Дорога

-1-
Спокойное чеченское небо всей синевой навалилось на вековые горы. Из-под нанизанных на их вершины облаков появился орёл. Зорко оглядев свою территорию, успокоенный тишиной, плавными кругами он начал спускаться. Но пограничник продолжал пристально вглядываться вдаль: тишина бывает разной. Спрыгнув с высокого выступа, он доложил командиру:
– Пока всё тихо.
–  Скоро появятся: им наша дорога, как воздух, нужна. Поэтому…–  командир обвёл взглядом своих бойцов.
–… поэтому не расслабляться, – весело раздалось в ответ.
– Вот именно. И…
–… и быть гостеприимными, - смеясь, продолжил недавний дозорный, посмотрев сквозь прицел автомата.
– А ты, Лёшка, – повернулся к нему командир,  – как в тот раз вперёд батьки в пекло не суйся. Хватит уже с тебя подвигов. Хорошо, тогда одними царапинами отделался.
– Да-а, если б не лёхин браслет, – подключился кто-то из ребят, – не стоять бы ему сейчас с нами: хорошо, что кинжал по браслету полосонул.
– Я его никогда не снимаю, – улыбнулся Алексей,  аккуратно протирая пальцами звенья браслета, похожего на старинную цепь. – Семейная реликвия.
Командир похлопал Алексея по плечу и начал последние наставления:
–  Еще раз повторяю: если бандиты начинают выкрикивать угрозы, оскорбления, грязные слова, то это говорит об…
- … об их плохом воспитании,- быстро закончил за командира Лешка.
Ребята громко засмеялись.
- Цыц! Это говорит о том, что дела у них  плохи,- назидательно повторял солдатам, как учитель школьникам, важные истины командир. – И не надо реагировать на их   выкрики, тем более вступать с ними в перепалку, как в прошлый раз! - командир грозно посмотрел на Лешку. 
Тот   удивился:
- Когда?
- Когда во время боя, мы у банды Ахмада  все  машины с оружием подорвали, и они зеленые от злости, орали, что теперь на куски нас порежут. Ты что в их сторону закричал?!
Лешка с обманчиво виноватым видом буркнул:
-   Чтобы они  составили коллективную жалобу командиру нашей части.
- А потом?!!- завелся командир.- Кто прилепил к дереву картонку с надписью «Фейс- контроль»  и под ней пугал пленных ,что  сбреет им бороды!
Лешка уперся взглядом в землю от грозящего кулака.
- А помните еще, товарищ командир, помните,  как Лешка… - наперебой понеслось со всех сторон от развеселившихся пограничников.
- Хватит!
Все, включая командира, любили парня: настоящий друг, настоящий солдат. Командир не был против, чтобы перед боем ребята расслабились. Но сейчас пора было переходить на серьезный лад:
- Вот что, ребятки: наш блокпост поставлен здесь  охранять нашу дорогу, и пока не придет помощь, мы  будем ее защищать.
Разговор прервал сигнальный свист сверху.
– Гости пожаловали, – быстро отреагировал один из пограничников.
Командир ещё раз оглядел своих солдат и тихо произнёс:
– К бою!
Автоматные очереди эхом зазвучали в горах. На боевиков обрушился шквал огня, не давая им возможности приблизиться к дороге. Им действительно очень  нужна  была эта дорога. С остервенением они раз за разом пытались переломить ход боя. Но с каждой попыткой бандитов продвинуться, огонь пограничников усиливался. Всё смешалось.  От взрывов пахло гарью. Но в этом огне и кажущейся неразберихе пули чётко различали своих  и чужих.
Помощи всё не было. Лёшка расстрелял все патроны до последнего: « Гранаты! У меня же ещё есть гранаты!!!»
Взрывы от них начали бороздить землю. Боевики в очередной раз попятились с линии огня.
 – Что? Как вам наш «приём»?! Горячий?!!
«Всё! И граната последняя!» - Алексей схватил её, выпрыгнул из укрытия и перебежками стал продвигаться по направлению к боевикам.
– Куда?!! – закричал командир. – Назад! Опять за своё!
Поняв бесполезность своих приказов, он стал прикрывать Алексея огнём. Лёшка уже почти добрался до цели, как вдруг перед ним возник молодой чеченец и преградил дорогу, вскинув автомат. Доля секунды -  и он нажал на спусковой крючок. Осечка! Ещё раз! Автомат молчал.
– Что?! И у вас с патронами хреново? – переведя дыхание,  ухмыльнулся Алексей.
Зоркий взгляд чеченца заметил гранату и, не дав выдернуть кольцо, выбил её ногой из руки пограничника. Лёшка бросился на него – завязалась рукопашная. Два ровесника не уступали  друг другу ни в силе, ни в быстроте, ни в храбрости. А главное… в ненависти: в горящих глазах каждого была уверенность, что перед ним враг. Алексей нанёс удар и сбил противника с ног. Затем со всей силы рухнул на него и придавил к земле. Но чеченец сделал рывок и сумел освободиться. Лёшка успел схватить его за руку, и оба, мгновенно вскочив, оказались напротив друг друга. 
-2-
Лента времени стремительно отмоталась назад и остановилась в тысяча девятьсот сорок третьем. По снегу к лесу ползли двое солдат, единственно уцелевших после страшного боя. За ними цепью шли немецкие автоматчики. Приказ -  взять хотя бы одного из них живым - заставлял немцев двигаться быстро. Немецким пулям не хватало нескольких метров, чтобы настигнуть цель.
 Издалека за происходящим наблюдали немецкие офицеры, стоящие на почерневшем от взрывов снарядов снегу. Горячая земля ещё не успела остыть. На ней взвод лейтенанта Стрельникова принял  свой последний бой. Тела погибших бойцов усеяли занятый врагом, но не сданный ему рубеж. Превосходящие силы противника долго не могли прорваться к дороге, которую  защищали Стрельников и его солдаты. Отбивая атаку за атакой, взвод сдерживал врага,  давая время своим для переброски основных сил на той самой дороге. И теперь, выполнив приказ, лежал здесь весь… почти весь.  Двое чудом уцелевших пытались дотянуть до леса.
– Обер-лейтенант, Вы не взяли в плен ни одного русского! Вы же знаете, как нам важны любые сведения об этой дороге! – кричал главный офицер.
– Господин полковник! Они сопротивлялись до последнего, мы не могли к ним приблизиться.
– Как Вы упустили этих двоих?! – продолжал полковник, указывая в сторону леса. Он недовольно отвернулся. 
– Далеко они не уйдут, – поспешил исправить ситуацию лейтенант. – Тем более один из них тяжело ранен. Ещё немного и пули моих солдат заставят их рассуждать здраво. По крайней мере, одного из них: спасая свою жизнь, он оставит раненого нам.
Окровавленные бинты  окрашивали снег. Плащ–палатка, на которой лежал раненый солдат, словно приросла к рукам второго, волочившего её по снегу. Побелевшие от напряжения руки мёртвой хваткой вцепились в её угол и тянули изо всех сил. Немцы были совсем близко. Казалось, их чёрные  фигуры  вот-вот настигнут преследуемых. Казалось, страх уже давно должен был разъединить эти две маленькие точки. Но после автоматных очередей они всё равно были вместе и продолжали двигаться. Руки упорно тянули раненого, не собираясь отпускать.
– Похоже, пули Ваших вояк никак не могут напугать русского: раненый  по- прежнему  не у нас, – грубо сказал полковник, особенно выделяя последние слова.
 Он со злостью выхватил бинокль у нервно сжимающего его лейтенанта.
 – Мой Бог! – закричал он, поднеся бинокль к глазам. – Его тащит девчонка!!! Это её Ваши вояки  никак не  могут напугать?!!
В бинокль была отчётливо видна ползущая по снегу худенькая девушка в солдатской шинели с брезентовой  сумкой, на которой был красный крест. Висевший на плече автомат сбился, но поправлять  его не было времени. Тонкими пальцами она крепко сжимала плащ-палатку. С каждым упором ноги девушка делала рывок и тащила раненого на себя.
– Брось! – простонал пришедший в себя солдат.
Девушка молчала и продолжала сосредоточенно выполнять свою работу.
Теперь полковник наблюдал за солдатом: ему было лет тридцать, перебитые окровавленные ноги, бинтовая повязка на глазах. В бинокль было видно его смуглое лицо и чёрные, как смоль, волосы, выбивающиеся из–под пилотки.
«Дикая дивизия!» – промелькнуло в голове полковника.
С первой мировой войны он помнил этих солдат – горцев. Желание взять в плен  раненого  у полковника возросло. Но этому мешало русская девчонка. Она с яростью продолжала тащить солдата.
– Уходи! Одна успеешь до леса дотянуть, через день на нашу дорогу выйдешь, а там свои рядом, – слипшимися от крови губами прошептал солдат.
Девушка молчала, не тратя уходившие силы на спор. В глазах белело от снега, от усталости, от страха. Но разжать руки было страшнее. Солдат сам попытался соскочить на снег, освободив молоденькую санитарку, но ноги не слушались. Собрав все силы, преодолевая боль, он крикнул:
- Уходи, глупая! Вместе погибнем!
Девушка, обессилев, упала на снег, потом повернулась к нему:
– Значит  вместе.
Эти слова  и тихий, но твёрдый голос мгновенно остудили кавказскую горячность. Солдат неожиданно для себя  замолчал. Девушка снова вцепилась в угол палатки, но сил уже не было. Прикусив губу, она бросила себе:
– Хватит ползать!
И встала под пулями в полный рост. Палатка снова начала двигаться. Увидев это, полковник оторвал от глаз бинокль:
– Безумцы! Вся Россия – «Дикая дивизия»!
Автоматчики, почуяв открытую мишень, усилили огонь. Пули проносились над головой, но, не попадая в цель, тонули в снегу. Солдат, поняв, что происходит, стал поочередно ругать то немцев, то себя:
– Э–э–э, ноги, мои ноги! Упрямая, смерти ищешь?!
Немцы приближались. Выстрелы становились всё точнее, но спасительная полоса леса была уже совсем близко. Наступающие сумерки были в помощь двум солдатам.
« Ещё немного, совсем немного! Ещё чуть–чуть!» – уговаривала  себя девушка.
 Силы то возвращались, то снова уходили. Она не заметила, как пересекла заветную черту, и машинально продолжала двигаться в глубь леса. Опомнилась от яркой вспышки ракеты, которая дала сигнал автоматчикам возвращаться назад. Только теперь она разжала оледеневшие руки. Затем бессмысленно стала ходить от одного дерева к другому. В голове гудело, деревья странно шатались, земля плыла под ногами. Силы ушли совсем, и девушка рухнула на снег рядом с раненным солдатом. Лес начала окутывать мгла.
Она проснулась от яркого света утреннего солнца.  Медленно открыла глаза. Деревья стояли спокойно, солнечные лучи мягко скользили по лицу. Кругом была тишина. Несмотря  на проведённую в лесу ночь во всём теле была лёгкая теплота. Девушка повернулась и почувствовала на себе вторую шинель. Тут же вспомнила, что было вчера, и вскочила. Раненый солдат укрыл её своей шинелью, а сам лежал, завернувшись в плащ–палатку.
– Что это?! Зачем это Вы?! – возмущённо прокричала она. – Вы же ранены, Вам нельзя, Вам согреться надо!
– А ты женщина, тебе нельзя на снегу, – глухо прохрипело в ответ.
– На войне нет ни женщин, ни мужчин! – раздалось гордо по- детски.
– Ва–а–а,  кто же есть?
– Солдаты!
Послышался еле слышный смех.
– И как же тебя зовут, солдат?
Девушка молчала, потом с обидой произнесла:
– Даша.
Мужчина слабо улыбнулся пересохшими губами:
– Спасибо тебе, солдат Даша… А  я  Амир.
– Красивое имя, – в ответ улыбнулась девушка.
– Чеченское… Деда моего так звали. А сына я в честь своего отца назвал.
 Амир  наугад  по воздуху стал водить рукой. Даша поняла его и подала свою руку. Ей сразу стало легко и спокойно от пожатия его большой горячей руки.
– А ты красивая.
Даша удивилась:
– Откуда Вы знаете? У Вас же на глазах повязка.
- Чувствую, научился. И без глаз можно видеть. В горах всегда надо чувствовать, что у тебя за спиной. Э-э-э, глаза мои, глаза! Зверя могу чувствовать, врага могу чувствовать, а машину, железку эту, как почувствовать?! Как же я теперь без глаз их машины бить буду?! Я же гранатомётчик.
– Гранатомётчик?!! – радостно воскликнула Даша. – Так это Вы вчера шесть немецких танков подбили?!!
– Я, – опять улыбнулся Амир.
Даша чуть не захлебнулась от радости.
– А  вот и вылечат Ваши ноги, и глаза вылечат, только до своих доберёмся! – весело защебетала девушка. – А вот и  бегать еще будете, и немцев бить будете из своего гранатомёта! А пока  я Вас лечить буду, сейчас перевяжу!
Даша быстро засуетилась, достала из сумки сухари, складной нож и бинты. Взяв их, она подбежала к Амиру. Опустившись на колени, поднесла бинты к его ногам, но не успела ничего сделать: солдат крепко схватил её за руку и с силой потянул к себе.
– Послушай меня, девочка! Хоть сейчас послушай! Оставь меня и уходи! Со мной не дойдёшь. Сыном клянусь, одна выберешься! А так – вместе пропадём.
Даша резко выдернула руку:
– Значит  вместе.
Амир смирился: если она не оставила его под пулями, предлагать ей это в тихом мирном лесу было бессмысленно. Единственное, что он мог сделать, чтобы помочь упрямой девчонке  выжить,  постараться хоть как-то встать на больные ноги и иногда идти самому.  Но это было выше человеческих сил. Ноги отяжелели. Боль сковала их так, что трудно было пошевелиться. А Даша, закончив свою работу, уже схватилась за плащ–палатку.
– Подожди… я сам.
– Куда тебе?! С такими ногами.
И Даша опять поволокла раненого солдата.  Он отчётливо слышал её смешное сопение от напряжения. Иногда оно прерывалось, но только тогда, когда девчонка позволяла себе короткий отдых. Боль резала ноги Амира всё сильнее. Даша опять остановилась, поправила прилипшие к лицу мокрые от пота волосы, обтёрла лицо рукавом гимнастёрки и продолжила дорогу. Через большой промежуток времени она остановилась, прислонилась к дереву, по стволу сползла на снег и сидела так несколько минут, уставившись в одну точку. Амира  пробил хриплый кашель. От этих раздирающих движений из его груди готов был вырваться стон. Но он закончился, не успев начаться, когда у дерева послышалось слабое всхлипывание. В голове Амира пронеслось: «Всё, не выдержала, устала, сдали нервы».
Он тихо спросил:
– Что ты, Даша? Что с тобой?
 Девушка, продолжая всхлипывать, тоненьким жалостливым голосом сквозь слёзы протянула:
 – Ленточку от косы потеряла. Где её теперь в лесу найдёшь?
Амир оцепенел: только что под смертью ходила и ни слезы не проронила. Он представил Дашу русской рябинкой: тонкий ствол, нежные листья, а не боится мороза, ягоды только слаще становятся. Солдату даже показалось, что боль в ногах стала слабее. Он засмеялся:
– Не плачь, солдат Даша! Я тебе после войны столько ленточек подарю.
– Правда?
Амир не удивился, что Дашу искренне  интересует ответ.
–  Конечно!
Даша вытерла слёзы и тоже засмеялась:
– Тогда алую широкую. Ладно?
– Какую захочешь!
Девушка опять вцепилась в носилки.
–Подожди… я сам…
– Но…
– Помоги, – не слушая её, перебил Амир.
Даша по голосу солдата поняла, что в этот раз ей придётся подчиниться.
С первого раза встать не получилось. При движении боль вернулась, но Амир не мог отступать. Изо всех сил он подтянулся и чуть не упал. Даша успела подхватить его.
– Устояли! – переведя дыхание, боясь спугнуть удачу, тихо сказала она.
Амир обнял Дашу за плечи, опёрся и попытался сделать первый шаг. Боль, будто мстя за невозможное желание, усиливалась с каждой попыткой передвинуть ноги.
– Может… – упрашивающе взглянула на Амира Даша.
– Привыкну, - успокоил он её, сам не особо в это веря.
Но с каждым разом он, скрепя зубами, всё увереннее ступал по снегу. Так до темноты по лесу шли двое, то оставляя на снегу след от волочившихся носилок, то две пары следов. Часто в лесу раздавался голос Даши:
– Теперь вон до той берёзки. Молодец. Теперь до того пенёчка. Обопрись сильнее и дойдём. А вот теперь до того дерева.
Смертельно уставшие, они добрели до высокого крепкого дуба.
– Здесь заночуем, – сказала Даша, аккуратно усаживая Амира спиной к стволу.
– Пока совсем не стемнело пойди собери веток для костра. Почему не ушла? – Амир как охотник чутьём ощущал её присутствие.
 Даша копалась в сумке: искала спички.
– Потом найдёшь, иди! – Амир настороженно чего-то ждал. – Почему ещё не ушла?
– Всё, ухожу, нашла.
Даша повернулась  к  Амиру спиной и пошла вперёд, вглядываясь в темноту. Вдруг она услышала щелчок: Амир потянулся к автомату и щёлкнул затвором. Девушка замерла. Сообразив, что Амир решил сделать, она развернулась и помчалась к нему:
– Нет!!! Не смей!!!
Амир приставил автомат к своему сердцу, пальцы готовились нажать на курок. Даша успела подбежать и выбила автомат из его рук. Кулачками она стала намолачивать Амира:
– Ты что надумал?!! Что надумал?!!
Амир покорно сносил удары, ничего не объясняя. Опомнившись, Даша остановилась и закрыла лицо ладонями. Подступившие слёзы  сковали её. Грудь пересекла  тупая боль, не дававшая пошевелиться.  Все тело онемело. Ком в горле  быстро рос, подталкивая удушье. Вдруг внутри будто что-то взорвалось, и слезы вырвались. Она не плакала, она рыдала.  Слёзы текли сами. Ей показалось, что сейчас она выревела всё - всё что накопилось. Она отплакала разом  за всех, кто был ей так близок и кого она больше никогда не увидит: отца, брата, ребят из взвода. И вот сейчас она чуть не потеряла ещё одного близкого человека, ставшего ей родным  за один короткий день.
– Даша, Даша, прости. Я просто хотел… просто пропадёшь ты со мной. Прости, я не знал, что ты так…
Она молчала: всё слышала, просто не могла остановиться.
Прошло время, прежде чем Даша успокоилась. Опускавшаяся на лес ночь обволакивала всё вокруг, подступала к сидящим у костра.  Но огонь согревал и успокаивал. Он освещал осунувшиеся, исхудавшие лица. Долгая тяжёлая дорога забирала последние силы. Но от тепла боль в ногах Амира понемногу отступала. Даша, обессилев, сидела у костра и задумчиво смотрела на потрескивающие ветки.
– Почему мочишь, Даша?
– Так…вспомнилось, – медленно проговорила она. – Мы раньше часто с классом вот так же у костра сидели, песни пели, картошку пекли.
Затем тихо  добавила:
– Всё бы отдала, чтобы сейчас ребят увидеть.
Потом   одними губами, будто сама опасаясь своих слов, прошептала:
– И маму.
– А один раз, – вдруг оживилась Даша, –  сидим и слышим крики, вопль с реки. Мы туда… Оказалось, наши ребята решили ночью на плоту покататься – их и понесло: река быстрая. Пока мы опомнились, Лёшка бросился в воду, схватил верёвку и увёл плот за собой к берегу.
– Ва-а-а, молодец, джигит! – пылко отреагировал Амир. Потом по- заговорщецки шепнул:
– А кто такой Лёшка?
Даша раскраснелась. Амир не мог  видеть этого, но за длинную дорогу он научился хорошо её чувствовать.
– Парень из нашего класса.
– А потом?
Даша совсем смутилась:
– А потом -  выпускной. Мы танцевали  вместе. Он мне цветы подарил. Белые-белые, как моё платье.
– А потом? – не унимался Амир.
– А потом мы гуляли до рассвета. Он стихи читал.
Амир выжидающе улыбался:
– А потом?!
– А потом –… война. Лёшка первым на призывной пункт пошёл. За ним – все наши ребята. И мы с девчонками решили тоже на фронт. Я Алёшу, когда провожала, поцеловала один раз.
Амир молчал и больше ничего не спрашивал.
– Что ты молчишь, Амир?
– Так… вспомнилось.
– Что вспомнилось?
– Как провожала меня моя Алия, как прятала глаза, чтобы я не видел слёз.
Даша перевела взгляд с костра на Амира:
– А потом?
– А потом мы вышли из дома и столкнулись со старейшинами нашего села, которые несли к нам в дом третью похоронку.
Даша опустила голову.
– А потом? – осторожно спросила она.
– А потом я поднял на руки сына и сказал ему то, что говорят все мужчины, уходя на войну.
– Что?
– Береги мать.
Язычки пламени отражались в Дашиных глазах. Она опять задумчиво смотрела на огонь, положив голову на колени, и представляла красивую чеченку с длинными чёрными волосами, бойкого шустрого мальчугана, увязавшегося провожать отца, седую рыдающую женщину, получившую очередную похоронку.
– Всё как у нас, - неожиданно для себя произнесла она. –  Амир, а потом?
– А потом  мы с тобой, Даша, громили немцев за нашу дорогу, – засмеялся он.
Задорный смех девушки слился со смехом солдата. Воспоминания того дня заглушили боль мыслей о  доме.
– Амир, а у вас в горах дороги есть? – весело спросила Даша.
– Конечно, есть! Но они непростые, – с гордостью добавил горец, – чтобы по ним пройти человек должен иметь храброе сердце. А какое у нас небо! Мне бы  ещё хоть раз своими глазами на небо посмотреть.
– Вот доберёмся до своих, тебе и ноги, и глаза вылечат! И небо увидишь, и горы! – уверенно уговаривала Даша.
– Кончится война, приезжайте к нам с Лёшкой в гости!
– Как же мы доберёмся по таким опасным дорогам?  – смеялась Даша.
– Друзьям наши дороги сами путь указывают!
– Амир, а хорошо было бы, если  по всей Земле была одна большая огромная дорога! И люди из разных стран по ней друг к другу ходили бы в гости.
– Хорошо!!! – горячо согласился Амир.
- И больше никогда бы не было войн!
– Никогда! Вот эту последнюю  закончим и сыграем вашу с Лёшкой свадьбу. Знаешь, какие у нас свадьбы?!
Амир, позабыв о боли, взахлёб рассказывал о красивых кавказских обычаях, шедших из глубины веков:
– Девушка, если ей понравится жених, должна сделать ему подарок. Мне Алия подарила цепочку.
Амир, напрягаясь от вновь подступавшей рези в ногах, сунул руку в карман гимнастёрки, достал аккуратно свёрнутый маленький кусочек ткани и протянул его Даше. Девушка бережно развернула ярко расшитую ткань и увидела два красивых браслета.
– Я сделал их из моей цепочки. Один - твой, носи, потом передай сыну, потом внуку. Второй – мой, его мои сын и внук носить будут. Они с твоими теперь братья.
– Когда же ты успел? – удивилась Даша. – И  вслепую!
– Это не сложно, – улыбнулся Амир.
Даша одела браслет:
– Какой красивый.
Амир настороженно молчал. Даша почувствовала это:
– Что с тобой?
– Поклянись, что передашь моему сыну браслет, если я не вернусь.
Даша вскочила:
– Ты опять за своё! Сам передашь!
Девушка обиженно отвернулась и уткнулась носом в воротник шинели.
– Ва-а-а, упрямая! – вспылил Амир и замолчал.
 А костёр ещё долго всё так же ласково трещал, призывая спорщиков к примирению.
Утром двое снова двинулись в дорогу. Браслет на Дашиной руке весело побрякивал. Под этот звук ей легче было тянуть раненого солдата, который изо всех сил пытался помочь санитарке, когда вставал на свои больные ноги. Опираясь на её маленькие плечи, Амир пытался перенести всю тяжесть тела на ступни, но получалось это ненадолго. Даша шаг за шагом то волокла его по снегу, то тащила на своих плечах.
 «И как не переломится рябинка тоненькая?» – с горечью думал Амир.
– Подожди, Даша, я сам попробую, не держи меня.
Даша , медленно подведя Амира к надёжной опоре, большому высокому дереву, не торопясь, отошла на несколько шагов. Амир почувствовал, что стоит на ногах без её помощи. Страх перед первым самостоятельным шагом поглотил его. Амир осторожно поднял ногу и, придвинув её, попытался поставить, опираясь на ступню. В тот же миг сильная  боль разом ворвалась  во все тело . Он еле успел перехватить свой крик, чтобы не напугать Дашу. Амир долго стоял на месте, не решаясь сделать второй шаг. Но, собрав всю волю, приготовившись к новому приступу боли, оторвал вторую ногу. В этот раз Амир не сумел сдержать стон и рухнул на снег. Даша со слезами бросилась к нему. Испуганная она твердила:
– Амир, миленький, не надо больше! Не надо! Вот сейчас отдохнём немного и опять пойдём вдвоём.
– Не ходить мне, Даша, больше на своих ногах!
– Пойдёшь, ещё как пойдёшь, бегать будешь! Нам только до дороги добраться! Сейчас успокоятся твои ножки, и мы опять двинемся.
Она долго ещё что-то говорила, успокаивая Амира и готовя плащ–палатку, которую уже успел припорошить снег. Виноватый Амир молчал. Когда тяжесть постепенно стала уходить, он решил отвлечь Дашу рассказом:
– Один раз я с моим братом Джамалом пошёл искать пропавшую овцу. В тот год было много волков, и мы решили, что надо торопиться, чтобы она не попала к ним в лапы. Уже стемнело, когда мы вышли к ущелью и увидели овцу, прижавшуюся к камням. Я был молодой, глупый: сразу побежал к ней. А Джамал понял, что её что-то пугает. На вершине камня притаился волк. Его серая шкура сливалась с темнотой, и мы его не заметили. Но Джамал был опытным охотником: он почувствовал  зверя, понял, где тот выжидающе лежал, наблюдая за добычей. Волк, наверное, оскалил свою рычащую пасть и уже готов был броситься вниз на меня. Ничего не подозревая, я подбежал к овце. И тут услышал голос Джамала:
- Бертал вижа!
– Что значит «бертал вижа»? – перебила завороженная рассказом Даша.
– По - русски это значит «ложись»! Повинуясь старшему брату, я бросился на землю. Волк, промахнувшись, пролетел  надо мной и упал рядом. Но Джамал не дал ему подняться. На расстоянии, в темноте, слепо чувствуя врага, точным выстрелом Джамал уложил его наповал.
Рассказ Амира подействовал на Дашу так, как он задумал. Она слушала  его, широко раскрыв глаза. После весело рассмеялась:
– Хорошо, что волк не знал чеченского языка и не понял, что задумал Джамал. А где Джамал сейчас?
– Это была первая похоронка.
Даша смолкла и обняла Амира, потом начала собираться в дорогу. Чтобы подбодрить себя, она стала напевать весёлую песенку из только что услышанных незатейливых слов, стараясь их срифмовать:
– Бертал  вижа – ложись, ложись! А волк беги и берегись!
   Бертал  вижа – ложись, ложись! А волк беги и берегись!
Громкий шум мотора остановил её.
– Что это? Машина? Совсем рядом, – не веря в чудо, прошептала Даша. – Не может быть!!!
Но шум усиливался. Он приближался. Сомнений больше не было.
– Амир, миленький! Дошли! Дошли! Дорога! Наши! – сквозь слёзы кричала она. – Я сейчас, сейчас, полежи здесь!
Даша бросилась останавливать машину. Не помня себя от счастья  она стремглав выбежала из леса и помчалась к дороге наперерез приближающемуся транспорту. Ноги резко остановились сами, когда Даша увидела, что по дороге вместо долгожданной машины на неё мчится мотоцикл  с тремя немецкими солдатами в белых маскхалатах.
Дорога не давала немцам покоя, и они посылали одну разведгруппу за другой. Последней  удалось на неё выйти, и встреча с русской санитаркой совсем не входила в их планы. Завизжали тормоза, мотор заглох. Старший вскинул автомат. Двое других стали озираться по сторонам.
– Она одна, – раздалось на немецком. – Чёрт, откуда она взялась? Её нельзя оставлять. Мы и так рискуем сейчас, открыто двигаясь по этой чёртовой дороге, чтобы выполнить приказ в срок.
– Я уже думал, что с нас хватит этого русского мотоциклиста в перестрелке расстрелявшего нашу рацию, – сказал старший. Потом с акцентом спросил:
– Ты есть одна?
– Да! – отрезала Даша.
Чёрное дуло поползло вверх. Взгляд Даши прирос к нему.  Захотелось по- глупому, как прикрытие, выставить руки вперёд. 
– Только бы не больно, – прошептала она и зажмурила глаза.
Даша услышала металлический лязг затвора, готовящий автомат к выстрелу, и зажмурилась сильнее.
– Бертал  вижа! – как гром, разнеслось по воздуху со стороны леса.
Тотчас же в голове Даши, как отражение, всплыло русское «ложись»! Машинально она рухнула на землю. Автоматы  немцев, мгновенно поменявшие цель, открыли огонь.  Точными очередями ответил автомат Амира. Закрыв голову руками, Даша лежала, уткнувшись в снег. Пули проносились  над ней,  не задевая. Очень скоро всё стихло. Резкая тишина настораживала. Девушка медленно подняла голову. Автомат Амира сразил немцев наповал: старший повис, опрокинувшись через коляску, двое других валялись рядом. Слепой раненый солдат точно почувствовал врага. Даша быстро повернула голову в сторону леса: на снегу с широко раскинутыми руками лежал Амир. Она закричала и бросилась к нему:
– Как же ты это?! Миленький! Зачем?!
– Услышал немецкие слова и сразу всё понял. Даша, я сам дошёл! Понимаешь?! Сам! – синими губами шептал Амир. – Хорошо, что эти немецкие волки чеченского языка не знают, – совсем обессилев, тихо засмеялся он.
Даша тяжело дышала, она не могла справиться с частыми ударами своего сердца.
– Амир, миленький, мы же дошли! Вот она – дорога! Наша дорога! Вставай! Мы столько до неё шли! Вставай!
Амир слабо улыбался. Даша думала об одном, что это сон. Вот сейчас она проснётся, и они с Амиром побредут по лесной чаще дальше… искать дорогу, искать своих. Она согласна была даже на то, чтобы долгожданная дорога тоже осталось во сне.  Они всё равно  дойдут до неё, но только вместе, обязательно вместе! Тёплая кровь Амира возвращала её назад в страшную реальность, где она вместо слёз кричала:
– Вставай, Амир! Мы же дошли! Вставай!
Амир крепко взял её за руку:
– Не плачь, Даша! Ты же солдат. И живи, обязательно живи.
Рука Амира медленно разжалась.
На снегу валялась скинутая Дашей шинель. Сидя на коленях, маленькой саперной лопаткой в холодной земле она рыла могилу. Даша вытаскивала наверх чёрные комья, и они, смешиваясь с белым снегом, превращали  его в грязь. Она не чувствовала усталости, холода и обжигающего ветра. Усталость и холод были  внутри, где-то очень глубоко, в самой душе. И никак, ничем нельзя было их оттуда достать. Даша держала обеими руками лопатку и сверху с высоты головы с силой вонзала её, как нож, в землю. Она не видела, не замечала ничего вокруг, даже содранных вкровь рук. Тихое тупое чувство заглушало всё. А рядом лежал человек, выманивший на себя её смерть.
Закончив, Даша бережно сняла с руки Амира браслет и надела рядом со своим. Затем спустила Амира в могилу. Выбравшись наверх, она долго смотрела на него, не решаясь бросить первую горсть земли. Вдруг что-то вспомнив, Даша опять опустилась вниз и, склонившись над Амиром, стала медленно снимать с его глаз повязку.
– Ты же хотел ещё раз небо увидеть, – тихо проговорила она.
Освободив Амира от последнего бинтового витка, Даша встретилась с ним глазами. Они были открыты. Первый раз в жизни она увидела его глаза. Огромные, карие, если в таких утонешь – не выплывешь. Гордым, но очень тёплым взглядом он смотрел в небо. Только сейчас застрявшие слёзы Даши опять вырвались наружу  и слились со словами, которые понеслись над чёрной холодной землёй:
– Амир, миленький! Обещаю, что буду жить! Обещаю, что буду бить немцев за наши дороги! Я обязательно выживу и…
-3-
Лента времени оборвалась и вернулась назад в бой за дорогу в чеченских горах. Рёв металла, град огня постепенно стихли. К неотступившим пограничникам подоспела помощь и решила исход боя. В наступившей тишине перевязывали  раненых, оставшихся в живых боевиков разоружали и сгоняли в одно место. Грязный, еле держащийся на ногах солдат подошёл к командиру, стоящему со своими бойцами над убитым Лёшкой:
– Товарищ командир, дорога наша!
Командир не ответил. Рядом с Лёшкой лежал задушенный молодой чеченец. Алексей не успел  достать свой нож: кинжал темноволосого парня опередил его. Но, падая, Лёшка успел крепко схватить противника за горло и так и не отпустил.
Пограничники начали оттаскивать тело боевика от своего товарища. От движенья  длинный  рукав чеченца оголил его запястье, на котором красовался  лешкин  браслет.
– Вот падла!  Когда же он успел лёшкин браслет нацепить? Мародёр чёртов!
Машинально один из ребят стал закатывать рукав Алексея, под которым тот носил свою реликвию. Браслет был на месте…
Тихий ветер слегка обдувал  молодые мёртвые лица двух врагов, чуть шевелил их волосы. А серые и карие глаза спокойным неживым взглядом смотрели в синее чеченское небо. Горный орёл снова, почуяв тишину, взмыл в воздух, унося на своих крыльях в поднебесье слова из недалёкого прошлого: «Хорошо, если бы на Земле была одна большая общая дорога! И люди ходили бы по ней друг к другу в гости! А на свете никогда больше не было бы войн!» И весёлый девчоночий смех опять слился со смехом раненого солдата.