До обеда он проторчал в своём заведовании, прибирался. А уже в столовой Виктор убедился, что «Алтай» существенно сократился в составе. Это означало только и только одно – работы прибавилось в разы. Вечером нужно было заступать в наряд на охрану продовольственных складов вместе с новеньким дагестанцем, потом вахты, да ещё кучу зачётов сдать, на зубрёжку, которых совершенно не выкраивалось времени, но до этого, в первую очередь, предстояло переделать массу дел в заведованиях. Служба «Д» поредела. По причине нехватки людей на плечи молодых бойцов падало и бремя обслуживания чужих заведований, а наводить порядок у старослужащих – являлось первоочередным, первостепенным занятием. Самое тяжёлое время службы ещё только начиналось.
Лейтенант Захарьин лежал на старой железной кровати и наблюдал как огромный майский жук, залетевший к нему в комнатушку и круживший вокруг зажженной лампочки, которую он забыл погасить, по причине сна, случившегося с ним внезапно, когда поиск мысли достигает своего пика и обрекает организм на внезапный уход из бодрствующего состояния. Жук падал, каждый раз обжигаясь о накалённое стекло, и вновь повторял движения, поднимаясь к свету. В комнате было душно. Пахло сыростью старого ветхого барака, табачным дымом, и остатками холостяцкого ужина, оставленного на прикроватной тумбочке. Само помещение, где жил Владислав Захарьин нисколько не омрачало его эстетическую душу. Он уже привык абстрагироваться и от облупившихся стен, и от текущего потолка в диковинных жёлтых разводах, и от прогнившего пола, а ещё и от тараканов, клопов, блох, мышей и крыс. Лейтенант считал, что каждое начало пути, на какой бы стезе оно ни было всегда трудно и с условиями может обстоять то же самое. Он не унывал и энтузиазм его в службе мог быть примером для каждого молодого офицера, поступившего служить на обречённый, как тогда уже все считали «Алтай». Так было всегда, просыпался ли он у себя в комнате офицерской малосемейке или в каюте, на самом большом и загадочном корабле. Только в последнее время Захарьина сильно беспокоило состояние дел на «Алтае»; всё яснее становилось, что корабль никому не нужен. Где – то наверху должно быть давно решили его участь.
Захарьин поднялся, поймал обессилевшего жука, подошел к окну и раздвинул толстые, чёрные шторы. Из сломанного уголка стекла просачивалась тонкая струйка свежего воздуха. Он раскрыл окно и в миг, ощутил на себе волну прохлады, пропитанную утренней росой. Выпустил жука, который прожужжал ему на прощание и полной грудью вдохнул всю эту свежесть. За окном всё благоухало, природа раскрывалась в своих удивительных проявлениях весны вместе с пением птиц. Постояв немного у открытого окна и подышав чистым воздухом с примесью цветущей зелени, Захарьин поспешил собираться на корабль. Он должен был успеть попасть на «Алтай» до подъёма флага. Весь путь занимал у него не больше получаса, остановка находилась в пяти минутах ходьбы от дома. Автобус ходил строго по расписанию и вез он только почти одних военных возвращавшихся после схода в свои части, ехали ещё несколько гражданских, работающих на пирсе. Многие пассажиры знали друг друга, кто служил на одном корабле, а кто на соседних суднах. Все здоровались машинально, скупясь на слова, но, по–дружески улыбались в приветствии.
Каждый раз, когда Захарьин возвращался на корабль, его переполняло чувство гордости за себя, что он попал сюда служить и кажется, был доволен своей судьбой и не корил её.
С моря дул лёгкий солоноватый бриз. Воздух был насыщен запахами моря, и ветерок гнал их на берег. В бесконечной лазури неба, нависающей над морем, как бы колпаком, летали чайки и суетливо галдели. Впереди как сторожевые башни частоколом возникали мачты БПКашек и эсминцев и, за ними - самые высокие – три из них, как трезубец бога морей, башни грозного «Алтая». По другую сторону полукилометрового пирса, уходящего далеко в залив, одиноко стоял ТАРК – тяжёлый атомный ракетный крейсер – и как о нём говорили сами моряки: «Универсальный убийца объектов на воде, на земле, под водой и в воздухе». Проходя мимо него, Захарьин всегда думал о его печальной судьбе; состояние дел на нём было ещё хуже, чем на «Алтае». Первое время он даже завидовал морякам, кто служит на этом корабле, ведь они считались самыми, что ни на есть боевыми офицерами. Но, после понял, что дело тут безнадёжное и стал только сожалеть. Выйти в боевой поход он давно уже не мог. Машина требовала модернизации и аврального ремонта. Бывший флагман флота ждал своей участи, которая всем служащим, как и их собственная на нём была, так или иначе, ясна. Вместе с большой страной и начали разваливаться и большие машины. «Но, крейсер не один в своём роде корабль, а таких как «Алтай» не существовало и не могло быть, не для того он создавался чтобы так скоро кануть в лету, поэтому о нём ещё позаботиться и он выполнит свои задачи». Захарьин был почему – то уверен в этом.