Дневник провинциала - 1983-87 гг

Виталий Мур
   Вот и наступил славный 1983-тий год!! Урррааа!!!
   Новый год встречал немножечко Кутузовым, с ячменем на левом глазу. После того, как побыл в шкуре полководца, испытал себя в качестве Шаляпина. Заболело горло, и я гудел таким басом, что моя домашняя кошка в ужасе убегала прочь; а  сам  Федор Иванович, наверное, умер бы от зависти.
   Седьмого генваря было партбюро по принятию меня в партию Ленина, Сталина, Троцкого, Бухарина и прочих славнейших революционэров. Особенно мне нравится своей выразительностью фамка Бухарин. Высекли, как капелевцы красноармейца. Но приняли условно. Теперь буду образцом для подражания в течение года.
  В душе – сложно. Все навалилось одновременно: прием в партию, смотровой по квартире, подготовка к экзаменам, НИР, сама работа начлаба и прочее. А тут еще назначили председателем комиссии по выборам в Верховный Совет. Караул!!!
   Дежурил по гостинице и пропустил русскую девицу  к африканцу, живущему в нашей гостинице. Через час он с ней нежно прощался, выглаживая  ее  плечико.  Не думал, что проститутки бывают так красивы!
   Пушкин по Новикову не нравится. Не дочитал. Не сравнишь с Тыняновым.
   На улице два градуса тепла.

                08.01.1983

   Приятно чувствовать себя спасателем  душ  человеческих! Расскажу, как было дело.
   Молодая-красивая по душным  электричкам в обмороки падает, а муж в Афгане по горам за душманами бегает.
   Но  сегодня я эту девушку спас от обморока: смотрю - глаза закатывает и сползает тихонечко по стеночке.
   А я как раз рядом оказамшись.  Снял с нее шарф, открыл окно, усадил на сиденье, помахал на нее «Московским комсомольцем» со свежими воздухами. Гляжу – открыла глаза, оклемалась. Видимо, сосуды никудышние у барышни. Вигето-со… нет, вегето-сосудистая  дистония.  Вот.
   Поговорил с нею, мужу воевать осталось еще год.
   Все-таки вредные электрички в нашей стране, не дают людям роздышаться!
   Наш климат совсем с ума съехамши. Продолжает   запудривать  мозги, ежедневно  крутя перед  обалдевшими зрителями Центральной России  кино  «Весна».
   На улице с небывалым энтузиазмом  светит  солнце,  а  на градуснике два градуса тепла.

                29.01.1983


   «Давненько я не брал в руки шашек!»  Иначе говоря, давненько  я  не опускал  свое "гениальное" перо в чернильницу, то бишь не писал дневник.
  На дворе январюга восемьдесят пятого. Опишу прошедшее стенографически, как это делает сестра таланта.
   Получили однокомнатную в Бабушкино в 83-тьем. Что оригинально, дом построили на том самом болотистом пустыре, на котором я готовился к экзаменам в МВТУ, когда жил у хозяйки на Шокальском проезде. Неисповедимы Твои Пути, - Небо! И теперь живу на два дома – в Подольске с семьей и один-два раза в неделю езжу проведывать однушку в Бабушкино, опасаясь воров-домушников.
   В том же 83-тьем поступил в академию. Учусь. Учеба проистекает нормально, без особых сложностей, так как я местный академический кадр и мне тут знакомо все.
   В 84-том летом проверяли кафедру. Комиссия заставляла нас вытворять черти-чего. Я, несмотря на мои институтские подвиги в боксе, на самом деле не очень спортивный человек. При проверке уровня моей спортивной подготовки опозорился, показал зэровый уровень, не смог справиться с законом всемирного земного тяготения, - не закинул ногу на перекладину. А при преодолении сопротивления воздуха на малюсеньком кусочке земной поверхности, - однокилометровой дистанции, - не выполнил норматив и чуть не сдох от усталости. Все выходные хрипел и плевался в результате такого «марафона». По итогам проверки было совещание. На нем Никалекс  меня склонял, применяя все  падежи русского языка. Я был рад повторить забытые мною падежи и в итоге напился, чтобы унять поднявшуюся в душе бурную радость. Но выпил так мало, что, возвращаясь домой в Подольск на электричке, проспал  остановку и проснулся на станции «Луч» в два часа ночи, когда уже электрички  не ходят. Название станции согревало меня до пяти утра и давало большую надежду на светлое будущее.
   
   Иногда кожей чую быстротечность и враждебность главного врага человеческого, грозного и непобедимого хищника – времени!

                12.01.1985
   


   

   Второе февраля – победа под Сталинградом. А у меня в этот знаменитый день своя победа. Сын. Сын родился. Назвали Ильей.
   «Я же тебе сказал, как назвать сына – Леонидом, как Собинова», - это реакция Никалекса. Я понял, что хоть он меня и ругает и воспитывает на каждом шагу, однако это, видимо,  от желания мне добра.
   Лере пришлось туго – без кесарева не обошлось.
  Я хотел назвать по-другому – Юрий, Георгий, Родион. Но назвали по имени прадеда.
   Белкевич пошутил: «Еврейский казак получился».
   Сынулька – моя точная копия пока. Не знаю, какие метаморфозы потом произойдут.
   Мое стремление попасть в мэнээсы  упирается в стенку. Начальство не хочет терять нормального  начлаба.

                15.02.1985


   И пойдем мы завтра ногами упругими, да в новеньких нерастоптанных юфьтевых сапожках, да по брусчаточке, да по Площади-то Красной!  Как бы  дождичек  с утра-то не случился! А то и булыжничек немудрено поцеловать с размаху да на полном ходу! Однакось телевещун успокоил, что-де дождик Вас окропит тольки во второй половине  праздничка. Бум надеяться!

   Илюшка хорошенький-прехорошенький! Растет и здравствует.
   
   В последние дни мучает чертова скула с чертовыми зубами! О-ой! Ночь перед генеральной репетицией провел без сна. И спиртом жег, и холодом пробовал, и пастою чистил, а вот содой забыл полоскать! Болванище! Старая беззубая  чернильница!

                08.05.1985

   
   
   Сын растет. Ему уже почти девять месяцев. Очень подвижный, эмоциональный и потешный.
   С 6-го по 20-тое октября приезжала  мамуля. Постарела. Мучается болями в спине. Остеохондроз. Достаю ей лекарства. Но помогают они мало, к сожалению.
   Стукнуло тридцатник мне. Юбилей для друзей с кафедры устраивал 18-того.
   С мэнээсом не получается.
   Подошло время диплома. Выбрал руководителя Белкевича.
   Вчера смотрел трансляцию вечера, посвященного 90-летию Есенина. Много резких слов в адрес тех, кто травил поэта.

                22.10.1985


   Второго января умерла любимая  бабуля. Инсульт. Я в шоке. В Камышин, где она жила последние годы, приезжал каждый год. Расставание каждый раз было тяжелым. Со слезами. Трясущимися  губами целовала она меня и прижималась ко мне старческим телом, таким теплым и родным. Прожила бабуля долгую 85-летнюю жизнь. Была малограмотна,  написать письмо для нее было тяжелым трудом. Имела талант в общении с людьми из-за своей  доброты и искренности. Рассказчица была блистательная. Я мог бесконечно слушать  ее интереснейшие воспоминания о прошедших годах.
   Хоронили ее в мерзкую слякотную зимнюю погоду. Точнее будет выразиться – в непогоду. Так вышло, что гроб опускали под звуки Гимна СССР и залпы взвода автоматчиков. Дело в том, что рядом хоронили солдата, только что вернувшегося из Афганистана и бросившегося спасать жильцов горящего дома. Сгорел афганец, сгорели и владельцы дома, напившиеся в стельку.
   В конце декабря сбылась мечта идиота – назначили мэнээсом.
   Пишу диплом, сдаю контрольные задания.
   Ячмени на глазах замучили. Говорят надо пива больше пить.
   Сынулька все понимает. Скажешь «дай мне», сует печенье прямо тебе в рот. Не жадный. Любит ходить, держась за руку, при этом извлекает из себя звуки восторга.
   Время наступило интересное – время перемен. Ломка устоявшейся жизни по всем направлениям. Интересно, что принесет партийный съезд в феврале?

                13.01.86

               
   Началась сессия с середины марта. Сдал один экзамен и почти все зачеты. Остался один зачет по семнадцатой кафедре. Зачет по войсковому хозяйству пришлось пересдавать доценту Петрову. На экзамене по истории партии билет тянул два раза. В первом вытянутом мною билете красовались зиновьевско-троцкистская группа  и «правый уклон».   Заподозрил подвох со стороны общественной кафедры и заглянул в программу дисциплины. Ни группой, ни «уклоном» там и не пахло. Потребовал дать другой билет. Преподаватель со злостью  глянул, но билет выдал.
   Впереди экзамены обычные, диплом и два «госа». И одним «академиком» в мире станет больше.
  Не хватает мне бабули. Она все тосковала, сидя  у окна и подолгу рассматривая  проезжающие машины и прохожих. Второе любимое занятие у нее   - слушать радио, освободив от платка одно ухо, подперев его ладонью. Когда я бывал в гостях, она мне пересказывала услышанное по радио: «Унучок, а вот щас сказывали, что Хрущев…». Я выслушивал бабулю и поправлял: «Бабушка, да не Хрущев это, он давно уже умер». И называл ей имена Брежнева, Андропова или Черненко.
   А какая у бабушки была добрая, идущая от сердца, улыбка!
   На самом деле, как-то в суете жизнь проходит, просачивается, как песок сквозь пальцы. Вот и тридцать лет тебе. Суеты много. Начинает блестеть-лысеть голова, если смотреть на нее глазами сына, сидящего на моих плечах. Толстею, затем спохватываюсь и резко худею. Борюсь за нормальный вес и наименьшую кривизну поверхности живота. В данный момент похудел на пару кило. Жесткая схватка воли и аппетита с переменным успехом. Плохие зубы, появившиеся сердечные боли, артроз коленей. Что сие значит? Цигель-цигель? Наверное, кто-то наверху начинает нажимать на черные клавиши твоего жизненного рояля. (Вот никак не могу обойтись без пошло-красивой фразы!).

                08.04.1986
   

   Почти девять месяцев не записывал в дневник. Лентяй. А события-то происходили.
  Расскажу по ранжирчику.
   В апреле рвануло в Чернобыле. У нас на кафедре целый раздел спецов по подобным проблемам. Один из самых опытных в первый же день поехал на ликвидацию последствий взрыва. Он работал на крыше АЭС, собирая твэлы. Популярную песню про аиста мы переиначили, вставив фамилию офицера. Получилось «Айдин на крыше, Айдин на крыше!»
   Разделался с учебой. Она мне порядком поднадоела. Вручали диплом в жарчайший августовский день, аж в ушах звон стоял. Я стоял на плацу и представлял, что в аду, наверное, попрохладнее будет. Затем последовал  крутой обмыв диплома в «Белграде» с продолжением в академической гостинице до утра с наиболее активными штыками, к  коим славным рядам  я  тоже примкнул.
   В августе  и сентябре дежурил в оперцентре в Управлении. В мои обязанности входили задачи по сбору информации радиационных загрязнений по стране и Западной группе войск. Дежурили по двое, принимали доклады с мест и по утрам докладывали наверх.
   В октябре ездил к мамуле в Миллерово. Бедная! Мучается с этим остеохондрозом, боли сильные, а я ничем помочь не могу. Лекарства мало  помогают.
   У четы Воскресенских отмечали десятилетие супружеской жизни. Бурно, весело, до утра.
   Пришлось дома  восстанавливаться. Отсыпался до вечера. Направился  к Роме, сначала посетив его прекрасных и очень  гостеприимных родителей. Да так и остался с отцом Ромы, проведя остаток вечера в застолье и за шахматами.
  На следующий день уезжал поездом «Лихая - Москва». Ехал в одном купе с Володей М. - одним из школьных товарищей, с  которым учились также и в одном институте. Всю дорогу играли в шахматы. Наигрался на год вперед.
   Перед Новым Годом устроили с адъюнктом Сашей В. на кафедре небольшой концерт: Саша играл на гитаре и пел песни, я подыгрывал на скрипке. В одном месте я сбился, так как перестал слышать партнера: неожиданно громко заговорили-заспорили о чем-то два профессора. Мне было обидно.
   На кафедре – перестройка! Смешно! Старые кадры запели новые песни!
  «Куда ты скачешь, гордый конь? И где откинешь ты копыта?» - одна из газет с сарказмом перефразировала известные строки, имея мишенью «перестройку».
   Илюшка забавный! Ему уже два годика. Самая большая моя радость!

                13.02.1987

               
   
   Илюшка становится капризным. Много говорит и почти все понятно. Любимые слова «хочу» и «дай». Конфета у него «ка».  Буква – «бука». Тихо – «тико».
   На мой взгляд на кафедре намечается смена поколений. Старое никогда просто так, за здорово живешь, не уходит.   Ежели уходит, то с большим Шуманом  и Бахом, то бишь с большим треском. В большом количестве наблюдаю  интриги и склоки, а такоже желанье пожиться за счет чужих идей и трудов. Молодых-талантливых сознательно попридерживали, не давали в полной мере расти. Даже наоборот, рассовывали подальше от Москвы – в Тамбов, Саратов и др. В итоге – огромный разрыв меж поколеньями. Скоро начнут обратно вытаскивать молодежь из дальних углов, никуда не денутся, - жизнь заставит.
   Газеты стали интересными, некоторые журналы тоже.  «Огонек» и «Смена», например.
   Усилилась борьба в литературе. В писательской среде стали чаще сводить друг с другом счеты.
   Часто думаю о бабуле. Как-то там ей, в райских кущах?!
   Приезжала в апреле мамуля и завоевала любовь Илюши.  Теперь, когда мама уехала, он часто вспоминает «бабу Каву». Букву «л» он не выговаривает.
  Весны, как переходного времени от зимы к лету, не было. Была долгая жестокая холодная зима и затем сразу наступило лето.

                07.05.1987


   Десятого мая узнал, что меня, как офицера, направляют в Чернобыль. Быстро собрался в дорогу, купил билет до Киева, на язык не полагаясь, а больше надеясь на железную дорогу. И вот с пятнадцатого мая окунулся в необычную жизнь в условиях радиационного загрязнения. Впечатление  такое, словно высадился на Марсе.  Когда пошел на первое задание по измерению радиационной мощности дозы в районе могильника ядерных отходов, и увидел зашкалившую стрелку  прибора, - немногочисленные волосы на голове встали дыбом. Потом привык.
  В чернобыльской зоне появился свой особый радиоактивный слэнг. Единицу измерения поглощенной дозы ионизирующего излучения «Рад» называют ласково «радик». Офицеров-дозиметристов, ведущих учет доз, полученных людьми в зоне, также ласково прозвали «дозиками».
   Шестнадцатого мая попал в знаменитый Рыжий лес. Жуткое зрелище!
   Каждый день объезжал несколько объектов, на которых работали люди и следил за тем, чтобы  работа шла  в средствах защиты.
   Чернобыльская зона отчуждения  вызывает оторопь:  мрачный вид пострадавшего четвертого энергоблока станции; почти обезлюдевшие  деревни, с  несколькими  непокорными стариками, не пожелавшими покинуть родной кров;  безжизненный город Припять, оставленный  всем  населением; мужской город Чернобыль, в коем женщины встречаются редко,  как  алмазы.  Вполне уместна  параллель со сталкеровской аномальной зоной. 
   Через месяц вернулся в Москву, переполненный впечатлениями. Буду их описывать понемногу.

                11.07.1987


   Двадцать первого июля первые похороны офицера нашей кафедры, побывавшего в Чернобыле. Это был жизнерадостный, полный энергии человек. У него была язва желудка. Он настоял, как специалист, чтобы его послали в чернобыльскую зону. После пребывания в Чернобыле у него развился рак. Я еще выдвигал его в партбюро от имени молодежи кафедры. Он мне потом все шутливо грозил: «Ну, Можаев, погоди!» Умирал он в сознании, бормотал : «Жить, жить».

                23.07.1987


    Еще о Чернобыле. В нашей опергруппе Начальника Химвойск СССР Пикалова был Сергей из Белгорода – кандидат химических наук. С ним спорил. Например, о русской литературе. Я утверждал, что Пушкин, Лермонтов, Толстой – гении. Сергей оспаривал меня – Лермонтов, мол, написал только «На смерть поэта». Толстой для него – сумасшедший граф, ходивший за плугом. Юлиана Семенова  и Пикуля он ставит вровень с  этими  классиками. Я возражал, он упрямился. Я был разочарован и удивлен его примитивностью суждений и не дал при прощании своего адреса и телефона, как мы прежде договаривались.
   Тяжело было видеть на обочинах дорог голосующих молодых девушек (видимо, призванный в зону медперсонал). Всегда, когда ехал на УАЗике, подбирал их и довозил, куда им надо. Ведь на обочинах самое сильное загрязнение радиоактивным плутонием. А им рожать еще.
   В чернобыльском клубе нам крутили фильмы каждый божий вечер. Полный зал разношерстной, в-основном, рабочей, интернациональной публики.
   С моей кафедры в Чернобыле со мной оказался одновременно мэнээс Коровьев Серега. Мы с ним раз в неделю встречались и гуляли по городу, что немало скрашивало  быт и тяжесть обстановки. Запомнившаяся тогда тема наших разговоров: дальновидность и ум Ю. В. Андропова.
   По приезде домой в Москву мы опять с ним встретились и детально обсудили вопрос об аварии на станции, а главное, почему произошел взрыв? Пришли к выводу: это был результат укрупнения  станций и увеличения   массы реактора при сохранении старых подходов.
   Позже в журнале «Юность» № 7 за 1987 год замдиректора Курчатовского института высказывал ту же мысль.
   Когда добирался из Киева в Чернобыль, удивляла и радовала ярко-зеленая и пышная растительность по пути следования.
   Интересный случай был в Чернобыле. Возвращаюсь с объекта в штаб. На моем плече болтается морской дозиметрический прибор.  У здания штаба меня остановил генерал из  опергруппы Генштаба. Говорит:
   - Капитан, измерь вот ему, - показывая на стоящего рядом контр-адмирала,  начальника особой зоны, - измерь  загрязненность его фуражки.
   Я приложил прибор к фуражке и докладываю: «Ноль». На лицах начальников недоумение и недоверие.
   - Не может быть. А ну-ка проверь мои ботинки.
   Я прикладываю головку прибора к генеральским штиблетам и докладываю то же самое: «Ноль».
   Генералитет машет на меня руками:
   - Капитан, выбрось свою игрушку, она у тебя неисправная!
   На самом деле, мой прибор, проработавший весь день, был  абсолютно исправен. Начальники надеялись, что, побывав в зоне, получили определенное количество "радиков". Однако оказались в радиационном отношении чисты, аки младенцы.  И чем занимались они  в зоне - одному Богу известно.

               
                09.08.1987
   

   Меня с 1981-го  года  привлекают к занятиям со слушателями (в просторечии «слушаками») академии, но если раньше только для проведения лабораторных работ и практических занятий, то нынче, после окончания академии, прибавились лекционные занятия. Теперь привязан к сетке расписания, как собака к будке. 
   С трудом  и со скандалом ушел в отпуск. Планировал уйти в сентябре. Но объявили, что  мне добавлены  занятия с академическими курсами с середины сентября. Пришлось срочно проситься в отпуск, чтобы успеть отгулять сорок пять суток (с пятнадцатью дополнительными сутками за Чернобыль).
   Белкевич не согласился: «Я что, - один должен за всех работать?»
   Напираю на начальника: «Митрофан Леонидович, мне ведь положены по Приказу Министра Обороны пятнадцать  дополнительных суток».
   Белкевич: «Мне тоже положено, ну и что?  Часть сейчас, а часть зимой отгуляешь, Можаев».
   Я завелся и сказал, что на кафедре для некоторых офицеров создаются особые условия, а мне  - и в Чернобыль езжай и в урезанный отпуск ходи.
   Белкевич не стал далее упираться: «Ладно, Можаев, так и быть - отдыхай!»
   В настоящую минуту трясусь в поезде, направление привычное – в Миллерово к мамулечке!

                10.08.1987
   
 
   В поездке в Миллерово не обошлось без приключений. Отход  из Москвы краснодарского состава по расписанию в два часа ночи. Однако  отправление  задержали на полсуток.  Всю ночь  и утро проходил на вокзале в ожидании поезда.  В конце концов поехали.
   В купе окно не закрывалось.   Пыхтел-колдовал над ним, но так и не  смог закрыть древнюю расшатанную конструкцию оконной форточки.  В результате мое здоровье было унесено встречными потоками  родного советского воздуха. Меня хорошо продуло.
   В  Миллерово почувствовал себя плохо, стала подскакивать температура каждый божий день. Таблетки не помогали.  Пришлось лечь в городскую больницу,   до которой  подбросил  меня на машине Рома.
   Больница представляла из себя огромное испытание и ужасное зрелище не для слабонервных.  Даже здоровый человек, угодив в это  полуразвалившееся здание времен царя Гороха, непременно заболел бы.
    Провалялся там неделю. Первые два дня было худо совсем.  Запаниковал.  Казалось, что помру. Больше всего сокрушался, что не увижу никогда сына. Приходила каждый день мамулечка, приносила продукты  и плакала, опасаясь за меня. Бедная мамочка!
   Часто навещал  и верный  друг Рома.  Потом  пенициллин сделал свое победоносное дело,   и  я  пошел на поправку.
    Люди  в  больнице лежали разные. Были и интересные. Один старик все рассказывал о встречах с  писателями Шолоховым и Лебеденко. Оказывается, они дружили. Шолохов учил Лебеденко, который работал начальником миллеровского аэродрома,  писательскому мастерству.
   Через койку слева от меня лежал сорокалетний самодовольный мужик, занимавший меня тем, что постоянно ел.
   Другой, по виду похожий на бывшего зэка, жаловался на хондроз  и болтал, не умолкая, причем довольно занимательно.
   Рядом со мной лежал с сахарным диабетом отец моего одноклассника Олега Щ.
   В-общем, неудачная и скомканная поездочка получилась!
   Вернулся из  Миллербурга   и  привез  сынульке  железную дорогу.  Теперь  в  Подольске шумно от грохота  этой  игрушки.  Илюша просыпается и первым делом  вспоминает о подарке.  С серьезным видом он приступает к делу:  расставляет на полу пути,  вагоны  и станции.  Далее начинается сложная железнодорожная жизнь.  Вагоны перевозят важные государственные грузы:  цветные кубики, оставшиеся детали металлического «Конструктора»,  оторванные конечности многочисленных кукол,  пластмассовые солдатики  и  многое другое.  Вагоны снуют по всей комнате.  Их  скоростное  передвижение сопровождается  Илюшиным  громким  шумовым  сопровождением:  жужжанием,  свистом, шипением  и пыхтением.

                23.09.1987
   

   Вчера сидели за коньяком с Серегой Коровьевым,  начав раньше времени обмывать мое еще неполученное майорское звание. Дело в том, что  приказ в верхах уже подписан пять дней назад.
   Мы  с  Сержем уж коли сойдемся, то непременно собьемся на философию. Страсть, как любим порассуждать на абстрактные посторонние темы.
   Вот  и вчера, едва обмыли большую майорскую звезду  и  чуть поговорили о ней, как моментально  сбились совершенно на другое.
   Порядком измяли несколько тем. Изложу конспективно то, о чем мы калякали своими осовевшими языками.
   Первое – о перестройке и переменах, связанных с ней. Говорили об исполкомах. Последние назначаются, но не выбираются. Поэтому они по сути остаются абсолютно бюрократическими органами. Ведь именно в руках исполкомов реальная власть: фонды, силы, деньги, аппарат.
   Второе – у перестройки сейчас два "путя". Вернуться временно к репрессиям против бюрократии, чтобы подрубить ее корни (Андропов начал, но не успел закончить). Или же для этих целей  ввести «абсурдную» (полную) демократию, то  бишь демократию, доведенную до абсурда (выбирать всех,  даже  военноначальников).
  Третье – болтали о проблеме происхождения человека. Пришли к выводу,  что последний может быть появился в результате мутаций критического количества особей в популяции. «Мутанты» обладали зачатками системного мышления не только  по горизонтали, но  и по вертикали. Большинство же животных  «мыслило» только  «горизонтально»,  то есть анализировало  окружающий  мир  в  настоящем времени  без учета  прошлого  развития  и  без прогнозирования  будущего  развития.  В животном  мире  такой  тип  мышления  является коренным  свойством,   которое  биологически до сих пор крепко сидит  и  в   человеке.  «Мутанты» научились  анализировать  прошедшее  и  делать выводы  на  будущее,  что позволило популяции,  обладающей  большим количеством  мутировавших  особей,  успешно конкурировать и вытеснять  другие популяции  из  жизненного  пространства.  Так, на наш взгляд, в конечном итоге выделилась из животного мира человеческая популяция.
    Вот  такие  мы  с   Коровьевым  по пьяной лавочке  доморощенные  «хвилософы»!

                30.09.1987