Не отрекаются, любя

Дана Давыдович
                ДГ 19 (3) Не отрекаются, любя

             Мы возвращаемся домой светлым и росистым утром. Лагора и Амаранта едут на коне Амаранты, и кажется, нет счастливее сестер. Мы с Ирисом – рядом, и он, приняв случившееся со мной, в кои-то веки, даже где-то рад исходу дела.
             - Почему вы вчера сказали, что шлейф ненависти Нарсута переплелся с моим, и именно поэтому со мной приключилось это несчастье? В моей душе нет ненависти, Домиарн. – Лагора вздыхает, и смотрит вдаль, где под ветром волнами переливаются поля, разноцветные и ароматные, как сама жизнь.
             На горизонте шумит лес. Он темнеет гнетущей тайной. Тайна эта относится ко мне, и, быть может поэтому я так резок в ответе, когда надо было бы и помягче.
             - Я не буду с вами спорить, потому что это бесполезно. Гордыня в вашей душе не даст мне к вам пробиться, ибо она защищает вас от самой себя, от уродства вашего истинного лица. Но вы должны понять одно - внешнее всегда отражает внутреннее. Здесь ошибки быть не может.
             - Вы говорите так, как будто обвиняете меня в том, что Нарсут захватил меня, и держал против воли! Как будто в этом была моя вина! – Сестра Амаранты поджимает губы, и очевидно, что этот разговор ей неприятен. В ее душе – затаенный страх. Верный знак порванной связи с Высшим Я.
             А я и не стараюсь сделать наш разговор приятным. У меня нет времени на вежливость. Я смотрю на лес впереди, и меня охватывает непередаваемое чувство неотвратимости чего-то, быстро надвигающегося на нас. И я молюсь, чтобы это постигло только меня, если вовсе возможно.
             - Не вина, а беда непонимания того, что вы создали в своей душе, даже этого не осознавая. Нет никаких злых сущностей или людей, которые мучают вас без причины. Если вы испытываете любые трудности или несчастья, то это значит, что тьма в вашей душе достигла такой инерции, что высшим силам ничего не остается, как отразить ее вам на внешнем уровне. Вспомните о том, что вы с Амарантой всегда ненавидели вашу тетю. Да и друг друга, что греха таить.
             - Это неправда!
             Я вздыхаю на ее резкий ответ. Отрицание собственной, глубоко скрытой грязи, которую она оправдывает, а поэтому не видит как грязь, подарит ей обманчивый покой до следующего несчастья в жизни.
             И это несчастье опять свалим на порчу товарки, сглаз соседей, злую волю темных духов, и вообще кого угодно, только не себя. Потому что для себя мы – всегда бедные, невинные жертвы. Точная, удобная формулировка Гордыни. С таким отношением к жизни ничего не надо делать!
             Дурацкий разговор. Я чувствую себя, как один-единственный солдат, стоящий с луком и стрелами перед стеной, за которой спрятан хорошо укрепленный, и готовый биться до конца противник.
             Я стреляю в стену, стрелы отскакивают от нее, не причиняя противнику никакого вреда. Самое обидное? Мои стрелы несут не вред, а лекарство. Но «противник» даже не осознает, что продлевает свои собственные страдания, прячась от меня, и от Бога, за стеной.
             У Лагоры впереди – еще много проблем и несчастий, которые она будет принимать, как корова, бегущая от пастуха с кнутом, не понимающая, почему ее бьют. Скорее, отказывающаяся понимать, что ее поведение и кнут как-то связаны...
             Но это ничто по сравнению с тем, что впереди у меня. Лес приближается, и мы въезжаем в него. Затихает даже щебет птиц. Улучив момент, когда Лагора отвлекает Ириса разговором, я отстаю от всех.
             Он здесь, но я его не вижу. Еду медленно, оглядываясь по сторонам. Шелковые листья щекочут мое лицо. Где-то позади – едва уловимый шелест. Я оглядываюсь – никого.
             - Тенсартис, ты мне нужен. Я хочу, чтобы ты полетел со мной сейчас.
             Его лицо оказывается прямо передо мной, проступив из листвы дерева, под которым я проезжал. Даже Сарджи никак не отреагировал.
             - О, нет, Каллитрис. Я больше не дам вам разрушить мою семью. Я еще не был дома трех дней... Ирис вас ненавидит... Вы должны оставить меня в покое!!
             Он кивает на мою жаркую речь, и уже стоит рядом, выше меня, и моего коня. Его поцелуй застает меня врасплох, и на глазах выступают слезы. Куда он хочет, чтобы я летел? Почему я такая тряпка, и не могу ему отказать? Последний раз, когда он вот также явился, Ирису пришлось ждать меня пять лет. Если я снова исчезну, нашим отношениям конец.
             - Домиарн, пожалуйста... В мире, жители которого почитают меня за бога, идет война, и я не могу ее остановить. Мне не хватает мудрости.
             - Тогда вы – некомпетентный бог. До свидания.
             Сарджи, который как будто только и ждал такого окончания разговора, срывается с места в карьер, и мы быстро нагоняем Ириса со товарищи, которые уже начали оглядываться в поисках меня.

             Я не могу скрыть от Лио того разговора с шейрером. Да это и бесполезно. Он сразу узнал, что я с ним общался. Дейкерен, расположенный намного севернее Линамарина, встречает нас стынущими улицами и пасмурной погодой.
             Дома Натакруна готовит Амаранте и Лагоре вкусный ужин, запахи которого витают по замку, а Тиса, маленькая дочь Ириса и Амаранты, изучает меня умными глазками. Мы сидим за столом на первом этаже, и барон Лио слышит каждую мою мысль. Я объят горячим пламенем его яркой, ревнивой любви, и не представляю, что делать с предложением Каллитриса.
             Открывается дверь, и входит Релемилл. Я вскакиваю, и бегу к нему, потому что он мне так нужен, именно с ним мне очень важно посоветоваться.
             Он снимает плащ, и стряхивает с него воду. Намигур выходит из своей конуры, постаревший и сгорбившийся. Или я просто забыл, что он такой был всегда? Он берет у Линна плащ, и уходит.
             Я извиняюсь перед всеми, и веду Релемилла наверх. Он садится на стул из темного, рассыхающегося дерева, которого я тут не помню, и отрешенно смотрит на горы неразобранной почты на моем столе, пока я рассказываю ему о ситуации, о том, что застрял между двумя мужчинами.
             - Кому из них ты хочешь принадлежать, Домиарн Изменчивый? – Линн бросает на меня испытующий взгляд.
             - Ирису, если вовсе возможно!
             - Ну вот. Будь с Ирисом, вместе поедете работать у Каллитриса. В случае подобных треугольников на компромисс приходится идти всем троим. Если речь идет о спасении цивилизации, вы должны работать, как команда, и оставить позади ревнивые дрязги. И, приняв решение, не раскаиваться в нем.
             Он встает, и дарит мне сильное рукопожатие.
             - Мне пора. Не отрекаются, любя, мой друг. Приходите ко мне завтра попрощаться.
             Релемилл уходит, спокойный, и уверенный в себе, и в своем пути. Вот кто ни в чем не раскаивался, даже когда оказался в тюрьме за все свои решения и убеждения...
             Я остаюсь один, беззащитный перед грядущим, и охватившим меня волнением. Слышно, как Релемилл внизу разговаривает с Ирисом, и тот соглашается – тихо и почтительно.
Не отрекаются, любя. Что он задумал?

             Утро, и Тиса вбегает к нам в спальню с сообщением о том, что над городом завис боевой носитель из галактики Кома Беренисы. Его не видно невооруженным глазом, потому что его цвет - за пределами восприятия спектра, доступного человеческому глазу.
             Амаранта подходит следом, ловит девочку, и берет ее на руки. Сознание Эвы причудливо проступает сквозь новую личность этой межзвездной души. Огромные знания бортового врача и патолого-анатома из команды Арилеота 14 иногда проявляются в глазах маленького пятилетнего ребенка с Земли. Нерушимая кармическая связь, сложная, таинственная, и требующая внимания и изучения.