Лестница в Небо

Дана Давыдович
                ДГ 19 (4) Лестница в Небо

            Скрываясь от порывистого ветра, мы с Ирисом заходим в церковь. Тугая, напряженная тишина вдруг прерывается голосом Линна, которого нигде не видно:
            - Дописывайте быстро, ко мне пришли. Итак, когда вы разговариваете с прихожанином, который не знает, с чего начать рассказывать о проблемах, спросите так – «не случились ли в вашей жизни за последнее время какие-либо неприятные события, которые вы считаете несправедливыми по отношению к вам – напали на улице, рассорились с другом, выгнали со службы, возник конфликт с родными или соседями?»
            - Что делать, если он скажет «да»? – Спрашивает незнакомый мне, низкий голос.
            - Отсюда уже вести к тому, что нет «несправедливости», а все события в жизни – отражения несбалансированности внутри. И пусть человек сам делает логические выводы – если считает, что он в равновесии, то как объяснить все эти события, а если доходит, что равновесие потеряно – то это наш человек – теперь можно начинать рассказывать, как это равновесие восстанавливать.
            Мы подходим ближе, и Релемилл – на самой первой скамье с тремя окружившими его монахами, или священниками – непонятно. Все они – молодые люди. Один из них сидит прямо на полу, и усердно записывает, макая в чернильницу длинное черное перо.
            Линн поднимает голову, и кивает мне. И тут церковь пронзает низкий вибрирующий звук.
            - Я пришел попрощаться, но Каллитрис просит поторопиться. – Шепчу я, не желая выдавать ничего перед этими незнакомыми людьми.
            - Нет, ты пришел сделать то, на что согласился вчера в разговоре со мной, Домиарн. Хочешь ли ты принадлежать Ирису?
            - Да, господин Релемилл, но у нас нет времени... – Начинаю я, а барон Лио нервно оглядывается на дверь, как бы страшась, что нетерпеливый шейрер явится в церковь собственной персоной.
            - Друзья, я прошу вас стать свидетелями очень важной церемонии. – Релемилл берет за руки нас с Ирисом, и подводит к алтарю.
            Молодые люди переглядываются, неуверенно встают, и подходят следом.
            Лицо Линна во всполохах свечей полно светлой, необъяснимой грусти. Он, все еще держа за руки, смотрит на нас, как будто готовится поймать что-то, что когда-то ускользнуло от него в далеком, туманном прошлом.
            - Любовь равняет перед Богом всех. Если мы чувствуем в душе любовь, то она не может быть неправильной уже по определению. Любовь есть благословение само по себе, и с этим нельзя и не требуется бороться. Согласен ли ты, Домиарн, взять Ириса в супруги?
            Неподдельное изумление барона из-за всего происходящего сменяется пониманием, и он улыбается, сжимая мою руку.
            - Да, конечно. – Говорю я сбивчиво, и не узнаю своего голоса.
            - А ты, Ирис? – Линн качает головой, отбрасывая с лица седую прядь волос, полный достоинства, льющегося на нас, заставляющего найти в себе смелость уважать себя тем, что мы есть.
            - Я согласен. – Ирис обнимает меня, и дарит долгий, сладостный поцелуй. Он прекрасен и неотразим, и в тот момент я искренне клянусь в душе, что буду ему верен.
Молодые священники, застыв в напряжении от этой сцены, вздрагивают от новой волны вибрирующего звука, кажется, проникающего не только глубоко в душу, но и в камень здания.
            - Объявляю вас супругами. Ничего не бойтесь, усыновляйте бездомных детей, и пусть ваша жизнь станет легендой.
            Я киваю, стараясь не заплакать. Мне нужно было влюбиться в этого человека в десятилетнем возрасте, и спасти его из тюрьмы, чтобы он вдохнул в меня силу, выгнал из души мрак, и отплатил добром, которого я не видел от своей семьи.
            Они выходят нас проводить. Каллитрис мог бы телепортировать нас на корабль, но, видимо, с незапамятных времен в нем живет тяга к художественно оформленной драме. На город опускается туман, накрывающий все, кроме церкви. И перед нами – лестница в небо, едва касающаяся мостовой.
            Мы прощаемся с Релемиллом, и поднимаемся по белым ступеням, посверкивающим серебряным и золотым. Линн, глядя нам вслед, с трудом сдерживает слезы, переживая, что видит нас в последний раз.
            Он боится, что мы не вернемся с задания, а значит, не сможем выполнить клятву тирских супругов – хранить мир там, где живешь, и усыновлять брошенных детей... Священники, не зная, что более странно – два целующихся мужчины, или лестница в небо, усердно машут нам вслед.
            Идти по лестнице до самого неба не приходится. Скрывшись в тумане совсем невысоко от земли, мы тут же оказываемся в знакомой мне кабине управления носителя моего любовника, отца, и существа, отринувшего свои агрессивные и разрушительные пути, чтобы творить добро ради любви ко мне.
            Каллитрис взмахивает крыльями, и оборачивается человеком с соболиными бровями, львиной гривой черных волос, и глубокомысленным взглядом, полным тревоги и боли. На нем темно-синяя вышитая рубашка, и черные, плотно облегающие брюки.
            А на всех экранах в кабине управления – снова и снова повторяющаяся картинка - застывшая лестница в небо, и два юноши, идущие по ней, держась за руки.
            Вскоре эта картинка сменяется выжженной поверхностью какой-то планеты с тем, что я понимаю, как останки городов и поселений. Туда-сюда носятся какие-то летательные аппараты, изрыгая огненные шары, которые, ударяясь об землю, создают пожар за пожаром.
            - Я рад, что вы поженились, и обещаю, что вернетесь живыми. Понимаю, что вы скучаете по вашей дочери. Поэтому я создам временное искажение, и, пока вы будете разбираться с ситуацией, в Дейкерене пройдет не более недели. – Каллитрис произносит все это извиняющимся тоном, бросая на Ириса виноватые взгляды.
            - Надеюсь, что это займет не больше недели! – Барон Лио хмурится, и смотрит на экраны в томительном волнении.
            А я как раз рад возвращению на корабль Каллитриса, и дни считать не буду. Все вокруг чудится мне родным.
            – Мне нужно проинсталлировать вам микрочипы с языком, базовыми знаниями о планете, и основными историческими событиями прошлого. – Шейрер подходит, держа в руках два маленьких блестящих прямоугольника.
            Он прижимает один из прямоугольников к моему лбу, я чувствую легкую боль, и вижу помехи, идущие по генератору. И тут же в новообретенной памяти всплывает название выжженной местности с экрана – долина Блисперада, расположенная на темной стороне спутника Аштарма Сора, восемь тысяч квадратных миль, до войны была известна своей плодородностью,  предгорные районы – добычей полезных ископаемых, металлургическим производством.
            - Спутник Аштарма Сора планеты Неремчар, галактика Кома Беренисы. – Калитрис неслышно подходит ко мне сзади, и кладет руку на плечо. – Конфликт начался пятьдесят лет назад на ваше время. Там живут крибры, мои генетические предки. Если нам не удастся остановить войну, раса полностью самоуничтожится.
            - Ах, ваши предки мутузят друг дружку уже пятьдесят лет подряд?! Наверное, бабушка с дедушкой, да? – Ирис поворачивается к нам от экрана с насмешливым выражением лица. – А что же вы раньше этим не озаботились? Последний раз, насколько я помню, вы были заняты уничтожением, а не спасением.
            - Тогда я был другим. – Каллитрис поранен язвительным тоном Ириса, но держит себя в руках, страдая внутренне. – Домиарн показал мне другую сторону жизни, где миром правит любовь. И самопожертвование во имя этой любви. Это то, что пытался объяснить мне Леот. Я потерял его, потому что отказался понять. Я не хочу теперь потерять все остальное.
            На экранах появляется ярко освещенная местность, покрытая большими вогнутыми тарелками с синими серединками и острыми красными лепестками по краям. Можно подумать, что это – гигантские цветы, но они растут напрямую из земли, и сидят совершенно без движения.
            - Это противоударные установки. Из-за военных действий почти все население светлой стороны Аштармы теперь живет под землей. Но и это не всегда помогает. – Шейрер мрачнеет при взгляде на экран. – Мы прилетели. Нас ждут. В воздухе мало кислорода, а водород задерживается в атмосфере в своей первоначальной, чистой форме. С непривычки вы можете потерять сознание, но потом ваша система должна перенастроиться.