Ошибка молодости 3 части

Светлана Попова
               
                2013 г.               


Одиночество... Одиночество... Одиночество...
Оно смотрело на меня из всех углов, и уже давно пора было сказать ему: "Здравствуй!", но до вчерашнего дня я даже не думала о нём, хотя давно жила одна.

Сын у меня рано увлёкся футболом и уже с тринадцати лет редко бывал дома, неделями пропадая на тренировках и соревнованиях. Пытаясь унять тоску по нему, я всё больше времени отдавала работе и, как следствие, осталась без мужа.
 
С тех  пор прошло немало лет, но я только в последнее время   стала  осознавать что всё у меня осталось в прошлом. Однако  всё равно старалась не думать о том, что у меня никогда больше  не будет цветов к Восьмому марта, духов к дню рождения и сюрпризов к Новому году.

Всё это я получала от Сани - моего соседа по площадке. Мы с ним родились и всю жизнь прожили в квартирах напротив. Его постоянное внимание за  многие годы стало привычным, как воздух. Но за этот год к дню рожденья у меня было письмо, открытка к Новому году, а к Восьмому марта - вообще ничего. Он даже не позвонил. Если бы не моя уравновешенность, совсем пропала бы от тоски.

Конечно, с ним всё в порядке, ведь нам всего шестьдесят второй год, и Саня ещё достаточно молодой и здоровый мужчина. И я не собиралась его ни в чём упрекать, просто случайно услышала от соседки, что вчера вечером приехала Маруся - Санина дочь.

Вообще-то, она - Маргарита, и её мама называла её Марго, но Саня стал звать её Маргосей, а потом, как и я - Марусей.

Маруся увезла Саню почти год назад. И вот  вчера приехала и даже не зашла. А ведь я ей не чужая.

Когда Марусе было три годика, от Сани ушла жена, оставив дочку папе. К тому времени я уже жила одна и, конечно же, сразу стала помогать им чем могла. Маруся быстро привыкла ко мне и так  радовалась, едва завидев меня, что я, отработав смену в  школе, почти бежала за ней в детский сад.

Потом мы шли ко мне и были вместе до самого Саниного прихода. Чего мы только с ней не делали! Шили куклам платья, разыгрывали кукольные спектакли, играли   в прятки, пекли печенье, лепили, рисовали, вырезали...

В ней была такая готовность всё понять и такая радость, когда что-то  получалось, что для меня не было большего счастья, чем быть с ней.
Это были лучшие годы в моей жизни.

                ж ж ж

Закончив  школу, Маруся поехала поступать в институт в мамин город. Она жила там в бабушкиной квартире, потому что у её мамы уже была другая семья.

Звонила Маруся редко, почти как мой сын: после совершеннолетия он прислал мне два письма: одно со свадебной фотографией, другое - через год - с сыном на руках. Они и завершали выставку его детских фотографий на стене у меня в спальне.

На другой стене  были фотографии Маруси. Я любила её фотографировать. Особенно мне нравились три фотографии. На одной Саня с коляской сидит под кустом цветущей жёлтой акации и поит Марусю из бутылочки, а она помогает ему обеими ручками.

На второй - Саня знакомит дочку с очередной Найдой нашего двора. Собаки во дворе время от времени менялись, но имя оставалось,  даже тогда, когда собак было две или три - оно просто  становилось общим для всех.
Найда того лета благовоспитанно сидит перед коляской, прикрыв   рыжим хвостом передние лапы; Саня присел на корточки, а Маруся, вцепившись ручками в края коляски, смотрит на собаку  серьёзно и внимательно.

На третьей - Маруся  в кольце папиных рук стоит на доминошном столике во дворе, тянется ко мне и смотрит в объектив с таким восторгом, что до сих пор мне трудно  оторваться от этой фотографии.

Почти на всех остальных снимках Маруся тоже с Саней. Но есть и с мамой. Удивительной красоты женщина, да ещё и моложе на пять лет. Они с Саней выглядели замечательной парой.

Да, кстати: я не говорила, что Саня - потрясающе красивый? Нет?
Ну надо же... Самое главное забыла сказать.
Так что жену он себе выбрал удачно.

Только вот жила она как-то странно. Будто не с мужем и дочкой, а со своей красотой. Однажды  Эмма (так её зовут) позвала меня к себе, попросив помочь.
Я, услышав в трубке отчаянный плач Маруси, почти влетела в квартиру и оторопела: в комнате удушливо пахло ацетоном, а Эмма спокойно красила ногти рядом с кроваткой полугодовалой дочки.
На столике возле  телефона лежал карандаш, которым она набирала мой номер.

Она сидела на диване в голубом атласном кимоно с рассыпавшимися по плечам локонами и была лучше любой кинозвезды.

Пока я меняла пелёнки, грела кефирчик и кормила Марусю, Эмма внимательно рассматривала свои ногти и ни разу не глянув в нашу сторону. 

Но я всё равно восхищалась ей. Именно такой красивой и должна быть женщина рядом с Саней. У мужа и жены должны быть равные шансы - это моё твёрдое убеждение.

А  вот моя мама не могла этого понять. В восьмом классе она сказала мне:
- Саня-то какой красивый получается!  А смотрит на тебя - ну просто, как твой папа на меня в шестнадцать лет. Вот бы нам такого зятя!

 Мама в своём родительском ослеплении не замечала главного: Саня - красавец, а я - нет.
Нет во мне ничего особенного. Вот  разве что глаза? Саня однажды сказал, что они у меня "тихие". Не знаю, что он имел в виду, да это и не важно: красоты они не заменят. Важно другое: два этапа - влюбилась, вышла замуж - тянут за собой третий: совместную жизнь и всю её  прозу, когда все семейные тяготы ложатся на плечи женщины.

Красивый муж рядом с вымотанной женой, на которую страшно глянуть, недолго это выдержит. А это значит: опять не замужем, да ещё со шрамом на сердце. Гораздо проще по этой дорожке не ходить и это - элементарная логика.

А то, что жена у Сани должна быть красивой я даже в восьмом классе понимала.
Его в нашей школе  все звали "Саня Пушкин". Он весь был яркий, и всё у него было особенное: глаза - синие и большие, ресницы - чёрные и длинные, брови - густые и блестящие. А на голове - шапка чёрных кудрей!

Даже учителя относились к нему по-особенному.
Попробовал бы кто-нибудь из ребят прийти в школу в модных брюках! Его отправили бы домой переодеваться и вызвали бы родителей к директору. А Сане сходило.

Если у кого-то волосы дорастали до воротника, ему писали замечание в дневник и назавтра проверяли, как подстригся. А Сане - хоть бы что! Ходил по школе весь в кудрях, как будто так и надо.
Завуч Антонина Васильевна, бывало, увидит его издалека, полюбуется, пока он идёт навстречу, и скажет, будто попросит:
- Пушкин... Фу ты, боже мой... Сергиенко, пора бы подстричься...

А в голосе - ни капли строгости!

Саня только улыбнётся и скажет:
- Ладно, подстригусь.
И дальше пойдёт. А она ему ещё и вслед посмотрит. И другие учителя не лучше: тоже деликатничали с ним.

А какой красивый он был в синих расклешённых брюках и голубой рубашке на школьных вечерах! На "белый" танец девчонки, как бабочки к лампочке, слетались к нему со всех сторон. Поэтому он старался незаметно исчезнуть перед окончанием вечера.
И всё равно приносил домой полные карманы записок.
Но он их не читал, я точно это знаю: его мама рассказывала моей, что он выбрасывал их в мусорное ведро. И совсем не задавался.

Но жить с красавцем и быть спокойной за своё будущее - невозможно. И думать о таких вещах лучше заранее.  Это всего лишь разумная предосторожность.

Первый раз я объяснила это маме после выпускного вечера, на котором Саня от меня не отходил, а наши мамы шушукались, как две подружки.
На третьем курсе я ей ещё раз объяснила, что жить рядом с красивым мужчиной  так же опасно, как у подножия  вулкана. Но мама не захотела  ничего понимать. Сказала:
- Если любишь, не мудри!

А кто сказал, что я его люблю? Если бы любила, мечтала бы выйти за него замуж и бегала бы к нему на свидания.  А я - не мечтаю! Значит, вполне могу без него обойтись.
Но спорить с мамой я не стала.


На эту тему мы с ней больше не говорили.
О том, что  Саня сделал мне предложение в конце пятого курса,   мама просто ничего не узнала. Всё равно она не захотела бы признать, что рядом с Саней я - совершенно невзрачное создание.

Я ему так и сказала:
- Ты для меня слишком красивый, поэтому семейная жизнь у нас с тобой не получится. Если умный, забудь меня.

Обиделся он тогда на меня очень сильно. Я даже не ожидала. Но всё равно была непреклонна: нельзя идти на поводу у своих влечений. Красивый муж - это постоянная головная боль для жены. А он в семейной жизни со мной очень скоро прозрел бы. И что тогда? Погоня за развлечениями как компенсация за ошибку молодости?

Спасибо, обойдусь. Измены и скандалы мне ни к чему. На то и голова  дана, чтобы подумать и выбрать беспроигрышный вариант.

И я вышла замуж за однокурсника,  внешность которого не заставляла меня комплексовать. 
Саня семь лет надеялся, что я разведусь. А потом, ни с того, ни с сего вдруг женился на своей Эмме.
Что на него нашло? Не понимаю.
Ну что ж…
В конце концов, куда ж без семьи?

К моему великому удивлению, он оказался очень заботливым семьянином. Мы постоянно с ним сталкивались: выбивали ковры, развешивали бельё, стояли в очередях.
Красотой Эммы я всегда восхищалась, но её отношения к Сане, к семье – не понимала. Хотя мама и говорила, что женщина и должна быть лелеемой, всё же Эмма, видя, какой красивый муж ей достался, могла бы ценить его  немного больше.
Но жили они, по-моему, неплохо.

Зато я через пятнадцать лет после свадьбы подумала, что кое-в-чём мама, пожалуй, была права, когда говорила:  кто много считает, тот когда-нибудь очень сильно  просчитывается, а в любви - особенно.
Измены, которых я боялась, как огня, в моей семье прошли так тихо, что не возникло ни одного скандала. Просто однажды мой муж собрал вещи и, уже стоя на пороге, сказал:
- Больше не могу. Ухожу. Алименты буду посылать Саньке.

Санька - это наш сын. Я не говорила? Забыла, наверное.

 И у Сани с Эммой скандалов никогда не было – даже когда будущий  второй муж Эммы ставил свою машину под окнами Саниной квартиры и ждал, пока она спустится.
Я того мужчину ни разу не видела, знаю только, что на пять лет моложе Эммы. Но всё равно: неужели красивей Сани?

                ж ж ж

Когда Эмма переманила Марусю в свой город поступать в институт, Саня очень переживал, но не жаловался: я была точно в такой же ситуации. А потом неожиданно  приехала Маруся и за один день увезла Саню с собой.   
 
Я осталась совсем одна. Не стоит говорить о моём состоянии: я его даже для себя так и не смогла определить.
И вот сейчас Маруся в нескольких метрах от меня. Что она делает в своей нежилой квартире? Почему до сих пор не зашла?

Может, сходить самой? Только как объяснить, зачем пришла? А может, она сердится? Знать бы, за что...

Неужели Саня рассказал ей, что делал мне предложение, когда мы оба уже были разведены и она могла стать моей дочкой?
Этого она мне ни за что  не простит!
Да, скорей всего, из-за этого...
Точно: из-за этого! Поэтому и видеть не хочет.
Господи!! Только бы не это,  а то ведь вовек не оправдаться!

Жалею, что в тот раз ему отказала. Очень! Но он сам виноват: обидно так предложил:
- Если я тебе совсем не нравлюсь, ну стань тогда просто Марусиной мамой. Пусть хоть ребёнок будет счастлив. А я всё, что захочешь для вас сделаю!

Подумать только: предлагает выйти замуж,  не сказав  ни слова о любви! А ведь нам тогда было всего по тридцать семь. И сам он при этом такой красивый!..

А может, Маруся  их с Эммой помирила?
А что?  Они ведь теперь все в одном городе. Помирила и теперь приехала продавать квартиру. И мы теперь никогда больше не увидимся?!
Только не это!..
Только не это, потому что я не знаю, как это можно пережить!..

Я подошла к окну.

Переживу, не переживу... Какие глупости! И всё же…
Надо успокоиться и постараться увязать два факта: приехала и  не заходит.
И куда это подевалась моя логика?
Странно...  даже женская куда-то испарилась.

За окном уже смеркалось.

Я вышла в прихожую, прислушалась к звукам в подъезде: тихо.
Осторожно открыла дверь и вышла на площадку. В ту же минуту дверь напротив медленно открылась, и на пороге я увидела Марусю.
- Тётя Оля, можно к вам? – неуверенно спросила она.
От неожиданности я не нашла слов и только молча кивнула.

Мы вошли и, не включая света, сели на диван лицом друг к другу.
- Тётя Оля, мы с папой без вас  пропадаем, - с дрожью в голосе сказала Маруся.

Я посмотрела на неё: лица на ребёнке нет! Не шутит. А красавица!.. И в мать, и в отца,  но больше в Эмму.

...Надо держаться...
Что ж там у них происходит?

- Как   папа?
- Ой, тётя Оля, боюсь сказать…

Сердце оборвалось, но спасла логика: если Маруся здесь, значит, здоров. Одного она его не бросила бы.
- Мусенька, говори, не пугай.

Она прерывисто вздохнула.
- В прошлом году у меня были проблемы с… Мой… Ну… В общем, отец моего ребёнка не хотел, чтоб он у нас был. Я надеялась, что папа мне поможет. Он, и правда, мне помог. Но через полгода мы с папой решили, что Валере лучше уйти.
Моей дочке было всего полтора месяца.

Папа сразу сказал, что надо надо возвращаться, потому что тут вы, и вместе мы справимся. Но, тётя Оля,  там прямо возле дома магазин и детская поликлиника... И лифт в доме есть. И мой институт там – мне же надо доучиться!
В общем, я сказала, что лучше подождать до годика, а ещё лучше до двух, чтобы не тянуть за собой кроватку, коляску и ванночку.

Маруся замолчала, пытаясь справиться с волнением.

Я не знала, радоваться, что у Сани всё в порядке, или огорчаться, что встреча откладывается ещё на  год.
Маруся почему-то очень нервничала.

- Мусенька, ты успокойся. И что сказал папа?
- Ой… Тётя Оля… Он согласился! А через пару дней я захожу к нему, а у него, как у вас, фотографии на стене. Десять штук. Школьные, за все годы. А над ними ещё одна, где вы с ним у подъезда. Маленькие – первоклашки с букетами.

Я медленно, но напрочь теряла способность соображать. В голове - совершенно против моей воли -  билась только одна мысль: к а к о й   м у ж ч и н а   м н е   
д о с т а л с я!..
 
- Ой, тётя Оля! Он мне уже сто раз рассказывал,
что фотографировал вас дедушка;
что рядом с ним стояла ваша бабушка и все родители;


что, когда дедушка всех перещёлкал, все родители разбежались по работам, а ваша бабушка повела вас обоих в школу на линейку;

как он держал вас за руку, чтобы вы не переступали белую черту;

как вы хотели  сесть на корточки в тень от чужого букета, а он не давал;

как вы хотели положить свой букет на асфальт, а он не разрешил и держал оба – свой и ваш…
Тётя Оля, ну почему вы его не любите? – с отчаянием почти простонала Маруся.

Мне стало тяжело дышать: столько лет помнить такие мелочи! Неужели мама была права, и я стала жертвой своих расчётов?
Меня била дрожь.

- Мусенька, не расстраивайся, - сказала я, стараясь успокоить не только её, но и себя. – Ты преувеличиваешь. За год он прислал мне только одно письмо и одну открытку. А на Восьмое марта даже не позвонил
- Ой, тётя Олечка, - пресекающимся голосом сказала Маруся, - это же и есть наша самая большая проблема. Третьего марта к нам приехала мама…

У меня пересохло во рту: приехала мириться… Конечно, где ж ему устоять!
Ну что ж, самое время исправить ошибку молодости.
А я-то уж...

                3  часть



Я не поднимала глаз. Веки стали тяжёлыми, а от плеч вниз поползла слабость.
Маруся от волнения схватила меня за руку.

...Такая взрослая, такая умница, а так волнуется, бедняжка...

- Говори, Марусенька, не нервничай, мы обязательно что-нибудь придумаем, - сказала я, стараясь убрать подальше  волнение, чтобы не выдать своего состояния.

Она вздохнула глубоко и прерывисто, будто всхлипнула, и стала говорить спокойнее.
- Сначала папа решил, что она приехала мне помогать, и даже обрадовался. Но потом... Ой, тётя Оля...

Маруся всхлипнула и закрыла лицо руками.

- Мусенька, пожалуйста, говори быстрее, а то уже не знаю, чего бояться, - занервничала   я.
-Ой, тётя Оля... Оказалось, что она опять выходит замуж. И опять за молодого!..

От радости я опять обмякла, но, глядя на Марусю, снова испугалась.

 "Приревновал... Любит..." - подумала я, превозмогая дурноту и спросила как можно равнодушнее:
- Папа очень расстроился?
- Ой, тётя Оля, вы не представляете... Она привезла нам своих детей от второго мужа... Мальчишки - одиннадцать и тринадцать лет!

Маруся  со страхом смотрела на меня, а я молчала, потому что ум отказывался соображать, а вся логика просто вообще  куда-то испарилась.

Маруся потрясла меня за руку, чтобы я очнулась.

- Тётя Оля! Их отец работает в Австрии. У него контракт ещё на полтора года. Потом он их заберёт. Тётя Оля! Он дал мне слово. Их больше некому отдать. А я не могу от них отказаться, ведь это же мои братья!

И она разрыдалась,  уткнувшись мне в плечо.

Я гладила её по спине и пыталась начать хоть что-то сообразить.

- Мусенька, ну что ты так расстраиваешься? Ты же не одна, с тобой папа. Ты вспомни: он тебя один вырастил. А сейчас вас двое. Вы обязательно справитесь.

После этих слов Маруся просто забилась в плаче.
- Папа начал пить!..

Она почти прошептала это, подняв голову  и смотрела на меня со страхом сжавшись от ожидания моей реакции.

...Это был гром среди ясного неба...

- Что ты сказала??.

Маруся оторвалась от меня и села прямо.
- После маминого отъезда я застала его перед вашими фотографиями с бутылкой в руках.

Голос у неё был ровный,  безжизненный.

Я, потеряв дар речи, в ужасе смотрела на неё, а она, с усилием выталкивая из себя слова, продолжала:
- Я очень испугалась и ушла к себе. Назавтра попыталась с ним поговорить. Пробовала по-всякому. Сказала, что некоторые в его возрасте ещё женятся и даже заводят детей.

Я насторожилась:
- А он?..
- Сказал, что был бы рад, но проделать это в обратном порядке значительно сложней. И ещё добавил, чтобы я не волновалась, потому что в его возрасте не спиваются.

"Не успевают..." - с тоской подумала  я, вставая от волнения.

Принесла из кухни воды и подала Марусе. Она выпила с жадностью и продолжала без паузы:
- Тётя Оля, я всё равно боюсь. Понимаю, что должна отправить его сюда, к вам, но он же ни за что не бросит меня одну с тремя детьми! А ехать сюда - впятером в двухкомнатную квартиру... Как мы будем  жить?..
И мне же надо закончить институт... Ну, тётя Олечка!..

Я молчала, не понимая, чего от меня хотят, а Маруся  смотрела на меня так, будто ждала какого-то важного для неё решения.

- Тётя Оля, ну, если вы не хотите насовсем, то поедемте хотя бы в гости, - попросила она упавшим голосом.

...Кажется, где-то я это уже слышала...

- Это тебе как-то поможет? - спросила я, чувствуя, как радость подхватывает меня и уносит неизвестно куда.
- Ещё как! - просияла Маруся. - Папа в себя придёт! Я сказала ему, что поехала к подруге, а приеду с вами. Представляете? Вот ему будет сюрприз! 
- Не знаю, что и сказать, - растерялась я.
- Тётя Оля, вы только согласитесь поехать. А там для вас тоже сюрприз есть. Увидите и сразу скажете: "Остаюсь!" 

- Мусенька, лучше без сюрпризов, а то боюсь, что не выдержу, - взмолилась я.
- Ну, ладно, - улыбнулась моя Маруся, - тогда угадайте, кто у меня родился?
- Девочка, ты сама сказала.
- А угадайте, как мы с папой её назвали?

В её глазах было столько лукавства, что я невольно сказала:
- Ой...
- Не "Ой", а Оля! - засмеялась Маруся и бросилась ко мне обниматься.
- Теперь поедете, правда? Я уже и билеты взяла. И если не захотите стать папиной женой, то станьте хотя бы Олиной бабушкой!

... Вот дочь своего отца!..

Я ничего не ответила, потому что плакала в три ручья.

Ну и пусть Маруся - не моя дочь, да и похожа больше на мать, но глаза у неё всё-таки  Санины.
А братья?.. Да если бы их было даже вдвое больше, я бы всё равно была счастлива.
А кем и кому я там буду, мы потом разберёмся.

Всё же права была мама:  я  просчиталась!
Ну, что ж... Я всё равно рада.
Конечно, я поеду: надо  же исправить ошибку молодости.

                ж ж ж

Рано утром мы с Марусей уезжали.
Ни на пороге квартиры, ни в подъезде, где мы  с Саней прожили всю жизнь, я не почувствовала горечи прощания.
Двор, подъезд, два балкона...
На прощание принято говорить какие-то слова, а я никак не могла их найти. Будто не жила здесь, а только ждала чего-то. На душе не было ничего, кроме радости. Она и подсказала мне нужные слова.
Когда такси поворачивало за угол дома, я улыбнулась и шёпотом сказала:
- Прощай, одиночество!