Марина глядела в потолок. По нему ползала весёлая муха. Она была явно довольна жизнью, бегала быстро, то в одну сторону, то в другую. Как казалось Марине совершенно бесцельно. Но скорее всего цель у мухи была, но для человеческого понимания эта цель была недоступна.
Иногда муха остановившись, протирала задними лапками свои полупрозрачные крылья, или передними чистила крохотный хоботок. Бывало так, что к ней присоединялась другая муха. В этом случае две мухи вились в таком темпе, что взгляд лежащей женщины не успевал за их полётом.
Марина лежала не так давно, другие дольше лежат. Всё началось с простого, поначалу даже показавшегося ей забавным, случая. Она готовила внуку завтрак на кухне. Вылив омлет на сковородку, Марина посмотрела на часы, висевшие на стене. Эти часы им с мужем подарили дети на тридцатилетие совместной жизни. Обычные часы, кварцевые, с круглым циферблатом.
Омлет на сковороде зашкварчал, а Марина не могла отвести от циферблата взгляд. Она смотрела на часы, но их показания оставались для неё загадкой. Бежала секундная стрелка и две других стояли на своих местах, но понять какое время они показывают, Марина не смогла. Ей стало тревожно.
Тряхнув головой и сняв омлет с плиты, она привычным жестом достала с полки пузырёк корвалолу и накапала в стопку двадцать капель. Позвала внука завтракать и пошла в комнату мерить давление.
Давление было в норме. Внук, поев омлету, умчался в школу. Полежав полчаса, прислушиваясь к себе, Марина снова вышла на кухню и посмотрела на часы. Они показывали семь сорок утра. Чего только не повидала Марина в жизни, а подобное происшествие случилось с ней впервые. Через день Марина забыла про этот случай. Жизнь завертела её в своих будничных заботах.
Второй звонок прозвенел через неделю. Взявшись печь пироги, Марина достала с полки миксер, но не смогла его собрать правильно, хотя делала это раньше сотню раз, не меньше. В её доме любили бабушкины пироги. Она так и этак вставляла детали, но ничего путного из этого у неё не получалось. Марина позвала дочь. Та собрала миксер и озадаченно посмотрела на мать. Через день дочь обнаружила маму плачущей в спальне.
Марина в изнеможении сидела на постели. Она так и не смогла одеть пододеяльник, хотя боролась с ним полдня.
Томография показала затемнение в затылочной области правого полушария. Врач сказал, что рак мозга молодеет, а Марине операцию не выдержать. Всё-таки семьдесят три года. Посоветовал не оставлять бабушку одну. Оставалось ждать.
Конечно, Марине ничего не сказали, но в доме поселилась тишина.
Марина открыла глаза. Мухи на потолке не было. Белая, оклеенная дорогими обоями поверхность была безлюдна. Наверное где-то спят, подумала Марина. Она закрыла глаза. Опять, который раз память подгоняемая неясными предчувствиями погнала её по закоулкам сознания. Она вспоминала только детство и юность. Ни о чём другом не было так приятно думать, как о тех годах, когда все чувства обострены и новы. Вот она на выпускном балу. Не бог весть какое платьишко.
Бедно тогда жили очень. Всего десять лет после войны прошло. Раздельное обучение. Только-только появились месячные. Голодное детство задержало развитие. Парень из соседней школы пошёл провожать, всё молчал Петенька. Скромный такой, щёки розовые, смешной. Он ей понравился. Вместе поступили в техникум, дружили чисто, платонически. Уж очень Петя нерешительный был. Потом Петеньку отодвинул Илья. Красиво ухаживал, подарки дарил. То платок, то сумочку модную. Марина подарки принимала, да и мама подталкивала. Намекала, что богатый, дескать, парень. Да и одевался щёголем. Петенька ходил кругами и мрачнел.
На третьем курсе с Ильёй поженились, пошли работать, забеременела. Илья стал попивать, дома не удержишь. Гулял, подруги доложили с кем. Подрался, сел в тюрьму. Вышел, поумнел, но гулять не перестал.
Марина открыла глаза, мухи были тут как тут. Наверное отдохнули и потому
ускорили свои игры. За ними почти невозможно было уследить. Вдруг они сели неожиданно и одна муха оказалась на другой. Так просто и обыденно.
Марина вспомнила, как проплакала всю ночь, впервые узнав об изменах Ильи. Тот просил прощения, но так фальшиво, что сам не верил своим словам. Марина не простила и не смирилась с таким унизительным своим положением. Ушла к маме. Раза три потом уходила. Всякое было в их жизни.
Опять забеременела. Родила сыну сестричку. Нет, были, были и счастливые деньки. Или она себя уговаривает? Сын на отца похож, очень. И характер. Любила ли она Илью? Нет, не любила, но тогда этого ещё не понимала. Всё чаще вспоминала Петеньку тихого, да что толку. Завербовался на север Петенька, осел там. Спросить у знакомых адрес не могла, стыдно было. Где-то он теперь, жив ли?
Да что об этом, жизнь прошла. Вот лежит она, смерти ждёт. Только смерть с нею играет. Обрывки в памяти. То сон, видит себя в палате. Врачи ходят, и лежит она чуть ли не на крыше, и так всё чисто и тихо. То вращение в голове неостановимое, до тошноты, то опять всё нормально.
Интересно, это те же мухи или другие? Ползают, общаются. Привет мухи, живите дружно.
Болезнь продвигалась как танк, медленно но уверенно. Опухоль, сдавливая вещество мозга, нарушала его функционирование, а прорастая сквозь его ткани, разрушала структуру. Врач, посещая Марину, улыбался и разговаривал нарочито бодро. Прописывал очередные уколы и мази, но не мог обмануть пациентку. Она подыгрывала ему, улыбалась в ответ и что-то неразборчиво отвечала. Дочка вызвала из другого города брата, и увидев сына Марина поняла, что ей недолго осталось. Как ни странно, но это уже не сильно её занимало.
А всё-таки Петеньку она любила. Почему-то именно сейчас она особо отчётливо стала это понимать. Отвалилось от души нечто постороннее, мешавшее ей сказать себе правду. Всё как бы расчистилось и просветлело. Материальная жизнь с заботами о семье отошла в сторону. Собственное тело её тоже не волновало. Боли нигде не было, благодаря заботе дочери. Уже неделю после паралича она лежала в памперсах , но могла ещё повернуться на бок или поднять таз лёжа на спине.
Мухи пригласили подружку из раскрытого окна и уже втроём ползали по потолку. Забавные твари. Говорят, что они микробов переносят, ну и пусть. У Бога нет ничего не нужного. Люди бывают не чище мух.
Вспомнился последний разговор с Петенькой. Он такой решительный был, сам на себя не похож. Что она могла ему сказать? Беременная, муж в тюрьме. Жалко было себя и больно. Скомкала разговор, сославшись на недомогание. Слов его почти не слышала. Может и слышала, да понять не могла. Как жаль. Может всё по-другому сложилось бы в жизни её. Нет, не могла она с ним уехать, не могла. Старая мамина поговорка «Любишь кататься, люби и саночки возить». Вот и везла всю жизнь. Спасибо маме, вместе везли Маринины саночки. Такова уж участь родительская, видимо. Обида на мужа ушла вместе с его смертью десять лет назад. Жили не хуже других. А может хуже? Как знать? Интересно, какие бы от Петеньки были дети? Он хоть и тихий был и нерешительный, а очень симпатичный, и главное что добрый. Ах, как поздно она оценила это мужское качество. Силу и наглость принимала за мужественность. Доброту скромность и верность, за слабость.
Мухи вдруг разом пропали. Над лицом склонились две тени. Марина силилась понять, кто это. Воспоминания юности не отпускали её. Узнала, дочка с сыном. Очередное просветление расчистило сознание, чтобы через мгновение его потушить навсегда.
-Мама, как ты? Ты нас узнаёшь?
-А как же?
-Что тебе хочется?
-Сказать.
-Что?
-Зря я за вашего папашу замуж вышла, - произнесла Марина неожиданно чётко и внятно.
Мухи залетали, сотни, тысячи, закружился хоровод. Потащило куда-то вглубь. Сердце забилось часто- часто, но слабо. Последний глубокий выдох поставил точку. Дочь закрыла Марине глаза.
Собравшиеся на похороны родственники допытывались о последних словах Марины.
-Да так, бред какой-то,- как сговорившись, отвечали дети.