Как известно, зубы - это вечная проблема человечества.
У младенцев они «режутся», о чем окружающих извещают громкие вопли юных «счастливцев», буквально на собственной шкуре ощутивших всю жесткость этого мира.
А едва человечек успел привыкнуть к способности кусать все, что вкусное и не очень, пробуя на зуб свое окружение, эти самые зубы начинают сыпаться, как осенние листья, давая дорогу более прочным. При этом детские улыбки обретают особое «очарование», демонстрируя жестокую неизменность вселенной сквозь дырки в стройном ряду молочных зубиков.
Предполагается, что следующая генерация - коренные зубы - куда более прочны и надежны. Только единицы счастливцев могут это подтвердить. Прочее же человечество только скептически усмехнется, в очередной раз извозив обе челюсти суперсовременной щеткой с суперэффективной зубной пастой.
И уж не будем говорить о том, что с возрастом количество собственных родных, когда-то с таким трудом пробившихся зубов неуклонно уменьшается.
Это, к сожалению, будни.
Будни же рабочие, как известно, строгому расписанию подчиняются. А в советское время - особенно. Проходная, пропуск, режим и так далее. Все твое время расписано и места произвольностям в трудовом расписании не отведено. Как говорил великий Райкин: «Пришел на работу - сиди работай».
Обычно так и происходит. Ровнесенько до той поры, когда физиология вступает в конфликт с расписанием. Один весьма твердый предмет - зубы против не менее твердого - начальника. Полигоном же для этой битвы явилась ваша покорная слуга, на тот момент молодой, а следовательно, почти бесправный, специалист на еще тогда советском кастрюльном заводе.
Начальник бессердечным не был, нет. Просто слишком утомленный и замотанный жизнью, не смог он поверить, что кто-то может, не рыдая, не вздыхая и не охая, отпрашиваться не куда-нибудь, а к зубному врачу. В его вселенной это было невозможным.
Невозможной бы стала и эта история.
Но все произошло именно так.
Зуб заболел чертовски некстати - в конце месяца, когда, как всегда «горел план». Рабочих рук не хватало, кастрюли, пузатые, блестящие эмалированными, разукрашенными всевозможными ландышами и вишенками боками, сиротливо стояли без ручек, так что мы - молодые и не очень специалисты были «брошены» на эти самые ручки. Весть конструкторский отдел, вооружась отвертками, неделю напролет «крутил ручки» этим самым кастрюлям и чайникам. Все начальство бегало, как наскипидаренное, а тут вдруг какой-то зуб.
- Нет, нет, и еще раз нет! Только когда план закончим!
Вариантов не было.
Отважиться на прогул не хватило смелости, так что ручки «крутились» до вечера.
Как говорил царь Соломон: «Все проходит, и это пройдет».
Ручки кончились.
И вот я, нагруженная «премиальной» кастрюлей, выхожу из проходной и обнаруживаю, что ночь уже наступила, а зуб продолжает болеть. И с этим срочно надо что-то делать.
К счастью, есть ночной дежурный! Есть, есть добрые люди, которые помогают тем, чьи зубы не дают ночью спать. К моему удивлению, таких мучеников оказалось немало. Я и представить себе не могла, что так много людей не спят ночами, сидя в очереди к стоматологам.
И вот я, уставшая, как собака, с мозолью от отвертки, с кастрюлей, большой, круглой и чертовски неудобной, сижу в этой невеселой очереди. И к двум часам ночи, наконец-то, добираюсь до специалиста.
Очередь была длинной, дантист - уставшей, а я - всего лишь еще одной проблемой. Так что решение было быстрым и бесповоротным - удалять. Приговор был тут же приведен в исполнение.
Я вышла из кабинета и только на лестнице поняла, что произошло. Меня, молодую и красивую, только что навсегда лишили зуба. Было больно и обидно.
И вот тут я заплакала - слишком уж длинным и неудачным оказался день. Рядом никого не было и я стояла себе посреди лестницы, прислонившись к перилам, и как ребенок, всхлипывала, утирая нос кулаком, на который были намотаны ручки от сетки с той самой кастрюлей. Как я рыдала!!! Взахлеб! На разрыв! Ничего вокруг не видя, и никого не замечая. Мир отвернулся от меня - весь, целиком и в одночасье. Я оплакивала потерю зуба, ладошку, до крови стертую отверткой, себя, уставшую от всех кастрюль мира и от той, что все еще висела на мне, и всю свою молодую жизнь.
Но меня, тем не менее услышали.
Невысокая женщина, она, то ли шла за мной вниз, то ли - только поднималась по ступенькам, но она оказалась рядом.
- Вот, возьмите грушу!
Голос прозвучал неожиданно и совсем рядом.
Я даже не поняла, что это - ко мне. Но женщина была настойчива:
- Возьмите, это наши - очень сладкие, со своего сада!
Все-таки интерес пересилил и я обернулась. На ладони у женщины лежала груша. Не очень большая, не очень ровная, но от этого не менее неожиданная - ну ведь не ожидаешь же, что ночью на лестнице тебя будут угощать грушей!
Много позже уже мне приходило в голову, что эта история могла бы стать отличной иллюстрацией к Шкале тонов. Но тогда - в далеких восьмидесятых, я просто перестала плакать. Вдруг. Как будто эта женщина выключила кран со слезами.
А груша продолжала лежать на ладони.
- Берите-берите, у меня еще есть.
Женщина улыбнулась.
И я не смогла не улыбнуться в ответ. Улыбка вышла, наверное, кривоватой, наркоз еще не совсем отошел, но - искренней. Мне уже не было плохо и обидно.
У меня была груша.
Не как фрукт. А как свидетельство того, что жизнь - совсем не так плоха, как мне показалось, что она продолжается. И что у меня осталось достаточно зубов, чтобы есть сладкие груши.
А главное - что в жизни есть, пускай и не знакомые пока, но - хорошие люди, готовые помочь.
И подарить грушу. От чистого сердца!