Грязными сапогами

Евгения Серенко
   Темнело.
 
   Уже носились в небе над озером светлые лучи прожекторов, появились первые звезды. На СN-tower – гордости Торонто – вспыхнули красные огоньки. Тут и там загорался в окнах свет...
   Из открытой двери доносился вкрадчивый голос Антонова:

                В дальней дали мне слышится, снится
                Голос твой...  Долети, доплыви!
                И с любовью ничто не сравнится,
                Даже звёзды не выше любви...

   Ольга стояла на балконе.
   На том самом балконе, из-за которого и сняла когда-то эту квартиру: три на три метра, пол выложен белой плиткой, высокие резные перила, но главное – вид!  Казалось,  до озера –  то синего, то бирюзового, то спокойного, то в белых  барашках волн – рукой подать, а не шесть остановок метро.

  Она улыбнулась, вспомнив, как всего четыре месяца назад украшала к приезду мужа этот балкон: накрыла оранжевой скатертью маленький круглый столик (как раз для двоих), с трудом повесила тяжеленный вазон с ночными фиалками (Витя любит их запах), постелила мягкий коврик (Витя не признает тапочек), принесла две табуретки, пепельницу Никак Витя не может бросить курить!) и подсвечники красного стекла.
 
   Она набила холодильник всякой едой, чтобы когда они, наконец, будут вместе,  не тратить времени на магазины. Накупила разных сортов травяного чая (Витя любит их смешивать), съездила в русский магазин за селёдкой и квашеной капустой. Странные люди эти канадцы: не умеют квасить капусту - какая-то она у них мягкая, нехрустящая, Витя такую не любит, и селёдку покупают только в баночках, чтобы без костей, а Витя как раз её голову любит: чтоб не спеша повозиться, посмаковать.
А как тщательно она выбирала тогда орхидею: нечетное число бутонов, необычный цвет, красивый вазон. Мечтала: сейчас она купит орхидею, а потом муж будет покупать: на ее день рождения, на восьмое марта, на Новый Год и просто так - чтоб ей было приятно.

   Одну табуретку она уберет, да и пепельница теперь не нужна. И подсвечники нужно убрать: не будет же она зажигать на балконе свечи! Хотя... почему же не будет?
       
   На улице, каких-то семь этажей вниз, шумела жизнь. Бежали машины, шли пешеходы; по-стариковски кряхтя, отошел от остановки автобус, горел ярко-зелёный глаз светофора, сверкали витрины, блестели на тротуарах лужи после короткого ливня. Всё, как всегда.

   И всё иначе.

***

 - Зря ты это, - говорила сестра. – Сама подумай: он старше тебя на одиннадцать лет! О-дин-на-дцать! Тебе будет тридцать, а Алексею уже пятый десяток. А когда тебе пятьдесят? Ты что, со стариком хочешь жить? Горшок за ним выносить? Да и не любишь ты его. Любила бы – не советовалась: выходить за него или нет?

   Ольга соглашалась с сестрой даже в том, что не любила она Алексея, но все подруги давно замужем, а ей что же: в старых девах оставаться? Машке легко  говорить: она в двадцать два за своего Димочку выскочила, а Ольге уже двадцать пять – и никого на горизонте. Кроме Алексея. А он симпатичный, и работа у него хорошая, и квартира двухкомнатная, и любит он ее, похоже, по-настоящему. Да и не зря говорят: «Стерпится – слюбится».

   Стерпелось. А слюбилось ли? Кто знает. Но жили они дружно. Целых двенадцать  лет.

   А потом в их отдел назначили нового начальника.
 - В понедельник придет, – сообщила всезнающая Людка Шляпкина. – Строгий до ужаса! Женат, двое детей, остального еще не выяснила.

   В понедельник Ольга опоздала. Вбежала в вестибюль и ахнула: на верхней ступеньке  мраморной лестницы стоял незнакомый мужчина: резкие черты лица,  высокий лоб, стальные глаза. Настоящий мраморный бог. 
 - В десять зайдите ко мне, - сказал он, и она поразилась: даже голос особенный: низкий, холодный. Мраморный.

 - Ну ты и влипла, - ахнула  Людка. – Это ж новый начальник! Явился за полчаса, чтоб высматривать опоздавших. И угораздило же тебя!

   Ровно в десять Ольга робко вошла в кабинет. Виктор Васильевич долго разговаривал с кем-то по телефону, потом повесил трубку, достал из стола блокнот и стал что-то писать. Ольга молчала. Наконец, он поднял на нее глаза и сухо сказал:
 - Еще одно опоздание и можете увольняться.
 
   С его приходом в отделе многое изменилось: никто не опаздывал, не выходил на полчаса покурить, не приносил из ближайшего кафетерия кофе и булочки, не рассказывал анекдоты. Не повезло! - решили в отделе. Еще как повезло! – улыбалась про себя Ольга. – Что бы вы понимали!

 - Знаешь новость? – спросила однажды Людка. – Наш Виктор разводится. Интересно посмотреть на его жену: как с таким чурбаном вообще можно жить?
 

   Через год в отделе отмечали Восьмое Марта. Сначала застолье, потом танцы под магнитофон.

                Иногда о любви забываю,
                Но про всё забываю, любя...
 
   Кто-то взял Ольгу за руку, приглашая на танец.

   Шушукались за спиной девчонки, удивленно смотрела Людка, кто-то из мужчин отодвинул подальше стол. Ольга ничего не видела и не слышала: впервые не в мечтах, а на самом деле на нее смотрели совсем не чужие стальные глаза, впервые Виктор что-то ей говорил и впервые обнимали ее его руки.

                Без тебя не живу, не бываю,
                Даже если живу без тебя...

   Ольга вернулась домой под утро.
 
 - Алеша, - с порога сказала она, - я полюбила другого. Как решишь, так и будет.


 - Сумасшедшая! – всплеснула руками сестра. – Где ты такого найдешь, как Алёшка? Проси у него прощения, падай на колени, делай, что хочешь – только не разводись!

   После развода Алексей уехал куда-то на Север, а Виктор переехал к Ольге.

   ***

 - Так вы женитесь или нет? - спрашивала любопытная Людка.

   Если бы Ольга знала! Виктор не заговаривал об этом, а она боялась спросить. Да и в этом ли счастье?

 
   Через полгода Виктор уехал в командировку в Мурманск, а когда вернулся, сказал, что хочет туда переехать совсем.

 - Так мне увольняться? – спросила Ольга. – А где мы там будем жить?
 - Я в гостинице, - ответил он, - а ты останешься здесь. Я поеду один.


 - Мерзавец! – кричала сестра. – Ты из-за него с мужем рассталась, а он... Да он использовал тебя как не знаю кого!

 - Вот гад! – ахнула Людка. – Я всегда говорила, что он гад!  И все в отделе так считали!
 

   Все. Только не она.
   А что – она? Она любила.


 - Ты только не расстраивайся, - сказала ей через пару месяцев Людка, - но твой гад там женился. На какой-то Тамаре. Мне точно сказали: это от его бывшей такая информация. Представляешь? Жил у тебя, а сам уже приметил кого-то. Ну не гад?


            Кусаю губы в тишине ночной
            И еле-еле сдерживаю слезы.
            За что наказана судьбой?
 
   Интересно, а настоящие поэты тоже пишут стихи, когда у них что-то случается? Впрочем, у всех, наверное, по-разному, а у нее вот так: от одиночества, от обиды, чтобы выплеснуть как-то боль.

          Ты говорил мне о любви, но оказалось, это ложь,
          Мне тяжело, что не звонишь, и грустно мне, что не придешь.

   Через три года сестра с семьей переехали в Канаду, а еще через год вслед за ними туда перебралась и Ольга.

***

   Торонто ей понравился сразу.

   Конечно, здесь не было с детства знакомых двориков или Домика Чехова, да и Каменная Лестница во всём мире одна, но так же цвели вишни и яблони, так же пахло морем, а главное - было  ощущение, что вернулась она домой, а не прилетела в чужой незнакомый город.
 
   Ольга быстро нашла работу, а по вечерам ходила на курсы: учила английский.
   Через год она сняла квартиру: две комнаты, высокие потолки, седьмой этаж и, конечно, балкон, с которого видно озеро.

   Однажды ей приснился сон: белая стена, а на ней черные цифры.  Шесть цифр – словно телефонный номер. Ольга проснулась и схватила карандаш: записать, пока не забыла. Несколько дней она думала: что за цифры? Не Торонто: здесь семизначная нумерация. Так куда же звонить? Неужели домой?

   Ей ответил молодой женский голос.

 - Извините, - сказала Ольга, - я звоню из Канады. Меня зовут Ольга. Мне приснился ваш номер: может быть, мы знакомы?

 - Не думаю, - ответили ей. – У меня нет знакомых в Канаде.

 - Я понимаю. Но раньше я жила в вашем городе, недалеко от дворца Алфераки...

 - Мой папа жил в том районе какое-то время, - ответила девушка, – перед тем как уехал в Мурманск.

 - Виктор Васильевич? - прошептала Ольга. – Вашего папу зовут Виктор Васильевич?

 - Да, – удивилась девушка. – Он сейчас у меня, хотите поговорить?

   Вот и скажите: разве можно не верить в чудеса?

  ***

   В Мурманске у Вити не сложилось. Нет, рассказывал он, всё шло хорошо, пока их завод не приказал долго жить. Трёх месяцев без зарплаты хватило, чтобы понять: ему там больше не рады. Он вернулся в родной город, в свой старый отдел. Спрашивал адрес Ольги, но то ли его не знали, то ли не хотели ему говорить. Он живет в заводском общежитии, иногда навещает старшую дочь, как в тот день, когда той позвонили из далёкой Канады. Дела на заводе идут еле-еле, зарплату задерживают...

   Ольга бросила курсы и нашла подработку по вечерам.
 
   В банк, чтобы отправить деньги, она не шла: летела. Быть ему нужной – какое счастье!
 
   Машка ничего не понимает: вчера опять устроила скандал:
 - Что за идиотка моя сестра! Сколько можно на одни и те же грабли? Все давно поняли, что это за тип, только она...

   Только она.
   А что – она? Она любила.

   Вите не везло: то украли кошелек, то старшая дочь попросила денег на свадьбу, то опять задержали зарплату.
 
   Ольга нашла подработку по выходным.
 
   Через год она полетела на Родину. Витя встретил ее в аэропорту и проводил в гостиницу. Вскоре они расписались, а потом Ольга вернулась в Торонто и подала документы на спонсорство.

***
                Гляжусь в тебя, как в зеркало,
                До головокружения,
                И вижу в нем любовь свою и думаю о ней.
                Давай не видеть мелкого
                В зеркальном отражении...

   Вот именно – мелкого. И что прицепилась Машка к ее деньгам?
 - Ты его содержишь, неужели не понимаешь? Он опять тебя использует и выбросит за ненадобностью!
 - Маша! Опомнись! Он мой муж!

   Да, теперь он ее законный муж. Как там говорится? в беде и в радости. Вот и у них так будет: в беде и в радости – всегда вместе.

   Через полтора года Виктор, наконец, прилетел.
 
   Конечно, объясняла себе Ольга холодность мужа, они отвыкли друг от друга за эти годы, да и язык вокруг чужой. И не все, как она, могут сразу принять и полюбить гудящий как улей город. Вите трудно, да и характер у него властный, а здесь всё придется начать с нуля. Но ничего, она поможет. Она во всём поможет, он даже не догадывается, какая сильная у него жена!

   ***

   В то утро, убегая на работу, Ольга вспомнила, что давала Вите вчера свой проездной. Заглянула в спальню: спит, и, не решаясь разбудить, открыла его кошелек. Достала проездной и увидела фотографию. Молодая, моложе ее, незнакомая женщина: белокурые волосы, радостная улыбка. Надпись на обратной стороне: «Навеки твоя Лариса».
   И дата: полгода назад.

   Вечером Ольга не выдержала:

 - Витя, а кто такая  Лариса?

 - Лариса? – медленно спросил он. – А почему ты спрашиваешь?

 - Я видела в твоем кошельке фотографию... - начала Ольга и замерла под взглядом холодных глаз.

 - Не лезь, - спокойно  сказал он. – Не лезь грязными сапогами в чистую душу.
 
   Грязными сапогами.

   Это по её любви – грязными  сапогами.
   По верности, надежде, мечтам – грязными сапогами.
   И по бессонным ночам, когда от усталости не найти рукам места, тоже грязными сапогами.

 - Витя, - не узнала она свой голос, - в Торонто много гостиниц. Не пропадёшь.

***

   Темнело.
 
   На улице, каких-то семь этажей вниз, шумела жизнь. Бежали машины, шли пешеходы. По-стариковски кряхтя, отошел от остановки автобус. Горел ярко-зелёный глаз светофора, сверкали витрины, блестели на тротуарах лужи после короткого ливня.
 
        Гляжусь в тебя, как в зеркало, до головокружения, - пел задушевный голос, -
        И вижу в нем любовь мою и думаю о ней.
        Давай не видеть мелкого в зеркальном отражении,
        Любовь бывает долгою, а жизнь еще длинней...

        А жизнь еще длинней.

        А жизнь еще длинней!