Дневник провинциала - 1990-92 гг

    
Давно не записывал. Многое можно нацарапать в дневнике. Новостей – куча. Но есть главное. Страна все больше напоминает кипящий чайник, а лучше, котел, с которым могут произойти неприятные фазовые превращения.

                10.04.1990

   Леру жалко. Врачи  - это те, с которыми  жена общается больше всего. В феврале ей сделали оперэйшен на щитовидке. Успешно.
   Четвертого эйпрел отдали приказом по академии, назначили преподавателем. До этой даты к преподаванию только привлекался в помощь. Давно ждал. Сбылась мечта провинциального идиота! Из грязи – в князи, с проселочной дороги – на асфальт и плитку! С этого дня официально обучаю нуждающихся и страждущих  военно-техническому уму-разуму. Радости -  полные карманы! Четыре – в кителе, три - в брюках.

                26.04.1990


   Вчера звонила жена двоюродного братишки. Приехала в Москву с Дальнего Востока. Учится, наверное, за денежку, на курсах у Джуны. Получит корочку целителя.
   Сегодня позвонил друг Рома. Он в Москве в командировке.  Может статься и встретимся.
   С третьего декабря мамуля гостит у нас. Болеет. Похудела бедная! Остеохондроз замучил. Пригласил к ней очень хорошего врача Тамару Федоровну из академии. Врач ее посмотрела, обнадежила, пожурила за то, что мало кушает. Я при этом подумал, что при таких болях совсем не до еды. Эскулапша дала наказ:  маменьку откормить  и – на рентген.  Мамуля вся от радости аж светится. Любит все врачебное сословие и вообще обожает лечиться.  Самая большая мамина страсть  – покупать лекарства и обсуждать методы лечения.

                13.12.1990


   Трудно стало на Москве! Пустота зловещая  на прилавках! Как выжить? Каким-то чудом держимся. Что-то покупаем в диких очередях, с руганью  и в драках! Ну и чем это все закончится?

                14.12.1990


   С девятнадцатого января я верчусь на пятимесячных преподавательских курсах. Зачем они мне? Стаж  неофициального учительства у меня уже к десяти годкам идет. На курсах много таких, как я, с опытом преподавания. Поэтому к курсам отношение плевое, несерьезное, как к фальшивой купюре. Это чувствуют преподаватели курсов и соответственно  «преподают». Особенно выделяется один, который психологию педагогической деятельности нам втирает. Читает собственную методичку  минут пять, затем ему  становится скучно,  откладывает тощенькую книженцию в сторону, и начинает рассказывать  эпизоды из собственной жизни. Меню следующее: как он мало пьет из горячительного, да как диетично ест; как не нервничает, и   почти не  стареет ( ему  шестьдесят, а выглядит действительно на сорок пять!); а также расписывает, какой он принципиальный малый по жизни! Забавен-забавен человечек сей!

                19.03.1991

               

     Союз сейчас напоминает громадный  растревоженный  улей, из которого "сбежала"   матка. Все мы теперь, как покинутые пчелы, носимся с жалами, недовольно жужжим и возбужденно машем крылышками.  Может быть, в недалеком будущем  безжалостно сцепимся мы в одном гигантском клубке  и  покатимся  прямо в  пасть поднимающего голову капитализма. Кажется, весь воздух кругом пропитан катастрофическими настроениями. Всюду полно  разговоров  об  ухудшении ситуации  и  о  падении во всем:  науке, экономике, нравах.
   Причудливая штукенция эта история.   Кому-то потребовалось швырнуть русского человека через неимоверные испытания двадцатого века, чтобы к его концу выплыть  к  известному берегу и начать новый виток исторической спирали.  Чегой-то все енто напоминает мне! Сказку про колобка?! Сколько колобку не катиться,  веревочке не виться, но конец, значит, один? Грустно все это сознавать, дорогие товарисчи!

                22.03.1991


   Десятого марта от тети Марии пришла телеграмма о тяжелом состоянии мамы. Поехал к ней в Миллерово без промедления. С корабля на бал, то бишь с поезда поехал сразу в больницу к маме. Оказывается восьмого марта ей сделали успешную операцию по поводу язвы желудка. Однако с меня врачи потребовали сдать кровушки для восполнения больничных запасов. Сдал четыреста кубиков и мне "поплохело", так как  я  уставший после железнодорожной тряски. Шестнадцатого марта  вернулся к своим пенатам в Москву.  Но уже третьего апреля опять приехал к мамульке, чтобы отвезти ее, еще очень слабую после операции, к сестре в Камышин. Привез больную к тете Кате. По дороге был случай с цыганами. Стоило мне на станции Лихая, где мы должны были пересесть на  поезд до Камышина, отлучиться на минутку от  ослабленной маменьки, как  ее  обступили галдящие настырные цыгане и уже стали хвататься шаловливыми ручонками за наши чемоданы. Я подоспел вовремя и отогнал их, злыдней поганых. Вот народец! Глаз да глаз за ними нужен.
   В Камышине почти голод. В магазинах пусто. Жуткота! Из-за всего навалившегося на меня в последнее время  возник стресс, который я снимал пивом всю обратную дорогу в Москву. Та, которая называется головой, оченно болела. Но сие  обстоятельство не помешало мне запланировать еще одну поездку в мае в Миллерово, так как необходимо навести порядок в квартире.

                16.04.1991

   В понедельник 22 апреля отправил поездом продуктовую посылку в голодный край – в Камышин: 8 пачек вермишели и 5 пачек картошки.
   23 и 24 апреля шел снег. Он шел, а я удивлялся! Ну ты и припозднился, братец!
   Несколько раз звонил в Камышин. С мамулькой так и не поговорил – она лежит, боли в боку не позволяют подойти к телефону. Бедная, бедная!
   
                24.04.1991


   Илюшка с Танюшкой сорванцы натуральные! Потешные очень и бедокуры большие! Любоваться  ими  и играть с ними удовольствие большое.
   Серега Коровьев помог собрать деревянную детскую двуярусную кровать. Фабричные намудрили с фурнитурой, и мы, две ученые башки, можно сказать военно-научные сотрудники, ядрить твою направо! за цельный день еле-еле разобрались – что к чему … и только вечером кое-как слепили кроватку в единое целое. Без Сержа я б не справился, ей-бо! Словно самолет собирали! Ну и соответственно изделие, чтобы стояло и не падало, как Каштанка,  было аккуратно и прилично обмыто горячительным напитком "Юбилейная особая", как и положено по военно-полевому Уставу 1939 года (шуточка это насчет Устава, так и знайте! Иногда надоть подпущать ту или иную шутку, а то будущие народы прочтут мои глупые заметки и вымрут от скуки).
   Через недельку надеюсь поехать в Камышинград и забрать дорогую мамульку обратно в Миллерово.
   Умер Белкевич Митрофан Леонидович. Для меня это большая потеря. Он был умницей неимоверным и в науке и вообще. Методист, каких не сыскать нигде! Любой научный вопросец  по полочкам раскладывал так ловко, что заслушаешься! Ясный ум и редкий. Ко мне,  кажется, он относился по-отечески, хотя ругал меня и воспитывал без перерыва, как Макаренко. Бывало, подойду с назревшим вопросом к "покойнику", так он тут же начинал меня склонять по чем зря: «Слушай, Можаев, ты ведь не лейтенант-первогодок! Ты уже должен знать, что достигается то-то и то-то, а функционирует так-то и так-то … ». И далее он меня распекал так, что только перья  вылетали за пределы кабинета и искра могучая из глаз моих сыпалась, нарушая всякую пожарную безопасность. За что я теперь и не обижаюсь на него и даже благодарен. Кого любим, того и ругаем! Так ведь? Молодежь – особая категория и не достойна она в этой жизни ничего, акромя отеческой опеки, кнута и воспитания. От воспитательных мер она только лучше  и серьезнее становится. Пряники вкушать потом будем, когда постарше станем.
   Хотя Белкевич и был раздражительным человеком, но в порядочности ему не откажешь. Жаль человека. И до шестидесяти не дотянул. Говорят, накопил большие деньги, жил-то одиноким, но после смерти они из квартиры таинственным образом исчезли. Кто-то, может быть родственник или ушлый сосед,  нашел им лучшее применение. Что за люди! Их шаловливые ручонки  так и притягиваются,  словно магнитом каким, к денежкам.
    В последние дни много автокатастроф. На соседней кафедре майор погиб, перевернувшись на легковушке; восемнадцатилетнюю дочь  капраза, преподавателя нашей кафедры, постигла такая же печальная участь. И зачем люди выдумали автомобили? Перемещались бы в пространстве на лошадках, да и ладно! Зачем вообще нужен  технический прогресс, уносящий такое колоссальное количество жизней?

                09.07.1991
   
   
     Месяцем ранее писал письмишко в исполком столичный, квартирку просил расширить до трех комнат по случаю пополнения семейства. Пришла вчера отписка от жилищной власти, что, дескать, нету совсем возможности Вас, бедных, расширить никак, - ни в ширину, ни в длину. У меня мыслишка на этот счет пробежала сегодня с утречка, - пробежала, зараза, хвостиком махнула и забылась напрочь! Амнезия с афазией прихватили, подлые! Только секундочку тому назад вспомнил и запишу ценную мысль, пока не забыл. Короче, Достоевский! Решил я далее бороться за расширение квартирного пространства по-ленински: «Мы пойдем другим путем!»  А именно: через чернобыльство свое, через льготы. Может, сработает. Чем дьявол не шутит! А то что получается? Зря  что ли я пылинки радиоактивные в Чернобыле своими легкими собирал? Опять же лучи там всякие пронизывали. Не мог же я зря подставляться под эти гаммы, бэтты и альфы, чтоб их нелегкая  со всеми нечистыми забрала?! А посему мы еще поборемся и еще одну челобитную напишем с просьбишкой поставить в льготную чернобыльскую очередь. Пошто  бы   мне раньше так придумать?

                10.07.1991


   Хотел идти в отпуск с восьмого июля. Но в воздушном пространстве прямо передо мной явственно нарисовалась гипотеза на семейную путевку в санаторий в страну, где проживают милые длиннолицые прибалты, то бишь на Рижское взморье. Надо отметить мою скромную особу: сия возможность в моей биографии первая, подозреваю, она может оказаться и последней. Поэтому я всеми доступными мне конечностями ухватился за августовскую путевку и с божьей помощью, а также с помощью трехзвездочно-коньячной взяточки, заполучил заветную бумажку. Все, иду в отпуск с 22 июля.

   Послали на очередное звание пятнадцатого числа.

   Двадцатого июля я быстренько смотался в Камышин за мамой и двадцать третьего привез благополучно ее домой в Миллерово. Выглядит мамуля больной и слабой. Боюсь за нее. Но она не захотела более оставаться у сестры, дома, говорит, ей будет легче. Конечно, это так, я убежден. Дома и воздух свой, родной и дышится, наверное, гораздо легче.
   Встречался несколько раз с одноклассниками. Они интересны и хороши! У них жизнь бьет ключом, но по голове пока не попадает! Виделся, например,  с Ромой. Болячки, как и прежде, мешают ему жить нормально, с комфортом. Обещал выслать ему минералки для ублажения язвы двенадцатиперстной.
   В столицу вернулся двадцать восьмого. Дети за недельную отлучку показались повзрослевшими намного, если можно такое сказать о дошколятах.

                30.07.1991


   Тринадцатого августейшества  всей семьей, прихватив с собою Илюшку (Танюшку оставили на попечении  бабулек в городе Пушкино) и чемоданы, наконец  отчалили на Рижское взморье. Отдохнули хорошо! Настроение подпортил путч московский, леший его задери! Думал – отзовут из отпуска. Но пронесло. Не отозвали. Однако некоторых моих соседей по санаторию отозвали. В-основном, тех, кто  поближе к нам служит, к примеру, в Ленинградском округе.
   Вернулись в Москву пятого сентября.  Девятого пришло от мамули письмо, что у нее все хорошо. У меня отлегло от сердца. Ну и  слава богу! А двенадцатого утром неожиданно позвонила тетя Мария и сообщила  трагическое – мама умерла. Тринадцатого я уже там в Миллерово. Организовывать в плане похорон нечего, Рома все сделал за меня, настоящий друг! В-общем, такие неважные дела. Допишу позже поподробнее, как и почему все случилось. Сейчас писать трудновато.

                11.11.1991


   
    Для каждого сына потеря  матери – это штука, страшнее которой, наверное, нет ничего. Как может исчезнуть то, что вызвало тебя к жизни? Это невозможно осмыслить. Зачем из твоей жизни уходит  тепло, согревавшее ее? Это трудно понять. Мама, она словно солнце для человека! Погасло солнце и у меня.
    С первых секунд после того, как  я утром тринадцатого сентября сошел с поезда  на перрон миллеровского вокзала,  я оказался в тисках  непривычной  для осени жары. И  вместе с ней почувствовал  сигнал, подаваемый моей бедной мамочкой.  Соседство  нашего дома рядом с вокзалом привело к тому,  что на перроне явственно ощущался специфический трупный запах.  Спустя  минуту  я  входил в родной двор, выслушивал  соболезнования  и  советы людей, толпившихся у моей квартиры.  Мне  объяснили, что из-за небывалой жары хоронить нужно, не откладывая в долгий ящик, причем   желательно  в  этот же день   и до захода солнца. Одна из ближайших соседок рассказала, что заметила - мама два дня не выходила из дому. Встревоженные соседи вместе с милицией вскрыли квартиру и обнаружили покойницу. Вердикт врачей – инсульт. Благодаря другу Роману,  учителям – маминым коллегам, а также сердобольным соседям, похоронить успели прежде, чем зашло необычайно яркое  в тот день  почти меркурианское   солнце.

                12.11.1991


   Почти каждый день разговариваю с мамой, будто она жива.

                13.11.1991


   Леонидыч, один из моих научных  руководителей и единовременно как бы мой друг, отчебучил такую штукенцию, такой выкрутасец, что я до сих пор нахожусь в потрясенных чувствах, словно встретил у Елоховского собора снежного человека. Отныне  прежняя дружба между нами  пребывает в инфарктном состоянии и вот-вот испустит дух.
   Что сотворил Леонидыч? Объясняю. Шестого новэмбра  я  вместе с принадлежащей мне армией антител вел успешную войсковую операцию против оккупантов – полчищ грозного вируса А, то бишь бюллетенил дома. А в это время, оказывается, в академии составлялся список  желающих обладать земельным участком. Сию функцию выполнял капитан Труфанов, обходивший с дозором сотрудников кафедры. В мое отсутствие он подошел к Леонидычу и спросил насчет меня: «Записывать Можаева в список на участок или нет?» Мой шефунчик ответил блистательно: «Не надо его записывать. Чем в  земле ковыряться,  так пусть Можаев больше своей кандидатской диссертацией занимается». Что имеем   в сухом или  в мокром остатке: в список  внесен не был. Так я остался без участка… и без друга.  Леонидыч «ляпнул»  и этим не оставил мне никаких шансов на дружбу с ним.
   Глупейшая истуар! Но поучительная для меня. Я просек: человек – это такое двуногое, от коего  всего ожидать  надобно! Леонидыч-то, как мне по-дружески  и по-секрету поведал Серега Коровьев, чудесным образом оказался в этом пресловутом списке под двумя ипостасями: под своей фамилией и под чужой, под фамилией Коровьев, так как последнему участок не нужен.
   Выздоровев и узнав про эту историю, я, не заходя к  Леонидычу,  напрямую пошел к начальству и объявил об  уходе  от «будущего крупного землевладельца»  и одновременно  моего изобретательного научного  руководителя.  Последнему после этого ничего не оставалось, как объяснять всем сотрудникам  на кафедре, что, мол, ничего  он "такого" не говорил Труфанову, и что, дескать, поступок  Можаева  -   какое-то недоразумение и чья-то провокация. 

                14.11.1991


   Стало трудновато с продуктами и деньгами. Вынужден идти на «непопулярные»  и «постыдные» для советского офицера вещи: уже два раза на рынке торговал личными подержанными вещами. Зато набираюсь жизненного опыта! Да еще какого!
   По рынку ходят молодые амбалы  с жирными затылками, толстыми желтыми цепями на таких же толстых шеях и нагло зыркают по сторонам глазками, не знающими страха. С торговцев   берут они «мзду», якобы, за оплату места. Брали по пять рябчиков. Всего-то! Докатился я и все мы докатились!  «Эх, яблочко! Куды катишься!?».

                15.11.1991

   Вчера докладывал на кафедре по первой  главе своей мучительницы – диссертации. Паршивенький докладец получился. Надо будет потрясти извилинами и многое исправить.

               
                24.11.1991


   В конце ноября и в середине декабря мотался в Миллербург. Цель проста, как день, - выжить «в эту пору прекрасную». А посему ездил в донской хлебосольный край, там с голодухой пока повременили. Затоваривался в родных местах мясной всячиной и подсолнечным маслицем.  Меня, как простейшее обывательское существо, радует математика цен на привезенные  продукты по причине своей «низости»  по сравнению с московскими ценами: от двух до четырех раз  доходит, шъеорт  побъери!
   В Миллеровграде останавливался  у дорогой тетушки Марии. Встречался с Ромой.
   А теперь чуть подробнее промяукаю о поездках. В первой поездке платил пятьдесят рэ проводнице для того, чтобы добраться до станции Миллерово, так как в кассах билетов не было.  Накупил много говядины, свинины, а также гусей, уток и кур. Никогда не знал, что могу успешно выполнять  роль ходячей елки, увешанной игрушками. Как я передвигался по городу с таким количеством саквояжа – уму непостижно! Тот, кто в сии момэнты наблюдал меня со стороны, вполне забывал, кто такой Аркадий Райкин! Ну так вот. Продолжаю. Обратно в Московию я ехал в поезде и принюхивался, аки пинчер: мои птицы под нижней полкой не выдержали  жарконатопленной  атмосфэры  и стали возмущаться и жаловаться единственным доступным для них способом – они источало своеобразные  запахи. От таких запахов пассажиры в вагоне крутили в тревоге и любопытстве головами и вопрошали: «Где? У кого? Откуда?»  Но, слава Небесам, пронесло, и меня не били ногами.
   Что касаемо второй поездочки, то вновь отоварился так крепко, накупил того же самого, только без древнеримских любимцев и без этих серых шеек, - только мясо и куры. И вновь  совершил подвиг,  довез каким-то чудесным образом все это изобилие до Москвы.
   В Миллербурге общение с другом Ромкой оказалось дорогой с односторонним движением.  Потому как он, в-основном, помалкивал, в то время как я вслух распространял свои умные мысли направо и налево.
   Я думал потом: почему так? И понял, что у Ромы появилось свое дело, свой бизнес, что-то со строительством связанное; и  отныне все его силы, мысли и энергия  полностью  нацелены на это. 
    «Уж коли впрягся  в  этот бизнес, то крути это колесо, эту чертову динамо-машину  и днем  и ночью, круглосуточно»,  -  это его, то бишь, Ромкины слова.
   В-общем, разительная перемена произошла с другом-товарищем. Как могут меняться люди под воздействием какой-либо страсти! У Ромы, похоже, такой страстью стал свой бизнес.
   

                25.12.1991               


   Тридцатого десамбра, под Новый год, в Москве на Ленинском проспекте, дом 68, отхватил  я велик «Хохляндия», пардоньте, пошутил, «Украина», конечно.  Купил за 755 рябчиков. Потом, пятого января,  из чистейшего и присущего мне дурацкого любопытства, вновь съездил в тот же магазин и подивился цене на «Украину»:  велик  уже стоит семь тысяч рубликов. Поздравляю Вас,  дорогие  товарисчи,  с безумным стартом  безумных цен! Ура, товарищи!
   Сегодня дали получку (денежное «удовольствие») и так называемую «13 зарплату» (два ЕДВ: единого денежного вознаграждения). В сумме вышло более четырех тысяч рублей. Никогда таких денег  не получал. Даже появилась совсем пустячная мыслишка, которую я сразу выгнал из закоулков мозга, – купить дом в деревне где-нибудь в Калужской  или Тульской губернии.
   Да, рушится прежняя жизнь. СССР тоже на ладан дышит, скорее уж и нет его. Подумал о бедной мамочке. Ведь она, как и СССР, прожила жизнь. Родилась сразу вслед за рождением Союза и умерла непосредственно перед роспуском страны в Беловежье.

               

                17.01.1992