надоедало сидеть, Габриэль отправлялся в воду. Он не боялся далеко заплывать, несмотря на морских гостей, один вид которых мог бы заставить любого другого отказаться от водных процедур. Где-то в глубине души Габриэль чувствовал, что они безопасны.
Со временем Габриэль начал терять границу между собой  и  морем.  Разумеется,  море  оставалось морем, а он собой, но каждая волна начала порождать такую же волну в его душе и наоборот. Теперь он смог понимать и морских чудовищ, которые раскрывали перед ним тайны морских глубин.
Вскоре он стал одним целым не только с водой, но и с ветром, песком, небом. Габриэль растворился в окружающем его великолепии, и оно растворилось в нем.
– Ты справился с заданием,  – сказала ему как-то вечером Тайна.
– Представляешь, я совсем забыл, для чего ходил на берег! – удивился Габриэль.
– Все правильно. Иногда, чтобы достичь цели, надо отказаться от ее достижения.
– Я настолько привык к этому месту, что ни за какие богатства не променяю его ни на что другое.
– Любая привязанность – это рабство, да ты и сам это понимаешь, иначе тебя бы здесь не было.
Габриэль попытался ей возразить, но она его остановила.
– Теперь ты должен будешь создать дорогу устремления, по которой мы сможем перейти на большую землю.
– И как я должен ее создать?
– Сиди и слушай. Когда ты будешь готов, с тобой заговорит Пророк.
– Он прибудет с рекомендательным письмом? Как я узнаю, что это именно он?
– Не переживай, голос Пророка ты не перепутаешь ни с чем.
И вновь были долгие дни созерцания.
Габриэль приходил на берег, устраивался на любимом месте и растворялся в окружающем его мире. Труднее всего было помнить о голосе Пророка. Иногда за целый день Габриэль ни разу о нем и не вспоминал.


Габриэль вдруг почувствовал, что что-то в нем и в окружающем мире стало не таким как обычно. Это было неясное, смутное чувство, которое пока что не находило фактического подтверждения. Так же светило солнце, так же  простиралась до горизонта водная гладь...
Он вдруг понял, что время больше не движется, что оно остановилось совсем! Габриэль понимал, что такого не может быть и одновременно видел это своими глазами. Это сводило его с ума...
Водная гладь тоже изменилась. Внешне она была такой же, но Габриэль ясно увидел проснувшимся в нем внутренним зрением дорогу, которая начиналась у берега и уходила за горизонт. Дорога была неровной. Местами она сужалась настолько, что на ней с трудом помещалась человеческая нога, а местами расширялась до размера городской площади. Она петляла, возвращалась назад, кружилась, но неуклонно вела на берег «большой земли».
– Пойдем, – сказала появившаяся словно из-под земли Тайна, – мы должны успеть, иначе твои друзья (она имела в виду морских зверей) утащат нас к себе на дно.
Чудовища подтвердили ее слова.
– Мы должны будем это сделать, такова наша обязанность, – сказали они, – но мы от всей души желаем вам удачи.
Габриэль хотел им что-то ответить, но Тайна его остановила.
– Ты не должен произносить ни слова. Если ты заговоришь или хоть на мгновение отвлечешься от устремления к Воле Пророка, дорога исчезнет, и мы окажемся на морском дне.
Габриэль молча поднялся на ноги и стал на тропу. Водная гладь слегка проминалась под ногами, но была довольно устойчивой и прочной. Габриэль шел вперед, сосредоточив все свое внимание на дороге. Он даже не думал, следует ли Тайна за ним. Дорога была долгой, и удерживать на ней внимание было чертовски тяжело, намного тяжелее, чем идти.
Практически уже возле противоположного берега Габриэля отвлекла выпрыгнувшая из воды рыбина. Дорога резко исчезла, и он ушел под воду, правда, не глубоко. Воды было по грудь, а под ногами было твердое песчаное дно.
– Быстрее! – закричала Тайна.
Со всех сторон к ним ринулись морские чудовища. Габриэль бросился к берегу, не забывая следить, не отстает ли Тайна. Выбравшись, они рухнули на берег.
Они лежали на горячем песке и жадно хватали ртом воздух, напоминая собой выброшенных на берег морских рыб. Габриэль был настолько уставшим, что казалось, будто он в жизни больше не сможет сделать ни одного шага. Во рту он чувствовал привкус крови, в боку болело, а перед глазами плавали черные «мухи». Он был на грани обморока. Тайна тоже была уставшей, но не настолько - ей не приходилось сосредоточиваться на дороге.
– Веди себя спокойно и ни во что не вмешивайся, – сказала она Габриэлю, который и при желании не смог бы никуда вмешаться.
– Что случилось? – превозмогая усталость, спросил он.
– У нас гости.
К ним приближались стражники: трое грозного вида арабов с кривыми саблями в руках.
– Мы прибыли с острова Тайн с посланием для вашего господина Хусейна, – сказала Тайна еще до того, как стражники открыли рот.
Судя по тому эффекту, что произвели на стражников ее слова, здесь уважительно относились к островитянам. Стражники убрали сабли, а старший поприветствовал Тайну вежливым поклоном.
– Надеюсь, вы согласитесь проследовать с нами к господину? – спросил он.
– Если бы вы не сделали своего предложения, я сама попросила бы вас об этом, – ответила Тайна.
– В таком случае прошу вас следовать за нами.
– Боюсь, мой спутник слишком устал для этого.
– Думаю, мы сможем ему помочь восстановить силы.
Разговор велся на арабском языке, его Габриэль, разумеется, не знал, но каким-то чудом понимал, о чем шла речь.
– Вот, сударь, выпейте немного, – стражник протянул Габриэлю флягу, сделанную из какого-то плода.
Вода была немного сладковатой, и каждый глоток словно бы отправлял в мозг волну холодной свежести.
– Благодарю вас, сударь, – сказал Габриэль, возвращая флягу.
– А это разжуйте и положите под язык, – стражник достал из небольшого мешочка, привязанного к поясу, несколько зеленых листьев.
– Благодарю вас.
Листья оказались горькими, а от их сока занемело во рту. Однако буквально через пару минут Габриэль стал свежим, как огурчик, и они отправились в путь.
Вскоре Габриэль в полной мере испытал чудесное действие листьев. В голове прояснилось, как никогда. Мир вокруг стал намного красивее и ярче, а тело наполнилось силой и бодростью. Хотелось петь и плясать. Если бы у него была такая возможность, он бы помчался бегом.
– Сильно не усердствуй, – предупредила его Тайна. – Ло (так назывались листья) не дает тебе силы, а берет их у тебя же взаймы. После нее ты не чувствуешь усталости и можешь бежать до тех пор, пока не рухнешь и не умрешь.
Дорога заняла примерно час. Город, который все это время был виден на горизонте, выглядел настоящим оазисом среди безжизненных песчаных просторов. Он расположился на берегу моря у самого устья широкой, чистой реки. Город был окружен высокой крепостной стеной, скорее, служившей символом величия, чем средством защиты от нападения врагов. У огромных городских ворот из красного дерева, обитых листовым золотом с орнаментом из слоновой кости, стояли стражники в дорогих, красивых одеждах.
Начальник патруля обменялся с дежурным хранителем ворот несколькими словами, после чего обратился к Тайне:
– Дальше вами займется городская стража, мы не должны появляться в городе во время дежурства.
– Благодарю вас, господа, вы были на высоте, – она одарила их лучезарной улыбкой. Польщенные стражники низко ей поклонились.
– Простите, господа, но нам строго-настрого запрещено пускать посторонних за эти ворота, – сказал, как бы извиняясь, страж ворот. – Скороход уже побежал предупредить начальника городской стражи, и скоро сюда придет городской патруль, который проводит вас в замок Хусейна. Таков закон, и я не смею ему противиться.
– Разумеется, – ответила ему Тайна.
– Но вы можете располагать мной в рамках закона, – поспешно добавил он.
– Вы очень любезны, сударь.
– А  почему  они  называют  своего  господина по имени? – спросил Габриэль, которому и в голову не могло прийти, что так можно обращаться к своему государю.
– Потому что здесь так принято. Хусейн – это Хусейн. Он единственный бог на земле для своих подданных, тогда как все титулы и уважительные обращения существуют для людей. Кстати, не вздумай о нем говорить иначе, как о Хусейне.
Появился патруль во главе с начальником стражи, который, торжественно поприветствовав гостей, любезно поинтересовался о цели их визита.
– Мы пришли с посланием Господина Тайн, – ответила Тайна.
– Большая честь для меня разговаривать со столь высокими гостями, но позвольте спросить, у вас есть письменное послание или верительные грамоты?
– Господин Тайн не признает написанных слов.
– Разумеется, госпожа, прошу вас в наш совершенный город.
За воротами был райский сад. Среди экзотических с точки зрения Габриэля цветов и деревьев свободно бродили дикие животные. Всюду были фонтаны. Дома бедняков выглядели богаче жилищ шотландских богачей, а богачи жили во дворцах, не снившихся даже английской аристократии.
Гостей усадили на спины чудных горбатых зверей с не менее странным, чем внешний вид, названием: верблюд. Впереди ехал начальник городской стражи, а позади следовал почетный эскорт.
– Тебе не кажется, что нас здесь приняли за настоящих послов? – незаметно спросил Габриэль у Тайны.
– А мы и есть настоящие послы, – спокойно ответила она, – иначе нас бы убили прямо на берегу.


Дворец Хусейна поражал роскошью. По сравнению с ним жилище Короля-Солнца показалось бы жалкой лачугой. У ворот, выкованных из чистого золота с гербом из крупных рубинов, стояли боевые носороги, чей вид привел Габриэля в священный трепет. Именно эти могучие звери, посаженные на цепь, стали для него символом величия тех, в чьи владения они так бесцеремонно вторглись.
От самых ворот до дворцовых покоев тянулась ковровая дорожка, сотканная настоящими мастерами своего дела. По обе стороны от нее стояли гвардейцы с пиками, инкрустированными драгоценными камнями. При появлении гостей они встали по стойке смирно и взяли оружие на караул.
Встречал гостей Главный министр Хусейна, который был сама любезность.
– Для нас большая честь встречать столь высоких гостей, – сказал он после необходимого по протоколу количества поклонов и комплиментов.
Высоких гостей проводили во дворец, где им выделили самые лучшие покои, разумеется, после покоев Хусейна и его жены. Дворец был разделен на мужскую и женскую половины, поэтому Габриэля поместили далеко от Тайны. К нему приставили двенадцать слуг, которые помогли Габриэлю привести себя в порядок.
– Хусейн просит вас сделать ему одолжение, приняв в дар эти одежды, господин, – сказал слуга, открывая шкаф с дорогими нарядами. Разумеется, Габриэль не смог отказать Хусейну в этом одолжении. Все вещи были словно сшиты прямо по его меркам.
– Хусейн просит вас отобедать вместе с ним, господин.
– Передай, что я с удовольствием приму его предложение, – ответил Габриэль.
Стол был накрыт в саду в тени могучих деревьев, упиравшихся своими верхушками в небо. Он ломился от удивительных яств, большинство из которых Габриэлю никогда не приходилось видеть. За столом были только сам Хусейн, его жена Алибат, Габриэль и Тайна.
Хусейн был высоким, хорошо сложенным мужчиной лет сорока. У него было умное породистое лицо, которое украшала густая черная борода. Габриэль сразу же обратил внимание на его большие, проницательные глаза мудреца или даже пророка. Вел он себя просто, но с достоинством и тем особым величием, с каким можно только появиться на свет.
Алибат была миниатюрной двадцатилетней красавицей с длинными черными волосами, идеальной фигурой и прекрасным лицом. Она была похожа на китаянку или японку и была самим очарованием.
Во время обеда разговаривали о поэзии, каллиграфии, музыке и лошадях. Хозяева говорили на местной разновидности арабского языка, Тайна на своем, не похожем ни на какой другой, островном языке, а Габриэль по-английски, но это не мешало им прекрасно понимать друг друга. Объяснения этому не было, но после прогулок по воде, остановки времени и разговора с чудовищами Габриэль уже ничему не удивлялся.
– А теперь прошу нас извинить, – сказал Хусейн, вставая из-за стола.
– Желаете осмотреть сад? – спросила Габриэля Алибат, когда Хусейн с Тайной удалились.
– С огромным удовольствием, – ответил Габриэль.
– Тогда предлагаю вам начать с моего розария.
– Обожаю розы...
Они долго бродили по саду. Габриэль с удовольствием слушал Алибат, которая оказалась хорошей рассказчицей, что не мешало ей следить за тем, чтобы разговор не превращался в монолог. Она с огромным интересом слушала рассказ Габриэля о Шотландии – стране, о существовании которой она даже не знала.
Взамен она ярко, с юмором рассказывала о жизни города.
Габриэль совершенно забыл о времени. Наверно, он целую вечность мог бы вот так гулять рядом с этой удивительной женщиной, чьей красотой и умом он любовался во время прогулки.
Алибат конечно же видела, какое впечатление производит на Габриэля, и более того, каким-то известным только некоторым женщинам способом смогла показать, что не станет возражать против его повышенного внимания. Она ни взглядом, ни жестом, ни улыбкой не намекнула на это, однако Габриэль сумел понять, что его приглашают к более смелым действиям.
Неприступная с виду крепость обещала сдаться после умелой осады, и это было более чем заманчиво, однако внутренний голос заставил Габриэля повременить с объявлением войны.
– Я вас наверно утомила? – спросила Алибат после продолжительной прогулки.
– Нисколько. Я даже не заметил, как пролетело время.
– Вы очень любезны, граф Габриэль, но это не значит, что следует злоупотреблять вашей любезностью, – очаровательно улыбаясь, ответила ему Алибат.


Тайна была у Габриэля в комнате: она дремала в одежде на кровати. Рядом лежала какая-то книга.
– Долго же ты бродил, – сказала она, когда Габриэль разбудил ее нежным поцелуем.
– У меня был урок садоводства.
– Я вижу, она уже вскружила тебе голову.
– Не болтай глупости. 
– Нас пригласили погостить несколько дней. Таков обычай гостеприимства у этих людей.
– Думаю, это великолепно.
– Она тебе понравилась? Скажи честно.
– Ты ревнуешь?
– Дурачок.
– А, по-моему, ты ревнуешь.
– Будь осторожен. Здесь у каждой травинки есть глаза и уши. Ты меня понял?
– Перестань, я еще не настолько выжил из ума, чтобы соблазнять жену повелителя в его же доме.
– Надеюсь, что так. Здесь к этому относятся очень строго.
– Главное, чтобы моя любовь к тебе не противоречила местным законам, – прошептал Габриэль ей на ухо. Он начал медленно раздевать ее, целуя освобождающееся от одежды тело.


Несколько дней растянулись на несколько недель. Хусейн делал все, чтобы поразить роскошью и великолепием своих гостей. По вечерам давались балы в духе прошлых эпох. Несколько раз устраивалась охота. Особенно поразила Габриэля охота на носорога, против которого выступила дюжина молодых парней, вооруженных только прочными сетями – животное надо было взять живым. Зрелище получилось захватывающим. Охотники демонстрировали чудеса ловкости и бесстрашия, и вскоре зверь был опутан сетью.
– Что вы с ним собираетесь делать? – спросил Габриэль Хусейна.
– Отпущу после того, как охотники преподнесут мне его в дар.
– Отпустите? – удивился Габриэль.
– Мы не варвары, чтобы убивать от нечего делать.
– Но разве не убийство является целью любой охоты?
– Охота – это сражение, иногда поединок, целью которого служит демонстрация ловкости, силы и силы духа. Страсть убивать – удел недостойных.
Габриэль не стал с ним спорить, несмотря на то, что совершенно не понимал этой философии.
В другой раз организаторы развлечений устроили птичий бой, во время которого две птичьи стаи сошлись в небе в настоящем воздушном сражении.
Было даже подводное путешествие в специальном морском колоколе, сделанном из толстого, прозрачного стекла. Колокол был спущен с большой лодки к самому морскому дну, а воздух подавался через специальный шланг.
И всюду рядом с Габриэлем была великолепная Алибат, чьи красота, грация и ум сводили его с ума. Ни Тайна, ни Хусейн, казалось, не замечали тех отношений, что развивались между Габриэлем и женой Хусейна.


– А что, разве кто-то не будет обедать? – удивленно спросил Габриэль.
Вместо четырех на столе было только три прибора.
– Алибат (ее тоже называли только по имени) приказала подать обед в комнату, – ответил слуга.
Появился Хусейн с Тайной, которую он вел под руку, рассказывая ей, судя по его улыбке и ее смеху, что-то пикантное и одновременно веселое.
Хусейн не был похож на надменных и чопорных правителей. Он терпеть не мог лести и славословий в свой адрес, одевался намного проще своих вельмож, вел относительно простой образ жизни, а в общении держался на равных с любым собеседником.
«Алмаз имеет цену благодаря своей внутренней природе, – любил повторять он, – и в этом достойный человек похож на драгоценный камень. Ничтожеству же свойственно окружать себя лестью и искусственным блеском мишуры, чтобы хоть как-то скрыть собственную никчемность. Однако вся эта ненужная пышность делает его похожим на обычный придорожный булыжник в массивной дорогой оправе».
– Вашей супруги сегодня не будет с нами? – спросил Габриэль после того, как все обменялись приветствиями.
– У нее разболелась голова.
– Надеюсь, ваши доктора так же искусны, как и повар.
– Кто знает. Когда пациент выздоравливает, они приписывают это себе, когда же он помирает, – обвиняют во всем природу.
Габриэлю вдруг стало грустно. Без Алибат весь мир вокруг cтал пустым и серым. Дождавшись, когда, наконец, обед подошел к концу, Габриэль отправился к себе в комнату. Каково же было его удивление, когда в своей кровати он увидел Алибат.
– Вы? – удивился Габриэль, увидев ее лежащей поверх одеяла. На ней был халат из полупрозрачного материала, который подобно намеку или недоговоренности открывал, прикрывая, ее прекрасное тело.
Сердце Габриэля забилось так, словно оно хотело разбиться о ребра. Габриэль почувствовал себя пьяным от нахлынувших чувств.
– Иди ко мне, – нежно произнесла Алибат, – я жду.
«Будь осторожен. Здесь у каждой травинки есть глаза и уши», – вспомнил он слова Тайны, которые струей нашатыря ударили ему в голову.
Он вдруг словно увидел со стороны всех участников этого действия, увидел себя, Алибат, Хусейна, Тайну, место каждого участника представления на импровизированной сцене, заглянул в текст пьесы... Габриэль увидел, как все старательно не замечали их флирт, подобно тому, как на сцене не замечают театральный шепот. Как он мог не замечать этого до сих пор! Поистине, страсть закрывает глаза! Он вдруг понял, что это спектакль, инсценировка, которая, тем не менее, имеет огромное значение в его дальнейшей судьбе.
– Иди же, или я тебе не нравлюсь? – спросила Алибат, принимая одну из тех все еще приличных и одновременно несколько бесстыдных поз, которые сводят мужчин с ума.
Габриэль вспомнил библейскую историю про Иосифа и жену фараона. Тот тоже рискнул сказать «нет», правда, в Библии почему-то отсутствуют истории о том, кто сказал бы на его месте «да».
– Я не могу, – пробормотал вдруг охрипшим голосом Габриэль.
– Ты не можешь ко мне подойти? – удивилась она. Алибат явно не ожидала услышать такой ответ.
– Вы мне нравитесь, и даже больше, я очарован вами, влюблен, заворожен, заколдован. День и ночь я думаю только о вас. Я преклоняюсь пред вами настолько, что готов целовать следы ваших ног, но я не могу поступить так в доме человека, который принял меня, как друга, который доверял мне и продолжает доверять.
– Никто еще не смел мне отказывать.
– Увы, сударыня, я не смею сказать вам «да».
– Ты боишься гнева моего мужа?
– Я не из тех, кого останавливает страх. Иначе меня бы здесь не было. Вы божество, а я простой смертный, который смиренно склоняется к вашим ногам.
– И, тем не менее, отказывается от того, о чем боялся даже мечтать все эти дни. Признайся, ты ведь мечтал обладать мною.
– Да. Я мечтал, и буду долго еще сожалеть о своем решении, но поступить иначе я все равно не смогу. Простите, сударыня...
– Ладно, граф, будем считать, что между нами не было этого разговора.
Алибат вышла из комнаты, а Габриэль рухнул на кровать. Он готов был себя убить.
– Ты правильно поступил, – сказала, входя, Тайна. – Если бы ты попытался к ней прикоснуться, то был бы уже мертв.
– Ты знала и продолжала меня обманывать?
– Ты должен пройти испытания, и это было одно из них. Пойми, при всем моем желании тебе помочь, я не могу нарушать правила.
– Оставь меня одного!
– Как пожелаешь.
Весь день Габриэль пролежал на кровати и даже не стал раздеваться на ночь. Он переживал боль от потери Алибат – женщины, которая никогда бы не принадлежала ему. Он понимал, что смешон в своем оплакивании того, чего никогда не было и не могло случиться ни при каких обстоятельствах, но ничего не мог с собой сделать.
Он готов был отдать все, чтобы Алибат была с ним. Отдать все... Но что он мог отдать в обмен на обладание этой женщиной?! Габриэль лежал, глядя в потолок. Он чувствовал себя мертвецом в живом теле.
Было далеко за полночь, когда в его комнату тихонько вошла Алибат.
– Вы?! – удивился Габриэль, – зачем вы здесь?
– Тише. Нас никто не должен услышать. Если муж узнает, что этой ночью я была здесь, мне конец. Я пришла вас предупредить. Мой муж не из тех, кто легко расстается с Тайнами.
– И что?
– Он собирается вас убить, чтобы единолично владеть вашей Тайной.
– Но это невозможно. Тайна не вещь.
– Скажите об этом ему, если хотите.
– Разумно, черт побери.
– Вам срочно надо бежать. Я помогу вам выбраться из дворца, и да поможет вам бог.
Вошла Тайна.
– Ты готов? – спросила она.
– Вполне.
Алибат нажала рукой на узор на стене, и в полу открылся люк. Они спустились вниз по крутой винтовой лестнице. Было темно и сыро. Пахло плесенью и чем-то кислым.
– Старайтесь не шуметь, – предупредила Алибат.
Они целую вечность шли через вязкую, липучую тьму, которая, казалось, оставляла след на одежде, лицах и волосах, шли молча, на цыпочках, стараясь не поднимать шум, шли мимо пищащих от удивления крыс, не особо, впрочем, обращавших внимания на незваных гостей.
На поверхность они выбрались уже за городской стеной. Там их ждали навьюченные верблюды.
– Вот и все, – сказала Алибат, – прощайте.
– Почему вы отпускаете нас? – спросил вдруг Габриэль.
Ответом послужил горячий поцелуй.
– Поезжайте, пока я не вызвала стражу, – приказала она.
– Прощайте. 
Вскочив на верблюдов, они, не оглядываясь, помчались вперед. Тайна ориентировалась в пустыне, как в собственной гостиной, а листья ло позволяли животным мчаться без отдыха. Уже на рассвете, когда солнечные лучи осветили восточную часть неба, Тайна остановила верблюдов.
– Привал, – сказала она, – животные должны отдохнуть.
– Нам тоже неплохо бы отдохнуть, – заметил уставший от ночной гонки Габриэль.
– Нам лучше размять ноги, а заодно и проверить гостинцы, которыми нас одарила Алибат.
Кроме воды, листьев ло и сушеных фруктов, даже в малых количествах утолявших голод (поэтому они были незаменимы во время длительных путешествий), беглецы обнаружили прекрасную, усыпанную дорогими камнями саблю и два кинжала работы искусных оружейников.
– Похоже, ты ей понравился на самом деле, – заметила Тайна, осматривая оружие.
– Давай не будем об этом.
Тайна внимательно посмотрела в глаза Габриэля. Ничего не сказав, она только покачала головой.
– Я... – начал, было, он, но она его остановила:
– Прибереги силы для дороги, – бросила она.
После этих слов наступило молчание.
Примерно после часа отдыха Тайна дала верблюдам по порции листьев ло.
– Тебе тоже следовало бы угоститься, – сказала она Габриэлю, – следующий привал буде только на закате.
– А ты?
– Я не нуждаюсь в этом.
– Тогда и я обойдусь.
– Ты забываешь, что я Тайна, а ты человек.
– Хорошо, – сказал Габриэль, кладя в рот несколько листьев.
– Поехали.
Следующий короткий привал, как и обещала Тайна, был на закате. Он длился чуть дольше – верблюды сильно устали, а идти по пустыне пешком было небезопасно. Беглецы съели немного фруктов, выпили по несколько глотков воды и снова отправились в путь.
Утром они подъехали к стене тумана. Туман стоял от горизонта до горизонта идеально ровной стеной, которая поднималась вверх до самого неба. Граница тумана была настолько идеальной, словно его сдерживала невидимая, прозрачная стена.
– Приехали, – сказала Тайна, отпуская верблюдов, – дальше пойдем пешком.
Прежде чем отпустить животных, она отдала им остатки листьев ло.
– Тебе они больше не понадобятся, – сказала она Габриэлю, – а животным еще предстоит возвращение домой. Путь через туман хоть и недалек, но очень труден. Иди за мной и не отставай. Главное, не теряй меня из виду, иначе навсегда потеряешься в тумане.
Сказав это, Тайна вошла в туман. Габриэль шел следом. Ему с большим трудом удавалось следовать за ней. С каждым шагом его тело наливалось свинцом, становясь все тяжелее и тяжелее. Каждый следующий шаг давался намного трудней, чем предыдущий. Туман мешал дышать, он был тяжелый и вызывал кашель. К тому же появилось нервное беспокойство, которое легко могло перерасти в панику. Стоило Габриэлю хоть на секунду отвлечься от Тайны, как ее начинал застилать плотный туман. Приходилось идти, повторяя как молитву ее имя, а Тайна легко шла впереди, словно это была воскресная прогулка в парке.
Наконец, полоса тумана закончилась. Силы тоже иссякли, и Габриэль рухнул на землю.
– Ты молодец, – сказала ему Тайна, – выдержал. Здесь уже можно отдохнуть, как следует.
Когда Габриэль немного пришел в себя, Тайна дала ему воды и покормила фруктами.
– У тебя не осталось ло? – спросил он.
– Трава сделала свое дело, и нам она больше не нужна.
– Боюсь, без нее я не смогу встать.
– Сможешь. К тому же у нас есть время. Постарайся заснуть.
– Здесь может быть опасно. Надо развести костер. Хотя нет, огонь может отпугнуть зверей, но привлечь людей, да и из чего мы будем его разводить?..
– Успокойся. Здесь нет ни людей, ни животных, ночи теплые, так что спи.
Габриэль проснулся около полудня. Вокруг была желтая пустыня с небольшими песчаными дюнами. Ветра, как и жары, не было. В грязно-желтом небе лениво висели серые облака. Они казались неподвижными. Горизонт закрывала серо-желтая дымка.
– А куда делся туман? – спросил Габриэль. Он прекрасно помнил, что они остановились сразу же за стеной тумана.
– Туман навсегда остался в том мире. Здесь его нет. Эта дорога только в одну сторону, милый. Мы либо пройдем по ней до конца, либо погибнем. Третьего не дано.
– Очень мило.
– Думаю, ты уже сможешь идти.
– Вполне. Но сначала я бы немного поел.
– Держи, – Тайна дала ему несколько фруктов и флягу с водой.
– Вот теперь я готов, – сказал Габриэль, поднимаясь на ноги.
Вскоре он заметил на горизонте темную точку, которая, без сомнения, приближалась к ним достаточно быстро.
– Ты не знаешь, что бы это могло быть? – спросил он.
– Знаю, – спокойно ответила она, – это твой демон.
– Кто? – Габриэль не поверил своим ушам.
– Твой демон.
– Ты так говоришь, словно это почтальон или молочница. К тому же вчера ты сказала, что здесь безопасно.
– Речь шла о людях или зверях, а демон не то, и не другое. 
– Какой он? Злобный?
– Не знаю. Это ведь твой демон.
– Как он выглядит, ты хоть знаешь?
– Как большой, сильный зверь.
– И какого черта ему от нас надо?
– Он ищет встречи с тобой.
– Как ты думаешь, он нас заметил?
– Он чувствует тебя и будет преследовать до самого конца. Встреча с демоном – очередное твое испытание.
Демон не заставил себя долго ждать. Он был чем-то средним между медведем и волком. Он передвигался на задних лапах, имел огромные когти и клыки, был выше Габриэля на голову. Огромный размер, тем не менее, не мешал ему быть удивительно проворным.
Демон остановился в нескольких шагах от Габриэля, замахал лапами и зарычал. От этого звука у Габриэля мороз пошел по спине. Издав какой-то совершенно дикий вопль, Габриэль бросился на демона. Тот легко уклонился от удара сабли и выбил оружие из руки Габриэля, который умудрился несильно задеть демона кинжалом. Отпрыгнув, Габриэль выхватил из-за пояса второй кинжал. Что ж, два кинжала против клыков и когтей. Демон вновь зарычал и замахал лапами.
– Я что, должен за тобой бегать?! – закричал Габриэль.
Расставив лапы, демон медленно пошел на Габриэля. Открытая грудь была слишком хорошей приманкой. Скорее всего, таким образом демон хотел обмануть противника.
– А вот хрен тебе! – закричал Габриэль, втыкая кинжал в ногу демона.
Заревев от боли, тот с силой оттолкнул Габриэля, на правом плече которого появилось несколько глубоких царапин. Без сомнения демон легко мог бы его убить, но почему-то не стал этого делать. Ушибленная рука не хотела работать, но демон, к счастью, потерял свою подвижность. Отскочив от Габриэля, он сел на песок и зарычал. На его звериных глазах появились слезы.
– Какая же я скотина! – осенило вдруг Габриэля, который по-новому увидел встречу с демоном.
Конечно же, тот не собирался на него нападать. Он всячески открывал свою грудь, демонстрируя, что пришел с миром, а его рычание не было устрашающим. Страшным было воображение Габриэля, заставившее его накинуться с оружием на это необычное, но совершенно миролюбивое существо, которое плакало, сидя на песке, больше от обиды, чем от боли.
Габриэлю стало жаль демона до слез.
– Стой, – сказал он демону, отбрасывая кинжал, – давай поговорим.
Тот, казалось, только и этого ждал.
Оскалив пасть, он зарычал. Еще несколько мгновений назад эта гримаса заставила бы похолодеть в жилах кровь, но теперь Габриэль ясно видел, что это улыбка.
– Кто ты и чего хочешь? – спросил Габриэль.
Зверь зарычал, и Габриэль понял, что это часть его души, которая была потеряна в этих песках. Демону было жутко и одиноко здесь одному, а, узнав своего хозяина, он радостно бросился к нему навстречу. Габриэль же совершенно без причины набросился на него с оружием.
– Прости меня, – срывающимся голосом попросил Габриэль, – я думал, ты хочешь меня убить. Я испугался тебя и из-за страха чуть не сделал нечто непоправимое.
Демон снова зарычал. На этот раз он сообщил, что мечтает слиться с Габриэлем в единое целое, заняв полагающееся место в его душе.
– Я не знаю, как это сделать.
– Обними его, – сказала Тайна, – и просто позволь ему войти.
Впустив демона, Габриэль ощутил неведомые ранее силу и мощь. Но кроме этого было еще новое понимание и нежность ко всему вокруг...
– Демон – это твоя естественная природа, – пояснила Тайна, когда трансформация была завершена. – Когда-то давно люди обладали ею, но потом, испугавшись, они прогнали ее прочь, сюда, в этот мир бесконечной пустыни.
– Ты всегда оставляешь рассказ на потом? – недовольно проворчал Габриэль.
– Я не могу влиять на исход испытания.
– А что бы было, если бы я его убил?
– Хуже было бы, если бы ты побежал, – ответила Тайна, – нам пора.
Вскоре перед путешественниками появилась высокая, до самого неба, каменная стена, похожая размерами и идеальной формой на стену тумана.  Монолитная гранитная глыба простиралась от горизонта до горизонта, уходя вверх до самого неба.
– Где-то здесь должна быть дверь, – сказала Тайна.
Она пошла вдоль стены, держась за нее рукой. Метров через десять рука легко вошла в камень.
– Это здесь.
Габриэль не верил своим глазам. Перед ним был такой же монолитный камень, как и повсюду. Он попытался дотронуться до стены, но рука свободно прошла сквозь камень.
– Успокойся, ты принимаешь видимость за реальность. Пойдем.
Тайна взяла его за руку и буквально втянула в каменную пустоту.
Было темно. Пахло пылью и сыростью. Пол в тоннеле был ровным и тоже, скорее всего, гранитным. Идти по нему было легко.
– Иди за мной, – сказала Тайна, – можешь держаться за стену.
– Здесь нет никаких сюрпризов? – спросил Габриэль, наученный горьким опытом.
– Совершенно. Разве что ты упадешь на ровном месте или расквасишь о стену нос.
– Об этом можешь не волноваться.
– А я и не волнуюсь. Твой нос – не мой нос.
Габриэлю казалось, что всю дорогу за ними кто-то наблюдает с явным интересом. Временами он слышал за спиной то приближающиеся, то удаляющиеся шаги. Какое-то время он пытался этого не замечать, но, не выдержав, громко спросил:
– Тебе не кажется, что здесь кто-то есть?
– Не бойся, они не причинят тебе вреда. Особенно если ты не будешь так громко кричать.
– Они?!
– А ты думал, что никто не захочет жить в столь удобном месте?
Габриэль инстинктивно прибавил шагу.
Пещера закончилась так же внезапно, как и началась. Яркий до боли свет ударил по глазам. Габриэль вскрикнул, зажмурился, закрыл руками глаза, обо что-то споткнулся и полетел на землю, что называется, со всех четырех. Потребовалось несколько минут, чтобы открыть глаза. Каменной стены, как и предполагалось, нигде не было видно. Над головой в безоблачном небе ярко светило огромное белое солнце, а под ногами был легкий, пористый камень, который лежал волнами. Казалось, что, словно под взглядом Горгоны, море застыло в один момент, превратившись в камень. Вокруг не было ни растений, ни животных, ни птиц, но этот  мир не выглядел мертвым. Здесь было живым все: и это яркое, совершенно неземное солнце, и воздух, и небо, и даже каменное море.
– На Земле нет таких мест! – удивленно воскликнул Габриэль.
– На той Земле, что ты знаешь, точно, – ответила Тайна и рассмеялась.
– Где мы?
– Боюсь, что я не смогу тебе этого объяснить.
– Лучше бы ты этого не говорила.
– Самое главное не ешь здесь ничего и не пей, иначе ты навсегда потеряешь себя среди этих просторов.
– Ты предлагаешь мне умереть от голода?
– О голоде ты и не вспомнишь.
И точно, ни есть, ни пить не хотелось. До самого вечера путешественники шли вперед, ни разу не останавливаясь на отдых.
Тем временем солнце село за горизонт, погрузив этот мир в непроглядную тьму - в небе не вспыхнуло ни одной звезды.
– А теперь приготовься, – сказала Тайна минут через пять.
– Что ты еще приготовила для меня? Признавайся.
– Смотри.
В небе появилось новое солнце. Огромное, серебристое, оно закрывало собой половину неба. Несмотря на его грандиозный размер и невероятную близость, светило оно мягким, серебристым светом, который опьянял Габриэля. Тело стало настолько легким, что, казалось, еще немного, и он взлетит. Его переполняло ни с чем не сравнимое блаженство. Сбросив с себя одежду, он принялся носиться, как ненормальный, поминутно пускаясь в дикий пляс. Только после того, как солнце скрылось за горизонтом, уступив небо своему собрату, Габриэль пришел в себя.
«Ночное» буйство полностью лишило его сил, и он безвольно рухнул на камень, не имея сил даже одеться. Он лежал, не меняя позы, до тех пор, пока в небе не появилось серебристое светило. Едва его свет попал на Габриэля, тот вновь вскочил на ноги и начал свою безумную пляску.
– Нам нельзя больше здесь оставаться, – сказала Тайна, когда начался «день», и Габриэль рухнул без сил на землю.
– Дай отдохнуть. Я не могу даже пошевелиться.
– Ты не сможешь шевелиться до самой смены светил, а потом вновь станешь носиться с дикими криками и пеной у рта. И с каждым днем будет только хуже.
– Я не могу.
– Тогда оставайся. Я пошла.
Тайна действительно пошла прочь от Габриэля.
– Подожди! – закричал он. – Я с тобой.
– Тогда пошевеливайся. У нас не осталось времени.
Собрав в кулак всю свою волю, Габриэль поднялся с земли. Он думал, что не сможет сделать ни шагу, но как только он оказался на ногах, силы частично вернулись к нему. Одевшись, Габриэль пошел вслед за Тайной.
– Обвяжи голову одеждой, – сказала Тайна, когда белое солнце начало клониться к горизонту, – если хоть один серебристый луч попадет тебе на голову, ты навсегда сойдешь с ума.
– Ты не поможешь мне?
– Помогу, но только если ты попросишь. Таковы правила.
– Я прошу.
Тайна настолько тщательно замотала голову Габриэля, что ему было тяжело дышать.
– Главное, не сорви повязку, – предупредила его Тайна.
– Может, ты свяжешь мне руки?
– Нет, ты сам должен справиться с наваждением.
Когда серебристое солнце поднялось в небо, для Габриэля начался ад. Он был как в лихорадке. Его трясло, болела каждая клеточка тела. На душе было так гадко, что хотелось покончить с собой, но страшнее всего было непреодолимое желание сорвать одежду и взглянуть на серебристое великолепие пусть даже в последний раз в жизни.
Когда Тайна сняла с его головы одежду, Габриэль заплакал.
– Одевайся, и идем, – строго сказала она, – следующую ночь в этом мире ты не переживешь.
Несмотря на все те мучения, что Габриэль испытал ночью, он чувствовал себя значительно лучше.
– Пришли, – сказала Тайна, когда под ногами появилась сухая трава, – падай.
Габриэль не заставил себя упрашивать. Невыносимо хотелось есть и пить.
– Держи, – Тайна протянула ему несколько фруктов и флягу.
Закончив трапезу, Габриэль провалился в глубокое забытье.
Они отдыхали около суток. Габриэль никогда не думал, что может испытывать такое счастье при виде муравья или кузнечика, а сухая трава под ногами была для него дороже любого сокровища.
Утром, позавтракав, они отправились в путь. Нейтральная полоса, как назвала этот участок привычной для Габриэля действительности Тайна, была километра два шириной. Не прошло и получаса, как путешественники остановились перед обрывом. Внизу клубился туман. Он был настолько густым, что казался жидким.
– Нам туда, – весело сказала Тайна, указывая на обрыв.
– Но как мы туда спустимся? Здесь отвесная скала, а у нас нет даже веревки, тем более что неизвестно, какой глубины эта пропасть.
– Она бездонная.
– Тем более.
– Ты, как всегда, все усложняешь.
– Да? Тогда объясни мне, как мы туда спустимся.
– Вот так, – сказала Тайна, прыгая вниз с обрыва.
У Габриэля внутри все оборвалось.
– Дьявол! – Выругался он.
Прыгать с обрыва в белую бездонную пропасть! От одной только мысли об этом Габриэль покрылся холодным потом. Но жестокая правда заключалась в том, что единственной альтернативой была смерть от жажды и голода на этой узкой полосе сухой травы. С другой стороны, Тайна не была похожа на самоубийцу.
Делать было нечего, и после долгих колебаний Габриэль закрыл глаза и шагнул с обрыва в неизвестность.
Габриэль открыл глаза. Вокруг был мир красного ужаса. Не было ни неба, ни солнца, ни звезд. Только чернота вверху и пылающие темно-красным пламенем скалы внизу. Огонь был повсюду, но он не обжигал. В многочисленных пещерах, которые смотрелись, как черные раны, прятались обитатели этого мира. Они с любопытством разглядывали Габриэля, отпуская в его адрес шуточки, используя для этого высокий, почти ультразвуковой писк.
Габриэля накрыла волна неконтролируемого ужаса.
– Куда ты меня притащила?! – закричал он на Тайну, заранее зная ответ.
– Вы называете это место адом и рассказываете про него массу небылиц, – спокойно ответила она.
– Так вот, значит, кому ты служишь! – Габриэль был готов ее убить.
– Я служу Повелителю Тайн, – так же невозмутимо ответила Тайна.
– Имя которого Дьявол?!
– Не глупи и не дай страху завладеть тобой. Один раз он уже чуть не толкнул тебя на нечто непоправимое.
– Что может быть более непоправимым, чем попасть в ад на вечные муки?
– Тебя никто не собирается мучить, кроме тебя самого, но мы сможем выйти отсюда только после того, как ты победишь свой страх.
– И как ты предлагаешь мне это сделать?
– Бойся.
– Что?
– Бойся и наблюдай. Будь наблюдателем, не позволяй страху взять над тобой верх.
– Тебе легко говорить.
– А ты никогда не задумывался, почему?
– Потому что ты здесь, как дома.
– Это скорее следствие, чем причина.
– Ты что, когда-то тоже прошла этот путь?
– Да, и не один раз.
– Ты не представляешь, как я за тебя рад.
– Надеюсь скоро порадоваться за тебя. А теперь извини. Ты должен драться один на один.
Сказав это, Тайна нырнула в одну из пещер.
– Дьявол! Дьявол! – закричал Габриэль, и его накрыла волна парализующего ужаса. Габриэль задыхался. Ему не хватало воздуха. Сердце колотилось, как бешеное или замирало совсем. Несколько раз Габриэль даже думал, что умирает. Страх был огромен и многогранен. Он играл Габриэлем, как игрушкой. Прошла целая вечность, прежде чем Габриэль обнаружил в себе маленькую точку, лишенную страха. Там были тишина и покой. Продолжая бояться, Габриэль все свое внимание сосредоточил на ней, и она начала увеличиваться в размерах. Вскоре Габриэль понял, что может полностью контролировать страх, который из грозного господина превратился в умоляющего о пощаде слугу. В качестве слуги страх был незаменим. Он спасал жизнь, заставлял вести себя осторожно, заставлял думать.
Габриэль почувствовал себя уставшим, словно только что объездил сильного, непокорного коня. Одновременно с усталостью пришло ощущение голода. Похоже, что битва длилась несколько дней.
– Ты молодчина! – услышал он голос Тайны.
– Только не говори мне, что я не заслужил права на завтрак.
– Ты заслужил большего. Держи.
Тайна протянула ему воду и фрукты.
– Сейчас бы настоящего дикого мяса.
– Ничего, скоро у тебя будет мясо, много мяса.
– Нам еще не пора? – спросил Габриэль, заканчивая короткую трапезу. Называть ее завтраком, обедом или ужином было бы неуместно.
– Пора, – согласилась Тайна.
Габриэль не сделал и десяти шагов, как ад сменился раем. Габриэль парил в лучах вездесущего, радужного света, который был источником мира, благодати и любви. Несомненно, этот свет был не кем иным, как самим господом богом в истинном его обличии. Свет проникал в Габриэля вместе с дыханием, принося неописуемое блаженство.
Габриэля переполняла благодать. На глазах выступили слезы. Он удостоился лицезреть бога!!! Он был любим богом!!! И бог помнил о нем!!! В этом тоже не было сомнений.
Любовь бога омывала душу Габриэля. Она очищала ее от страданий, освобождала от грехов, от зла. Любовь несла Габриэлю спасение, вечное спасение подле бога! Об этом нельзя было даже мечтать. Хотя нет, мечтать об этом учила церковь, но что могли значить слова по сравнению с открывшимся ему великолепием!
Габриэлем овладело чувство любви и преданности богу. Он рыдал от счастья, не веря в происходящее.
Постепенно свет начал принимать форму. Он материализовался в существо, похожее на столь прекрасного человека, что любой красавец из плоти и крови показался бы рядом с ним жалким уродом. От бога исходила любовь, благословение, понимание, истина и прощение. Он прощал Габриэля за все его прегрешения. А Габриэлю ничего больше не было нужно, кроме возможности быть вечно у ног отца небесного, чтобы из века в век поклоняться и славить имя его.
Когда бог заговорил с Габриэлем, тот чуть не умер от счастья. Бог говорил беззвучно – слова возникали непосредственно в голове Габриэля.
– Я знал, что у тебя все получится, – сказал ему бог, – ты выдержал все испытания, в награду ты предстал предо мной. Если хочешь, я дарую тебе возможность навсегда остаться здесь, чтобы стать моим рабом и служить мне верой и правдой. Поверь, многие отдали бы все, чтобы услышать эти слова.
– Я знаю, господи! Конечно же, я хочу этого! Боже, я не смел об этом даже мечтать!
– Да будет так, – сказал бог, протягивая Габриэлю для поцелуя руку. Поцеловать руку создателя! Не край одежды, не туфлю, не след его ноги, а руку...
Габриэль упал на колени и пополз к богу, чтобы заключить с ним этот союз, но тут вмешалась Тайна. Она выхватила тонкую иглу из небесного камня, которую прятала в волосах и вонзила в сердце Габриэля.
Габриэль закричал от боли, и в тот же миг наваждение исчезло. Не было ни света, ни блаженства, ни бога. Перед ним был обычный пустырь и злобный карлик, который при помощи чар хотел заполучить себе Габриэля в качестве раба. Еще не поняв, что игра проиграна, Карлик отвратительно улыбался.
– Ах ты гнида! – закричал Габриэль, выхватывая саблю, одного взмаха которой оказалось достаточно, чтобы голова карлика полетела на землю.
– Вы сами превращаете карликов в богов и сами готовы служить им до самой смерти, калеча себя и других, – сказала Тайна, когда Габриэль немного пришел в себя, – запомни хорошенько эту встречу, и каждый раз, когда перед тобой будет появляться новое божество, подумай, не скрывается ли за ним отвратительная ухмылка карлика. Теперь ты будешь знать, что чем пышнее и священнее предмет поклонения, тем более уродливый карлик скрывается за ним в действительности.
– Не знаю, как тебя благодарить. Ты спасла мне жизнь и даже больше чем жизнь.
– Не стоит благодарности. От карлика может спасти только пронзающее сердце стремление к Тайне, и в нужный момент оно оказалось в твоем сердце.
Наваждение исчезло полностью. Шел дождь. Было холодно. К тому же ветер насквозь продувал ставшую мокрой одежду, которая была непригодной для этих мест. Вокруг были скалистые холмы, поросшие кустарником и травой. Вдалеке виднелся лес. Пахло дымом, а ветер доносил чуть слышное блеяние овец.
– Мы что, вернулись в Шотландию? – удивленно спросил Габриэль, который на все сто был уверен в том, что в Шотландию невозможно попасть посуху по совершенно очевидной причине.
– Не совсем, – ответила Тайна, – но точно такое же место есть и в Шотландии, и там находится то, ради чего ты совершил свое путешествие. Но прежде, чем ты продолжишь путь, я должна рассказать тебе одну историю:


Юный принц Грей ехал по лесной дороге на своем коне, напевая веселую песню. Он был счастлив. Еще бы! Сегодня на балу должны были объявить о его помолвке с Мартой – дочерью старинного друга отца, великого герцога Грэма. Этот брак был одним из тех редких исключений, когда расчет не противоречил любви. Принц Грей и Марта давно уже испытывали друг к другу нежные чувства, которые со временем становились только сильней.
Из мечтаний его вывели крики о помощи, доносившиеся из леса. Недолго думая, принц пришпорил коня и помчался на крик. Вскоре он увидел ужасную картину: К дереву был привязан монах – аскетического вида мужчина преклонного возраста. Вокруг него суетились трое крепких, высоких парней в длинных, черных одеждах с капюшонами, скрывающими их лица. Они пытали монаха, прижигая его худое тело огнем. Монах истошно кричал и звал на помощь.
Принц Грей выхватил меч.
– Именем короля приказываю вам прекратить! – приказал он.
– Не вмешивайтесь, принц, это дело вас не касается, – сказал один из молодчиков.
– Меня касается все, что происходит на земле моего отца, – ответил ему принц.
– Вы не понимаете, во что ввязываетесь. Езжайте своей дорогой. Вас ведь ждет возлюбленная, не так ли?
Принца удивило, насколько эти люди осведомлены о его делах, но он не подал вида.
– Вы либо добровольно последуете со мной на суд моего отца, либо я отведу вас туда силой.
Молодчики выхватили мечи, которые были у них под одеждой. Начался бой. К счастью, принц был прекрасным фехтовальщиком, способным постоять за себя и перед более сильным противником. Вскоре один из нападавших был убит, а остальные бросились бежать.
– Благодарю тебя, храбрый принц, – сказал монах, когда тот отвязал его от дерева и помог перевязать раны.
Затем принц снял капюшон с головы убитого. Это был незнакомый мужчина явно знатного происхождения со странной татуировкой на лице. На лбу, прямо над переносицей, у него была выколота слепая глазница, лишенная глаза. Такого принцу еще не доводилось видеть.
– Кто эти люди, и чего они от тебя хотели? – спросил монаха принц, – на разбойников они не похожи, да и ты не из тех, кем могут заинтересоваться грабители.
– Эти люди служители сил тьмы. А хотели они узнать, где хранится Зеркало Пророка, и кто тот избранный, для кого Пророк его сделал.
– Это Зеркало дарует силу и власть? Наделяет здоровьем и долголетием? Защищает от смерти, ранений и колдовства? Или позволяет находить спрятанные под землей сокровища?
– Оно не делает ничего из того, о чем ты сейчас говорил, принц, – ответил монах, – это Зеркало позволяет заглянуть в самую суть себя и увидеть свое внутреннее лицо, которое есть лицо господа. Это то, о чем мечтали и мечтают лучшие из мудрецов как древних, так и тех, кто ныне живет среди нас.
– И что это дает? – спросил принц, который не понимал, о каком лице говорит этот странный монах.
– В обычной практической жизни ровным счетом ничего.
– Тогда я тем более не понимаю, зачем оно нужно?
– Есть и другая жизнь, принц.
– Другая жизнь меня не интересует.
– Кто знает, принц. То, что не интересует сейчас, становится наваждением завтра, и наоборот. Так что, если захочешь, ты сможешь меня найти на берегу озера под Древним дубом.
Дома принц рассказал обо всем отцу.
– Ты действительно зря ввязался в эту историю. Я слышал об этих людях. Они не из тех, кто любит шутить, а в бою им нет равных. И то, что ты в одиночку одолел троих, говорит лишь о том, что они сами того захотели. А о том монахе давно ходят нехорошие слухи. Говорят, он отрекся от служения богу ради могущества колдовства. Однажды, когда был особенный неурожай, крестьяне решили, что это дело его рук. Они отправились в лес, чтобы проучить монаха, но так и не смогли к нему подойти. Монах наслал на них такой ужас, что они в панике бросились бежать. И это те люди, которые с ножом смело идут на медведя.
– Послушай, отец, разве не ты всю жизнь учил меня жить по законам чести, быть справедливым и всегда защищать слабых?
– Ты прав, сын мой. Ты действительно не мог проехать мимо, но тебе не нужно было слушать этого монаха. Ну да что теперь об этом говорить. Дело сделано. Будем надеяться, что все обойдется.
– Неужели ты боишься мести этих людей? – спросил принц, видя, как встревожен его отец.
– Эти люди не опускаются до обычной мести. Но в одном монах прав. Этот мир – далеко не единственный, и есть невидимые, но очень могущественные силы, и не дай бог неподготовленному человеку с ними столкнуться.
Слова отца заставили принца задуматься, но ненадолго. Вскоре начали съезжаться гости. Всех надо было встретить, уделить внимание... На мысли времени не было.
На балу, который начался сразу после грандиозного ужина, принц торжественно попросил руки Марты у ее отца.
– Как ты собираешься доказать моей дочери свою любовь? – спросил великий герцог Грэм.
Предполагалось, что доказательством любви будет участие принца в турнире, но, сам не ведая почему, он вдруг сказал:
– В доказательство своей любви я готов отыскать и положить к ногам Марты Зеркало Пророка – реликвию, которую, как говорится в легенде, Пророк сделал своими руками.
– О каком зеркале ты говоришь? – удивленно спросил великий герцог.
Принцу ничего не оставалось, как рассказать о своей встрече с монахом.
– Думаю, это будет королевским подарком, – согласился с принцем великий герцог, – и даже если твой поход по независящим от тебя причинам окажется неудачным, я приму его как доказательство любви, если ты покажешь себя в нем достойным человеком. В чем я, разумеется, ничуть не сомневаюсь.
– Именно этого я и боялся, – тихо прошептал король.
Но решение принца взволновало не только его. Марта тоже была категорически против этой затеи.
– Ради нашей любви, ради всего святого, откажись! – умоляла она принца, когда они выкроили несколько минут, чтобы побыть наедине. – Ты не должен за ним идти!
– Я не могу этого сделать, – ответил принц, – я поклялся честью и не могу отступить от своей клятвы.
– Но ты же можешь сказать, что зеркала нет, что это только легенда. Сошлись на монаха. Только ради бога оставь это проклятое зеркало в покое!
– Как ты можешь просить меня об этом?!
– Я чувствую, что с этим зеркалом ты потеряешь все! Потеряешь меня, потеряешь себя, потеряешь нашу любовь. Ты не вернешься больше никогда! И ради чего? Ради какого-то зеркала, которого, может, и нет вовсе. Мне не нужен этот подарок. Мне нужен ты!
– Я делаю это ради чести и достоинства. Ты – самая прекрасная девушка на Земле, и я должен показать, что достоин тебя.
На следующий день принц был в келье монаха.
– Расскажи, как мне найти Зеркало? – выпалил он с порога.
– Твоя горячность говорит о том, что я действительно не ошибся, и ты тот самый рыцарь, которому суждено отыскать эту святыню. Зеркало находится в башне замка, который стоит на краю утеса в городе, над которым солнце движется с запада на восток.
– Но как я найду это место?
– Путь подробно описан в Книге Снов. Сядь, я прочту тебе нужное место.
Принц сел на грубо сколоченный табурет, а монах достал из тайника древнюю книгу. Открыв ее, он начал медленно читать нараспев на странном, незнакомом принцу (а принц был известен хорошим образованием) языке. По мере чтения слова начали превращаться в руны, которые, вспыхивая золотым пламенем, проникали прямо в мозг принца.
– Теперь дорога навсегда запечатана в твоей голове, – сказал монах, давая понять, что разговор окончен.
Одновременно с этим принц понял, что он больше не в силах отказаться от поиска Зеркала, что они навсегда связаны друг с другом.
Менее чем через месяц принц отправился в путь с небольшой дружиной. Он взял только самых лучших воинов из самых преданных друзей.
– Иногда судьба не дает нам выбора, – сказал, смирившись, отец, благословляя принца в дорогу.
– Пусть эта вещь напоминает тебе обо мне, – Марта подарила на прощанье принцу медальон со своим портретом.
Она хотела еще что-то сказать, но передумала.
– Прощай, – прошептала она, глотая слезы, когда он достаточно далеко отошел, чтобы ее не слышать. Она чувствовала, что ему не суждено вернуться.
Поиски затянулись на долгие годы. Это был трудный, наполненный опасностями, лишениями и страданиями путь. Всю дорогу за дружиной принца следовала смерть, забирая положенную ей дань. Были чужие войны, в которых, тем не менее, приходилось принимать участие, было отчаяние, была боль утраты погибавших в тяжелых мучениях друзей, которым нельзя было помочь. Были подвиги, но были и предательство, унижения и позор. А некоторые события принц предпочел бы не вспоминать никогда. 
Поход полностью перековал принца. Он больше не был тем благородным юношей, который ради чести и любви отправился в путь. Теперь это был уставший, отчаявшийся и разочаровавшийся во всем человек. Он лишился руки и глаза, а из тех, кто отправился с ним, в живых оставалось только трое. Еще несколько человек примкнули к ним по дороге.
Потеряв все, что только можно было потерять, они принесли множество страданий и другим людям; очень часто тем, кто не сделал им ничего плохого. Всюду, где появлялся отряд принца, были кровь и разрушения. Сначала это происходило как бы против его воли, но позже принц понял, что таким образом он мстит всем и вся за потерянную в бесконечных поисках душу. Принц потерял дом, потерял любовь, потерял себя, потерял все ради какого-то Зеркала, которое он теперь проклинал каждое утро. Зеркало было единственной вещью, которая у него еще осталась, и которая заставляла его жить. Принц поклялся его найти, чего бы это ему ни стоило.
И вот однажды, больше похожие на группу оборванцев, чем на боевой отряд, принц вместе с дюжиной чудом оставшихся в живых бойцов вышел к городу, над которым солнце движется с запада на восток, где хранилось заветное Зеркало.
Город поразил его своим величием. По сравнению с ним столица отца выглядела, как бедная деревня. Он стоял на горе, подножие которой с трех сторон было окружено высокими крепостными стенами. С четвертой стороны была отвесная скала, сразу за ней начиналось бескрайнее море. На самой вершине скалы стояла башня, где в ларце из редкого дерева хранилось Зеркало. Оно ждало принца, и в этом его ожидании принц увидел дьявольскую усмешку.
Вдруг городские ворота отворились, и навстречу принцу вышел весь гарнизон города. Огромная армия построилась перед городской стеной. Пехота в легких, но, тем не менее, прочных доспехах, лучники, кавалерия, боевые слоны...
Эта армия была непобедима, но отступить принц уже не мог. Для него приближающаяся смерть была избавлением.
– За мной, друзья, – закричал он остаткам своей дружины: всем тем, кто, как и он, предпочитал смерть позору.
Во главе своего отряда принц помчался на врага, но, о чудо! Вместо того чтобы вступить в бой, армия приветствовала принца! Войска расступились перед ним, позволив беспрепятственно войти в город.
Принц не замечал ни прекрасных дворцов, ни удивительных храмов, ни красивейших садов, полных экзотических животных, с которыми безбоязненно, даже с хищниками, играли дети. Он не видел ничего, кроме дороги к башне, где лежало проклятое Зеркало.
Конь не выдержал и упал перед входом в башню. Принц даже не стал его добивать. Он мчался вперед, к Зеркалу, уничтожившему его жизнь.
Наконец, последние ступени были преодолены, и принц увидел его. Оно лежало в потемневшем от времени деревянном ларце на высеченном из глыбы прозрачного камня алтаре.
Единственная рука принца тряслась так, что он не смог открыть замки, которыми был закрыт ларец. Устав от безрезультатных попыток, принц разрубил его мечом.
Зеркало разочаровало принца. Это была небольшая прямоугольная пластина из серого, местами почерневшего от времени металла размером 10 на 15 сантиметров. Ни оправы, ни украшений на нем не было.
Посмотрев в Зеркало, он не увидел там ничего. Даже тень не отразилась в его поверхности. 
– Будь ты проклято! – закричал принц, – а вместе с тобой будь проклят и я!
Он схватил ларец и бросился вместе с ним со скалы в море. Но ему не суждено было погибнуть. Перед ним расступилось само время, и он услышал голос Пророка.
– Ты потерял себя, потерял свою душу, потерял лицо, потерял все, вместо того, чтобы найти. И теперь ты будешь идти от жизни к жизни, в вечном поиске Зеркала и собственного лица. Лишь тогда, когда ты вновь обретешь лицо, и оно в мельчайших подробностях отразится в Зеркале, ты обретешь то, что обрел бы уже сейчас, если бы сумел сохранить хоть маленькую частицу себя. Да будет так!
Время сомкнулось над головой принца.


– Так вот почему Джеймс все время твердил мне про лицо! – воскликнул Габриэль.
Тайна не ответила. Она смотрела на него с выражением легкой грусти на красивом лице.
– Подожди, – дошло вдруг до Габриэля, – выходит, я буду снова и снова возвращаться за Зеркалом, пока не обрету лицо?
– После этого тебе придется вернуть его на место. В город, где солнце движется с запада на восток. Только тогда исполнится воля Пророка.
– И что тогда произойдет? – с волнением в голосе спросил Габриэль.
– Это уже - тайна Пророка, – ответила Тайна.
Где-то совсем близко заржала лошадь. Габриэль схватился за оружие, но Тайна успокоила его.
– Это свои, – сказала она.
Гостей было двое. Огромные (рядом с ними Габриэль выглядел ребенком), на таких же, под стать им, конях, существа. На месте лиц у них не было ничего. Это невозможно ни вообразить, ни передать словами. Одеты они были в длинные, черные балахоны.
– Не  смотри  на  них,  –  предупредила Габриэля Тайна, – иначе сойдешь с ума.
Но Габриэль и сам не мог смотреть на это ничто. Его сознание отказывалось воспринимать отсутствие чего бы то ни было. Один из гостей держал под уздцы лошадь для Габриэля. К седлу был привязан сверток с более подходящей одеждой. Это было кстати. Нынешний костюм Габриэля совсем не годился для здешнего климата. К тому же он насквозь промок под дождем.
– Дальше ты отправишься с ними. Прощай, – сказала Тайна, обнимая Габриэля и страстно целуя его в губы.
– Я буду помнить тебя всегда! – меньше всего на свете Габриэль хотел расставаться с Тайной, которую успел полюбить всей душой за это время.
– Лучше помни о том, что Зеркало принесет тебе решающую встречу! – сказала на прощание Тайна. После этого она исчезла, как будто ее никогда не было.
Переодевшись, Габриэль вскочил на коня. Убедившись, что он готов ехать, безликие спутники тронулись в путь.
Они ехали по до боли знакомой Габриэлю дороге. Он был уверен, что ездил по ней уже множество раз, вот только память наотрез отказывалась ее узнавать.
Примерно через пару часов впереди показались хорошо сохранившиеся развалины некогда могучего замка (Габриэль тоже его хорошо помнил, но не был в состоянии узнать), расположенного на вершине небольшого предгорья. Выглядели они, как нелепое нагромождение грубых, громоздко-тяжеловесных, аляповатых построек и башен с безвкусными решетчатыми окнами с каменными наличниками, с выступающими башенками и массивными архитравами. Сразу было видно, что внешний вид замка мало волновал его былых владельцев, достраивающих одну пристройку за другой, не думая о том, как они будут вписываться в общий вид.
Безвкусицу замка скрашивала роща величественных старых дубов, которые, наверно, будучи ровесниками замка, оказались большими долгожителями, чем он. Красоту природной части пейзажа подчеркивала живописная река, текущая в узкой долине между предгорий.
Рядом с замком стояла небольшая церковь. Когда-то она, должно быть, вызывала чувство благоговейной торжественности, но теперь ее посещали разве что сделавшие ее своим домом птицы, да дикие звери, иногда забредающие на развалины замка. Рядом с церковью было старое кладбище, где находился фамильный склеп обитателей замка. Дверей на нем давно уже не было, кое-где обвалилась крыша, которая могла обрушиться в любое мгновение.
Там, в склепе, покоилось то, ради чего Габриэль пришел в этот мир, – Зеркало Пророка во всей его красе.


Габриэль медленно открыл глаза. Он не сразу понял, что находится в постели у себя дома. На тумбочке горела свеча. Рядом с кроватью в кресле спала Кэт. У нее на коленях лежала книга. Выглядела она ужасно. Ее лицо было бледным и немного желтоватым. Веки - опухшими. Под глазами были темные круги, из-за которых казалось, что глаза глубоко ввалились вглубь черепа.
Габриэль хотел, было, встать, но резкая боль в груди заставила его отказаться от этой попытки. Он вспомнил, что дрался на дуэли с Артуром и был ранен. Боль заставила Габриэля громко застонать. Это разбудило Кэт.
– Лежи-лежи, не шевелись и ради бога не разговаривай! – приказала она ему. Радость преобразила лицо Кэт. – Надо сказать Джеймсу, – Кэт позвонила слуге.
Паркер вошел неслышно, практически крадучись.
– Скажи Джеймсу, что он очнулся, – распорядилась Кэт.
– Слава богу, – обрадовался слуга.
Вскоре появился Джеймс. Он тоже выглядел хронически уставшим.
– Я знаю, кто я, – хотел сказать Габриэль, но закашлялся. Кашлять было чертовски больно.
– Я знаю, – спокойно ответил Джеймс, – а сейчас спи.
Глаза Габриэля налились тяжестью, и он провалился в глубокий сон. Проснулся он на следующий день ближе к обеду. Самочувствие было значительно лучше, но шевелиться или говорить он все еще не мог из-за сильной боли в груди, которая была относительно терпимой, когда он спокойно лежал.
– Теперь ты точно поправишься, – сообщила ему Кэт во время завтрака. Она кормила его с ложечки супом.
Выздоровление приближалось медленно, но неуклонно. Прошло более недели, прежде чем он смог встать на ноги. Габриэль сильно ослаб и заметно отощал, но силы возвращались к нему с каждым днем. Кэт с Джеймсом по очереди дежурили у его постели. Днем им помогала маркиза Отис, которая, если не могла приехать сама, присылала слугу узнать о здоровье Габриэля.
Как сказал Джеймс, Габриэля спасло только чудо. Около трех дней он был без сознания. Часто бредил. Фактически, он был на границе между жизнью и смертью.
– Ты умер бы, если бы не был избран Пророком, – сообщил другу Джеймс, когда тот немного пришел в себя и рассказал о своих видениях, – и если бы не справился с испытаниями. Считай, что ты прошел посвящение смертью. Так что теперь ты рожден дважды.
– Но почему я никогда раньше не вспоминал о корнуэльском кладе? – удивленно спросил Габриэль. – Герцогиня рассказала мне о нем перед смертью, а я словно не услышал ее рассказ. Разве такое возможно?
– Если бы речь шла только о богатстве, ты бы помнил о нем всегда, но там находится Зеркало Пророка, а его ты сможешь получить только в определенный момент. Поэтому ты ничего и не помнил.


Прошло более двух месяцев, прежде чем Габриэль смог поехать в корнуэльский замок. Артур к тому времени покинул Шотландию. Он отправился в путешествие, которое решил начать с доброй, старой Франции, где, как говорили в свете, и обосновался. Перед отъездом он рассчитал большинство слуг, но, тем не менее, совершенно пустым замок не был. Там оставались люди, которые должны были за ним присматривать, вести хозяйство и заниматься делами герцога. Поэтому искатели сокровищ – в замок Габриэль отправился с Джеймсом – решили дождаться ночи. Они при всем своем желании не смогли придумать благовидную причину для того, чтобы проникнуть в склеп средь бела дня. Дожидаться ночи было решено в деревенской корчме, расположенной недалеко от замка.
– Не наедайся и много не пей, – предупредил Габриэля Джеймс. – Тебе еще предстоит одно важное дело.
Было примерно два часа ночи, когда они вернулись к замку. Все время Габриэлю казалось, что за ним кто-то следит.
– Сосредоточься лучше на склепе, – посоветовал ему Джеймс, когда Габриэль поделился с ним своими опасениями. Было темно, как никогда. Небо закрывали низкие тучи. Временами начинал срываться дождь. В такую погоду легко было проникнуть на кладбище незамеченным, но найти там склеп было значительно труднее.
Наконец, им удалось отыскать вход в склеп. Предварительно густо смазав маслом петли тяжелых железных ворот и механизм замка, который в последний раз открывался, когда Артур перезахоранивал останки своей матери (это произошло сразу после того, как он стал герцогом), Габриэль ловко отпер замок, и они с Джеймсом вошли в склеп. В нос ударило застоявшееся зловоние. Борясь с позывами к рвоте, Габриэль начал искать нужный гроб. Все это приходилось делать на ощупь, в полной темноте.
Прошла целая вечность, прежде чем его поиски увенчались успехом. Гроб был настолько ветхим, что его крышка сразу же развалилась, едва они попытались ее открыть. Внутри был увесистый мешочек с крупными камнями и деревянная шкатулка. Что там за камни, определить в темноте было невозможно.
– Неужели из-за этой штуковины все и произошло? – шепотом спросил Габриэль, верча в руках шкатулку с Зеркалом.
– Будь осторожен с этой штукой, – предупредил его Джеймс. – Стоит тебе хоть на мгновение увидеть Зеркало, и твое пребывание в этом мире закончится навсегда, по крайней мере, в качестве Габриэля Мак-Роза. Нет, если хочешь, ты можешь взглянуть на него хоть сейчас.
– Пожалуй, я отложу эту процедуру до более поздних времен, – решил Габриэль. – Один раз, если верить легенде, я уже бросил все ради этой штуковины. И что? Ничего хорошего из этого не вышло. На этот раз я хочу пожить. Дома меня ждет красавица-невеста, которую я безумно люблю, к тому же я еще слишком молод, чтобы... – он не договорил.
– В таком случае давай выбираться отсюда.
«Лучше помни о том, что Зеркало принесет тебе решающую встречу!» – вспомнил Габриэль слова Тайны.
Осторожно, стараясь двигаться, как можно тише, он двинулся в сторону выхода. Стоило Габриэлю высунуть голову из склепа, как буквально в миллиметре пролетела арбалетная стрела.
– Как тебе привет от твоего друга Оскара? – шепотом спросил Джеймс, когда Габриэль вернулся в склеп под защиту железных дверей.
– Откуда ты знаешь, что это он?
– Я постарался сделать так, чтобы он наверняка узнал о кладе.
– Но почему ты ничего не сказал мне?
– По твоему поведению он бы понял, что его предстоящее появление для тебя не секрет и либо не появился бы совсем, либо учел твою осведомленность.
– Что будем делать?
– Не знаю. Скоро утро, а ни он, ни мы не заинтересованы в том, чтобы оно нас застало здесь. И если у нас есть хоть какое-то объяснение, с ним, как с убийцей, никто не станет разговаривать. Подождем.
Потянулись бесконечно долгие часы ожидания. Когда небо на востоке начало светлеть, герцог Оскар не выдержал.
– Господин Мак-Роз, может быть вы соизволите выйти, чтобы мы могли решить один вопрос, как мужчина с мужчиной? – громко спросил он.
– Зная вашу репутацию, я не удивлюсь, что вы привели с собой целую свору таких же бандитов, как и вы сами, – ответил ему Габриэль.
– Не глупите, граф. Вы прекрасно понимаете, что в этом случае мне пришлось бы делить деньги на всех, и это не говоря уже о Зеркале.
– Он прав. Пусть бросит арбалет и станет так, чтобы его можно было увидеть, – предложил Джеймс.
Габриэль повторил его требования.
– Чтобы вы уложили меня из пистолета? Или вы хотите, чтобы я умер от смеха? – ответил на это Оскар.
– Я не буду стрелять по той же причине, по которой не стреляете вы.
– Ладно, раз иного выхода у нас нет, – сказав это, Оскар стал напротив входа в склеп шагах в десяти от него. Из оружия у него была только шпага.
Габриэль с Джеймсом вышли из склепа.
– Двое на одного? – оскалился Оскар.
– Джеймс сыграет роль секунданта.
Противники приблизились на расстояние атаки. Они посмотрели друг другу в глаза, – было уже достаточно хорошо для этого видно. Ни один, ни другой не начинал атаку. Их битва шла в плоскости духа. Наконец, Оскар кинулся на Габриэля. Битва продолжалась не более секунды. Габриэль ранил Оскара в живот. Тот выронил шпагу и упал на траву.
– Ты  откажешь  себе  в  удовольствии  прикончить меня? – из последних сил спросил он.
– Знаете, сударь, долгие годы я мечтал о нашей встрече, представлял, как повешу вас на первом же суку, как разбойника. Иной участи вы все равно не заслужили, но сейчас сами небеса подсказали мне идею получше. Я оставлю вас умирать в склепе, в обществе тех, кто лишился жизни по вашей вине.
– Жаль, что я не прирезал тебя вместе с папочкой.
– У вас будет время для сожаления. Помоги мне, Джеймс.
Вдвоем с Джеймсом они затащили Оскара в склеп, предварительно изъяв у него все, что можно было использовать облегчения пути на тот свет. Затем Габриэль запер дверь склепа.


4


«Уважаемые господа Мак-Розы.
Как бы я хотел написать: «Мои милые друзья!», но, увы... Я понимаю, что очень много сделал для вас плохого, и поверьте, искренне в этом раскаиваюсь. Мое раскаяние искреннее и глубокое. У меня было достаточно времени, чтобы понять, каким глупцом и негодяем я был.
Вы были и остаетесь моими самыми близкими друзьями, но могу ли я называть себя другом?!
Больше всего на свете я мечтаю о вашем прощении, которого смиренно у вас прошу.
Позвольте сказать в свое оправдание несколько слов. Тогда я отнесся к вашей помолвке, как к вероломному предательству. Конечно, со временем я понял, что этот брак сделал бы несчастными и меня, и Катрин. Вы действительно созданы друг для друга, и ваш брак заключен на небесах. Я это понял. Признаюсь, мне потребовалось время, чтобы понять, что не проклинать я вас должен, а благодарить.
Как вы, наверно, уже знаете, после той злополучной дуэли я уехал во Францию. Там я вскоре женился. У нас родился сын Ричард. Я обожаю свою семью. Похоже, я нашел свое счастье.
Несколько дней назад мы приехали в родовое имение. Вы даже не представляете, как я хочу вас видеть! И если я не приехал с визитом в первый день возвращения, то лишь потому, что не уверен в том, что вы захотели бы меня видеть.
Поэтому я прошу вас приехать к нам в Корнуэльский замок. Принятие вами моего приглашения будет символом того, что вы милостиво согласились выслушать мои извинения, но если вы решите, что я недостоин того, чтобы иметь со мной дело, я покорно приму это наказание, ибо для меня это будет чуть ли не самым страшным наказанием из всех возможных.
Смиренно жду вашего приговора.
Ваш покорный слуга Артур.»


Элиза проснулась в хорошем настроении. Ночью ей приснился удивительно яркий сон. Она была предводительницей лесных разбойников. После многочисленных приключений, во время которых она показала себя не хуже героя приключенческого романа, Элиза вышла замуж за настоящего красавца, принца далекой восточной страны.
Служанка принесла чашку горячего шоколада и открыла окно. Было теплое, солнечное утро. Ветра практически не было. Идеальная погода для утренней прогулки, – решила Элиза. Она взяла себе за правило каждое утро в любую погоду кататься верхом. Это не только укрепляло здоровье, но и воспитывало дух.
Свою дочь Габриэль воспитывал, как воина. Она была сильной и выносливой, по-мужски сидела в седле, была прекрасной фехтовальщицей и стреляла с обеих рук. Несмотря на это, она не была ни грубой, ни недостаточно женственной. От матери она унаследовала врожденную грацию и красоту. У Элизы было красивое, хотя немного неправильное лицо, большие, выразительные голубые глаза и светлые волосы. Ее сильное тело было изящным и стройным. Рост – средним. В общем, мало кто, обладая хорошим вкусом, не назвал бы ее красавицей. Дух амазонки-воительницы уравновешивало прекрасное воспитание и образование, благодаря которым она знала и умела все, что должна была знать и уметь девятнадцатилетняя девушка в начале XIX века.
Одевшись, Элиза выбежала из дома. Она несколько раз вдохнула полной грудью теплый летний воздух и поспешила в конюшню. Услышав ее шаги, Ланцелот приветливо заржал. Он всегда узнавал Элизу и был рад, когда она к нему приходила. Ланцелота отец подарил ей на день рождения крошечным жеребенком, и с тех пор они были неразлучными друзьями. Элиза сама ухаживала за конем, никому не давая к нему подходить.
– Ну, здравствуй, мой милый, – ласково сказала она коню, – держи.
Девушка протянула ему кусок хлеба, посыпанный солью. Ланцелот аккуратно взял угощение.
– Ну что, покатаемся?
Конь радостно фыркнул.
– Я знаю, ты тоже любишь эти прогулки, – Элиза ласково погладила друга.
Оседлав коня, она вывела его из конюшни, затем ловко села в седло.
– Вперед, мой доблестный рыцарь! – приказала Элиза, выхватывая воображаемый меч.
Радостно заржав, конь помчался вскачь по привычному маршруту. 
Они промчались по дорожкам сада, по аллее, мимо домов фермеров, арендовавших графские земли, затем свернули с дороги на лесную тропу. Там Элиза пустила коня шагом. В лесу она начала рассказывать Ланцелоту свой сон, не забывая даже мельчайших подробностей. Она всегда рассказывала ему сны или новости, а он внимательно слушал, иногда ржал или фыркал, всегда соглашаясь с мнением Элизы. Если бы ей кто-нибудь сказал, что конь не понимает ее слов, она бы засмеялась тому в лицо. Подобные мысли могут прийти в голову только бездушному идиоту, – в этом она была уверена на все сто.
Вдруг из кустов выскочил какой-то зверь (Элиза не успела его рассмотреть) и со злобным рычанием бросился под ноги коню. Испуганный Ланцелот встал на дыбы, громко заржал и понесся в лес, не разбирая дороги.


Она медленно приходила в себя. Кто-то брызгал ей в лицо водой и бил по щекам. В голове был фейерверк, а в ушах играл сводный оркестр. Элиза открыла глаза. Сначала перед глазами все было расплывчато, но вскоре она увидела, что рядом с ней на коленях стоит молодой, сильный юноша с красивым, немного детским лицом, покрытым веснушками. На голове у него была копна непокорных густых огненно-рыжих волос. Это он пытался привести ее в чувство.
Чуть поодаль с ноги на ногу переминался Ланцелот. Всем своим видом он просил у хозяйки прощения.
Элиза попыталась сесть, но сильная боль и головокружение заставили ее отказаться от этой затеи.
– Не так резко, – услышала она приятный мужской голос.
– Где я? – спросила Элиза, до конца не осознавая, что произошло.
– В лесу. Вы очень удачно упали с лошади. Обычно подобные трюки обходятся значительно дороже.
– Вы врач?
– Нет, но я кое-что смыслю в лошадях.
– А в падающих с коней барышнях?
– Должен признаться, что мой опыт ограничивается вами.
– Печальная новость.
– Чего не скажешь о вашей способности шутить в подобных обстоятельствах.
Незнакомец аккуратно помог ей подняться на ноги. Стихнувший, было, салют возобновился вновь. У Элизы подкосились ноги, и она схватилась за незнакомца, который обнял ее, чтобы не дать упасть. Она положила голову ему на плечо.
– Может, вам лучше прилечь? – поинтересовался он.
– Чтобы потом снова вставать? Подождите, пожалуй, я смогу стоять сама.
Элиза освободилась от объятий.
– Дайте мне руку, – попросила она.
– С удовольствием, юная леди.
Она оперлась на его руку. Колени дрожали, но стоять уже было можно.
– По  крайней  мере,  вы  ничего не сломали. Это радует, – сказал незнакомец, – рискнете сесть в седло?
– Даже не знаю.
– Вы крепко обхватите коня за шею, а я поведу его под уздцы. Чем быстрее вы окажетесь дома в постели, тем будет лучше.
– На это раз правы вы.
– Рад, что вы это заметили.
– Кстати, вы не назвали еще своего имени, а разговаривать в лесу с незнакомым мужчиной, пусть даже он спас тебе жизнь... – спросила Элиза, будучи уже в седле.
– Джек.
– Джек и...?
– Джек. Просто Джек.
– Его имя было покрыто тайной... А я Элиза.
– Элиза...?
– Вы Джек, я Элиза, – сказала она, не желая в отместку называть фамилию.
– Что вы делаете одна в лесу в столь ранний час?
– Прогуливаюсь.
– А вам не кажется, что одинокие прогулки в лесу – не совсем подходящее занятие для столь юной леди?
– Лично мне это занятие кажется более чем подходящим. К тому же я здесь живу.
– Прямо в лесу?
– Прямо за лесом. Это мои земли. Вернее, моих родителей. А вот что здесь делаете вы?
– Охочусь.
– Отец не любит, когда кто-то охотится в его лесу, так что никому больше не говорите об этом.
– Я охочусь на своего врага.
– А он что, живет в лесу?
– Нет, но путь к нему лежит через лес.
Они выехали из леса. Вдалеке показалась графская усадьба.
– Не желаете зайти в гости?
– Не имею чести быть представленным вашим родителям.
– Я это исправлю. К тому же они будут рады знакомству с тем, кто спас их единственную дочь.
– Как-нибудь в другой раз. Говорите, вы единственная дочь Мак-Розов?
– Когда-то у меня был старший брат. Сейчас бы ему был двадцать один год.
– Был?
– Его похитили. Очень давно. Родители так и не смогли выйти на след похитителей.
– Мне очень жаль. Не смею вас больше задерживать, Элиза. Был счастлив с вами познакомиться.
– Я тоже.
– Вы часто прогуливаетесь в лесу?
– Практически каждый день.
– Тогда до встречи!
Он развернулся и быстро пошел прочь.
Во дворе, как назло, не было ни души. Голова кружилась так, что, только собрав в кулак всю свою волю, Элизе удалось слезть с коня. Несколько раз она была на грани того, чтобы свалиться из седла на землю. К головокружению и боли прибавилась тошнота.
– Хорошо ж меня чертыхнуло, – прошептала она.
Надо было добраться до двери, а там уже по стеночке, по стеночке... Превозмогая боль и головокружение, Элиза, шатаясь, вошла в дом.
– Что с вами, барышня? – услышала она испуганный голос служанки.
– Удачный полет с лошади на землю, – пробормотала Элиза.
 Кто-то подхватил ее на руки и понес в комнату. Девушку уложили на диван в гостиной. Кто-то (она не видела, кто) расстегнул на ней платье, вытер мокрым полотенцем лицо, положил на голову мокрую тряпку.
Нюхательная соль привела Элизу в чувства. Она открыла глаза и увидела испуганное лицо матери.
– Слава богу, очнулась! Как ты, милая?
– Ничего, мама.
– Что случилось?
– Упала с лошади. Ничего страшного.
– Ничего страшного?! Ты могла убиться!
– Похоже, я убила костюм для верховой езды.
– Ты сама чудом осталась живой! О, господи!
– Ничего страшного, мама.
– Ничего страшного? Да на тебе лица нет!
– Значит, оно осталось в лесу.
– Приготовьте ванну и пошлите за доктором.
– Не надо доктора. Наш уважаемый эскулап страшнее любой болезни. Ты сама это говорила.
– Тебе нужен врач.
– Мне нужно немного полежать, и если уж тебе так не терпится позвать врача, пригласи лучше дядю Джеймса.
– Его не так просто найти, а ты ужасно выглядишь.
– Не слышала, чтобы падение с лошади кого-либо украшало.
Вбежал Габриэль.
– Элиза, милая, ты в порядке?
– Лучше не бывает, папа.
– Ты уже послала за врачом? – спросил он Кэт.
– Он закончит то, что не удалось тому гаду, который бросился под ноги Ланцелоту, – ответила за нее Элиза.
– На вас кто-то напал?
– Какой-то зверь испугал коня.
– Ванна готова, – сообщила служанка.
– Напиши, что мы никуда не едем, – сказала Кэт.
– Вы куда-то собирались? – поинтересовалась Элиза.
– Приехал герцог Артур, папин друг.
– Это тот, который чуть не отправил тебя к богу? – спросила она отца.
– Он самый.
– Не зря говорят, что иные друзья опасней любых врагов.
Элиза провалялась в постели чуть больше недели. Как это обычно и бывает, настоящая боль пришла только на следующий день и долго не хотела выпускать девушку из своих лап. К счастью, сонливости, которая в случае травмы головы является тревожным симптомом, у девушки не было, а лучшим лекарством от сотрясения мозга всегда был покой.
Наконец, она почувствовала себя достаточно хорошо, чтобы отправиться в путь.
– Мне надоело уже созерцать потолок собственной спальни, – ответила она сомневающимся в ее готовности к путешествию родителям.
Когда впереди показался Корнуэльский замок (Мак-Розы ехали в открытом экипаже с откинутым верхом), у Габриэля защемило в груди. Слишком многое его связывало с этим местом, слишком много воспоминаний, как хороших, так и плохих, будил в его душе этот вид. Габриэль смотрел на замок, чувствуя, как в его душе просыпаются призраки былых времен.


Издалека замок выглядел таким же, как раньше, но вблизи от него веяло запустением. Нельзя сказать, чтобы его состояние стало значительно хуже за эти годы. Внешне он выглядел практически таким же, но душа этого места уже начала стариться. Не только люди, но и замки, города, государства и даже звезды рождаются, взрослеют, стареют и умирают. Корнуэльский замок был стар.
Артур заметно постарел и раздался вширь. Живя размеренной семейной жизнью в солнечной Франции, он обзавелся солидным брюшком. Его седеющие волосы значительно поредели, а на лице стали заметны морщины.
Габриэль тоже был далеко не молод. Страдания и приключения, которыми изобиловала его жизнь, давали о себе знать. Его волосы стали седыми. На похудевшем лице царствовали морщины и шрамы, а былые раны позволяли с высокой точностью предсказывать погоду. С годами он все больше становился похожим на матерого, видавшего виды волка.   
С Кэт время поступило более милостиво. Она немного раздалась вширь, но это не мешало ей оставаться красивой женщиной, правда, красота с каждым годом требовала все больше и больше внимания.
Артур встретил Мак-Розов, как родных. Он действительно был счастлив видеть их у себя. Радость, оживившая блеском глаза герцога, сделала его похожим на мальчишку.
Он тепло поздоровался с друзьями.
– Рад вас видеть, юная леди, – сказал герцог Элизе, – мы так волновались, узнав о вашем падении.
– Пустяки, не стоило волноваться, – ответила Элиза, которой уже надоело повышенное внимание, – а если верить сэру Исааку Ньютону, вообще не случилось ничего противоестественного.
– Вы очень интересная барышня.
– Вы тоже, правда, барышней, я вас назвать не могу.
– Она такая же острая на язык, как и ты, – сказал Артур Габриэлю.
– Я провожу вас в ваши комнаты и распоряжусь, чтобы накрывали на стол.
– А где твоя семья? – спросил Габриэль.
– Где-то бродят. Для них здесь все интересно. К обеду обещали быть. Надеюсь, вы не откажетесь пообедать?
– С удовольствием примем ваше приглашение, – ответила за всех Кэт.
Внутри замок требовал ремонта. То и дело взгляд гостей натыкался на облупившуюся краску, на отставшую или испорченную обивку стен, на следы сырости на потолке...
– Немного  улажу  дела  и  займусь  домом. Двадцать лет – это все-таки огромный срок, – оправдывался Артур.
– Для обоев практически вечность, – согласилась Кэт.
– Слишком долго я не наведывался в родные края.
Как и обещал Артур, за обеденным столом собрались все.
Герцогиня Жозефина была миниатюрной очаровательной брюнеткой. Она выглядела значительно моложе своих лет, была веселой и жизнерадостной. Говорила с легким французским акцентом, что придавало ее приятному голосу особое очарование. 
Сыну Артура Ричарду исполнился двадцать один год. Он был красивым юношей. Высокий рост, превосходное телосложение, благородные черты лица. Он получил прекрасное образование и был хорошо воспитан. Он был немного грустным, немного задумчивым.
За столом вспоминали былые времена, рассказывали, как прошли эти двадцать с небольшим лет.
Как только состояние Габриэля позволило ему пойти к алтарю, состоялась его свадьба с Кэт, после которой молодожены отправились в родовое имение Мак-Розов. Там они жили все эти годы, иногда совершая визиты в столицу или к герцогине Хоум, которая сразу же одобрила выбор воспитанницы. Иногда они заезжали в столицу, но на светских мероприятиях бывали редко – у Кэт выработалась стойкая неприязнь к подобным сборищам.
После смерти герцогини к Кэт перешла ее усадьба и значительная часть земель. Габриэль, в свою очередь, удачно вложил деньги в бурно развивающуюся промышленность, так что все у них было хорошо.
У Артура дела складывались несколько хуже. Холостяцкие пирушки значительно сократили его состояние, и, если бы не наследство, доставшееся от герцогини Хоум (он получил довольно крупную сумму), его дела были бы совсем плохи. Не удивительно, что известие о том, что в одном из банковских сейфов Эдинбурга хранится целое состояние, которое принадлежит Артуру и никому больше, заставило его плясать от радости. Про шкатулку с Зеркалом, правда, Габриэль не сказал ему ни слова, резонно решив, что это его уже не касается.   
После той злополучной дуэли Артур покинул Шотландию и поселился во Франции недалеко от Марселя в удачно купленном имении. Артур полюбил эту теплую страну и ее жителей. Вскоре он познакомился с Жозефиной, которая была дочерью одного из соседей-землевладельцев. Они поженились. Родился Ричард.


Элиза сразу же понравилась Ричарду. Во время обеда он не сводил с нее глаз, а когда все встали из-за стола, напросился показать ей сад. Во время прогулки он рассказывал ей о Франции, об имении, в котором вырос, вспоминал забавные случаи из собственной или из соседской жизни. Ричард был прирожденным рассказчиком, и девушка слушала его с большим удовольствием.
– Я бы хотел съездить на могилы друзей, – сказал Габриэль, когда молодежь отправилась в сад.
– Если ты не против, я составлю тебе компанию, – поддержала его Кэт.
– В таком случае я не буду вам мешать, – Артур подозвал слугу, – скажи, пусть оседлают двух лошадей.
– Ты нам не помешаешь.
– Эта область воспоминаний принадлежит тебе и разве что любимой женщине. Посторонним там делать нечего. К тому же мне нужно будет приготовиться к ужину.
– Не стоит столь сильно беспокоиться.
– Друзья, я не видел вас больше двадцати лет, так позвольте мне достойно отпраздновать нашу встречу.
– Лошади готовы, – объявил слуга.
Любимая когда-то беседка Габриэля пришла в полный упадок. Крыша совсем прохудилась. На почерневшем от времени дереве не осталось и следов краски, да и сама древесина настолько сгнила, что рассыпалась бы от одного прикосновения. Зато дикому винограду время шло только на пользу. Он разросся так, что превратил в свое царство всю прилегающую к беседке территорию и даже забрался на вершину росшего рядом дерева.
Могилы Мариам и ее отца, – Мануэля похоронили рядом с дочерью, – были в полном порядке. Артур строго-настрого приказал новому леснику следить за могилами, за что тот получил хорошую прибавку к жалованию.
Габриэль сел на прибрежный песок. Он молча смотрел в воду, как когда-то давно, когда служил помощником лесника. Кэт села рядом с ним. Они долго молчали, сидя на берегу. Габриэль блуждал по воспоминаниям, а Кэт не хотела ему мешать.
– Эти люди сделали для меня больше, чем кто-либо другой, – нарушил молчание Габриэль, – благодаря им я сохранил в себе человека, хотя все шло к тому, чтобы я стал монстром.
– Расскажи мне о них.
– Это долгая история, к тому же ты практически все знаешь.
– Ну и что? Одно дело слышать об этом там, другое - здесь, где все это происходило.
Габриэль подробно рассказал Кэт все, начиная с того момента, как он постучал в дверь лесника. Не забыл он упомянуть и о курьезном знакомстве с Мариам. Он рассказывал, и на душе становилось спокойнее. Закончив рассказ, он нежно обнял Кэт и поцеловал ее в губы.
– Признайся, ты затеяла этот разговор ради меня? – спросил он.
– Нельзя все вечно хранить в себе.
– Спасибо. Ты самая лучшая жена на свете, – на этот раз его поцелуй был долгий, и кроме нежности в нем были благодарность и любовь.
– Поехали? – предложила Кэт.
– Показать тебе дом, где я жил?
– Ты еще спрашиваешь.
Снаружи дом лесника был все такой же. Новые хозяева хорошо за ним следили, и он прекрасно сохранился.
Спешившись, Габриэль помог жене слезть с коня и постучал в дверь. Открыла женщина лет сорока пяти.
– Что вам угодно, господа? – удивленно спросила она. К ним еще ни разу не заглядывали знатные господа.
– Я граф Габриэль Мак-Роз, а это моя супруга. Когда-то давно я жил в этом доме.
– Конечно, конечно, мы с мужем слышали о вас, – женщина посмотрела на него, как на ожившую легенду. Возможно, она относилась к истории о графе-леснике как к какой-нибудь сказке, и вот он стоит перед ней, – я полностью к вашим услугам, господа, – она низко поклонилась.
– Если вы не возражаете, я хотел бы показать жене дом, где я жил.
– О, конечно, сэр, это большая честь для нас.
В доме все изменилось. Габриэль с трудом узнавал в нем старое жилище. В его бывшей комнате теперь была детская.
Несмотря на это, он был счастлив, словно встретил старого друга, которого давно не видел. Кэт тоже смотрела вокруг во все глаза. Для нее открывалась завеса тайны, которой был окутан Габриэль. Оттого, что он рассказал ей практически все о своей жизни, ощущение тайны только усилилось, и вот теперь она словно бы входила в его тайную жизнь.   
– Это вы заботитесь о могилах возле беседки? – поинтересовался Габриэль, собираясь уходить.
– Муж и старшие сыновья. Они скоро будут. Если что-то не так, вы скажите, мы мигом все сделаем.
– О, нет, никаких претензий у меня к вам нет, но есть одна просьба.
– Все, что в наших силах.
– Я хотел бы попросить вас восстановить беседку. Пусть она будет памятником на этих могилах.
– Мы все сделаем, сэр.
– А это прошу принять от меня в знак благодарности за заботу о могилах моих очень близких друзей.
– Вы очень добры, сэр... Право же, не стоило... Герцог нам хорошо платит за это... – пробормотала женщина, поспешно убирая деньги.
– А теперь извините, но нам пора.
– Конечно-конечно, господа. Спасибо вам... Мы все сделаем, как вы хотите.
В замок они вернулись уже вечером. Кэт пошла переодеваться к ужину, а Габриэль решил сделать еще один визит.
Он постучал в дверь дома священника, служившего в корнуэльской церкви.
– Здравствуйте, святой отец.
– Слушаю тебя, сын мой.
– Я хотел бы пожертвовать на нужды церкви.
– Входите, сын мой. Господь любит щедрость, особенно идущую от самого сердца.
Священник проводил гостя в комнату.
– Вот, возьмите, – Габриэль положил на стол несколько золотых монет.
– Спасибо, сын мой. Могу я чем-нибудь быть для тебя полезен?
– Я хотел бы попросить вас помолиться о душах моих друзей, похороненных возле беседки на берегу озера.
– Конечно, сын мой. Тем более что я и так молюсь о них каждую службу по просьбе герцога Артура.
– Это очень любезно с его стороны.
– Артур очень добрый, хороший человек, несмотря на то, что иногда бывает слишком горяч.
– Совершенно с вами согласен, святой отец.


Мак-Розы пробыли в Корнуэльском замке около двух недель. Они замечательно провели время. Артур старался, как мог, придумывая увеселения для друзей. За это время Мак-Розы очень хорошо сдружились с семьей герцога, а Ричард стал для них чуть ли не родным сыном.
Их радовало, что Ричард не сводит глаз с Элизы и все время старается быть рядом с ней. Без сомнения, юноша полюбил их дочь. Он был хорошим кандидатом в мужья, и Мак-Розы с радостью думали о том дне, когда он сделает Элизе предложение. 
Ричард давно бы уже попросил ее руки, но девушка не позволяла ему перешагнуть за границу дружбы.
Скорее всего, чувства Ричарда встретили бы взаимность, но из головы Элизы не выходил ее загадочный незнакомец, которого она встретила в лесу. Фактически он стал воплощением ее наивных девичьих грез. Она увидела в нем того романтического героя, того благородного разбойника, о котором давно мечтала, оставшись наедине или во время прогулок на Ланцелоте. Поэтому Ричарда она воспринимала только как друга.
Артур тоже не одобрял вспыхнувшей любви своего сына.
– Нам надо поговорить, – сказал он Ричарду, когда Мак-Розы отправились домой, – я вижу, как ты относишься к Элизе.
– Она очень милая, замечательная девушка.
– Не спорю, но она не для тебя.
– Почему?
– Поверь, на это есть причины.
– Я все равно женюсь на ней.
– Без моего благословения?
– Пусть даже так.
– Сынок, заклинаю тебя всем святым, не делай этого!
– Я люблю ее, папа.
– Я знаю. Любовь проходит, тогда как ты можешь совершить то, что нельзя будет исправить.
– Ты так говоришь потому, что граф когда-то помешал жениться тебе!
– Ты глуп. Да, он не дал мне жениться и поступил правильно. Это я совершил самую большую ошибку и обречен раскаиваться всю свою жизнь. И я не хочу, чтобы ты тоже совершил подобную ошибку.
– Мы созданы друг для друга, отец.
– Нет.
– Я знаю.
– Ты ошибаешься. К тому же Элиза тебя не любит.
– Она меня полюбит, клянусь! Я сделаю все возможное и невозможное.
– Вот этого я боюсь больше всего.
– Но почему ты не хочешь, чтобы я был счастлив?!
– Это ты мечтаешь лишиться счастья! Поверь, беды и горести очень часто подстерегают нас, облачившись в костюм удачи.
– Я не понимаю тебя, отец.
– Это потому, сынок, что я руководствуюсь вещами, о которых тебе лучше никогда не узнать.
Дома у Элизы был разговор с матерью.
– Ты заметила, как на тебя смотрит Ричард? – спросила ласково Кэт.
– Думаю, это не заметил бы только слепой.
– Он тебя любит.
– Ничем не могу ему помочь.
– Вряд ли ты найдешь более подходящего мужа.
– Подходящего для чего, мама?
– Подумай. Нам с отцом не хотелось бы, чтобы ты ему отказала.
– Для меня он друг, но не больше.
– Твой отец когда-то тоже для меня был не больше, чем друг. Однако мы прожили с ним более двадцати лет в любви и согласии.
– Вот именно, мама, в любви и согласии.
– Поверь, Элиза, я лучше тебя разбираюсь в этих вещах.
– Тогда зачем ты об этом со мной говоришь?
– Уверена, Ричард скоро попросит твоей руки.
– Мое мнение уже не в счет?
– Никто силой не собирается выдавать тебя замуж.
– Надеюсь.
– Но я бы хотела, чтобы ты хорошенько подумала, прежде чем сказать ему «нет».
– Я уже все хорошенько обдумала.
– И, пожалуйста, не будь с ним излишне резка.
– Мама!


– Вот ты скажи мне, почему именно те, кто хочет для тебя счастья, не останавливаются перед тем, чтобы причинить тебе боль, причем исключительно ради тебя? Почему они думают, что знают рецепт всеобщего счастья, даже тогда, когда сами бывают счастливыми далеко не всегда, а стоит им заявить, что у тебя другое, свое понимание счастья, а от их рецепта тебя просто тошнит, они тут же выходят из себя и начинают кричать о неблагодарности, глупости и дурном воспитании? Почему люди не понимают, что их счастье для другого может быть хуже горькой редьки? – вопрошала Элиза Ланцелота, который сочувственно ее слушал и изредка кивал головой. Ответов у коня не было.
– Сударыня чем-то опечалена? – услышала она знакомый голос.
Сердце девушки забилось часто-часто. Это был он, ее лесной незнакомец, приближение которого она не заметила, увлекшись разговором с конем. На этот раз он был верхом на коне.
– Моя история стара, как мир, а вы что, все это время оставались в лесу?
– Сегодня я здесь, чтобы еще раз увидеть вас, – ответил ей Джек, – вижу, ваше здоровье пришло в норму.
– Вам не откажешь в наблюдательности.
– Вы так и не ответили, в чем причина вашей печали.
– Меня хотят отдать замуж за сына герцога.
– Прекрасный выбор. Правда, он не богат, зато знатен. Единственный сын и все такое.
– Он добрый, красивый, милый... Родители в нем души не чают. Для них, он как родной сын, тем более что они с моим братом ровесники.
– Это с тем, который пропал?
– С тем самым.
– Вот видите.
– Да, но я не хочу за него замуж!
– А как же дочернее послушание?
– А я не хочу быть послушной дочерью. Почему-то они думают, что лучше меня знают, отчего я буду счастлива.
– Родители в своей дальновидности привыкли учитывать все, кроме того, что их дети – живые люди, и что для их счастья одних денег и положения в обществе мало.
– И ведь мои родители действительно меня любят, а я люблю их, но они даже не пытаются меня понять. А мне, кроме как Ланцелоту, некому даже пожаловаться.
– Но ведь сейчас вы жалуетесь мне.
– Вы не считаетесь.
– Понятно, меня вы даже за лошадь не считаете.
– За лошадь я вас действительно не считаю. К тому же сегодня вы здесь, а завтра...
– Все зависит от вас. Только скажите, и завтра я буду ждать вас на том же самом месте.
– Что я должна для этого сказать? Произнести какое-нибудь волшебное заклинание?
– Мне нужно знать, что мое общество для вас не обременительно.
– Ничуть. Наоборот...
– Тогда я весь к вашим услугам.
– Как ваша охота?
– Как в театре.
– Не поняла. Вы что, поете или читаете монолог, прежде чем спустить курок, или стреляете по зрителям со сцены?
– Вы угадали.
– Вы нашли того, кого искали?
– Нашел, но мой враг оказался близким человеком тому, кто мне дорог.
– И что?
– Не знаю.
– Подождите, но как это может быть?
– Я искал человека, который убил моего отца, а когда нашел, понял, что его смерть принесет страдания очень дорогому мне существу.
– И что вы собираетесь делать?
– Даже не знаю.
Домой Элиза вернулась счастливой. Она еще не понимала всех причин своей радости, но у нее была своя собственная тайна, как у героинь любимых романов. Весь день она словно порхала по дому, а едва пришло утро, отправилась верхом в лес.
Молодые начали встречаться каждый день. Вскоре они поняли, что любят друг друга. Покров тайны придавал их любви особый оттенок романтики, отчего она казалась им еще более желанной. С каждым днем Элиза все больше времени проводила в лесу. Так прошло несколько счастливых недель, наполненных романтической, нежной любовью. Влюбленные не позволяли себе заходить дальше объятий и поцелуев, но с каждым днем их ласки становились все более страстными и смелыми.
Иногда Джек рассказывал о себе.
Он родился и вырос в деревне в имении приемного отца, который, к сожалению, слишком рано ушел из жизни. Матери своей Джек в детстве почти не видел – у нее постоянно были какие-то дела. Воспитанием его занимались дед с бабкой. Старики Арунделы, которые в свое время служили при дворе короля, сумели дать ему хоть и несколько старомодное, но вполне приличное воспитание.
Конечно, родители заметили перемену, произошедшую с девушкой, но они привыкли доверять Элизе, а к лесным прогулкам относились более чем благосклонно, несмотря даже на недавнее падение с лошади.    
Гром грянул среди ясного неба.
– Ты не могла бы завтра пораньше вернуться с прогулки? – спросила Элизу за ужином мать. Приезжают Артур с семьей. Мы с отцом хотели бы их достойно встретить.
– Хорошо, мама.
– И помнишь, о чем я тебя просила?
– Приехать раньше с прогулки.
– Относительно Ричарда.
– Мама!
– Я  думала,  тебе  хватило  ума  и  времени образумиться, – холодно сказала Кэт.
– Надеюсь, сударыня, вы в состоянии понять слово «нет»? – так же холодно ответила Элиза.
Их взгляды встретились, словно стальные клинки.
– Я не люблю его, мама! – Элиза выбежала из комнаты.
Ричард нашел Элизу в саду. Она сидела на скамейке и задумчиво наблюдала, как солнце садится за горизонт.
– Прошу прощения, сударыня, за то, что нарушаю ваше уединение, но я хотел бы с вашего позволения сказать вам несколько слов.
– Боюсь, сударь, вы выбрали не самый подходящий момент, но если хотите что-то сказать, говорите, – ответила она с легкой досадой в голосе.
Элиза была в плохом настроении. Она не хотела ни с кем говорить, особенно с Ричардом, и тем более о его любви. Своей настойчивостью Кэт добилась обратного результата: девушка решила раз и навсегда поставить точки над «i», чтобы больше не возвращаться к этой мучительной для нее теме.   
Ричард опустился на землю у ее ног.
– Дело в том, сударыня, что я родился и вырос в далекой теплой Франции, которая фактически является моей родиной. Я люблю свою страну, люблю ее теплый климат, люблю ее жизнерадостные нравы и обычаи, люблю наблюдать, как растет виноград, как из него появляется вино, люблю настоящий французский сыр. Здесь его мне не достает...
– Тогда что вы делаете в нашей дождливой холодной Шотландии? – оборвала его Элиза.
– Наверно, меня бы действительно здесь не было, если бы само провидение не вмешалось в мою жизнь.
– Очень любопытно.
– Сначала я не хотел сюда ехать, но буквально за месяц до отъезда почувствовал непреодолимое желание отправиться на родину своего отца. Сейчас я уверен, что меня направляла рука провидения, потому что здесь я встретил вас. Я полюбил вас с первого взгляда, полюбил вашу семью. Ваши родители стали для меня вторыми матерью и отцом, а вы...
– А я в таком случае, стала вашей сестрой. Поверьте, я тоже люблю вас, как брата.
– О, нет! Вас я люблю совершенно другой любовью! Я прошу вас стать моей женой!
– А я, как уже сказала, люблю вас, как друга или как брата, но я не хочу быть вашей женой.
– Но почему?!
– Почему? Потому что для того, чтобы выйти за вас замуж, у меня должно быть желание это сделать, а у меня его нет, и давайте не будем больше об этом.
– Но почему?!
– Потому что мое сердце принадлежит другому.
– Вы помолвлены?
– Нет, но это вопрос времени.
– Тогда позвольте мне доказать, что моя любовь сильнее, и...
– Оставьте меня, сударь, или пообещайте больше не затрагивать эту тему. У меня и так уже из-за вас были неприятности.
Элиза поднялась и пошла в дом. Ричард сел на то место, где она сидела, и обхватил руками голову. Он чуть не плакал.


«Мой старый друг, Габриэль!
Увы, дела совершенно не позволяют мне приехать в гости к вам и вашей очаровательной супруге, о чем я страшно сожалею. Мне не хватает вашего общества, и я надеюсь, что скоро смогу навестить моих самых дорогих друзей.
Но огорчает меня не только разлука с тобой. Некая графиня Анна де Артуа, более известная тебе как Анна Лестер, которую ты напрасно оставил на нашей бренной земле, подослала к тебе убийцу, который сейчас обитает где-то в ваших краях.
Будь осторожен. Не знаю, что она наговорила ему, но это молодой и пылкий юноша, граф Арундел, который спит и видит, как отправить тебя к праотцам.
Искренне желаю тебе удачи.
Всегда твой, Маб.»

С Мабом Габриэль не виделся целую вечность. В свое время Артур не забыл и про него. Данной ему властью он «простил» все его былые прегрешения перед законом. Маб купил небольшой дом в живописной городской окраине, где поселился под именем Маб Рой. Он не стал афишировать имя Мак-Грегоров, чтобы лишний раз не дразнить недоброжелателей. Маб стал настоящим домоседом и практически перестал выезжать из города. Конечно, живя в Эдинбурге, Габриэль часто бывал у друга в гостях. Кроме теплых дружеских, у них были еще и деловые отношения. Но, поселившись после свадьбы в имении, Габриэль практически перестал видеться с другом.
Габриэль несколько раз перечитал письмо. Маб не такой человек, чтобы писать зря, и если он начал бить тревогу, значит, положение действительно серьезное.
В его душе с новой силой ожили детские воспоминания. Он вновь был проснувшимся от криков и шума ребенком, сидящим на своей кровати с маленькой шпагой в руке. Он вновь пережил ту битву, что шла тогда в его детском сердце. Габриэль вновь боялся смерти, боли, трусости, бесчестия, боялся потерять себя, прежде чем потеряет жизнь. Видение было настолько ярким, что он буквально увидел, как в комнату вбежала растрепанная няня.
Чтобы прогнать наваждение, Габриэль решил прогуляться по ночному саду. Ему не хватало воздуха. Опять, как тогда, над его семьей нависла угроза. Хорошо, если удар будет нанесен ему лично, а если враг ударит по Катрин или Элизе?! Об этом лучше было не думать.


В саду на скамейке сидел Ричард. Он обхватил голову руками и ничего не видел и не слышал. Было уже темно, и Габриэль не сразу узнал юношу.
– Ты что здесь делаешь один среди ночи?
Юноша вздрогнул. Он не заметил, как к нему подошел Габриэль.
– Элиза отказала мне раз и навсегда.
– Плохо дело, – согласился Габриэль, садясь рядом с Ричардом на скамейку.
– Все потеряно. Я словно висельник, которому уже затянули петлю на шее и выбили опору из-под ног. Еще мгновение...
– Ничего не слышал глупее.
– Наверно потому, что вы никогда не были в моей ситуации.
– Ты накинулся на девушку, едва ее узнав. Она сказала, что не любит тебя, и ты уже все, готов сдаться? Любовь – это крепость, и если ее не удается взять штурмом, надо начинать осаду по всем правилам.
– Она сказала, что ее сердце занято.
– Что?! – только этого не хватало сейчас Габриэлю.
– У нее кто-то есть.
– Никогда не думал, что узнаю об этом вот так... Ладно, пошли в дом. Воевать надо на свежую голову. Ты же не собираешься сдаваться?
– Ни за что!
– Вот это уже достойный ответ. Знай, мы с графиней будем рады видеть тебя мужем нашей Элизы, но завоевать ее сердце ты должен сам. Такова жизнь. Но ты можешь рассчитывать на нашу поддержку.
– Благодарю вас.
– Женись на ней. Это будет лучшей твоей благодарностью.


Едва дождавшись утра, Элиза помчалась в лес. Джек ее уже ждал в условленном месте. Было свежо, и, чтобы согреться, он развел костер.
– Что с тобой? – взволнованно спросил он, увидев, что Элиза расстроена.
Как девушка ни старалась скрывать от него свои чувства, Джек всегда сразу же угадывал, что у нее на душе.
– Я хочу стать твоей, прямо здесь и сейчас, – она бросилась к нему в объятия.
– Но...
– Молчи!
Элиза была в лихорадочном состоянии. Ее глаза горели огнем, а тело дрожало мелкой дрожью.
– Я хочу, чтобы это был ты! – прошептала она между поцелуями.
Ее волнение передалось Джеку. Они начали быстро раздеваться, беспорядочно бросая одежду. Было довольно холодно, но они этого не замечали. Они исступленно ласкали друг друга, словно лесные духи, ожившие на поляне возле костра. Джек расстелил свой походный плащ, а в качестве одеяла положил плед – он всегда их брал с собой в лес в последнее время. Элиза была перевозбуждена, и Джеку сначала пришлось ее слегка успокоить нежными, медленными ласками. Он поцеловал каждый миллиметр ее тела, нашептывая ласковые слова, и когда она была готова, нежно в нее вошел.
Элиза тихо вскрикнула. Это заставило Джека остановиться.
– Продолжай, прошу тебя, – прошептала она...
Одевшись, они долго сидели возле костра и молча смотрели в огонь. Элиза не хотела говорить, и Джек это понимал. К тому же им было хорошо вдвоем и без слов, они вместе со всем прочим светом остались в другом мире, который влюбленным не хотелось пускать к себе на поляну.
– Вчера у меня было объяснение в любви, – сказала, наконец, Элиза.
– Поэтому ты сегодня сама не своя?
– Ты не представляешь, как мне все это надоело!
– А за меня ты бы пошла?
– Не задумываясь.
– Ты даже не знаешь моего полного имени.
– Зато я знаю тебя. Ты не представляешь, как я хочу привести тебя в дом и сказать, что ты мой жених.
– Боюсь, что это невозможно.
– Почему?
– Твои родители проклянут наш брак, когда узнают, кто я.
– У меня замечательные родители. Уверяю тебя, они все поймут.
– Даже тайную любовь возле костра?
– Почему ты такой злой?
– Потому что я люблю тебя и не могу любить открыто.
– Давай поженимся, и ты сможешь меня любить всю свою жизнь!
– Послушай, я должен тебе что-то сказать.
– Что-то случилось?
– И да, и нет. Мне надо будет завтра уехать. Я и так слишком долго задержался в ваших краях. Я приезжал, чтобы поквитаться с человеком, убившим моего отца, но обстоятельства изменились. Я больше не хочу этого делать, но скоро он узнает о моем приезде, и тогда мне придется вступить с ним в смертельную схватку, а я этого больше не хочу. Поэтому я должен уехать. Завтра. По крайней мере, на какое-то время.
– Ты бросаешь меня одну? Сейчас, когда мне нужна твоя помощь? – Элиза готова была расплакаться.
– Поехали со мной! Мы обвенчаемся в первой же церквушке. Обещаю, я буду любить тебя и заботиться, как никто другой. Поехали?
– Нет, я так не могу. Мои родители этого не перенесут. Они и так уже потеряли сына, и потерять меня...
– Но ты же уезжаешь не навсегда! Потом мы им напишем. Если они такие, как ты говоришь, они нас простят.
– Нет, я так не могу. Они не заслужили этого. 
– Но это единственный способ спасти нашу любовь.
– Предательство ее только убьет.
– Хорошо. Я вернусь за тобой, как только смогу. Надеюсь, ты меня дождешься?
– Даже если мне придется ждать тебя всю жизнь.
– Обещаешь?
– Клянусь! А ты клянешься любить меня?
– До самой смерти.
– Пока смерть не разлучит нас?
– Пока смерть не разлучит нас.


Известие о тайной любви Элизы сильно обеспокоило Габриэля. Он был недоволен тем, что у нее слишком рано появились тайны, которые могли привести к самым неприятным последствиям, особенно после письма Маба. Как Элиза правильно сказала Джеку, Габриэль очень сильно переживал из-за потери сына, и одна только мысль о том, что с дочерью может что-то случиться, была для него невыносима. Элизы не было очень долго, и он не на шутку разволновался. Наконец, она вернулась домой.
– Где ты была? – спросил он.
– Нигде, каталась, – ответила Элиза.
– Тебе не кажется, что ты слишком много времени проводишь в седле?
– Я люблю поразмышлять в одиночестве. К тому же Ланцелот – прекрасный собеседник.
– Думаю, тебе какое-то время лучше побыть дома.
– Хорошо, папа, завтра в последний раз прогуляюсь, и все.
– Думаю, завтра тебе будет лучше побыть дома.
– Но почему?
– Поверь мне, у меня есть причина просить тебя об этом.
Элиза ничего не ответила. Спорить с отцом было бесполезно, но отказаться от последней встречи с Джеком она не могла.
– Я узнал, что у тебя кто-то есть.
– Это тебе Ричард наябедничал?
– Я нашел его вчера ночью в саду. На него было жалко смотреть. Конечно, мы поговорили по душам, и потом, ты же не сказала ему, что это секрет.
– Конечно не секрет. Я так сказала, чтобы он от меня отстал.
Габриэль понял, что она говорит неправду.
– Никогда не ври мне. Слышишь?
– Отец, ты чего?
– И больше не выезжай в лес. А лучше вообще не выходи из дома.
– Почему?
– Потому что это опасно.
– Что может быть опасного в нашем лесу?
– Я сказал опасно, значит опасно! Или мнение отца для тебя ничего не значит?! – рявкнул Габриэль. В этот миг он был страшен. 
Элиза выбежала из комнаты в слезах. Она чувствовала себя лисицей, которую, как когда-то ее народ, обложили со всех сторон своры британских псов. Самые близкие люди стали для нее невольными врагами. Девушка почувствовала себя одинокой, как никогда. Весь день, сославшись на головную боль, она пролежала в постели, рыдая в подушку.
Элиза не спала почти всю ночь. Ее душа разрывалась между любовью к родителям, которые действительно были ей дороги, которых она не могла, да и не хотела огорчать, и первой все нарастающей страстью к Джеку, с которым она расставалась, возможно, навсегда.
Едва рассвело, она оделась и крадучись, чтобы не попасться никому на глаза, спустилась вниз и выбежала из дома. Было холодно и сыро. Ночью прошел дождь, а утром опустился густой туман, делавший вместе с ветром пребывание на улице, мягко говоря, малоприятным, но Элизу это не заботило. Для нее туман был благословением.
До конюшни она бежала бегом. Ланцелот, как всегда, встретил ее радостным ржанием.
– Тише, милый, тише, – прошептала она, целуя коня в морду, – только ты у меня и остался.
По щеке девушки скатилась слеза.
Выглянув из конюшни и убедившись, что во дворе никого нет, Элиза вывела коня. Вдруг, словно из-под земли, перед ними появился Ричард.
– Вы куда-то собрались, сударыня? – спросил он с легкой издевкой в голосе.
– Что вы здесь делаете в такую рань? – удивилась Элиза.
– Этот же вопрос я хотел бы задать и вам.
– Не слишком ли вы любопытны?
– Думаю, вполне резонный вопрос, особенно если учесть, что вы крадучись куда-то уезжаете ни свет ни заря.
– Вас это не касается.
– А вот я думаю совершенно иначе.
– Я еду на прогулку. А какого черта здесь делаете вы?
– У меня пропал сон, и разболелась голова, поэтому я решил подышать свежим воздухом.
– Ну и как, помогло?
– Не очень.
– Может, вам стоит вернуться в постель?
– Как видите, сударыня, – Ричард проигнорировал последнюю фразу девушки, – в отличие от вас я говорю правду. Вам не кажется это несправедливым?
– Мне нет дела до справедливости! Тем более что, разговаривая с вами, я рискую опоздать на завтрак.
– Тогда почему бы нам не поговорить во время прогулки. Я с удовольствием составлю вам компанию.
– Боюсь, ваша компания мне не доставит удовольствия.
– Но почему? У вас свидание? С ним?
– Вас это не касается.
– Вы покраснели, значит, я угадал. Кто он?
– Как же вы мне надоели! – воскликнула Элиза, садясь на коня. – Подите прочь! Ланцелот, вперед.
Ричард едва успел отскочить в сторону.
На этот раз девушка приехала на поляну даже немного раньше Джека, который обычно ждал ее уже на месте.
Проведя всю жизнь в деревне в семье обедневшего дворянина, он привык рано вставать и рано ложиться.
Было холодно, и чтобы согреться, Элиза начала собирать дрова. Буквально через пару минут появился Джек. Влюбленные кинулись друг другу в объятия.   
Джек хотел что-то сказать, но Элиза остановила его жарким поцелуем в губы.
– Молчи, – прошептала она, отвлекаясь на мгновение от поцелуев, – я не хочу ничего слышать.
Элиза дрожала, и Джек накинул на нее свой плащ.
– Ты замерзнешь.
– Ты вся дрожишь.
– Это нервное.
Глядя в глаза Элизе, Джек без слов понял, каков будет ее ответ. На его лице появилась грустная улыбка, почти гримаса боли.
– Я не хочу тебя отпускать, – сказала Элиза, поняв, о чем он думает, – но я не могу предать родителей. Пойдем со мной, я познакомлю тебя...
– Я не могу.
– Но почему?
– Потому что я не сказал до сих пор тебе главное.
Она пристально посмотрела ему в глаза.
– Имя того человека, которого я хотел убить – Габриэль Мак-Роз.
Элиза непонимающе смотрела на Джека.
– Я приехал убить твоего отца, но буквально в первый день увидел тебя, и сразу же полюбил, а когда узнал, что ты его дочь, отказался от этой затеи.
Элиза вдруг поняла причину волнения и беспокойство отца. Она, конечно же, знала о той трагедии, что постигла Мак-Розов по вине герцога Оскара. Теперь она начала понимать, почему отец потребовал не выходить из дома: он боялся, что с ней может случиться несчастье, которого он старался не допустить любой ценой. Элиза представила себе его состояние, когда обнаружится ее исчезновение...
– Клянусь, я не причиню вред ни твоему отцу, ни кому-либо еще из твоих близких! – воскликнул Джек, по-своему поняв ее настроение.
– Так  вот  на  какие  прогулки вы ездите каждый день? – на поляне появился Ричард.
– Вы что, следили за мной? – с отвращением в голосе спросила Элиза. В это момент она ненавидела Ричарда всей душой.
– Не мог же я допустить, чтобы юная леди отправилась в лес ни свет, ни заря одна, без сопровождения кавалера, особенно тогда, когда по лесу шляются всякие типы.
– Вас это не касается, – резко оборвала его Элиза.
– Подумать только, и об этой женщине я мечтал!
– Рада, что больше не мечтаете!
– Я мечтал быть вашим мужем, восхищался вашей чистотой и невинностью, а вы...
– Убирайтесь прочь!
– Почему вы решили, что я позволю какой-то шлюхе указывать мне, что делать?
– Надеюсь, сударь, вы столь отважны не только в разговорах с женщинами? – опомнился Джек. Он готов был разорвать Ричарда на куски.
– Так вот кого вы предпочли мне, – нарочито презрительно процедил сквозь зубы Ричард, окинув Джека оценивающим взглядом с головы до ног.
– Потому что вы ничтожество! – бросила Ричарду Элиза.
– Вам ли об этом судить?
– Я вижу, вы при шпаге, – сказал Джек, обнажая оружие.
– К вашим услугам, сударь, коль вам не терпится попасть на тот свет.
– Только после вас, сударь.
Ричард выхватил шпагу, и противники бросились друг на друга. Они оба оказались хорошими фехтовальщиками. Потребовалось не больше пары секунд, чтобы с лица Ричарда, считавшего себя прекрасным бойцом, сошла иронично-презрительная ухмылка. Он даже представить себе не мог, что этот лесной бродяга окажется таким сильным противником. Еще через мгновение на груди Ричарда появилась глубокая царапина. Рана заставила юношу взять себя в руки и выбросить из головы все, что не касается непосредственно боя. Мобилизация внутренних сил тут же дала результат: шпага Ричарда глубоко вошла в правую руку Джека чуть выше локтя. Оружие выпало из руки, но Джек ловко поймал шпагу левой рукой и сразу же контратаковал противника. На животе Ричарда появилась рана, которая, войди клинок чуть глубже в тело, вполне могла стать опасной или смертельной.
– Немедленно прекратить, или я прикажу пристрелить обоих!
На поляне появился отряд из четырех человек с ружьями и пистолетами, командовал отрядом Паркер. Вместе с ливреей он оставил и облик вышколенного слуги. Теперь это был настоящий пират или главарь лесных разбойников, в глазах которого была жажда сражения.
– Не вмешивайтесь, Паркер, мы еще даже не начали, – ответил Ричард, нападая на Джека.
– У меня есть приказ, и если вы не остановитесь, клянусь небом, я пристрелю обоих!
Его слова прозвучали достаточно убедительно для дуэлянтов. Ричард сделал несколько шагов назад и убрал шпагу в ножны, а Джек воткнул оружие в землю.
– Отлично, господа. Не желаете, сударь, проследовать с нами? – спросил Паркер Джека.
– Боюсь, у меня нет выбора, – ответил тот.
– Вы совершенно правы. Надеюсь, вы достаточно разумны, чтобы не наделать глупостей?
– Все зависит от того, что считать глупостью.
Джек начал медленно оседать на землю.
– Джек, милый! – к нему бросилась Элиза.
– Прости, любимая, – прошептал он, целуя ее в губы, и бросился в лес.
Люди Паркера вскинули ружья.
– Не стрелять! – рявкнул он. Элиза была на линии огня, – за ним!
Сразу за поляной начинался густой колючий кустарник, а метров через триста был глубокий овраг, по дну которого тек ручей. Сквозь колючки продираться никто не хотел, поэтому преследователи ограничились тем, что выпустили вслед Джеку несколько пуль, ориентируясь по звуку.
– Ладно, все равно ему некуда деваться, – решил Паркер. – Доставим юную леди домой, а затем уже отправимся на охоту.


Габриэль метался по кабинету из угла в угол, проклиная Паркера, который (вот проныра!) убедил его отказаться от личного участия в поисках дочери. Разумеется, старый флибустьер Паркер исходил из тех соображений, что, раз убийца ищет Габриэля, тому лучше сохранять осторожность. Разумеется, заикнись он об этом, Габриэль бы и слушать его не стал. Поэтому хитрый слуга подловил его на том, что кто-то должен остаться дома, чтобы суметь защитить его от нападения врагов.
За дверью послышались шаги. Предварительно постучав, вошел Паркер.
– Нашли, – сказал он, – с ней все в порядке.
– Рассказывай.
– Мы нашли их на лесной поляне. У вашей дочери, сэр, было там любовное свидание.
– С ним?
– Скорее всего, да.
– Вы его взяли?
– Нет, юная леди закрыла возлюбленного собой. Разумеется, мы не стали стрелять.
– Черт!
– Он далеко не уйдет. Ричард серьезно ранил его в руку. Они выясняли отношения.
– Он в порядке? – Габриэль имел в виду Ричарда.
– Несколько ран, но они несерьезны. Сейчас ему оказывают помощь, сэр.
– Распорядись, чтобы известили всех, что я готов хорошо заплатить как за Арундела, так и за сведения о нем. И немедленно отправляйтесь за ним.
– Мы вернулись, чтобы сопроводить вашу дочь и Ричарда, а заодно захватить собак. Думаю, прекрасное время для охоты, сэр.
– Хорошо. Только не дай им загрызть его заживо. Я не хочу, чтобы меня обвиняли в убийстве.
– Как прикажете, сэр.
Паркер улыбнулся. Он был рад поохотиться на самую интересную с точки зрения охоты дичь.
Едва вышел Паркер, в кабинет Габриэля вбежала Элиза.
– Пощади его, отец! – взмолилась она, едва переступив порог кабинета отца. Ее глаза были красными от слез, веки опухшими, а по лицу пошли красные пятна. Она была на грани срыва.
– Этот человек наш враг. Он приехал сюда, чтобы меня убить.
– Я знаю, отец.
– Что?! – слова дочери обрушились на Габриэля как удар молнии.
– Джек мне признался в этом.
– Надеюсь,  тебе  есть,  что  сказать в свое оправдание? – холодно спросил Габриэль. Его лицо стало белым.
– Он поклялся, что никогда не причинит вред ни тебе, ни кому-либо еще из моих близких.
– И этого было для тебя достаточно, чтобы скрыть от меня, что ты знаешь моего, а возможно, и нашего убийцу? Или ты думаешь, что какая-то клятва способна спасти нашу семью от предательской смерти?!
– Ты неправильно понял, отец! Когда мы только познакомились, он сказал, что ищет убийцу своего отца. Я и подумать не могла, что он говорил о тебе.
– Когда же он назвал мое имя?
– Сегодня. И сразу же поклялся, что ничего плохого не сделает.
– Ты ему поверила, какая же ты наивная!
– Ты бы тоже ему поверил.
– Возможно, но для этого его надо сначала отыскать.
– Только не убивай!
– Я не собираюсь его убивать. Сначала я хочу выяснить все обстоятельства этого дела, а потом, скорее всего, передам его в руки правосудия. Что бы ты ни говорила, этот человек приехал, чтобы меня убить.
– Отец! Ты не знаешь, какой он.
– А ты знаешь.
– Я знаю. Уверяю тебя, знаю его, как себя. Он очень милый, добрый, честный. Он помог мне, когда я упала с Ланцелота...
Элиза принялась рассказывать Габриэлю, как они познакомились с Джеком, как встречались, как полюбили друг друга.
– Я мечтаю стать его женой, мечтаю быть всегда рядом, мечтаю воспитывать наших детей...
– Об этом не может быть и речи! – оборвал ее Габриэль.
– Так может говорить только тот, кто сам никогда не любил!
– Твои глаза застилает любовь.
– А твои – ненависть.
– Я просто пытаюсь защитить вас от того, что выпало на мою долю в этой жизни.
– И ради этого ты хочешь сделать меня несчастной на всю жизнь?!
– Ты скоро забудешь его, поверь.
– А ты забыл?!
– Это другое.
– Почему ты так в этом уверен?
– Этот человек – убийца. Он использовал тебя, чтобы приблизиться к нам и нашему дому. Поверь, очень скоро ты сама это поймешь.
– Ты забываешь, что он никого еще не убил. Или это уже не имеет значения?
– Он ранил Ричарда.
– Защищая мою честь! Слышал бы ты, какими словами он меня называл!
– Разговор окончен.
– Нет, не окончен! Я хочу, чтобы ты знал: сейчас ты преследуешь отца собственного внука!
Габриэль не поверил своим ушам. Его дочь, Элиза, и так...
– Ты меня убиваешь, дочка, – тихо сказал он. Габриэль вдруг почувствовал себя старым-старым, словно ему несколько тысяч лет, груз которых с силой прижимал его к земле. Ему стало душно. Заболело в груди.
– Мы любим друг друга, как муж и жена, и у меня будет его ребенок. Или ты хочешь сделать сиротой собственного внука? Ты называешь его убийцей, а сам...
– Не думал, что ты у меня такая, – тихо сказал он.
– Да, я такая! Я люблю его, и буду любить всегда, нравится тебе это или нет!
– Хорошо. Раз ты не хочешь понять по-хорошему, раз для тебя нет ни меня, ни матери... Хорошо. В ближайшее время отправишься в монастырь. Возможно, там сумеют избавить тебя от дури. В любом случае, оттуда ты выйдешь только женой Ричарда, если он после всего этого согласится взять тебя в жены.
– Никогда!
– Значит, не выйдешь совсем!
– Хорошо, папа!
– А сейчас отправляйся в свою комнату и не смей из нее выходить!
Когда Элиза вышла, Габриэль обхватил свою голову руками. Все то, ради чего он жил, готово было навсегда рассыпаться в одночасье.


Джек прорывался сквозь кустарник изо всех сил. Здоровой рукой он прикрывал глаза. Ветки хлестали его, словно плети, а колючки глубоко впивались в тело. Клочья одежды оставались на ветках, но он этого не замечал. Послышались выстрелы. Пули пролетали совсем рядом с Джеком. Острая боль прорезала спину. Джек собрал всю свою волю в кулак, стараясь убежать как можно дальше. Сразу за кустарником был крутой обрыв. Раненый и смертельно уставший Джек не успел вовремя отреагировать и кубарем полетел вниз. Слетев по крутому склону, он приземлился в грязь у самого ручья и потерял сознание.
Очнулся он в маленькой комнате с бревенчатыми стенами и дощатым потолком из некрашеных досок. Вход в комнату закрывало старое одеяло. Джек лежал на застеленном старой, но, тем не менее, чистой простыней матрасе, постеленном прямо на земляном полу. Укрыт он был старым пледом. Было тепло. Пахло какими-то травами.
Покрывало откинулось, и в комнату вошел высокий, атлетически сложенный мужчина неопределенного возраста. Одет он был, как преуспевающий торговец, но весь его облик говорил о том, что он – закаленный в боях воин знатного происхождения.
– Привет, – сказал он, – знаешь, за тебя объявили приличную награду. Я бы от такой не отказался. – Он подмигнул Джеку. – Давай знакомиться. Мое имя Джеймс. Ну а ты Джек Арундел, несостоявшийся убийца Габриэля Мак-Роза.
Он обращался к Джеку фамильярно, как к старому знакомому, но это совершенно не резало слух юноше. Джек попытался приподняться, но тело ответило приступом боли, от которой в глазах появились звездочки. Джек застонал.
– Лежи, не двигайся. После того, как ты славно покувыркался по склону холма, вообще удивительно, что твои кости остались целыми. Тебе повезло, парень, и повезло редко.
– Вы видели, как я летел?
– А ты хотел, чтобы я пропустил такое зрелище?! – Джеймс весело рассмеялся.
– Это вы принесли меня сюда?
– Ты чертовски догадливый юноша! Кстати, я обработал раны и вытащил пулю. Пришлось немного заштопать тебе бок, ну да это все мелочи. Тебя почти убили, потом ты почти покончил с собой...
– Зачем? Граф все равно меня убьет.
– Умереть ты еще успеешь. А пока тебе надо набраться сил.
Не успел Джеймс договорить, как глаза Джека налились тяжестью, и он провалился в глубокое забытье.
Волна необычайно ярких звуков накатила на юношу, подхватила и вынесла его в открытое море звучания. Берега исчезли. Было только звуковое море и небо тишины. Он плыл по этому морю, между звуком и тишиной, плыл, слегка покачиваясь на волнах, плыл, становясь буфером между этими кажущимися противоположностями. Он плыл, превращаясь то в звук, то в тишину, постепенно растворяясь в них, примиряя их друг с другом и с собой...
– Пора есть, – услышал он слова Джеймса и проснулся.
Джек почувствовал себя намного лучше и даже смог сесть с помощью Джеймса.
– Скоро будешь, как новенький.
– И что тогда?
– Не знаю. Это уже твое дело. Ты здесь не пленник, а гость.
– Хотите сказать, я смогу свободно уйти, когда захочу?
– Скорее, когда сможешь это сделать.
– Вы не выдадите меня Мак-Розу?
– Нет, несмотря на то, что он один из моих близких друзей.
– Чертовски рад, что у вас такое своеобразное понимание дружбы.
– Представь, что все вокруг нас – театр.
– А мы все в нем актеры. Возможно, я неверно процитировал.
– В театре есть автор или группа авторов, которые придумывают пьесы. В этих пьесах есть главные роли, вторые роли, эпизодические роли, и так далее. Я режиссер. Моя задача – воплотить замысел автора на сцене, превратить слова в действия, заставить их жить. На твое счастье тебе досталась роль второго плана, которую ты должен доиграть до конца, и здесь я должен тебе помочь сыграть ее наилучшим образом. Доказательством важности твоей роли служит то, что ты еще жив. Статистов можно менять хоть всех разом. Ты меня понимаешь?
– Это что-то вроде судьбы или предназначения?
– Ты правильно улавливаешь мысль. И до тех пор, пока ты не сделаешь свой последний выход на сцену, судьба будет тебя оберегать. Но тебе не стоит всегда полагаться на удачу. Боги отмеряют ее ровно столько, сколько нужно для воплощения их замыслов. В отличие от нас, они никогда не платят зря.
– Я поклялся, что не сделаю ничего во вред Габриэлю Мак-Розу. Тем более я не стану искать его смерти.
– И правильно сделал. Ему не суждено умереть от твоей руки. К тому же он не убивал твоего отца.
– Повторите, что вы сказали!
– Габриэль Мак-Роз не убивал твоего отца.
– Вы можете это доказать?
– Свободно. Для этого достаточно немного арифметики. Сколько тебе лет?
– Мне двадцать два года. Какое это имеет значение?
– Самое прямое. Раз тебе двадцать два, значит, твои родители должны были быть вместе примерно двадцать три года назад. Надеюсь, ты согласен?
– Разумеется, черт возьми.
– Так вот, Элизе девятнадцать, Ричарду, с которым ты не поделил девушку, двадцать один. Он родился через два года после свадьбы Мак-Роза.
– Все правильно. Двадцать три года назад граф Мак-Роз убил моего отца шевалье де Лорма.
– Ты уверен?
– Разумеется.
– Может быть, ты расскажешь, как это было.
– Моя мать случайно узнала о том, что граф пытается расстроить свадьбу своего лучшего друга – герцога. Она попыталась сообщить об этом герцогу, но граф, узнав об этом, убил моего отца, чтобы заставить ее молчать.
– Это тебе рассказала мать?
– Вам что-то не нравится, сударь?
– Мне нравится все, кроме одного. Здесь практически не осталось правды.
– Вы обвиняете мою мать во лжи?
– Да, и не я один. Твоя мать действительно попыталась помешать Мак-Розу жениться на Катрин Мак-Рой, но шевалье де Лорм к тому времени был давно уже мертв. Граф убил его лет за пять до этого события, сейчас уже точно не помню. Это произошло, когда была объявлена помолвка герцога Артура и твоей матери. Узнав, что твоя мать пытается обмануть Артура, в частности, она уже была беременной от де Лорма, граф Мак-Роз явился к ней домой, чтобы заставить ее отказаться от помолвки с герцогом. Де Лорм застал ее с графом во время разговора, который носил чисто деловой характер. Он решил, что граф еще один любовник твоей матери, и набросился на него с оружием в руках. Защищаясь, Мак-Роз убил де Лорма задолго до того, как ты был зачат. От нервного потрясения у твоей матери случился вскоре выкидыш. Поэтому, кстати, твоя фамилия Арундел, а не де Лорм. Твоя мать обманула тебя, как обманывала всех, кто ее окружал.
– Но зачем?
– Чтобы ты отомстил за нее Мак-Розу.
– Я не хочу в это верить.
– И не верь. Наведи справки.
– Подождите, но если это так... получается, что граф Арундел мой настоящий, а не приемный отец?
– Не получается. Он познакомился с твоей матерью, когда ты уже появился на свет.
– Тогда кто?
– Это тебе предстоит узнать несколько позже. Ладно, пришло время поесть.


– Тебе привет от Мак-Роза, – сказал Джеймс, входя в дом.
Джек подавился слюной и закашлялся. На глазах выступили слезы.
– Приятно, когда тебя встречают веселым заливистым лаем. Сегодня я был в гостях у Мак-Розов. Нельзя сказать, что говорили мы только о тебе, но пару раз твое имя всплывало.
– Как поживает граф? – спросил Джек, вытирая слезы.
– Замечательно, он в полной боевой готовности. Пытается вычислить, где ты можешь быть.
– А вы?
– А что я? Меня, как ты понимаешь, никто не спрашивал: не прячу ли я где-нибудь юного Арундела? Кстати, тебя интересует судьба Элизы?
С тех пор, как Джек прилег отдохнуть на дне оврага, прошло около двух недель. Благодаря удивительным способностям Джеймса, юноша уже был в прекрасной форме, правда, совсем здоровым его трудно было назвать. Все это время он ничего не знал о судьбе любимой и сильно за нее переживал. Он понимал, что граф не погладит ее по голове за любовь к человеку, который прибыл, чтобы его убить. К тому же разлука с любимой была для него настоящей пыткой, мучившей намного сильнее, чем физические раны.
– Вы ее видели? – с жаром спросил он
– Это невозможно даже для меня. Она стала узницей в собственном доме. Ей строго-настрого запретили выходить из комнаты. Кроме служанки и матери туда мог бы войти разве что только Ричард, но Элиза его не переносит на дух. К счастью, псовая охота на тебя заставила ее переволноваться, что несколько подорвало ее здоровье.
– Она больна, и вы говорите, к счастью?
– Иначе ее давно бы уже отправили в монастырь.
– Что?! – Джек не верил своим ушам.
– Ее приговорили к пожизненному общению с богом, если она не выйдет замуж за Ричарда, а она не выйдет за него ни под каким видом.
– Дьявол! – выругался Джек.
– Полностью с тобой согласен.
– Я должен ее спасти!
– Хорошая мысль, особенно если знаешь, как.
– К тому времени, как я буду это знать, она успеет состариться в монастыре.
– Глупо лезть на рожон, особенно там, где летают пули.
– Я пойду к ней, чем бы мне это ни грозило. 
После пробежки среди колючих кустов вещи Джека не годились даже на тряпки, поэтому Джеймсу пришлось одолжить ему кое-что из своих вещей.
– Ну и как? – спросил Джек, переодевшись в обновку.
Джеймс внимательно осмотрел его с ног до головы.
– Ты похож на фермера-арендатора.
– Это хорошо?
– Это не хорошо, и не плохо. Здешние крестьяне практически все знают друг друга в лицо, а после твоего бегства каждый чужак вызывает у всех подозрение.
– Даже в лесу?
– В лес тебе лучше не соваться. Там сейчас больше народа, чем на королевской ярмарке.
– И что, все ловят меня?
– Не волнуйся, для тебя они найдут пару минут.
– Ладно, что предлагаете вы?
– Я выведу тебя на дорогу. Иди смело. Ни от кого не прячься.
– Так и сделаю.


Едва Джек распрощался с Джеймсом, с ним поравнялась телега, на которой сидели три мужика. Это были молодые, не старше тридцати лет, крестьяне, крепкие на вид. Понятно, что подобная встреча не входила в планы Джека.
– Куда путь держите, мистер? – спросил возница.
Джек назвал деревню, где он жил, когда встречался с Элизой.
– Вы там живете?
– У меня там родственники, – он назвал имя хозяина дома, который снимал.
– Ну и как он поживает?
– Не знаю, – ответил Джек. Я ведь иду туда, а не оттуда.
– Резонно, – согласился крестьянин.
– А сами вы откуда будете?
– С юга.
– Далеко забрались.
– Мои родители оказались там после якобинского восстания.
– Да, пораскидала война людей...
После небольшой паузы крестьяне вернулись к обсуждению своих местных сплетен. Джек уже решил, было, что сумел вызвать к себе доверие этих людей, но один из крестьян, прервав беседу, обратился к юноше:
– Вы, конечно, нас извините, но вы чужой, а граф приказал всех чужих доставлять к нему.
– С чего это он так?
– Тут прячется один бандит, и граф не хочет его упустить.
– Видать, он сильно насолил вашему графу.
– Мы в эти дела не лезем, но приказ есть приказ.
– Согласен, но ведь я не чужой.
– Это не нам решать. К тому же знакомство с графом не займет много времени.
В следующее мгновение Джек побежал в сторону от дороги, где за холмом начинался лес. Крестьяне пустились в погоню. Если бы не ранения, значительно ослабившие Джека, он, возможно, сумел бы от них убежать. Поняв, что драки не избежать, он остановился и достал нож, который был спрятан за голенищем сапога. Конечно, была бы у него шпага, можно было бы вообще не бежать – он был достаточно хорош, чтобы справиться с тремя необученными воинскому делу крестьянами, но шпаги у него не было.
У одного из крестьян был кнут, другой был вооружен держаком от лопаты. У третьего, правда, оружия в руках не было, но это мало что меняло.
– Сдавайся без глупостей, – сказал тот, что был с кнутом.
– Это еще зачем? – удивленно спросил Джек.
– Мы должны доставить тебя к графу.
– Боюсь, у меня другое мнение на этот счет.
– Мы не знаем, какие у тебя с графом счеты – это не наше дело...
– Тогда позвольте мне идти своей дорогой.
– Извини, но мы не можем.
– Ничем не могу помочь.
– Тогда нам придется взять тебя силой.
– Это может вам дорого стоить, – сказал Джек, играя ножом.
– Зря ты так. Граф обещал заплатить как за живого, так и за мертвого.
Нападать крестьяне не решались, а отпускать Джека не хотели – слишком хорошую награду назначил за него Габриэль. Так бы, наверно, они и продолжали обмениваться ничего не значащими фразами, если бы Джеку не надо было спешить. Увидев, что противник потерял бдительность, он решил действовать и бросился на крестьянина с палкой.
Тот слишком поздно отреагировал на бросок Джека, который, поднырнув под руку, глубоко ранил крестьянина ножом в бедро. В следующее мгновение Джек получил по спине кнутом. От боли помутнело в глазах. Хрустнуло ребро. Однако Джек выхватил у раненого крестьянина палку из рук. Конечно, это была не шпага, зато ряды противника поредели, а их дух при виде крови товарища окончательно был сломлен.
– Следующего я прикончу, – грозно сказал Джек.
Крестьяне больше не решались нападать. Никто не хотел отправляться на тот свет. Поняв это, Джек, медленно пятясь, отошел на безопасное расстояние, затем побежал. Он бежал, сколько было сил, затем рухнул в траву.
«Плохи дела, – думал он, жадно хватая ртом воздух, – эти ребята наверняка сообщат графу о встрече, и тот приготовится. Но в любом случае этого уже не изменишь».
Только далеко за полночь Джек рискнул приблизиться к дому Мак-Розов. Было темно, на землю опустился туман. Недостаточно густой для Джека, но выбирать погоду не приходилось. В свое время Элиза в мельчайших подробностях описала возлюбленному дом, и теперь он руководствовался ее описанием, как планом. Ее комната была на втором этаже, окна выходили на юг – с третьего по пятое слева. Решеток на окнах не было, зато в доме было полно вооруженных людей. Снаружи дом никто не охранял, что в подобной ситуации было похоже на плохо устроенную ловушку. Довольно легко Джек нашел место, откуда можно было спокойно наблюдать за домом, оставаясь при этом незамеченным. В доме шла обычная жизнь, и ничто не говорило, что он был на осадном положении. В конце концов, Джек решился покинуть свой наблюдательный пункт.
– Привет, – услышал он знакомый голос. Говоривший был за его спиной, – повернись медленно, чтобы я смог увидеть твои руки.
– Привет, давно не виделись, – ответил Джек, повернувшись лицом к Ричарду.
Из оружия у Джека был нож. Ричард был вооружен шпагой и пистолетом.
– Продолжим? – тем не менее, предложил Джек.
– Посмотри на себя. Ты слаб, ранен и практически безоружен. Второй шпаги у меня нет, а устраивать поножовщину не в моих правилах.
– Тебя что-то смущает?
– Я ревнив, вспыльчив, несдержан, но никто не может обвинить меня в бесчестии.
– Тогда тебе придется либо посторониться, либо меня убить.
– Ошибаешься, – к беседе присоединился Паркер.
– Как, вы тоже еще на ногах? – наигранно удивился Джек.
– Мы с нетерпением ждали гостей. Вернее, гостя.
– Желаете пригласить меня на стаканчик виски?
– Что-то вроде того.
– Может, я зайду в другой раз?
– В другой раз не получится.
– У вас не очень хорошо получается стрелять в спину.
– Ты забыл о таком славном изобретении, как псовая охота.
– Ладно, пожалуй, я соглашусь на порцию виски.
– Очень хорошо, сударь, – улыбнулся Паркер, – прошу вас в дом.


Габриэль сидел за столом у себя в кабинете. За эти несколько недель он сильно сдал. На уставшем лице появились новые морщины. Он похудел и визуально даже стал ниже ростом. На столе лежал заряженный пистолет. В кабинет вошел Паркер, который привел Джека.
– Господин Арундел, сэр, – объявил Паркер,  вновь надев личину слуги.
– Присаживайтесь, сударь, – сказал Габриэль, приглашая Джека сесть в кресло.
– Вы очень любезны, сударь.
– Думаю, вы не будете против, если мы перейдем сразу к делу?
– Разумеется, нет.
– Ваше имя Джек Арундел.
– Совершенно верно.
– И вы здесь для того, чтобы меня убить.
– С тем уточнением, что я действительно приехал в эти замечательные места именно с этой целью, но позже я передумал и отказался от этой затеи.
– После того, как обесчестили мою дочь? – резко спросил Габриэль.
– Мы любим друг друга, и при других обстоятельствах я бы попросил у вас ее руки.
– Может быть, вы скажете, что пришли сегодня ко мне в дом именно за этим?
– Я пришел, чтобы вызволить ее из заточения.
– Вы даже об этом знаете? – нахмурился Габриэль.
– В нашем мире трудно удержать что-либо в секрете.
– Ладно, сударь, отложим наш разговор до утра.


– Простите, сэр, но вас хочет видеть одна дама по неотложному делу.
– Какого черта, Паркер? – спросил Габриэль, с трудом открывая глаза. Он сильно хотел спать. Напряжение последних нескольких недель сменилось невыносимой усталостью. Габриэлю требовался отдых.
– Который час?
– Половина седьмого, сэр. Половина седьмого утра, сэр, – добавил Паркер после паузы.
– Проклятье, Паркер.
– Совершенно верно, сэр.
– Так что там еще у тебя?
– Я извиняюсь, сэр, но вас срочно требует одна дама, которая утверждает, что прибыла по неотложному делу.
– Пошли ее ко всем чертям.
– Она попросила показать вам вот это, – Паркер положил на подушку маленький золотой крестик.
Габриэля словно ударило током. Это был крест Алджирона – их пропавшего сына.
– Пригласи ее в кабинет и не оставляй там без присмотра.
– Слушаюсь, сэр.
Чтобы хоть немного привести себя в чувство, Габриэль обмылся по пояс ледяной водой. В голове немного прояснилось, но, все равно, она была тяжелая, как пушечное ядро.
Одевшись, Габриэль отправился в кабинет, где в кресле для гостей сидела женщина, лицо которой закрывала вуаль. Судя по одежде, она была при деньгах, и, скорее всего, знатного рода.
– Здравствуйте, сударыня, откуда у вас эта вещь? – спросил Габриэль. Ему было не до любезностей.
Вместо ответа женщина откинула вуаль.
– Вы?! – удивился граф, узнав в ней постаревшую Анну Лестер.
– А кого вы хотели увидеть?
– Уж точно не вас.
– Мне уйти?
– Боюсь, вы не сможете этого сделать даже при всем желании.
– Это, – Анна достала из сумочки маленькую запаянную стеклянную ампулу, – смертельный яд мгновенного действия, – она положила ампулу в рот, – стоит мне раскусить капсулу, и я быстро и безболезненно отправлюсь на тот свет вместе со всеми секретами.
– Вы пришли в такую рань, чтобы покончить с собой у меня на глазах?
– Это на тот случай, если вы вдруг решите, что вежливость и обходительность не самое лучшее средство добиться расположения дамы. Вы меня поняли?
– Давайте к делу.
– Я пришла предложить вам сделку.
– Я это уже понял.
– Я готова обменять вашего сына на своего.
– Так Арундел – это ваш сын? Забавно.
– Почему? Или вы считаете, что я не могу быть матерью?
– Родить – это еще не значит стать матерью. Особенно если желаешь превратить своего сына в убийцу.
– А кто безгрешен, граф? Уж не вы ли?
– Предоставим решать это богу.
– Ладно, богу – богово. Меня интересует сделка.
– Хорошо. Я согласен. Но вам придется предъявить веские доказательства. Извините, но вас нет в списке тех, кому можно верить на слово.
– Я и не предлагаю вам поверить на слово. По крайней мере, мне. Я давно уже не наивная девочка.
– А вы были наивной?
– Я готова предоставить вам доказательства вместе с вашим сыном, как только вы соберете всех, включая ваших гостей. Впрочем, прислугу можете не беспокоить.
– Вам обязательно нужно это представление?
– Вам нужны доказательства?
– Хорошо. Паркер!
– Да, сэр.
– Собери всех в гостиной. Немедленно.
– Слушаюсь, сэр.
Первой в гостиную прибежала испуганная Элиза. Девушка решила, что отец собирается судить ее единственного и любимого Джека тем судом, которому позже будет присвоено имя Линча. Увидев Анну и резонно решив, что посторонних на подобное мероприятие вряд ли стали бы приглашать, она успокоилась. Вежливо поздоровавшись, она села на диван. Элизе не понравилось, как эта женщина рассматривает ее, словно выставленную на витрине вещь, однако девушка решила этого не замечать. Правда, она изредка поглядывала на Анну с тем любопытством, с каким детишки рассматривают диковинных зверушек или уродов. После одиночного заточения в собственной комнате даже старая женщина стала для нее развлечением.
Появились Артур с Ричардом. Ричард, который не спал почти всю ночь из-за охоты на соперника, сильно хотел спать, поэтому ему было все равно, что хотели ему сказать. Он был недоволен тем, что его разбудили в такую рань, и мечтал поскорее вернуться в постель.
Узнав Анну, Артур переменился в лице. Меньше всего он хотел сейчас видеть эту женщину. Пробормотав приветствие, он хотел занять место в самом дальнем конце гостиной, однако Анна нарушила его план.
– Артур, милый, разве так себя ведут старые друзья, особенно после того, что между нами было? – спросила она, даже не скрывая удовольствия от его смущения.
– Прошу прощения, сударыня, я вас сразу не узнал, – ответил он, целуя Анне руку.
Ричард удивленно посмотрел на отца.
Появилась взволнованная Кэт. Паркер не стал объяснять, зачем ее приглашают в гостиную.
– Господин граф желает вас видеть как можно быстрее по очень важному делу, – сказал он ей и удалился, чтобы предупредить остальных. Кэт знала, что Габриэль не стал бы поднимать ее в такую рань без веской причины.
Чуть позже пришла Жозефина. Она вообще никуда не хотела идти, но Паркер сумел ее уговорить, объяснив, что это вопрос жизни и смерти.
Последним привели Джека. Он выглядел больным и усталым, но держался бодро.
– Что ты здесь делаешь, мама? – удивленно спросил он.
– Так вот почему она на меня так пялилась! – поняла Элиза.
– Я пришла за тобой, сынок, – ответила Анна.
– Зачем? – немного грустно спросил он.
– Джек, милый, с тобой все хорошо?! – не дала ответить Анне Элиза.
– Лучше не бывает, милая! А как ты?
– Ужасно. Я не нахожу себе места без тебя.
– Мне тоже без тебя невыносимо.
– Друзья, позвольте вам представить нашу гостью Анну де Аруа, которую многие из вас знали как Анну Лестер, – прервал их разговор Габриэль. От этого имени Кэт бросило в дрожь. – Она пришла для того, чтобы открыть нам одну тайну в обмен на свободу сына, которым является Джек Арундел. Я дал ей слово, что если ее слова будут подтверждены доказательствами, Джек окажется на свободе, и я не буду предъявлять ему обвинения в попытке меня убить. Думаю, мы все с интересом выслушаем то, что она нам расскажет. Прошу вас, сударыня.
Габриэлю показалось, что его слова были похожи на речь третьесортного конферансье какого-нибудь бродячего театра, или, что еще хуже, председателя провинциального благотворительного общества на открытии очередного заседания.
– Я могу немного выпить? – спросила Анна, ее голос немного дрожал от волнения.
– Разумеется. Чего бы вы хотели? – спросил Габриэль.
– Что-нибудь.
– Принеси что-нибудь выпить всем, – попросила Паркера Кэт.
– Дамы и господа, – начала свою речь Анна. – Это я попросила графа собрать всех вас для того, чтобы вы смогли стать свидетелями нашего соглашения, а также свидетелями того, что я собираюсь сейчас поведать. Зачем мне это надо? Сейчас вы все узнаете. Конечно, я понимаю или, по крайней мере, догадываюсь, какие вызываю у вас чувства. Для многих из вас я воплощенное зло, обманщица и интриганка, а для кое-кого - живой скелет из шкафа. Я не преувеличиваю? – Анна посмотрела на Артура, который сжался от ее взгляда, как кролик от взгляда удава.
Возникла пауза. Анна буквально требовала от него ответа, тогда как Артур не находил нужных слов. В конце концов, он пробормотал что-то нелепое.
– Вы знаете, – продолжила Анна, – во многом я с вами согласна. Я действительно стала порочной, как впрочем, и большинство из вас.
– Давайте обойдемся без этих обвинений, – прервала ее Кэт.
– Вы правы, сударыня, мы обойдемся без этих обвинений. К тому же у меня достаточно обвинений других. Думаю, мне будет приятно поглядеть на ваши лица в конце рассказа.
– Может быть, перейдете к делу? – оборвал ее словоизлияния Габриэль.
– Хорошо, граф, к делу так к делу. Ответьте, пожалуйста, на один вопрос: вы поинтересовались, каким образом мой сын собирался вас убить?
– Меня это не интересует.
– А зря, граф.
– Я хотел вызвать вас на поединок, – сказал Джек, глядя в глаза Габриэлю.
Ответ юноши ошеломил практически всех.
– Я хотел убить вас в честном бою, как и полагается дворянину. Я направлялся к вам в дом, чтобы бросить вам вызов, когда увидел вашу дочь, лишенную чувств. Эта встреча заставила меня изменить свои планы.
– Это правда? – не веря своим ушам, спросил Габриэль.
– Клянусь честью!
– Вот видите, граф, этот юноша совсем не похож на то исчадие ада, которое вы нарисовали в своем воображении только на основании того, что он мой сын.
– Я не знал, что он ваш сын.
– Правда? – язвительно спросила Анна.
– До вчерашнего дня я считал его вашим наемником.
– Как видите, иногда вы тоже можете ошибаться. Но вернемся к Джеку. Его приемная семья стала для него более родной, чем я. Как и когда я встретила Малколма Арундела, и что заставило его взять меня в жены с маленьким сыном, усыновить его, дать ему свое имя, вас не касается. Пусть эта тайна уйдет в иной мир вместе с нами. Я по-настоящему благодарна Малколму за то, как он к нам относился. Это был добрый, благородный человек, умеющий любить так, что рядом с ним всегда чувствуешь себя спокойно. Джека он принял, как родного сына, тем более что своих детей у него не было, да и быть не могло. Практически он, а после его смерти его родители воспитали Джека. Они превратили его в настоящего мужчину. К несчастью судьба слишком рано забрала моего мужа в могилу.   
Я рассказываю это потому, граф, что мой сын всей душой любит вашу дочь, и она отвечает ему взаимностью.
– Это не имеет значения, – резко сказал Габриэль.
– А что для тебя имеет значение? – так же резко спросила его Элиза.
– Это мы обсудим позднее, – ледяным тоном ответил он. Продолжайте, сударыня.
– Ошибаетесь, граф, это имеет самое прямое значение. У Джека есть все, что нужно в наши дни молодому человеку. У него есть имя, он знатен, богат, хорошо воспитан. От Арунделов унаследовал титул, а я обеспечила его хорошим состоянием, граф.
– Я пообещал отпустить вашего сына, а не принять его у себя в доме в качестве зятя.
– И совершенно напрасно. Ну да мне все равно вас не убедить.
Появился Паркер с напитками.
– Лучше я начну с самого начала или с той злополучной помолвки, которую вы так жестоко разрушили. Я имею в виду свою помолвку с Артуром. Тогда я поклялась, граф, сделать все, чтобы вас уничтожить. Почему? Вы убили мою любовь. Мою единственную любовь, без которой моя жизнь лишилась всякого смысла. Да, Артур, я любила шевалье Шарля де Лорма. За вас я собралась замуж лишь потому, что у него не было ни шиллинга денег.
– Я знаю, – спокойно ответил Артур, – это и заставило меня обрести философский взгляд на женщин.
– Он был прекрасным любовником, но совершенно непригодным на роль мужа. Вы же, мой милый герцог, были кандидатом в идеальные мужья. У вас было все, чего могла желать моя душа, вот только сердце, это подлое существо, принадлежало другому, и у меня под сердцем был его ребенок. Извини, Джек, но этим ребенком был не ты. Тебя я обманывала, как и многих других. Тот ребенок так и не появился на свет. После того, как вы, граф, убили моего возлюбленного, у меня случился выкидыш. Тем ударом шпаги вы убили все, что имело значение в моей жизни.
– Вы забываете, что де Лорм сам набросился на меня.
– Разве мне от этого легче? Первый случай отомстить мне представился, когда вы попытались разорвать вторую помолвку герцога, – продолжила Анна после небольшой паузы, во время которой в гостиной стояла полная тишина. – Тогда я написала письмо вашей очаровательной супруге, граф, которая была невестой Артура, но ваша лучшая подруга, маркиза Отис спутала мне все карты. Тогда-то я и вспомнила о тебе, Артур. Тебе требовалось утешение, мне тоже. Помнишь наш незабываемый медовый месяц?
– Вы были великолепны, сударыня.
– Я уже начала готовиться к свадьбе, но Артур так и не смог мне простить де Лорма.
– Обманувший единожды, обманет еще, – заметил Артур.
– В общем, мы расстались. А вскоре на свет появился Джек.   
Эти слова произвели эффект взорвавшейся бомбы. Все были в шоке. Особенно Артур, Ричард, Элиза, да и сам Джек. Все говорили одновременно, причем никто никого не слушал. Анна, подобно актрисе, вызванной на бис, наслаждалась произведенным фурором.   
Оставшись без мужа, Анна впала в состояние глубокой тоски, из которой, впрочем, ее вывело скорое замужество. Нельзя сказать, чтобы она безумно любила Малколма Арундела, но он был добрым, хорошим человеком, который прекрасно к ней относился. Ей действительно было горько, что болезнь так рано оборвала его жизнь. Чтобы хоть как-то развеяться, Анна отправилась на воды в Канн, где совершенно случайно встретила Артура, привезшего туда на лечение свою молодую жену.
Первой мыслью Анны была мысль женить на себе Артура, который сильно переживал по поводу бесплодия своей жены. Он мечтал о наследнике, а Джек был его кровным сыном, что вполне легко было доказать. Но позже, убедившись, что Артур влюблен в Жозефину, она вынуждена была отказаться от этого плана. Анна была злой на весь мир, когда в ее голове созрел грандиозный план мести.
Встретившись как бы случайно с Артуром в открытом кафе на берегу моря (Жозефина осталась дома из-за головной боли), она долго и в подробностях принялась рассказывать ему о том, какой замечательный ребенок растет у Мак-Розов. Каждое ее слово было щепоткой соли, брошенной в душевную рану Артура.
– А ведь это мог быть твой ребенок, – как бы невзначай сказала Анна и посмотрела Артуру в глаза. От этих слов он буквально заскрежетал зубами.
– Наверно, я бы душу продал дьяволу за то, чтобы стать отцом, – признался он Анне.
– Ты никогда не думал об усыновлении? – спросила она. – Вы могли бы взять ребенка у каких-нибудь приличных бедных людей, которые с радостью бы отдали его вам на усыновление. Таких людей много.
– А что скажет свет? Они ведь ни за что не примут его, как ровню.
– А зачем вам это афишировать? Достаточно года на два уехать куда-нибудь, где вас не знают, а потом вернуться с наследником. Никому в голову не придет, что это не ваш ребенок. 
– Мне надо обсудить это с Жозефиной.
Артуру понравилась эта идея, но он не был окончательно уверен в жене. Все-таки чужой ребенок – это чужой ребенок.
Артур зря волновался по поводу Жозефины, которой эта идея понравилась еще больше, чем ему. Не удивительно, что за помощью они обратились к Анне, и та взялась все организовать.
Через неделю Артур с Жозефиной отправились в небольшой рыбацкий поселок в одной из колоний. Еще через месяц там появилась Анна с изможденного вида женщиной лет сорока, которая представилась Гертрудой. По словам Гертруды, после испуга (на нее набросилась бродячая собака) у нее пропало молоко, и ей нечем кормить сына. Малыш был настолько милым, что Артур с Жозефиной сразу же согласились на все условия Гертруды, запросившей приличную сумму за своего малыша.
Вскоре герцог с юной женой и милым малышом переехали жить к себе в имение возле Марселя, где и зажили спокойно и счастливо. Приемные родители полюбили малыша, как родного...
Однажды, когда Жозефина с ребенком гостила у родителей, к Артуру в гости заявилась Анна. Она долго расспрашивала, как поживает малыш, с интересом выслушивая счастливую болтовню души не чаявшего в ребенке Артура. Затем разговор перекинулся на наследника Мак-Розов, который был похищен около двух лет назад из родительского дома.
– Бедные родители, не представляю, как можно справиться с таким горем, – посочувствовал им Артур.
– Скажи, а он сильно похож на мать? – спросила вдруг Анна.
– Кто?
– Ваш Ричард. Надеюсь, ты не забыл, как она выглядит.
– Что?! – закричал Артур, до которого дошло, какого ребенка подсунула ему Анна.
Удивительно, как он ее не убил.
– Что ты собираешься делать? – спросила она, когда он немного пришел в себя.
– Срочно возвращаться в Шотландию.
– А что ты скажешь людям после того, как громогласно заявил о том, что Ричард твой кровный сын и наследник?
Анна была права. Взявшись за эту дьявольскую интригу, она тщательно продумала все возможные варианты, крепко связав ложью Артура по рукам и ногам.
– Так что позвольте представить вам, господа, Алджирона Мак-Роза, он же Ричард Корнуэльский, – закончила повествование Анна.
Наступила немая сцена.
– Наконец-то все это закончилось, – прошептал первым пришедший в себя Артур. Он почувствовал, как давивший его все эти годы груз, наконец, рухнул с плеч на землю. Удивительно, но он был благодарен Анне за то, что она сделала за него это ужасное признание.
– Кто вам сказал, что все это закончилось? – громко произнес, входя в гостиную, Джеймс, – ничего еще не закончилось. История только начинается, – Джеймс весело рассмеялся. – Никогда не лишайте богов чувства юмора. Это единственное, чего они не прощают…


Габриэль сидел у себя в кабинете и с любопытством разглядывал шкатулку, где хранился его пропуск в другую, неизвестно что приготовившую ему жизнь. Это был его персональный пропуск в неизвестность, которым он решил, наконец, воспользоваться.
Открой он шкатулку, и...
Габриэль всегда с настороженностью относился к самоубийцам, которых удавалось спасти. Он считал, что попытка свести счеты с жизнью – это удел законченных оптимистов, которые непонятно почему вдруг решили, что там, после смерти, им будет не хуже, чем здесь. Привыкший всегда бороться до конца, он не одобрял этого шага, за исключением тех случаев, когда альтернативой была мучительная смерть от пыток. Во всех остальных случаях всегда надо искать выход, и если нет главного, возможно, есть запасной. В любом случае борьба дает больше шансов на победу, чем признание поражения.
Именно сходство с самоубийством было для Габриэля тем барьером, который ему предстояло преодолеть, чтобы открыть шкатулку и посмотреть, наконец, на Зеркало или в Зеркало. Однако это не было самоубийством, как не был самоубийством переезд в другой город или страну. Правда, Габриэль не знал, куда судьба закинет его на этот раз.
С того дня, когда Анна Лестер сделала свое публичное признание, прошло два года.
Неизвестно, как бы дальше развивались события, если бы не эффектное появление Джеймса в самый драматичный момент действия. Джеймс был единственным, кто знал, где и когда ему надо оказаться, и что при этом делать. Иногда Габриэль начинал даже думать, что именно Джеймс для чего-то устраивает все эти неприятности, но он быстро отмахивался от этих мыслей.
– Что вы собираетесь делать? – громко спросил Джеймс тогда после того, как были высказаны взаимные обвинения, выпиты лечебные порции виски, а дамы очнулись от обмороков. Убедившись, что ни у кого нет ответов, он продолжил: – Сейчас вы можете еще глубже погрязнуть в спорах и обвинениях, но это вам не даст ничего, кроме новых, еще более серьезных проблем, – он говорил, и его голос оказывал гипнотический эффект на присутствующих. – В любом случае решать вам, господа. Я лишь хочу спросить, что будет, когда свет узнает, что герцог Корнуэльский оказался похитителем сына своего лучшего друга, тогда как его внебрачного ребенка воспитывали чужие люди? Кто станет наследником герцога? И как отнесутся к появлению новоиспеченного графа?
– Он прав, – согласился с Джеймсом Габриэль, – это не должно выйти за пределы этой комнаты.
– Она же первая побежит рассказывать всем направо и налево, – набросился на Анну Артур.
– За меня можете не волноваться. Гарантией моего молчания будет та тень, которая упадет на репутацию Джека, если все будет раскрыто.
– Похоже, нам ничего не остается, как и дальше играть привычные роли, – сказала Кэт, приходя в себя, – но ведь это ужасно!
С тех пор пролетело два года. Элиза все-таки вышла замуж за Джека, который оказался вполне приличным молодым человеком. По крайней мере, Габриэлю он понравился. Несмотря на былые размолвки, они быстро сошлись характерами с Ричардом, чья свадьба была тоже не за горами. Месяца три назад он познакомился с одной очаровательной девушкой, и неделю назад объявил о своей помолвке. 
Артур с Жозефиной вернулись во Францию, получив перед этим прощение Мак-Розов.
Шесть месяцев назад умерла Кэт. Ее сердце не выдержало испытаний судьбы. 
После похорон Элиза с Джеком переехали жить в столицу, Ричард уехал к себе в замок. В последнее время он был неразлучен с невестой, жившей в паре часов езды от Корнуэльских владений.
Габриэль остался вдвоем с Паркером. И вот теперь он понял: пора.
Он написал всем прощальные письма: Артуру, Элизе, Ричарду и еще паре друзей, заплатил жалованье Паркеру за год вперед, сделал последние деловые распоряжения.
«Кто вам сказал, что все это закончилось? Ничего еще не закончилось. История только начинается. Никогда не лишайте богов чувства юмора. Это единственное, чего они не прощают», – вспомнил Габриэль слова Джеймса.
– Пора, – сказал он себе вслух и открыл ларец.
Зеркало его разочаровало. Это была небольшая прямоугольная пластина из серого, местами почерневшего от времени металла размером 10 на 15 сантиметров. Ни оправы, ни украшений на нем не было.
– Никогда бы не подумал, что из-за этого куска железа мог начаться весь этот сыр-бор, – сказал Габриэль и радостно рассмеялся. Впереди его ждала новая, полная приключений и тайн жизнь.
Габриэль посмотрел в Зеркало. Вместо своего отражения он увидел тот путь, который уже прошел, и который ему предстояло пройти. Это действительно было долгое путешествие через пространство и время, через целые эпохи. Путь описывал петлю Мебиуса. А через мгновение появилось лицо. Оно, скорее, походило на грубо изготовленную маску. Впереди предстояло еще много работы, но это уже было лицо, его лицо, добытое им в сражении чуть ли не со всем миром.
Габриэль улыбнулся своему отражению, и время расступилось перед ним.


Маленькое послесловие


Этот роман посвящается моей маме, которая увидела большую его часть во сне. В течение трех ночей она прожила во всех деталях жизнь Габриэля Мак-Роза.
Конечно, мне пришлось внести некоторые изменения в ее рассказ. Я убрал все те нелепые нагромождения, что присутствуют в любом сне; добавил немного мистики в традициях Кастанеды; добавил несколько сюжетных ходов, первую главу и саму историю Зеркала.
В остальном эта книга является правдивым описанием сна или иной, параллельной жизни, прожитой моей мамой.
2005