***

                Людмила САЛТЫКОВА

                ЕЩЁ НЕ ВЕЧЕР

В последнее время в мои редакторские (и читательские) руки попадают и стихи, и проза различная – от малых форм до больших, от реалистической и исторической до сказочно-фэнтезийной. Для разума пищу больше даёт проза так называемого реалистического направления (толка, как иные выражаются). Среди авторов в основном – рязанцы. То есть мои земляки. И рязанки. И не буду я задаваться вопросом, мужская или женская это проза (наверное, есть какие-то специфические отличия, своё видение, свой подход у тех и других), главное – о чём и как пишет автор, что это даёт читателю.
И вот передо мной – несколько написанных в последние годы книг рязанского писателя (или – писательницы) Аллы Нечаевой. Её творчество давно привлекло моё внимание. В начале двухтысячных я написала о ней очерк, опубликованный в газете «Рязанская глубинка», а затем в альманахе «Под небом рязанским», вып 1, – он назывался «К истокам чуда – дарованной жизни». Да, вот я написала: «о ней». Это я довольно точно определила: не столько о её сочинительстве, сколько о ней – как о творческом человеке. Тогда я – к своей радости, переходящей в удивление, – прочитала её первые книги. «Белое платье в дождь» – книга рассказов. Всё, о чём было написано, как будто и не ново (а что ново?), и к тому же почти бессюжетно, но вот взгляд автора на ситуации, которые, видимо, и послужили мотивом для написания, – был мой! Я полностью разделяла и мечты автора, и сомнения – через героев её рассказов. И не последним аргументом моего признания автору был завораживающий, нет, скорее, обвораживающий стиль её письма с его длинным периодом фразы, поэтической, наполненной мелкими и крупными подробностями, как долгий выдох (пожалуй, здесь и Камю, оказавшего когда-то на Аллу влияние, можно поблагодарить). В её стиль надо было погружаться, плыть со всеми в потоке времени и, возвращаясь в реальность, тосковать. Как по всему необычному и хорошему. Такова её проза. И, может, не стоило бы загружать мои неравнодушные высказывания прозой, пусть и блестящей, автора – но в то же время мне ведь хотелось бы поговорить о её необычности и подумать: что же всё-таки объединяет её беззаветных читателей (а их достаточно) и что же в ней такого особенного. Ну а как же тут без цитат?!
Из повести «В пространстве любви...»: «Было назойливое желание – проснуться под зелёное шуршание вязовых листьев, увидеть вживе изумрудность летнего рассвета и, потянув ноздрями настоянный на ночи запах, почувствовать исходящий от земли заряд какой-то животной осмысленности». Животная осмысленность?! Здорово ведь сказано… Мгновенно вызывает несметное количество оттенков, даже картин собственного бессмыслия и этой вот животной осмысленности и картины своего пробуждения где-то от чего-то!
Некоторые жалуются, что читать её трудно, это и из-за длинных предложений. Надо чтобы коротко и ясно! Но что же ищут такие читатели в книгах? А замечают ли они слова, которыми пропитаны эти долгие фразы, иногда витиеватые, иногда чеканные, но всегда уместные?
Правда, стиль – это один из аспектов литературного творчества. И сейчас, пожалуй, следует отвлечься от текстов А.Нечаевой в этом плане. Очень интересно следить за развитием творчества автора. Развитие прозаика Аллы Нечаевой происходило, можно сказать, на моих глазах. Спустя какое-то время молчания после очень сильных повестей вдруг выходит роман «Вишни в чужом саду». Почему «вдруг»? Да такого объёмного формата у неё ещё не было. Роман прочитался залпом, хотя были композиционные погрешности. Роман неровный, он как бы скроен из отдельных лоскутов. Сама автор мне сказала, что хотела назвать роман «Лоскутное одеяло», чтобы оправдать такую несколько рваную композицию. Книга захватывает сюжетом, а этого тоже не было в традициях Нечаевой. Забегая вперёд, скажу, что этот приём зачина книги она будет использовать и дальше. Хотя не всегда. И здесь уместно отметить, что, невзирая ни на какое начало произведения, накал или кульминация всегда являются концовкой. Это либо глубокие размышления о жизни вообще, либо прекрасно нарисованная картинка из жизни этого произведения. К примеру. Начало «Вишен...»:
«Инка пришла к нам в третий класс. Их семья приехала с Дальнего Востока. Отец – полковник, весь в медалях, с той, Отечественной войны, ещё две сестры – старшая Влада и шестилетняя Маруська – и мать, разумеется».
А вот концовка этого романа: «Так где же настоящая моя жизнь? – спрашиваю я себя, как делали это до меня такие же наивные и будут спрашивать после. – И что же реальнее – моя вытянутая рука, на которую смотрю я, радуясь свежему цвету кожи, или память о ней, даже теперь, стоит мне закрыть глаза и вспомнить всё, что охота вспоминать? И какая из жизней мне милей? И где истоки всех искушений – от слепых желаний до мистических прозрений?.. Хочется разгрести эти загадки, как разгребают осеннюю листву, разворошив палкой, и вонзиться в самую суть, где лежит она, не тронутая ни временем, ни солнцем».
Вот так пишет Алла Нечаева. Оторвёшься от текста и начинаешь ворошить в себе собственную жизнь, как бы переговариваясь… А разве не для этого нужна литература?
О чём пишет Нечаева? Обо всём. Вернее, о жизни. О жизни обычных людей, но в которых почему-то хочется вглядываться вместе с автором. Вероятнее всего, она, забираясь, точно в дремучий лес, в суть их жизней, выбирает потаённые, никак не обозначенные моменты зарождения в них самих желаний, которые чаще всего и являются поводом, предтечей каких-то поступков  (либо проступков – как кому повезёт). Видимо, и читают и следят за её творчеством неравнодушные и размышляющие о собственной судьбе люди. Любознательные к истокам, до которых хочется дойти, и легче и приятней – в компании с Нечаевой. Потому что она лишена фальши, ибо, несмотря на нередкие поползновения её героев в сторону иллюзий, она, конечно же, очень реалистична. В ней есть та самая мера, которая является равновесием и оценкой её вроде бы безоценочной прозы. Недаром её прозу ни с какой иной не спутаешь. В интернетском «Антиплагиате» её текст обозначен как «100% оригинал»!
Вот ещё пример начала и концовки одной из её последних книг «Я вся любовь»:
«Я живу в общежитии, учусь в Литературном институте. Я пытаюсь сочинять. Пока получается неважно...». Концовка книги: «Я лежу очень тихо, совсем неслышно, и чувствую, как начинаю наполняться счастьем. Оно очень мощное, оно удерживает меня в своих свирепых тисках здесь, на земле, и возносит, воспаряет со мной в поднебесье, где я начинаю задыхаться от его избытка. Оно лёгкое – моё счастье, я его так же чувствую, как всё на свете, и тогда мне начинает казаться, что я под крылом у Бога».
Ещё раз скажу, что всё, ею сочинённое, хочется дочитать до конца. Вот чем она очень цепко держит – это собственным интересом к описываемому. Кажется иногда, что она только что, на твоих глазах придумала эту мысль. Что мысль прямиком из ниоткуда слетела к её устам, а с них на бумагу и вот мы вместе и читаем – что нам принёс ангел.
В последние года два ею написаны книги, для неё непривычные. Это роман про Петра и Февронию «Снег в июле» и книга о судьбах первых переводчиков сказок Андерсена «Ты был у меня».  В первой эпизоды из жизни героев происходят на фоне исторических картин 12 – 13 веков, во второй – конца 19-го – начала 20 веков.
Обе книги – истинно нечаевские. С длинными абзацами, лаконичными характеристиками, мудрыми размышлениями. И снова не удержусь, процитирую из «Ты был у меня». Как всегда, написано красиво и размашисто точно. И легко. «… На озере собирался весь дачный посёлок. Даже многочисленные няни с колясками разнеженно всматривались в гладь воды. Почему вода всегда свежая? Ведь, казалось бы, одна и та же, а видится как впервые? И тут все, не отрываясь, смотрели на озеро и на горделиво покачивающиеся парусники. Белые с голубым. Точно лебеди в танце, легко открывали они острые бока, и было не оторвать взгляда, а если он и терял фокус, то ненадолго, и тут же скользил по воде с бликами солнца на синеющей глади. Чего-то хотелось. Или возвратить что не возвращается, или пережить вновь. Он думал тогда, как и сейчас, что утратил что-то в себе за последние годы. Не насытился и успокоился, а чего-то недосмотрел… Да о чём всё? О тайне. О тайне жизни… У всех писателей. Тайна неразгаданной жизни вообще и влечёт – одних писать, других читать в поисках собеседника…»
У А.Нечаевой есть некоторые вопросы, к которым она сворачивает независимо от разрабатываемой темы во всех своих произведениях. Это, несомненно, – детство. Детство по-нечаевски – чисто, как небеса, а ещё способно «снять порчу» во взрослости. То есть когда занедужишь – срочно поворачивай память к истокам, в детство. Ещё одна мучительная тема – раздумья о творчестве. К примеру, о сочинительстве. Обе темы неисчерпаемы. Или тема женщины как личности, а не как придатка к всесильному мужчине. Она очень обнажена в романе «Ты был у меня». А вообще Аллу Нечаеву интересуют личности яркие, неординарные. Они для неё – факелы  для всех прочих живущих. В них свет, и за ними будущее. Такова Анна Ганзен и её муж Петер. Такова Инка из «Вишен в чужом саду». Или воссозданный из небытия Геннадий Шпаликов – пусть коротко, как выстрелил жизнью и оставил потомкам свою мятущуюся душу. К которой прикоснёшься, как умоешься. Или те же Пётр с Февронией. Будто выкованные из вечной бронзы. А ведь проза Нечаевой не жёсткая, не хлёсткая, а, скорее, по стилю – летяще-напряжённая. Изящная. Значит, и таким стилем можно описать все человеческие измышления и дела.
Алла Нечаева в самой творческой поре. Она, как я знаю, приступила к давно задуманной книге, кажется, посвящённой вопросам творчества. А ещё в ней будет образ художника – скульптора, нашей землячки, которой, увы, нет с нами, Антонины Усаченко.  Я знаю, что многие её поклонники полны нетерпения: правда ведь, ну что можно сказать, когда столько всеми уже сказано? Но у Нечаевой на всё особый взгляд. Она любознательна, как её читатели, и отлична от других лишь тем, что ей по какой-то удаче посылаются мысли и образы раньше других. И откровения!               


                Из военного литературного альманаха «Рать 2013».
                выпуск 12,  Москва-Рязань